Продолжение:

Правда, кто будет герцогом, в Москве пока еще не решили, и его обязанности временно исполнял спешно произведенный в местоблюстители Приморского престола есаул Нерыдайлов, один из тех, кто считался на этой ферме батраками. Он внимательно изучал опись груза, доставленного «Спартой», а на лице его застыло выражение типа «неужели это все мне?».
  Наибольший интерес у есаула вызвала позиция, обозначенная как «пулемет». Интересно, что бы это могло быть? По названию так сразу и не скажешь, ведь та же фузея тоже мечет пули.
  Не выдержав, Павел Платонович дал команду отдохнуть двум удэгейцам, тащивших сундук с надписью «Описания и инструкции», открыл его, быстро нашел брошюрку под названием «Пулемет Кристодемуса-Михайлова ПКМ-58» и начал ее бегло листать. Уже на второй и третьей страницах он понял, что это за оружие, и любопытство сменилось нетерпением. Хотелось побыстрее испытать новинку, но, разумеется, делать это следовало только после окончания разгрузочных работ.
  Они продолжались двое с небольшим суток, ибо причалов для столь крупных кораблей, как клиперы, во Владивостоке еще не было, приходилось пользоваться лодками. Однако с «Фермопил» по частям сгрузили и быстро собрали кораблик необычного вида, именуемый катамараном, и дело пошло веселее. На его широкую плоскую палубу все ложилось весьма удобно, а перевозить за одну ходку он мог до пяти тонн груза.
  Последним на берег выгружалось какое-то особо ценное имущество, насчет которого Эдвардс лично предупредил есаула, что оно довольно хрупкое и грузчики должны быть чрезвычайно аккуратны. Когда же есаул увидел, кто командует размещением этих хрупких и секретных предметов, он впал в ступор.
  Поначалу Павел Платонович просто обратил внимание на не совсем обычную форму офицера, но потом вспомнил, что так одеваются в воздушном флоте. Однако этот офицер был больно уж хрупкого сложения и невысокого роста. Все прояснилось, когда офицер, убедившись, что весь его груз благополучно выгружен на берег, подошел к есаулу и, козырнув, отрапортовал:
  - Ваше благородие, вторая отдельная эскадрилья Императорского воздушного флота прибыла в ваше распоряжение. Командир эскадрильи лейтенант Матюшина.
Господи боже мой, потрясенно подумал есаул – баба! Хотя нет, она же при форме и погонах, значит женщина. Или даже девушка. И какая красивая-то! Ее бы чуток подкормить, вообще глаз не отвести станет. Чин, правда, с первого взгляда невелик, но есаул не помнил, как там с этим обстоят дела в воздушном флоте. Может, как раньше в гвардии? Тогда эта девушка, считай, капитан, если не майор. А что это за медаль у нее? Пятиконечная золотая звездочка с цифрой один в центре… ох ты, господи, да это же медаль аэронавта первого класса! Когда есаул покидал Россию, такая была всего одна, у их сиятельства графа Глеба Уткина. Да уж, девица непростая, причем независимо от чина. Небось с самой ее величеством хорошо знакома, а то и вовсе с государем.
  - Э… господин лейтенант… или госпожа… как вас по имени-отчеству величают?
  - Наталья Прохоровна, можно просто Наташа, а вас как?
  - Павел Платонович.
  Есаул чуть не ляпнул, что его тоже можно звать просто Пашей, но вовремя опомнился. Не в твои года, хрыч ты старый, попенял он себе, так сразу, не разобравшись, за молоденькими-то ухлестывать! Но больно уж красива госпожа лейтенант, так и любовался бы, не отрывая глаз. Только что же она такая худенькая – неужто ее на корабле голодом морили?
  Набравшись смелости, есаул так и спросил.
  - Я от рождения такая, сколько меня ни корми,- объяснила Наташа. – Потому и попала в пилоты. Дельтаплан помимо собственного веса может поднять сто килограммов. С очень хорошим пилотом – сто десять, но это предел. Сюда входит и запас горючего, и вооружение. Если туда посадить вас, то можно будет только плеснуть немного горючего в бак, и все. А я вешу сорок шесть кило, так что смогу взять и бомбы, и пулемет при необходимости. Шар, конечно, может поднимать побольше, но антенна для сверхдальней связи больно уж тяжелая, тут тоже нужен достаточно легкий пилот.
  Есаул не очень понял про антенну, но решил, что это какая-то деталь, необходимая для работы беспроволочного телеграфа, именуемого радиостанцией. О принятии под свою ответственность этого сверхсекретного устройства он уже расписался и теперь ждал, когда команда радистов запустит его.
  Поздней ночью, уже ближе к утру, Наталья подняла в воздух шар с прицеленной к нему снизу замысловатой проволочной конструкцией. Ветер, хоть и слабый, ощутимо мотал шар из стороны в сторону, а есаул стоял внизу и волновался. Да как же так, этот пузырь уже поднялся почти на полверсты! Его и не видно было бы, не будь на нем довольно яркого фонарика. А если ветер оборвет веревку? Унесет же шар в Китай вместе с девчонкой!
  Но беспокоился Павел Платонович зря. Шар поднялся не на полверсты, как ему казалось, а всего на двести метров, да к тому же Наталье приходилось подниматься и при более сильном ветре. А сейчас так и вообще повезло – состояние атмосферы позволило связаться с Москвой с первого раза.

