Черновик для тестирования:

– Что… – он пошел белыми пятнами, – за мной следить могут?
– Да легко, – отмахнулся я, – и телефон на прослушку взять, поэтому больше не звони никому. Не бери в голову, оторвемся… Я помогу. Давай так… – я пожевал губы, прикидывая.
Черт побери, а ведь за ним действительно могут следить! В животе похолодело, и я почему-то сразу подумал о детдоме для Мелкой.
– Так… – провел рукой по лицу, словно смахивая налипшую паутину. Перед моим внутренним взором встали проходные подвалы и чердаки кварталов вокруг Московского вокзала. – Завтра ровно в восемнадцать ноль-ноль ты сворачиваешь с Невского на Лиговку и неторопливо идешь в направлении Обводного. Когда я тебя окликну, ты из-за всех ног – в буквальном смысле этих слова, Ваня, я не шучу! – сразу рвешь ко мне, а, потом, за мной. Все понятно?
– Ага! – он энергично кивнул головой и, прижав руки к груди, истово воскликнул: – Спасибо! Я твой должник!
– Сочтемся… – бросил я, вставая. Взял пакет с духами. – Я пошел, ты через десять минут, не раньше. Смотри, не подведи меня, Ваня…

08 марта, день.
Ленинград, Измайловский пр.
…

Тот же день, позже,
Ленинград, Лиговский пр., «Большой Дом»

Светлана Витальевна со словами «посиди пока здесь» засунула меня в знакомую уже комнату и исчезла. Я был тут не один: у окна с папкой в руках сидел еще один подросток – примерно моего возраста или чуть старше.
Мы с интересом посмотрели друг на друга. Действительно, кого кого, а встретить тут сверстника было довольно неожиданно.
– Привет, – помахал я издали рукой, – тебя эти изверги чаем уже поили?
– В глазах булькает, – охотно откликнулся он.
– Ну, а я попью, – пояснил я, доставая чайник и чашку. – О! Сушки появились.
– Ты тоже с театрального? – с какой-то тревогой спросил парень.
– Я? – переспросил я удивленно. – Нет, я… Я по комсомольской линии.
– А… – он посмотрел на меня свысока, – тогда ладно, живи.
Я молча передернул плечами и отправился в туалет за водой.
– А хотя на меня тоже завари, – скомандовал парень, когда я вернулся. Именно скомандовал, не попросил, это чувствовалось.
– Ты по жизни такой наглый или в роль вошел? – спросил я, покривившись.
– А? – он немного сдулся, – второе…
– Тогда ладно, – разрешил я, – наглей. Что хоть за роль-то?
– Да так… – неопределенно взмахнул он рукой, и мне вдруг стало интересно.
– Ну, – покосился я на дверь, – хоть что делать будешь?
– Поболтать надо будет… – он с хитринкой посмотрел на меня, – с первым космонавтом и его компанией.
– О как… – я не сразу сообразил, что услышал, и заварку в чайник всыпал уверенно.
Потом руки мои прошило мелкой дрожью. Да и не только руки – пришлось резко сесть.
Дверь приотворилась, в просвет сунулся незнакомый мужчина.
– Ну что, «москвич», пошли на прогон, – скомандовал он.
– Ну вот, не попью я чаю, – пожаловался паренек, вставая.
– Я оставлю, – пообещал я тускло, – ни пуха, ни пера.
– К черту, – ответил тот, походя постучав по косяку.
Дверь захлопнулась, оставляя меня одного в вязкой тишине и глухой безысходности.
Я обхватил голову руками.
– Блин, Ваня… Как же ж… Что ж ты так… – растерянно прошептал в столешницу.

Тот же день, вечер.
Ленинград, Лиговский пр.

