Итого текущая версия написанной части 1-й главы (большая часть уже здесь выкладывалась):
Глава 1
Четверг 2 марта 1978, день
Ленинград, Красноармейская улица
«Четверг. Завтра, значит, пятница…» – моя левая рука подрагивала. Тарелка горохового супа, наполненная щедрой Карповной до самых краев, угрожающе кренилась то в одну, то в другую сторону. Я пробирался к свободному столику, не сводя с бунтующей посудины напряженного взгляда. Бефстроганов с макаронами в правой руке вели себя не в пример флегматичней.
Да, меня опять слегка затряхивало. Ведь за пятницей наступит та самая суббота. А потом – то самое воскресенье. Два дня – две операции:
«Кучно пошло… И не развести никак».
Со вздохом невольного облегчения я сгрузил свой обед на стол и оглянулся. За мной, забавно прикусив уголок губы, торопилась со своими тарелками Мелкая.
Тоже была еще та операция, пусть и в масштабах школьной столовой…
Добрый ангел раздатки, тайком подкармливающая балбесов, что спускают обеденные деньги на сигареты, смотрела на меня, пока я излагал свою просьбу, мудрыми глазами черепахи Тортиллы.
– Да знаю я твою девочку, – Карповна прикрыла набрякшие веки, – правильная.
– Вот, – я суетливо всучил ей пачку талонов на обеды, – здесь на март. Хорошо?
– Хорошо, – морщинистые щеки дернула усмешка.
– Меня здесь не было? – уточнил я напоследок, обеспокоенно заглядывая в выцветшие от старости глаза.
– Не было, не было, – согласилась она и припечатала весело, – Монте Кристо недорощенный…
Не знаю, когда и как Карповна пошушукалась с Мелкой, и что именно ей сказала, но одной проблемой стало меньше, и я мысленно поставил «галку».
«Четверг. Завтра, значит, пятница…» – я понял, что стою, уставившись взглядом в кафельную стену, и одернул себя, – «все будет пучком, не трусись».
Оглянулся – Томки с Яськой не видать, наверное, побежали «носики попудрить».
– Как дела? – сел рядом с Мелкой.
Та чуть заметно дернулась, приоткрыла рот для ответа…
– О, наш герой! – с одобрительной улыбкой напротив опустилась «завуч по внеклассной». Следом ожидаемо возникла Мэри, с целой горой творожных ватрушек, конвертов с повидлом и припудренных румяных булочек на большой тарелке. Советская сдоба под молоко явно произвела на нее впечатление, и за эти полтора месяца щечки у американки заметно округлились.
Да, эта контрастная парочка: брюнетка из КГБ и рыжая с не стершимися до конца повадками хиппи, все время теперь таскаются парой и, похоже, получают от этого какое-то удовольствие. Хихикают о чем-то своем на переменках; порой срываются куда-то вместе из школы сразу после последнего урока. А один раз даже вылезли с чердака, словно две лисы из удачного загула по курятнику – в пыли, паутине, но с одинаково довольными улыбками на мордочках, только и разница, что одна была огненно-рыжей, а другая – чернобуркой. Потом, как-то очень быстро, в заброшенной астрономической башне зашевелилась ремонтники, пошел слушок о найденном в глухом углу школьном телескопе времен чуть ли не мироведческих кружков конца двадцатых годов, и теперь я с огромным удивлением наблюдал за совершенно неожиданным зигзагом истории – на глазах оживающей школьной астрономической обсерваторией.
Присутствие оперативницы КГБ в школе меня забавляло. Было понятно, что не я тому причиной – обычная контрразведывательная профилактика по иностранке, да мягкий поиск подходов. Однако ведь где-то за стенкой Большого дома пытаются нащупать и меня…
«Знали бы они, как близко я нахожусь от их сотрудника», – я позволял себе щуриться на брюнетку чуть снисходительно и, похоже, ее это слегка интриговало.
– Мы вчера в горкоме комсомола были, – посерьезнев, сказала «завуч», – поздравляю: слух о нашем выступлении туда уже дошел. Актив ждет финала с интересом.
Мэри молча покивала, подтверждая сказанное, и вгрызлась в ватрушку.
– Ну… – я развел руками в показном недоумении, – пусть ждут, я ж не против.
– Может, – начала «завуч» вкрадчиво, – показать, пока есть время, режиссеру? Нормальному режиссеру, – уточнила она быстро, увидев, как я покривился, – наверняка есть что улучшить.
Я задумался было, потом решительно покачал головой.
– Нет, тут главное – настрой выступающих. Это, – прищелкнул пальцами, – свое, выстраданное. Это они будут выплескивать. А режиссер сделает их неловкими марионетками.
– Ну, может и так… – по брюнетке не было заметно, чтобы мой отказ ее расстроил, – я думаю, что у нас хорошие шансы на победу.