  Адмирал Эдвардс вставал рано, но сейчас его пробуждения уже дожидался радист – оказывается, ночью был успешный сигнал связи со столицей. Прочитав врученную ему радиограмму, адмирал хмыкнул, потом встал, открыл небольшой сейф и достал личную печать. После чего минут пять соображал – что ему конкретно сейчас более лень – дождаться, пока разбудят секретаря и потом диктовать ему письмо, или по-быстрому накарябать все самому? Второй вариант показался старому моряку несколько  привлекательней, и он, достав из ящика стола авторучку и лист бумаги, приступил к творчеству. Оно не заняло много времени, и Эдвардс, прихлопнув написанное своей личной печатью, с кряхтением встал. Пора было делать утренний обход корабля. И сказать, чтобы к завтраку пригласили есаула.

  Разумеется, Нерыдайлову и до того приходилось накоротке общаться с достаточно высокопоставленными персонами, но к генерал-адмиралу он шел с некоторым трепетом. Первый чин во флоте! Да вообще моряк легендарный, открыл Австралию и, кажется, еще что-то. Можно будет потом долго вспоминать, как со столь значительным лицом чаевничал.
  - Здравствуйте, молодой человек, проходите, - приветствовал его адмирал. – Меня тут, знаете ли, его величество не так давно титулом светлейшего князя пожаловал, а это означает, что я теперь имею право возводить в баронское достоинство. И в радиограмме, полученной этой ночью, мне предложено воспользоваться этим правом в отношении вас. Вот мой указ. Поздравляю, господин барон!
  - Служу империи! Разрешите вопрос, ваша светлость?
  Адмирал кивнул.
  - Может, вы знаете, зачем из Москвы такое велели?
  - Хороший вопрос, юноша! Затем, чтобы ты легитимно произвел себя в великие герцоги Приморские. В Москве, получив мой отчет, посчитали тебя вполне достойным.
  - Как?! 
  - Вот тебе рыба документа, осталось только вписать твои данные. Видишь? «Мы, барон Владивостокский и Уссурийский, в знак признания заслуг на посту местоблюстителя и в связи… лет-то тебе сколько?
  - Тридцать восемь намедни стукнуло, ваша светлость!
  - Продолжаю. И в связи с тридцативосьмилетием со дня рождения производим… сюда свои фамилию, имя и отчество вставишь… в великие герцоги Приморские. Точка. Распишешься вот здесь, я как свидетель уже расписался. И с коронацией не тяни – моя эскадра через три дня должна выйти в море, а я намерен успеть на этой самой твоей коронации хорошо погулять. В твою шлюпку уже погрузили бочонок водки и бочонок рома, это презент от моряков эскадры народу Приморья. Давай, ваша светлость, телись побыстрее, дабы людей не задерживать. Всего хорошего! Хотя стой. Ты уж извини меня, старика, с годами иногда какая-то забывчивость появляется. Вот и сейчас про корону чуть не забыл. На, возьми ее и носи ее с честью!
  - Как, всегда носить?
  - Нет, только на коронации и по великим праздникам, а все остальное время пусть в сейфе лежит. Но ты про нее не забывай! Носи, то есть, мысленно. И вот тебе брошюрка, там написано, как правильно организовывать государство. 

  На коронации слегка перебравший адмирал в очередной раз заявил, что сразу после завершения этого похода он уходит на покой. Мол, он недавно женился, причем сразу на двоих, и дома его уже ждут родившиеся в отсутствие отца сын и дочь. Их надо воспитывать, твердо сказал его светлость и ушел отсыпаться на «Фермопилы». 
  Уже после того, как корабли его эскадры покинули бухту Золотой Рог, адмирал подумал, что в этот раз, пожалуй, придется таки сдержать слово. Вот только зайти по дороге домой на Гавайские острова, навести там порядок, и можно будет спокойно удаляться на заслуженный отдых.