Я ждал Гагарина и маялся, так ничего окончательно для себя и не решив. Сверток с деньгами лежал в одном кармане, нож – в другом. Теоретически все было понятно, но еще никогда в обоих моих жизнях теория и практика не были так далеки друг от друга.
Днем в Большом Доме меня морально размазало, причем два раза: сначала с тем говорливым парнишкой-актером, и потом, чуть позже, когда я отдернул на стене шторку и поглядел на прячущуюся за ней карту.
Сказать, что я был напуган – это преуменьшить. Я отчетливо понял, что счет до моей идентификации Конторой пошел на часы. Череда моих безалаберных ошибок, помноженная на мощь следственного аппарата КГБ, делала это событие почти неотвратимым.
«Почти» – вот ключевое слово. Будущее балансировало на кончике клинка, что жег мне грудь сквозь несколько слоев одежды.
В Большом Доме мне повезло: оперативница задержалась надолго, и я смог собраться. Да, был потом на встрече с офицерами не так говорлив и нагл, как раньше, но Светлана Витальевна одобрительно мне на то покивала, отнеся это на мое исправление после взбучки.
Выйдя, во что порой и не верилось, из логова КГБ, я сумел собраться и составить экстренный план. Даже успел пробежаться по своим нычкам за необходимым для его исполнения. Но план – то теория. И сейчас, прячась менее, чем в пятистах метрах от дома-музея Достоевского, я был натуральной тварью дрожащей, так ничего для себя и не решившей.
Гагарин оказался на удивление пунктуален – точно в расчетное время в просвете между домами появилась его фигура.
– Ваня! – заорал я громко, – Гагарин! Сюда! Бегом!
Он рванул ко мне как лось, высоко задирая колени. В отставленной далеко вбок руке болтался какой-то редкий по нынешним временам саквояж. Я торопливо натянул на голову парик и прихватил его сверху шапочкой. Вот не думал никогда всерьез, что мне этот реквизит пригодится…
– За мной, не отставай, – махнул, когда он приблизился, рукой и скользнул за угол.
Десять шагов – и мы в подъезде. Взбежали, топоча, на четыре этажа вверх и влетели на чердак. Я торопливо захлопнул за нами дверь и задвинул засов.
Все! Теперь, если за ним был обычный «хвост», то взять нас можно только случайно – и то, если мы сейчас потеряем темп. Пока наблюдатели поймут, что двор тупиковый, пока добегут до нужных перекрестков…
– За мной, – повторил я и побежал чердачными переходами. За мной несся шумно сопящий Гагарин.
– Спокойно, – скомандовал я, когда мы начали спускаться по тихой лестнице, – сейчас выходим из подъезда и обычным шагом переходим на другую сторону. Не бежать, не оглядываться. Понятно?
– Угу… – отозвалось у меня из-за спины.
– Тогда выходим.
Я поправил сбившуюся шапочку и шагнул на дневной свет. Гагарин послушно прилип ко мне. Мы пересекли узкую пустынную улицу и вошли в проходной подъезд.
Все, мы в другом квартале.
– А вот теперь – бежим, – сказал я, рванув к черному выходу.
«Черт их знает… Если они догадаются ловить нас на не Коломенской, а сразу пробежать на дальше, до Марата, то шанс у них еще есть» – сердце мое начало стучать где-то в горле.
Мы вихрем пронеслись через три сообщающихся двора-колодца, и перед нами растелилась предательски широкая улица.
«Переигрывать поздно» – поморщился я, выводя приметного Гагарина на тротуар.
Никогда еще переход через улицу не казался мне таким долгим – фасад дома напротив, казалось, почти не приближался, сколько бы мы перебирали ногами. Но вот мы у неприметной двери. Я бросил быстрый взгляд налево, потом направо: на перекрестках пусто и никто не торопится в нашу сторону по тротуарам. Да и вообще, людей, по праздничному времени, немного.