– Еще бы… – хмыкнул я, посмотрев на Мэри.
Над переносицей у КГБшницы нарисовалась задумчивая складочка. Она даже жевать стала медленнее.
– Но мы тоже молодцы, – быстро добавил я.
Брюнетка наклонилась вперед и помотала приподнятой вилкой. Вид у нее при этом был весьма нравоучительный:
– Нет, Андрей, ты не прав. Но ход мыслей… интересный, – она покосилась на увлеченно жующую Мэри, – кстати, если будут еще идеи… по внеклассной работе – you are welcome.
Я уставился на нее, быстро просчитывая.
«А это – вариант. Вполне можно зайти и с этой стороны. Все равно куратор будет нужен…»
– Что? – она прочла что-то по моему лицу, – есть мысли?
– Есть, – медленно кивнул я, – школьная поисковая экспедиция по местам боев на майские. Дня на три-четыре. Десять-двенадцать школьников, два-три руководителя, – рядом тихо шевельнулась Мелкая, и я уточнил, – у десятых – выпускные, поэтому как раз наш – девятый… Ну, и два-три человека из восьмых.
– Что искать-то? – не поняла «завуч».
– Непогребенных. Именные вещи. Документы. Награды.
– Ох… – она посмотрела на меня с каким-то неожиданным уважением. Прикрыла на пару секунд глаза, что-то прокручивая в уме, потом отмерла, – мне надо будет подумать и посоветоваться. А есть что-то на примете?
Я кивнул:
– Под городом Холм в Новгородской области есть Пронинский лес. В сорок втором там замыкали Демянский котел те, кого немцы называли «черной смертью» – рыбаки Арала и моряки Каспийской флотилии, сведенные в морскую бригаду. По итогам тех боев был издан приказ с интересной строчкой: «наградить всех без исключения…». Дед один, попутчик, рассказывал, что там… – я запнулся, подбирая слова, потом махнул рукой, – в общем, надо ехать.
«Завуч» озабоченно поцокала:
– Непростое мероприятие… Очень непростое.
– Да, но я обдумывал регламент. Сделать можно. Естественно, никакой детской самодеятельности – нужны руководители, желательно – офицеры-отставники не из штабных. И, на всякий случай, с саперной подготовкой. Еще от местной милиции разрешение. Но при наличии воли, – я указал глазами вверх, – может получиться очень интересно.
– Так, – брюнетка решительно отодвинула тарелку, – у тебя сейчас что?
– Математика.
– Я снимаю тебя с урока. Пойдем, расскажешь поподробнее, – она поднялась из-за стола.
– Меня, – подскочила Мэри, – меня возьмите! Я тоже хочу на «черную смерть»!
На миг вид у «завуча» стал довольный, точно у кошки, удачно насадившей на коготь жирную мышь. Потом лицо ее разгладилось:
– Конечно, Мэри, – пообещала она легко, – если соберемся. Пошли, Андрей.
Я оглянулся на Мелкую и, извиняясь, развел руками:
– Давай до… До понедельника, хорошо? У меня так плотно дел набилось…
Она вскинула на меня глаза и хотела что-то сказать, но лишь кивнула молча, и я поспешил за черно-рыжей парочкой.
Пятница 3 марта 1978, день
Ленинград, консульство США
Чоп. Чоп.
Фред, искоса наблюдавший за Синти, болезненно поморщился.
Опять блеснуло узкое лезвие.
Чоп – от корнеплода отвалилось еще одно тоненькое полукружье.
Чоп, чоп, чоп… – Синти препарировала овощ четкими наработанными движениями. Потом крутанула нож и ловко наколола крайнюю дольку на кончик. Поднесла к носу и, зажмурившись, понюхала. На лице ее проступила блаженная улыбка.
Джордж укоризненно покосился на Карла. Тот закашлялся дымом и нервно отложил трубку в сторону.
– Ладно, ладно! – вскинул руки, – согласен. Это была плохая идея. Моя плохая идея. Mea culpa.
Синти предпочла сделать вид, что не поняла:
– Идея? – она задрала бровь, но взгляд ее остался прикован к кусочку перед носом, а голос был на удивление равнодушен, – я что-то пропустила?
Сладковато-острый запах, идущий от золотистой дольки, манил, играя полутонами: то проявлялся легкий аромат подвяленной груши, то на первый план выходила нотка сушеного имбиря. На зубах зудел фантом плотной похрустывающей мякоти.
Рот Синти наполнило слюной, и она буквально вгрызлась в репу. Довольно крупный, в два кулака, корнеплод был заглочен буквально за пару минут.
– Уф… – откинулась Синти на спинку кресла и довольно погладила себя по животу, – хорошо-то как... Вот теперь можно и ушками заняться, – с этими словами она, демонстративно не глядя на потрясенно молчащих оперативников, подтянула к себе очередную пухлую папку и деловито зашуршала отпечатками.
