Окончание главы:

  - Государь, план по производству будет выполнен, но вот насчет сохранения тайны я не уверен, - заявил Миних, дождавшись, когда вестовой расставит миски с ужином и выйдет. – Кстати, караси в сметане весьма неплохи, рекомендую отдать им должное. Да, значит, народ тут довольно безалаберный. Я, конечно, кое-что сделать успел, но далеко не все, что потребно. В общем, сейчас дела обстоят так: либо план, либо секретность, а и все вместе скорее всего обеспечить не удастся.
  - Караси действительно замечательные, - заметил Новицкий, - а ответ на твой вопрос будет однозначным. Разумеется, план. Если кто что разузнает про единороги и карронады, так и хрен с ними. Вот тактические мортиры лучше все-таки удержать в секрете, насколько это получится. Если же нет, то пусть их тогда считают сосем маленькими карронадами.
  Император знал, что говорил. Действительно, в истории техники часто возникали решения, дающие какие-то преимущества на начальном этапе, но потом быстро превращающиеся в тормоза дальнейшего развития. Ведь люди, увидев что-то хорошее, часто склонны его абсолютизировать.
  Взять, например, историю авиации, которую Новицкий неплохо знал. На первых самолетах бипланная схема  была вполне оправдана -  для небольших и не очень быстро летающих экземпляров. Однако конструкторы сделали не совсем корректный вывод, что она универсальна. В результате бомбардировщики и истребители оставались почти поголовно бипланами аж до середины тридцатых готов, а кое-где и дольше, что основательно затормозило развитие более прогрессивных монопланов.
  Причем авиаторам еще повезло, что первые самолеты строились с жестким крылом. Если бы кто-нибудь в начале двадцатого века додумался до дельтаплана, в чем не было ничего невозможного, то получилось бы еще хуже. Небось всю Первую мировую войну летали бы по небу здоровенные треугольники, хлопая на ветру огромными тряпочными крыльями.
  Кстати, Новицкий считал – когда удержание в тайне летательных аппаратов тяжелее воздуха станет невозможным, первым надо будет показать миру именно дельтаплан. И перед этим желательно монополизировать каналы поставки шелка в Европу. 
  С карронадами ситуация была аналогичной. Эти орудия давали серьезное преимущество, пока морские бои происходили на небольших дистанциях – как правило, порядка трехсот метров, а то и меньше. Ведь как раньше вооружался, например, русский линейный корабль?
   На самой нижней орудийной палубе располагались пушки, до недавнего времени именуемые тридцатишестифунтовыми, а с прошлого года – калибром сто семьдесят пять миллиметров. На второй палубе стояли пушки полегче, калибром в двадцать четыре фунта, то есть сто пятьдесят миллиметров. А на самой верхней – двенадцатифунтовые, они же стодесятимиллиметровые. Такая структура артиллерии получилась вынужденной, ибо тяжелые крупнокалиберные пушки можно было располагать только снизу, иначе корабль мог потерять остойчивость. И в бою с заведомо слабым противником это было оправдано.
  Однако даже турецкому линейному кораблю, не говоря уж об английском или французском, попадания ядер среднего калибра причиняло не очень большой вред, а малого – вообще никакого. То есть две трети корабельной артиллерии оказывались почти бесполезными.
  Линкоры же обшивной эскадры на средней и верхней палубах должны были иметь карронады такого же калибра, как и пушки на нижней, то есть сто семьдесят пять миллиметров. Причем на средней деке предполагалось ставить карронады первого ранга со скоростью вылета цельного чугунно ядра порядка двухсот шестидесяти метров в секунду. А на самом верху – второго ранга, покороче и с более тонким стенками. У этих скорость была всего двести двадцать.
  Из-за невысокой начальной скорости ядра карронады могли результативно стрелять только на небольшие дистанции – не более трехсот метров для первого ранга и двухсот – для второго. Зато на малых дистанциях одного полного залпа могло хватить для того,  чтобы уничтожить самый большой линкор.
  Однако подобное решение противоречило общей тенденции развития корабельной артиллерии – постоянного увеличения дальности огневого воздействия. И, значит, с появлением у противника достаточно мощных дальнобойных пушек, пусть поначалу и дульнозарядных, вооружение карронадами и вытекающая из него тактика боев на минимальных дистанциях станет губительной. Поэтому Новицкий считал оптимальным вариант, при котором по результатам грядущей русско-турецкой войны ведущие морские державы начнут вооружать свои корабли карронадами. И если этот процесс достигнет максимума тогда, когда у русских появятся нарезные казнозарядные пушки, будет совсем замечательно.

Отредактировано Avel (27-04-2016 19:42:23)

Сначала - краткое сообщение.
До конца праздников выкладок не будет - удаляюсь на лоно природы.

И текущее продолжение:

                                                               Глава 11

  Шенда Кристодемус – астральный целитель, академик, директор Института народной медицины и вообще величайший ученый восемнадцатого века - отметил свое официальное восьмидесятилетие на трудовом посту, читая очередную лекцию в Императорском институте благородных девиц. Ибо, как неоднократно говорил этот пройдоха – служение государю первично, а все остальное вторично.
  Надо сказать, что академик выглядел на редкость молодо для своих лет. Впрочем, чему тут удивляться – тому, что врач, способный чуть ли не вытащить пациента с того света, лишь бы за это было достойно заплачено, не пренебрегает заботами о собственном здоровье?
  Сам Кристодемус тоже воспринимал такое положение вещей как должное, но по несколько иной причине, нежели все остальные. Дело в том, что оный достойный муж еще в самом начале своей карьеры на всякий случай прибавил себе одиннадцать лет – не корысти ради, а чисто для солидности. То есть ему на самом деле стукнуло не восемьдесят, а всего шестьдесят девять. Тоже, конечно, вполне приличный возраст, в котором за здоровьем приходится следить куда тщательней, чем в молодости, так ведь об этом астральный целитель не забывал никогда.