Мы еще немного поплутали по проходным дворам и подъездам, пересекли пару улиц, пока не пришли, наконец, к цели – тихому чердаку на задах Пяти Углов.
– Ну, вот и все, – обернулся я к Гагарину, – Если «хвост» за тобой и был, то, считай, мы оторвались. Отсюда выйдем прямо к троллейбусной остановке. Доедешь до Варшавского, перескочишь на трамвай и к автовокзалу. Понятно?
– Угу… – кивнул он и спросил нетерпеливо, – ты деньги принес?
– Принес, принес, – успокоил я его, – все как договорились.
Он повеселел и, даже, начал было что-то насвистывать.
Я достал бумажный сверток и распотрошил его, явив Гагарину три фиолетовые пачки: две потолще и одну тоненькую. Он охотно их сграбастал и посмотрел на меня вопросительно, мол, что еще?
Время неумолимо шелестело песчинками, чаши весов беспокойно дрожали на одном уровне, а я все-так же не мог решиться.
Отпустить? Не отпускать? Положиться на волю случая? Ждать знака?
– Так, – я строго сдвинул брови, – письма написал?
– Ага, – кивнул он.
– Документы взял?
– Да.
– Открывай саквояж.
– Да зачем? – запротестовал было он, но я был неумолим.
– Так… Рыльно-мыльные, смена… А это что? – сварливо спросил я, тыкая пальцем в газетный сверток.
– Да там это… – глаза у Гагарина забегали. – Духи французские! Я их в Тбилиси по-быстрому скину и все. Не парься, я умею.
– Вот как… – я испытал неожиданное облегчение.
Без вариантов. Он не уйдет от КГБ.
– Ясно… – распрямившись, я убрал начавшие подрагивать руки за спину, – закрывай. Нам туда, – махнул в сторону уходящего в темноту отнорка, – ты вперед, я – за тобой.
Ваня развернулся и с готовностью зашагал вперед. Я выхватил из-за пазухи нож и пошел чуть левее, подстраиваясь под его шаги.
Потом я заставил себя не думать: так поступают, бросаясь в прорубь. Словно сама собой нырнула вперед моя рука, и клинок вошел в тело как в подтаявшее масло.
– Ах-хх… – левая нога его зацепилась за правую, и Ваня начал медленно заваливаться вбок.
Я с ужасом понял, что он метит виском прямо в стопку ржавых уголков.
«Ушибется!» – стеганула короткая мысль, и я шагнул вперед, заботливо подхватывая его левой рукой.
– Осторожно, осторожно… – забормотал, помогая Ване опуститься на пол. Правая моя рука при этом продолжала жить самостоятельной жизнью, удерживая нож в его теле, – осторожно... 
Он, наконец, вытянулся вдоль, упокоив голову у меня на локте. Я пошевелился, пытаясь устроить его поудобнее.
– Ах-хх… – повторил он тяжело и покосился на меня с отчетливым недоумением.
– Споткнулся, – торопливо пояснил я и растянул губы в угодливой улыбке.
– Больна-а… – пожаловался Ваня и обессиленно закрыл глаза.
– Скоро все пройдет, – забормотал я страстно, – все-все пройдет…
Лоб его посерел и покрылся обильной испариной.
– Ф-ф-ф… – подул я ему в лицо.
Глаза его распахнулись, взгляд зашарил по потолку.
«Не умирает!» – запаниковал я. – «Придется добивать… Увидит у меня нож и все поймет!»
Мысль эта ожгла грудь невыносимой болью, и я обнял Ваню поплотнее, прижимаясь к нему, как к брату.
– Темно-о… – длинно выдохнул он, дернул ногой и затих. Зрачки начали быстро расширяться.
Я испытал короткое постыдное облегчение, поняв, что только что с выдохом из него ушло то, что заставляло мечтать и обманывать. Потом острое сострадание пронзило меня, и я завыл – тихо, безнадежно, на одной ноте.