Да все она, конечно, давно поняла, не совсем уж дура, чай! И откуда у нее появилось это странное пристрастие, и какой факир гребанный в этом виноват. Осталось только решить, как взыскать с Карла этот долг. А задолжал он не меньше ведра своей крови, и это по самым скромным оценкам. И… Нет, она ни за что не даст себя раскодировать!
Началось все недели три назад. Если бы КГБ смог засунуть нос в вализу, что доставил тогда дипкурьер, то был бы, пожалуй, обескуражен. И правда, чем, кроме коварного отвлечения внимания от операций разведки можно объяснить находившуюся там подборку микрофильмов с трудами антропологов по очень-очень узкой теме – форме ушных раковин у людей? Наверное, не менее были удивлены чуть ранее и работники национальной медицинской библиотеки в Мэриленде, получившие заказ от ЦРУ.
Фред тогда поехидничал:
– Так, – деловито потер руки и посмотрел на Синти, – теперь ты будешь крупнейшим экспертом ЦРУ по usham. Или по ukham? Кстати, с этим тоже заодно разберись.
И она села разбираться. Ничего сложного в том не оказалось, но теперь в вечерних дремах перед ее внутренним взором проплывали противокозелки, мочки и ладьевидные ямки. Через неделю она могла классифицировать любое ухо навскидку, по пятнадцати основным признакам, всего за три-четыре секунды. Уши оттопыренные и уши прижатые, с отдельной или сросшейся мочкой, округлые и квадратные, бесконечные уши вошли в ее жизнь и по-хозяйски там устроились. Они стали притягивать взгляды на улицах. Теперь первым делом она смотрела не в глаза, а на уши, и радовалась, обнаружив там какую-нибудь редкость, вроде рудиментарного дарвинова бугорка.
Затем пришла пора фотопленок, что начали сдавать русисты. Полторы сотни фотопленок в неделю! Проявить, зафиксировать, высушить, просмотреть и выборочно распечатать… И изучить кадры, выискивая подозрительные уши!
Она уже мечтала о пробежках по городу, что раньше раздавал ей Фред. Подумаешь, три часа по холоду, на своих двоих! И что ей в этом не нравилось? Свежий воздух, дневной свет, люди, разнообразие ленинградских улиц и, даже, адреналин при обнаружении наружки. Теперь же она выползала из подвала консульства, где была расположена фотолаборатория, вся провоняв реагентами; склеры ее покраснели, и в зеркале отражалось нечто похожее на оголодавшего упыря.
В принципе, ничего особо сложного в той работе не было. Подавляющая часть ушных раковин уверенно отсеивалась опытным взглядом сразу – разница между эталоном и образцом теперь просто бросалась ей в глаза. Были проблемы с качеством снимков, с ракурсом, и приходилось давать русистам задания на пересъемку конкретных подростков, но все это было решаемо.
Потом она подвела черту и пошла к Фреду на доклад.
– Этого и следовало ожидать, – кисло заметил резидент, разглядывая сводные таблицы.
Три десятка подростков, с ушами, весьма похожими на эталонные. Похожими, очень похожими, мать его, но не идентичными!
Карл сгреб листы и, дальнозорко отставив, придирчиво изучил каждую строчку.
– Так… – поднял задумчивый взгляд, – то есть у нашего эталона не четко определен размер межкозелковой вырезки и угла между завитками? А давай-ка попробуем накатить еще один рисунок. Садись, девочка, расслабляйся, – и он потянул с пальца кольцо.
И они попробовали, раз, через день – еще раз, а потом и в третий раз… Именно тогда, после третьего раза, очнувшись, она поймала на себя пакостные, чего-то ожидающие взгляды исподтишка. Огляделась, отметив глумливую гримасу у Фреда, холодное торжество в глазах у Карла и какой-то оттенок игривого сочувствия у Джорджа, и встревожилась.
Сразу, впрочем, ничего не случилось. Мужики заговорили о работе, Синти заварила кофе, сделала первый глоток, все пытаясь расшифровать непонятное поведение коллег, и тут перед глазами у нее встала ОНА – вся такая золотистая, идеальных пропорций, с нежным горьковатым ароматом и сочным богатым вкусом… Слюна затопила рот.
Откуда-то пришло знание, что называется этот овощ repka, и купить его можно на ближайшем рынке. Синти отставила недопитый кофе и, приняв деловитый вид, торопливой рысцой рванула из кабинета. Выскакивая, услышала за спиной дружные смешки.
«Идиоты», – с мрачным удовлетворением ругалась она вечером в своей квартире, – «кретины малолетние».
Только что она сгрызла сразу две репки покрупней и теперь мучилась изжогой и желанием разделаться с еще одним овощем.
Впрочем, решила Синти, удовольствие того стоило. Ничуть не хуже тех крабов с черными трюфелями, что как-то были на дне рождения деда. И продается буквально по центам за килограмм.
