— В какие одеяния ты повелишь ныне себя облачить?
«Хорошава прямо душу вкладывает в каждое свое действо. Ну как же, достигла вершины карьеры... Нет, определенно — у меня сегодня выходной!».
— Черные.
И без того неприметная ближняя челядь разом стала похожа на живых големов — а за стенами Опочивальни пошел из уст в уста тихий шепоток: «Сегодня гневен!».
— Государь мой, повелишь ли ты подать утреннюю трапезу?
Единственной, на кого не подействовал траурный цвет великокняжеских одежд, была личная служанка правителя Леонила, просто-таки порхающая вокруг своего господина. Обиходить его гриву серебряных волос, поправить украшенный черными турмалинами и агатами пояс, снять пробу со всех яств на небольшом столике... Последнее она проделала под неприязненным взглядом юного подстолия княжича Вишневецкого, усматривающего в действиях пусть и верховой, но все же челядинки наглое покушение на свои законные привилегии. Ведь это его, и только его обязанность и право — беречь жизнь Великого князя от происков возможных отравителей!..
— Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослави нам пищу и питие молитвами Пречистые Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благославлен во веки веков. Аминь.
Сотворив трапезную молитву, Дмитрий вздохнул и страдальчески поморщился. Про себя, разумеется — так-то на его лице отразился лишь умеренный интерес к содержимому полудюжины блюд и мисок.
«Утренняя выпечка нынче пресновата... А нет, пирожки с вишней все же неплохи. Зато с остальным все как обычно: капелька кантареллы  в компоте и щепотка солей ртути в ватрушках с творогом. И после этого придворные еще удивляются, что у меня плохой аппетит!».
Сытно, хотя и несколько однообразно позавтракав (уж очень специфичным было его меню последние пару месяцев), Великий князь Литовский слегка «подобрел» — что, разумеется, не осталось незамеченным стольниками. А через них и остальным придворным людом.
— Долгих лет тебе, государь.
Надо сказать, что занимаемая должность давала князю Острожскому немало привилегий и возможностей, и в обычные дни (коих было подавляющее большинство) он был весьма доволен своим положением. Но временами, очень редко, пан Константин все же жалел о своем выборе — вот как сейчас, незаметно ежась от тяжелого взгляда молодого правителя.
— И тебе того же, князь. 
Глухо кашлянув, родовитый литвин вытянул из широкого рукава небольшую грамотку, развернул ее и для вида вчитался:
— Купцы Риги, Полоцка и Смоленска нижайше просят своего государя снизойти до их нужд и оказать милость.
Сделав паузу и уловив поощрительный жест, мужчина продолжил:
— Желают по примеру московских негоциантов Суровского ряда соединиться в товарищество по торговле зерном. Будут просить устав для своего начинания, а так же защиты и привилегий.
«Хм, первые ростки литовской буржуазии?.. Занятно».
— Следующий вторник.
Слегка поклонившись в знак того, что организует аудиенцию в самом лучшем виде, секретарь продолжил:
— Мне донесли, что в Вильну направляются выборные от казачьей старшины.
Константину Острожскому как старосте Владимирскому, маршалку земли Волынской и воеводе Киевскому в этом вопросе доверять было можно — поэтому он без дальнейших указаний развернул свой доклад до необходимых подробностей:
— Еще покойный Сигизмунд Ягеллон вел переговоры с казачеством о том, чтобы принять часть них на постоянную службу, записав в особый реестр как служилых людей...
Убрав из объяснений придворного замаскированную лесть и небольшие отступления от основной темы, Дмитрий получил следующее: если часть (сравнительно небольшая) рядового казачества желала служить ему как правителю Литвы ради воинской славы и регулярного жалования, то казачья старшина в первую очередь лелеяла надежду обрести статус служилого дворянства. А во вторую — чтобы оный статус вместе с землей наследовали и их дети, влившись таким образом в ряды младшей аристократии Великого княжества Литовского.
«Н-да, рыба ищет, где глубже, а человек где лучше. Что же, нет препятствий патриотам!».
— Это хорошие вести, и их определенно стоит обсудить с Пан-Радой... Скажем, в среду.
Склонив в знак понимания голову, князь вновь растянул перед глазами грамотку:
— Дарование Жалованной грамоты городам Несвиж — по прошению его владельца пана Николая Радзивилла, и Смоленску, по прошению духовенства и жителей. Все бумаги подготовлены.
Глава рода Острожских был очень скромен, и не стал упоминать о своей небольшой помощи смоленским челобитчикам, в осуществлении их давнишней мечты. Во-первых, православный христианин братьям по вере и без того должен помогать! А во-вторых, подарки пану Константину от благодарных горожан и в самом деле были небольшими. Ну, почти. Однако, мир не без добрых людей, и хозяину Большого Дворца все подробно доложили. Причем несколько раз, ибо врагов и просто недоброжелателей у секретаря хватало с запасом. Однако Дмитрий на него совсем не сердился — он вообще был склонен прощать своим приближенным их маленькие недостатки. Разумеется, пока польза от них не перевешивала вред. Что поделаешь, если своекорыстие заложено в саму природу человека? Только и остается, что использовать это к пользе дела...
— Вторник, после купцов.
Собственно, дарование литовским городам Жалованных грамот (особенно в редакции московского государя-наследника) было выгодно прежде всего самому Дмитрию. Налоги с таких городов шли в великокняжескую казну, при любом конфликте со шляхтой и магнатерией горожане были его естественными союзниками... Выгод хватало!  Поэтому он был совсем не в обиде на своего излишне сребролюбивого подданного.
— Слушаюсь, государь.
Слегка демонстративно скрутив свою грамотку, секретарь поклонился — чуть-чуть ниже обычного, показывая тем самым, что более срочных (или хотя бы просто интересных) дел и вестей у него нет.

Пояснения:
Кантарелла — яд, соединение мышьяка, эффективное отравляющее вещество, провоцирующее летальный исход в течение суток. Изготовлялось из внутренностей свиньи, которые посыпали мышьяком, высушивали и растирали в порошок, на вид трудно отличимый от сахара. Подобной «приправой» с добавлением иных компонентов (для сглаживания и изменения характерных симптомов отравления) папа Римский Александр VI любил угощать неугодных ему людей. А его дочь Лукреция Борджия – разонравившихся любовников.   
Жалованные грамоты – законодательные акты, которые давали определённые привилегии  и льготы группам населения. Одной из таких грамот была жалованная грамота русским городам, определявшая новый правовой статус города и его жителей, и вводившая выборные городские учреждения частичного самоуправления. В основном положения Жалованной грамоты перекликались с нормами западного Магдебургского городского права, но были и отличия — например, полностью отсутствовали цеха-гильдии ремесленников с их жесткими ограничениями и запретами, что очень стимулировало развитие производств и ремесел.

Отредактировано Кулаков Алексей (13-11-2015 23:32:56)