  Что такое на самом деле этот Институт благородных девиц, где Шенда успешно преподавал прикладную медицину, он понял давно, почти с момента создания оного учебного заведения. И, разумеется, держал свое понимание при себе, в душе полностью оправдывая государя императора. Действительно, тот не жалел сил, окружая себя верными людьми. А кто может быть вернее девчонок, вытащенных с самого дна жизни и только в стенах института приобретших некое условное «благородство» вместе с новыми именами? Отлично знающих, что они всем обязаны царю и только царю. Не станет его – и их тоже очень скоро не станет. Поэтому каждая наизнанку вывернется, если это потребует его величество. И, кстати, на самом деле девушки эти действительно древнего рода – без всяких условностей. Пожалуй, даже подревнее многих правящих династий. Ибо все ученицы Института без исключения происходили аж от самих Адама и Евы.
  Курс прикладной медицины состоял из трех разделов. Первый назывался «классические приемы исцеления» и давал общее представление о фармакологии и полевой хирургии. Второй – «нетрадиционные методики врачевания» - посвящался прямо противоположному, то есть искусству нанести заданный вред здоровью клиента с минимальными усилиями. Причем под заданным вредом не всегда подразумевался летальный исход – например, в случае интенсивного допроса подобное категорически не приветствовалось.  И, наконец, к чтению лекций по третьему – «лекарственные препараты» - академик только что приступил. 
  - Итак, милые дамы, - вещал он, - запомните крепко. Всякий яд может стать лекарством, и всякое лекарство может стать ядом – вопрос только в дозировке. С первой частью моего тезиса вы уже в общих чертах познакомились, и теперь настало время перейти ко второму. Итак, в природе существуют вещества, становящиеся летальными уже в концентрации нескольких молекул на миллилитр. Возможно, вы что-то про них слышали, но наверняка полагаете, что сырье для них добывается в каких-то дальних экзотических странах. Не буду скрывать, в той же Австралии действительно растет, плавает и ползает много интересного, но и в наших родных краях есть чем восхититься. И мы начнем изучение этого раздела со знакомства с замечательным представителем российской флоры – бледной поганкой.

  Шенда Кристодемус, несмотря на то, что он и являлся великим ученым да плюс к тому не менее великим прохиндеем, знал далеко не все. Кстати, он это прекрасно понимал, просто не любил афишировать. В частности, он был не совсем прав относительно биографий девушек, которым ныне нес свет знаний. Да, некоторые из них были действительно найдены в трущобах, а кое-кто и просто на улице, затем отмыты, накормлены и взяты на государственное обеспечение. Но не все. Например, та, которую он знал под именем Натальи Хованской, учебный псевдоним «Заноза», родилась не на улице и не в канаве, а во дворце Бельвю близ Парижа. Ее матерью была маркиза Александра де Помпадур, а отцом – Людовик Бурбон,  в описываемое время правящий Францией под именем Людовика Пятнадцатого.
  Отец знал о существовании дочери, но не более того. Ни ее местожительство, ни судьба короля совершенно не интересовали. А вот мать знала гораздо больше. Внучка первой директрисы Невидимой службы Анюта, она же графиня Екатерина Браницкая-Брюс, обещала маркизе от имени императора, что ее дочь получит всестороннее образование, приобретет перспективную профессию, и ей будут созданы все условия как для карьерного роста на ниве служения Российской империи, так и для удачного замужества.

  Наталья, хоть почти все запоминала, а кое-что и конспектировала, слушала лектора вполуха. Если она сдаст пару экзаменов экстерном, то ее ждет досрочный выпуск и первое задание. От того, как она с ним справится, зависит ее дальнейшая карьера.
  Задание же было связано с тем, что недавно  в Россию приезжала прусская королевская чета. Причем не одна, а с дочерью, которая была представлена к русскому двору,  а вообще-то имелось в виду, что оная принцесса может стать женой цесаревича Михаила. Правда, родители ни с русской, ни с немецкой стороны не относились серьезно к такой возможности серьезно. Однако, к некоторому их удивлению, к ней отнеслись серьезно сами молодые. В связи с чем император и король приняли решение дать возможность принцессе Амалии пожить в России. Для начала год, а там видно будет.
  Король считал, что его достаточно умная дочь, возможно, поможет ему узнать что-то новое и интересное о происходящем при русском дворе и вообще в России. Ну, а если это кончится свадьбой с Михаилом, тоже ничего страшного. Хотя, зная как цесаревича, который почти год учился изобразительным искусствам в Берлине, так и его отца, король сомневался, что Михаил когда-нибудь станет императором. Если даже он, Фридрих, успел заметить полную неготовность молодого человека занять этот пост в силу мягкости характера, то уж Петр-то подобного пропустить никак не мог. И, значит, русский император скорее всего уже принял меры. Или примет их, когда посчитает необходимым.