«Идиоты», – повторила она про себя, – «да они просто сделали мне подарок. Но, небо, клянусь! – я запью его их кровью!»
Впрочем, придумать, как быстро выцедить из мужиков вожделенные пинты, Синти не смогла и перешла к осаде. Сегодняшняя сцена публичной разделки репы была одной из домашних заготовок – «и, гляди-как», – удивилась она про себя, – «пробила совесть, или что там у них вместо нее».
– Синти, – Карл с тяжелым вздохом опустился на стул напротив, – ты просто не понимаешь.
– Да? Объясни, – она кинула в него отрепетированный тяжелый взгляд.
– Понимаешь, девочка, так шутят только со своими, – он смотрел на нее внимательно, чуть наклонив голову набок.
Она аж зашипела от злости.
– И что теперь, мне спасибо вам за это сказать?!
Карл встал и, чуть улыбнувшись, бросил ей вниз:
– Просто не будь слишком кровожадна в своей мести. Мы ж команда. Давай, – он потянул кольцо с пальца, – раскодирую тебя.
– Не, не, не… – Синти яростно замотала головой, – все! То был последний сеанс моего гипноза.
– Клянусь… – начал было Карл, но девушка прервала его твердым «нет».
– Понравилось, значит, – понимающе ухмыльнулся в усы Фред.
– А с тебя особый спрос, – глаза у Синти зло сощурились, – начальничек…
Резидент отмахнулся:
– Да ладно тебе… Нет, ну, правда, виноват. Согласен. Застоялся без дела в кабинете, вот и потянуло на дурь. Я тебе должен, признаю.
Синти опустила глаза и потянулась к отпечаткам. Это надо было обдумать.
– Много осталось? – поинтересовался Карл.
– Пересматриваю… – процедила девушка.
– Понятно... Ну что, подведем итог? – повернулся Карл к Фреду.
Тот забросил руки за голову и уставился в потолок:
– Подведем, – пожевал уголок губы и продолжил, – итак, все похожие уши жили в последние годы в Ленинграде, никто не перехал. У них вообще мобильность населения низкая… Лучников-китаистов тоже не видно. Синти, ну-ка, давай свои выводы.
Девушка, мотнула головой, отбрасывая челку набок, и уверенно начала:
– Во-первых, нет уверенности, что мы собрали фотографии всех подростков. Практиканты не могут вести сплошную съемку – это не замотивировать. Приходится снимать много случайных эпизодов, но гарантировать, что там есть все учащиеся, невозможно. Кто-то просто мог эти недели болеть, кто-то просто не попал в кадр. Поэтому продолжаем набирать снимки, – она поморщилась и привычно потерла покрасневшие глаза.
– Так, – кивнул, соглашаясь, Фред.
– Во-вторых, если оставаться в принятой парадигме «отца и сына»…
– Какие ты слова знаешь! – восхитился из своего угла Джордж.
– … то предположение об английской школе вполне логично, – невозмутимо продолжила Синти, – но не обязательно. Могут быть причины, по которым сын ходит в другую школу. Например, у него способности к спорту, музыке или математике. Тогда он может заниматься в специализированных школах иного профиля. Их немного, но они есть и довольно высокого уровня.
– А это интересно, – оживился Фред, и, даже, снял ногу со стола, – думала, как достать?
– Да, – кивнула Синти, – соревнования, конкурсы, что там у них еще может быть? Надо меня туда подвести, на уши поглядеть. Возьму фотоаппарат для оперативной съемки… В общем, если увижу, то дело техники.
– Джордж? – резидент перевел заинтересованно заблестевший взгляд на оперативника.
Тот задумчиво почесал кадык.
– Поработаю, – кивнул, соглашаясь, – насколько понимаю, у них как раз по весне проводятся итоговые соревнования и олимпиады в масштабах города. Мероприятия открытые...
– Мне только время и место надо, – оживилась Синти, – сделай список, хорошо?
Джордж прикрыл глаза, соглашаясь.
– Дальше, – Фред смотрел на Синти на редкость серьезно.
– Дальше тот переехавший из Москвы мажористый подросток, что мелькал на Гостинке. Надо доработать его.
Фред понимающе переглянулся с Карлом.
– Да, дорабатываем уже. Еще? – он требовательно посмотрел на девушку.
– Еще, еще… – забормотала она, – Все! Без новых данных больше никаких возможностей в Ленинграде не вижу.
Резидент разочарованно цыкнул зубом:
– Мда… Вот и я тоже. Парни?
– Согласен, – сказал Карл, – отрабатываем до упора имеющееся и ждем новой активности «Стрелка». Раз начав, он уже не сможет сидеть, сложа руки. Уверен.
Суббота 04 марта, вечер
Ленинград, «Большой дом».
