Сбив кончиком ложки верхушку янтарно-зернистой горки красной икры, и воткнув затем резную деревяшку до середины в икру щучью, Иван Федорович по примеру сына откинулся на спинку стульца.
— Дьяк Щелкалов мне как-то жаловался — вроде бы он там с одним мастером добрым сговорился, тот уж и семью собирать на переезд начал... Так этого корабела свои же гильдейские сотоварищи едва не прибили!.. Нет, сыно, только впустую время потратишь.
— А я не за корабелами, батюшка. Живет там в Антверпене один механикус и розмысл, который в числе прочего придумал линзы особой выделки. Вроде бы, если их соединить по-хитрому, то сквозь трубу подзорную и самую малую пылинку разглядеть можно будет.
В сомнении пожевав губами, государственный муж сказал, как припечатал:
— Баловство.
Помолчал, затем глянул на дверь горницы и тихо поинтересовался:
— Правду ли говорят, что государь-наследник приблизил к себе Радзивиллов, и в особенности великого канцлера литовского Николая Юрьевича?
— Правду, батюшка.
Покивав каким-то своим мыслям, старший Мстиславский продолжил свой отеческий допрос:
— Еще говорят, что государь настолько благоволит этому роду, что даже разрешил канцлеру отстроить новый костел для кальвинистов — да не где-нибудь, а в Полоцке?
Дернув плечами в молчаливом согласии, отчего сквозь распахнувшийся ворот рубахи показалась курчавая поросль на груди, ближник Великого князя Литовского дополнил слух важной подробностью:
— В обмен на один из девяти радзивилловских дворцов в Вильне, в коем будет устроен Печатный двор.
Как искушенный и опытнейший политик, Иван Федорович своего будущего царя понимал и даже одобрял — но вот как православному, ему такие новости не нравились. Очень!
— Верно ли бают, что подле государя постоянно крутится эта... Как там ее?
Князь пощелкал пальцами, припоминая:
— Третья дочка великого канцлера Николая?
Отщипнув очередной кусочек, сын услужливо подсказал:
— Анна-Магдалена. А если не она, так вторая дочка София-Агнешка.
— И как он к ним?
Заперхав от хлебной крошки, попавшей не в то горло, княжич смыл ее изрядным глотком кваса и по-прежнему сдавленно ответил:
— Привечает. Недавно на большую загонную охоту в Несвижский замок ездили...
Досадливо покривившись, глава рода Мстиславских едва не сплюнул прямо на цветастый половичок.
— Раньше сестру под короля Жигимонта подкладывали, а теперь, значит, дочки в ход пошли!..
Дернувшись на месте, мужчина разом остыл — недавняя рана еще не терпела излишне резких движений. Сын, опять же, встревожился...
— Сиди, все у меня хорошо.
Вернувшись на свое место, Федор немного помялся под насмешливо-понимающим взглядом отца, и наконец выдал:
— Батюшка. Я ведь чего еще раньше всех в Москву возвернулся — мне Димитрий Иоаннович поручил доподлинно вызнать и ему отписать, как проходила битва при Ахуже.
— Кхм!..
Глава семьи довольно кашлянул, в полной мере оценив благосклонность государя-наследника к своему первенцу. Будто и вправду некому донести до наследника престола все случившееся, причем в мельчайших подробностях!
— Это еще вопрос, кому и у кого стоило бы доподлинно все вызнавать... А и ладно, слушай. Про Большой Смотр порубежных полков и поместной конницы еще в начале этой весны объявляли. Все как заведено в таких случаях, разве что вместо приболевшего князя Воротынского царевича Иоанна головой всему делу поставили. Ну, собрались помещики, выставились на смотр — эх, силища!.. Тридцать тысяч одной только кованной рати!!!
Княжич, ловящий не только слова, но даже оттенки интонаций в голосе отца, уловил что-то вроде мечтательного сожаления. Управлять подобным войском, направлять его на врага, вырывать в жаркой битве победу — что может быть слаще и достойнее для родовитого?
— На второй день Смотра царевич Иоанн собрал всех воевод у себя в шатре, да и зачитал царский указ — в коем Великий государь повелевал спешно идти на выручку князю-валии Темрюку Идаровичу. Во главе войска ставил среднего сына, а в подручники ему — меня, боярина Шереметьева, князя Хворостинина и окольничего Адашева...
Постепенно увлекшись, Иван Федорович несколько язвительно поведал отпрыску, сколь «внезапной» и «неожиданной» получилась победа при Ахудже. Нет, поначалу таковой она и смотрелась — если не знать, что еще за месяц до Большого Смотра из окрестных городов и казенных Хлебных амбаров к месту общего сбора были подвезены изрядные запасы крепких бурдюков под воду, а так же овса для лошадей и съестного для всадников. Как-то очень кстати оказались поверстаны на недолгую службу тульские шорники и кузнецы, поправившие в долг всем нуждающимся сбрую и оружие с доспехами; разосланы дальние дозоры в Дикое поле; стало понятна своевременность появления одиннадцати тысяч служилых татар Касимовского удела и трех тысяч казаков...
— Помнишь, я тебе сказывал, как мы с Великим государем Полоцк на копье брали? Вот и в этот раз так же: по степи шли ровно ручейки малые, отдельными полками и отрядцами — а в условленном месте собрались воедино. Попутно ногаев немного пощипали, а ежели в каком стойбище полоняников находили, то хозяев и совсем того.
Старший из Мстиславских сделал характерный жест, словно перехватывал кому-то горло коротким клинком, затем благочестиво перекрестился.
— Вечер и ночь на месте стояли, весточки от князя-валии Темрюка дожидаясь.
Прервавшись, Иван Федорович потер ладонью пострадавшее от стрелы бедро и глубоко задумался. Как описать напряжение перед большой сечей тому, кто в ней покамест ни единого разу не был? Ощущения множества грядущих смертей — не чужих (плевать на них!), а своих воинов?.. Г Полынная горечь от неизбежных потерь, кровавый привкус злобы и решимости стоять до конца, предательские мысли о возможном поражении, мертвенный холодок привычной готовности умереть — вдосталь покрошив перед этим немытых нукеров крымского хана Герая?..