Из Москвы приехала обещанная Андроповым группа поддержки, вся сплошь из людей с внимательными, понимающими взглядами, и работа по американской колонии закипела с новой силой. Внешне ничего не изменилось, но теперь сотрудники консульства и русисты, сами того не зная, продирались на улицах сквозь паутину невесомых взглядов.
– Поведение – это набор кодов, которые можно расшифровать, – пояснил за чаем москвич-руководитель, – любой естественный жест – это не только движение тела, но движение души. Всегда пересчитывает сдачу? Аккуратно раскладывают купюры по номиналу в разные кармашки кошелька? Значит, ценит деньги. Засовывает их в задний карман, не утруждая себе пересчетом? Безалаберен. Использовать можно и первое, и второе – нам сгодится все.
Потом пришла очередь проверочных трюков и зондирующих акций. Американцев, словно подопытных крыс, раз за разом прогоняли через незримые лабиринты.
Аккуратно изъять из кармана трамвайный билет и, следом, напустить энергичного контролера. Ответная агрессия? О-о-о, да он самоуверен. Значит, будет реагировать на недоверие: сказав такому «не может быть», вы получите в ответ вал подтверждающей информации.
А этот всегда пересчитывал в этом магазине сдачу, но промолчал, когда ему недодали пятьдесят кореек? Застенчив. В разговоре с таким лучше не использовать иронию, замкнется. Зато о самом себе будет болтать очень охотно, а к внимательному слушателю испытает искреннюю симпатию.
День за днем пухли папки с аккуратно разграфленными таблицами, заполнялись итоговые схемы, слались уточняющие запросы в Первое Главное.
Наука… Это целая наука, через жест и слово высветить у объекта слабину, а потом отлить «волшебную стелу» – индивидуальный вербовочный подход, что не оставит жертве почти никаких шансов.
– Вот, – аккуратно подстриженный ноготь постучал по одной из фотографий, – этот. Первая кандидатура. И самая лучшая.
– Этот… – пробормотал Минцев с ноткой недоверия, и наклонился, разглядывая.
С листа с вызовом смотрел смазливый, форсисто одетый красавчик. Жора сразу испытал к нему легкую антипатию.
– Этот, этот, не сомневайтесь, – полковник-психолог, напротив, смотрел на кандидатуру для вербовки с отчетливой приязнью. – Самая очевидная цель. Золотой стандарт, можно сказать.
Сидящий во главе стола Блеер негромко прокашлялся, привлекая внимание собеседников:
– Вы, Дмитрий Матвеевич, все же дайте результаты более развернуто. Подпись-то под санкцией ставить мне. Убедите меня.
– Да, конечно, товарищ генерал, – психолог бросил еще один взгляд на фотопортрет и начал излагать, – вербовочная разработка объекта проводилась по косвенным оценкам, полученным с помощью наружного наблюдения и оперативно-технических средств. Данные из разных источников хорошо коррелируют между собой и создают непротиворечивый психологический портрет объекта. Выявлен ряд доминирующих черт личности: умен, замкнут, догматичен, практичен, эгоистичен, недоверчив, циничен, без чувства юмора, аполитичен. Кроме того, что особо важно для нас – имеет высокий уровень притязаний и не удовлетворен своим текущим финансовым положением.
– А это как определили? – уточнил Блеер заинтересованно.
– Последнее подтверждается данными, пришедшей по линии Первого главного управления. Так, нашими специалисты произвели негласный осмотр личных вещей, которые он, съехав со съемной квартиры, оставил на хранение своему знакомому: чуть ли не треть от веса составляют журналы и каталоги с люксовыми товарами и дорогой недвижимостью. Удалось также посмотреть в его карточку у стоматолога – много проблемных зубов, большие счета, не все зубы, нуждающиеся в лечение, вылечены. Интересно, что, находясь у нас, неоднократно в разговорах проявлял интерес к советской стоматологии. Также отмечены контракты с мелкими фарцовщиками: яростно торгуется и, судя по ассортименту предлагаемых товаров, явно уточнял заранее, на что у нас максимальный спрос. Готовился.
– Значит, подход прямой и горячий? – прищурился Блеер.
– Да. Прямо от нас, в лоб, без прелюдий. Вербовочная основа – сугубо материальная. Говорить в понятных ему терминах: разовый контракт на период пребывания в СССР. Много предлагать не надо, загордится. Думаю, три-пять тысяч долларов, и он наш.
– Почему именно столько?
– Накрыть его ближайшую цель – лечение зубов, плюс немного сверху.
– Вероятность активно-негативной реакции на предложение?
– Низкая, товарищ генерал, низкая, – психолог на мгновение задумался, – кстати, можно перед подходом попытаться его правильно настроить.
Блеер молча вздернул бровь.
– Дня за два-три, – пояснил москвич, – помочь «потерять» ему портмоне.
– Посадить на мель? – усмехнулся Блеер.
– Эээ… Не совсем. Он должен потерять немного. Ровно столько, что б продолжать испытывать досаду, тогда наше внезапное предложение будет рассматриваться им как компенсация со стороны судьбы. А вот если мы ему «потеряем» все или много, то он ведь далеко не дурак: сложит одно с другим и обидится.
– Разумно, – Блеер повернулся к своему заму-полковнику, – сделаем?
– Проблем не вижу, – бодро ответил тот, – Комара или Канарейку напустим. Они где угодно сработают – и на транспорте, и в театре, и на рынке.
– Хорошо, – Блеер немного подумал, потом подвел черту, – Я согласен с подходом, оформляйте планом и на подпись. Кстати, о рынках… С вице-консулом этой разобрались? Выяснили, что она туда зачастила?
Вид у полковника стал озабоченный. Он в недоумении развел руками.
– Чепуха какая-то происходит, Владлен Николаевич. Внешне все выглядит, словно она ходит туда всего с одной целью – купить сетку репы.
– Чего купить? – переспросил Блеер, нахмурившись. Ему сперва показалось, что он ослышался.
– Репы, – понимающе хмыкнул полковник. – Идет прямиком к нужному ряду, придирчиво выбирает, щупает, чуть ли не обнюхивает каждую, и прямиком оттуда домой.
– Сетка репы? – недоверчиво повторил Блеер, – что с ней можно делать?
Жора заинтересованно подался вперед, ему тоже стало любопытно.
– Знаете… – рука полковника заскребла в затылке, а в голос пробрались извиняющиеся интонации, – вот все выглядит так, словно она ее ест. По крайней мере в выбрасываемом бытовом мусоре находим отрезанные вершки и корешки в полном соответствии с числом купленных корнеплодов. Мы прикинули – примерно по полкило в день получается.
– Ест?! – Блеер сморщился и потряс головой, словно все никак не мог поверить услышанному, – дела…
– Постойте, – москвич вдруг резко подался вперед, словно ему в голову внезапно пришла идея, – я правильно понял, что у этой Фолк появилось странное вкусовое пристрастие?
– Да, – коротко кивнул полковник.
Все выжидающе посмотрели на психолога. На лице у того загуляла кривоватая укоризненная улыбка:
– Что ж вы так, товарищи офицеры… У вас что, жены во время первой половины беременности не капризничали?
– Ах, ты ж! – Блеер со всего размаху шлепнул ладонью по столу, а потом возмущенно блеснул глазами: – Нет, ну, когда успела?! Глаз ведь не сводили! Костя, – он резко повернулся к оперативнику, – вы ж ничего такого не фиксировали?
Тот потянулся было к папке с бумагами, потом отдернул руку и мелко-мелко замотал головой:
– Абсолютно ничего. Абсолютно! За последние месяцы к ней в квартиру мужчина заходил только один раз: консул, и вылетел оттуда пулей через три минуты очень недовольный. И она ни к кому в гости не ходит.
– Хм… Ну и нравы у них, получается, в этом консульстве, – протянул Блеер, – аморалка прямо на рабочем месте.
– Да черт с ней с аморалкой, – возбужденно отмахнулся москвич, – если она беременна, то с «вороном» мы проколемся. Надо срочно менять подход.
– Это верно, – веско кивнул Блеер, – деньги?
Психолог поморщился:
– Сомнительно.
– Нам на курсах говорили, – Жора подался вперед: – Если человек утверждает, что ему ничего не нужно, значит, ему нужно все. И, еще: если человека нельзя купить, его можно продать.
– Сомнительно, – повторил москвич, – Может быть внутренний авантюризм. Хотя… – и он резко прервался, – нет, не буду сейчас гадать. Надо подумать. Ну и, конечно, наблюдать дальше – это пока только гипотеза.
– А с «воронами» что тогда делать будем? – побарабанил по столешнице Блеер, – откомандировывать или перенацеливать?
Психолог почесал щеку:
– Перенацеливать, наверное. Да вот, к примеру, на эту рыженькую хиппи. Комбинация из двух подходов, нацеленных на игру эмоций, тут может быть эффективна.
– Хорошо, – прихлопнул ладонью Блеер и покрутил головой в каком-то непонятном восхищении, – вот ведь… Успела как-то, зараза шустрая. Ладно, теперь давайте по рыжей пройдемся.
Тот же день, вечер
Ленинград, ул. Комсомола.
– Чтоб в будущем году – в Иерусалиме! – язык у Женечки Сланского уже чуть заплетался, но на две непочатые бутылки вина он поглядывал с приязнью. – Главное – в Вене сесть на самолет, а не на поезд!
Стаканы встретились над столом, и разговор привычно рассыпался.
– Да ты пойми, – продолжил, словно и не было перерыва, жарко втолковывать Алику в правое ухо Мишка Рогинский, – наша русская культура – вербальная! Слово у нас всегда главенствовало, и поэтому хороших живописцев мало. А иконопись – это все же работа с сакральным объектом, отдушиной художнику там служит цвет…
– Мне вот что тревожно, – гудел откуда-то слева Славка Гурфель, – мы все ждем от тех, кто уехал, каких-то свершений. Но ведь ничего нет! А, может, и не будет?
Голоса остающихся друзей звучали в опустевшей комнате как неродные. Взгляд же Алика все норовил соскользнуть с лиц сидящих напротив на пятно невыгоревших обоев за их спинами. Осталось оно от ковра «два на три», привезенного десять лет назад из Ташкента. Под ним стояла рассохшаяся кровать. Здесь по ночам он, ворочаясь с боку на бок, грезил о Ленке, здесь же однажды ее глаза впервые со сладкой мукой посмотрели куда-то сквозь потолок. Не было для Алика места роднее, не было – и не будет. Сегодня им предстояло провести здесь последнюю ночь, и уйти, чтоб никогда уже не вернуться.
Внезапно захотелось побыть одному, и он вышел на кухню посмолить «Родопи». Желанный сигаретный дым унял невнятную маету, но на обратной дороге ноги сами занесли его в почти пустую комнату – перепроверить еще раз.
В углу, на старом стуле повисли в ожидании завтрашнего вылета темно-синий пиджак из тех, что называют «клубными», и габардиновые брюки, на полу рядом – почти не ношенные португальские туфли. Алик прошелся взглядом по массивным металлическим пуговицам на пиджаке и успокоился – все на месте. Он чуть скривил лицо, отгоняя навязчивую мысль, и тяжело опустился на сидение.
Багаж всей их жизни уместился в трех видавших виды фибровых чемоданах, что выстроились в ряд напротив, вдоль оголившейся стены. Ленка пыталась собраться, словно на необитаемый остров, но Алик встал намертво, лично укладывая только самое необходимое. Лишь под самый конец, уступая мольбе в янтаре ее глаз, он дал слабину, и в один из чемоданов прокралась потемневшая от времени чугунная мясорубка.
Вещи, что вдруг стали ненужными, растаскивали деловито снующие родственники. По вечерам Ленка сдавленно рыдала в разоренной квартире. Глухой этот плач рвал Алику душу. Тогда он садился на пол, у кресла, обхватывал ее ноги и рассказывал, как хорошо им будет под Хайфой. Что там всегда солнечно и рядом плещет теплое море. Что во дворе домика они посадят лимон и гранат. Что оливки там можно покупать на рынке и самим давить дивное масло. А еще там очень, очень хорошая медицина, и у них там обязательно появится маленький – ведь для них еще ничего не поздно.
Аликом шевельнулся, разминая кулаки. Противно, заставив покривиться, скрипнула ножка стула. Он прислушался к веселым голосам из соседней комнаты. Потом пристально посмотрел в угол напротив, где валялись вещи, оказавшиеся совсем никому ненужными. Словно какая-то тяжелая тень упала на его лицо, и он нахмурился, припоминая.
Вот лежит на боку оранжевый шелковый абажур из далекого детства. Когда-то мама сшила его своими руками. Он был огромным, но невесомым – материал туго натянут на проволоку. По вечерам, из постели абажур казался ему маленьким домашним солнышком, и он засыпал, легко улыбаясь.
Рядом валяется зонт цвета спелой вишни – большой, с длинной ручкой. Несколько его спиц сломано, а кончик деревянного стержня заметно стерт. Это его дед, опираясь на зонт как на трость, уносил годовалого Алика в сорок втором через Баксанское ущелье. Унес, но на перевале Бечо встретил свой последний инфаркт.
Тихо приоткрылась дверь, и в проем просунулась Ленкина голова.
– Грустишь? – она подошла и растрепала ему волосы на затылке. Потом приобняла сзади: – Сбегай в «Экспресс», развейся. Я что-то с закуской промахнулась, не хватит. Давай-давай, – поторопила она его, – скоро уже закроется. Быстро, туда и назад, чтоб я не волновалась.
Он накинул пальто, схватил авоську и бросил взгляд на часы: действительно, уже меньше часа до закрытия.
– Схожу в последний раз, – криво усмехнулся Алик.
Он уже начал спускаться, когда откуда-то сверху внезапно донеслось:
– Анатолий Ефимович? Прошу немного вашего внимания.
Молодой голос был незнаком. Сердце у Алика екнуло – все неожиданное сейчас пугало. Он задрал голову, пытаясь разглядеть что-нибудь в щели между пролетами. Безуспешно, свет на площадках выше почему-то отсутствовал.
– Пуговицы у пиджака… – протянул тем временем невидимый собеседник с отчетливой усмешкой, и подошвы Алика словно приморозило к ступенькам. – Хорошо придумано. Таки не вздумайте что-то менять, пройдете таможню нормально. А вот Марик потом вас обязательно надурит. Не верьте. Лучше доберитесь до Антверпена, получите там за свои камешки нормальную цену – и будет вам счастье... Анатолий Ефимович? Голос-то подайте.
– Д-да… – с трудом вытолкнул Алик из горла.
«Они всё знают!» – билась в конвульсиях одна-единственная мысль.
Мир посерел, словно вдруг упало напряжение в сети.
– Да не волнуйтесь вы так, я не из Комитета, – прозвучало, словно в ответ. – Сейчас скажу, что надо, и успеете еще до гастронома.
Алик сглотнул, бледнея.
«Совсем-совсем всё знают!»
– Так, – веско подвел черту собеседник и заговорил уже серьезно: – В аэропорту Бен-Гуриона со всеми приехавшими будет беседовать офицер безопасности из Шин-Бет. Вам надо будет, в интересах государства Израиль, передать ему послание. Вы готовы его запомнить, Анатолий Ефимович? Давайте, включайтесь.
– Минуточку, молодой человек… – Алик почувствовал, что его начинает отпускать. Сделка? Он категорически согласен. Вдох-выдох…: – Да, готов.
– Итак, в предстоящую субботу, всего через шесть дней, – начал размеренно диктовать голос, – четырнадцать палестинцев планируют совершить высадку в Тель-Авив с моря. Вооружение стандартное: автоматы, пистолеты, гранаты. Цель операции – захват отеля с заложниками наподобие того, что был проделан в семьдесят третьем, и выдвижение политических требований. Запомнили?
– Да, – твердо ответил Алик, – эта суббота, палестинцы, высадка в Тель-Авиве с моря, захват отеля, семьдесят третий.
– Хорошо… – говорящий чуть помедлил, потом, словно бы нехотя, добавил, – мы настойчиво рекомендуем нашим израильским коллегам учесть при планировании операции гидрологические особенности побережья, неизвестные десантирующимся. В это время года вполне вероятен шторм, низкая видимость и сильное течение вдоль берега, на север. Пересадка в надувные лодки с корабля-матки планируется вне видимости с земли, поэтому нужно быть готовым к тому, что десант может отнести заметно севернее, и встречать их следует вдоль береговой полосы, что тянется от южной окраины Тель-Авива и аж до самой Хайфы. Запомнили?
– Да, – Алик судорожно дернул головой.
– Повторите, – повелительно сказал собеседник.
Алик облизнул пересохшие губы, прикрыл глаза и старательно, слово в слово, процитировал сообщение.
– Отлично, – похвалили его. – У вас и правда великолепная слуховая память. Даже интонации схватили… Собственно, это все, что мне надо было до вас донести.
– А вы меня ведь обманули, да? – не иначе как какой-то ершистый черт дернул Алика за язык.
– В смысле? – раздалось чуть недоуменно.
– Сказали, что не из Комитета, – с напором ответил Алик. – Врать – нехорошо!
– Анатолий Ефимович, – протянул голос с укоризной, – а продавать уворованные со строек материалы было хорошо, а? Запомните, многие знания – многие печали. И, нет, не обманул. Впрочем, думайте, что хотите. А теперь идите в свой гастроном.
Наверху послышались легкие удаляющиеся шаги. Алик чуть слышно хмыкнул и пошел вниз. Он успел спуститься на несколько ступенек, когда сверху вдруг полетело торопливо:
– Подождите… Постойте… – было слышно, что собеседник колеблется. Потом все же решился: – Я сказал, что был должен. Но осталось то, что хочу.
– Я вас слушаю, – сухо проговорил Алик, мысленно приготовившись к привычным проклятиям в спину отъезжающего.
– Только вот это никому передавать не надо. Договорились? Это лично вам.
Алик криво усмехнулся и промолчал.
– Во-первых, Анатолий Ефимович, работу по профилю вы там найдете легко. Но не вздумайте по привычке воровать стройматериалы – вычислят в тот же день. И сразу попадете в черный список. Запомните: там вам не тут. Но это так, припевочка… – невнятно сказал собеседник и опять замялся. Потом неожиданно зачастил: – Когда приедете на место, сразу отведите свою Лену к хирургу, пусть ей внимательно посмотрят левую грудь. Я уверен, что еще можно отделаться малым страхом. Если вдруг ничего не найдет – проверьтесь у другого хирурга, а потом ходите на прием каждые три месяца.
Алик всхлипнул, втягивая вдруг загустевший воздух, и привалился плечом к стене. Перед глазами поплыли круги.
– Удачи вам, – донеслось сверху и, следом, задумчиво, словно подводя итог: – Она вам понадобится.
Где-то высоко над головой хлопнула дверь на чердак. Ноги у Алика ослабели, и он, не глядя, сполз на грязную ступеньку.
– Сейчас, Лен, сейчас, – прошептали посиневшие губы, – отдышусь только – и сразу в гастроном…
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