Тот же день, позже,
Ленинград, наб. Фонтанки.

Я сидел на крыше, по-стариковски привалившись боком к высокой трубе, и безучастно наблюдал за плывущими внизу льдинами. Место было то самое, где я прошлым маем задорно кричал небу вызовы. Дурачок…
Меня опять скрючило. Ваню я уже оплакал, сейчас лил слезы по себе.
Именно здесь, на крыше, я неожиданно разглядел путь, что ведет к моей цели. То была лестница, опускающаяся во мглу. Мне предстояло пройти по ступеням обманов, предательств и убийств. Даже если тело мое доживет, то шагнувший на крайнюю ступень будет уже совсем не мной.
Оттого я и рыдал сейчас обреченно, и волны ужаса были мне воздаяньем.
Последние пару часов помнились смутно. Вот я вытягиваю нож и зачарованно смотрю за натекающей из-под тела темной лужицей. Пытаюсь, все так же стоя на коленях, оттереть руки. Не могу понять, куда сунуть окровавленный нож. Потом лакуна, и я навалился грудью на ограду, под ногами – черная вода и крошево льда. Только что мне удалось промахнуться, и нож не булькнул, а улегся на краю льдины. Я провожаю ее безучастным взглядом. Вот бреду вдоль Фонтанки, поскуливая как подраненная собака, на одних инстинктах и желании поскорее забиться в безопасную нору. А вот я уже на крыше, пытаюсь охладить лоб снежком. Вытягиваю из тела нож… Темная лужица… Оттираю руки…
И я опять глухо застонал. Потом оттянул пальцем манжету и попытался разглядеть на часах стрелки. Девятый час, давно пора домой…
Поднял одеревеневшее тело и повел его на чердак. Не так давно в переплетении здешних балок я устроил хитро запрятанный лабаз. Он был под самой крышей, невидим снизу, и добираться до него было очень непросто.
Я нашарил на знакомой балке фонарик. Батарейка подсела, и лампочка светила еле-еле, больше мешая, чем помогая. Пришлось карабкаться вверх почти наощупь, нашаривая ступнями специально вбитые гвозди.
Кряхтя от натуги, я забросил себя на последнюю балку и начал стягивать верхнюю одежду. И новенькие джинсы, и куртка, и перчатки – все оказалось одноразовым. Я связал их в узел и, зябко ежась, влез в привычную одежду.
Узел с вещами я чуть позже спустил в реку, и он поплыл в темноту, постепенно погружаясь. Я постоял пяток минут, пялясь вослед, а потом похлопал себя по щекам, пытаясь взять себя в руки.
«Я же не хочу напугать родителей и Мелкую, верно?» – с этой путеводной мыслью я пошел домой.
В квартире, когда я туда просочился, было шумно: из телевизора вопрошал «ну кто тебе сказал» Влад Адрианов, щебетали за журнальным столиком, позвякивая чашками о блюдца, мама и Мелкая, а на кухне кого-то поздравлял по телефону папа. Я прислонился к косяку и, умиротворяясь, втянул родные запахи.
Вряд ли Мелкая меня услышала, скорее – почувствовала сквознячок, но вот раз – и она уже в прихожей. Мама выдала ей свой халат и гольфы, и оттого выглядела она теперь совсем по-домашнему.
– Голоден? – высунулась следом за ней из комнаты мама.
Я задумался.
– Да вроде не особо…
– Захочешь – кура на плите. И картошка в депрессии.
– Как это? – невольно заинтересовался я.
– Ну, пюре, – хихикнула она. – Вроде картошка как картошка, но такая подавленная!
– Понял, – слабо улыбнулся я.
– Ну… – мама окинула нас неожиданно цепким взглядом, – ладно, только не засиживайтесь – завтра в школу.
И ушла, затворив дверь.
Мелкая, блестя глазами, подошла совсем близко. От нее слегка пахло подаренной сиренью.
– У тебя кровь, – тихо сказала она и коснулась пальцем моей щеки, – вот тут. Опять…
Я поморщился и пошел в ванную.

Мне тоже:)

ППКС
На мой взгляд, в сложившейся ситуации реальных вариантов только два: или самому куда-то исчезнуть с концами или обеспечивать себе относительно уютное общение с КГБ, например, заимев прямой контакт с теми, кто может прикрыть от остальных. Сейчас же сюжет явственно повернул либо в сторону сноса ГГ с катушек, либо к стилю боевиков 1990-х , напоминая поселягинское "Дитё". В обоих вариантах это уже несколько другой жанр, что литературно совсем неправильно.

Отредактировано Vai (19-06-2016 13:53:12)

В описанной ситуации это уже невозможно. Судя по продолжению эпизода (http://samlib.ru/comment/k/koroljuk_m_a … amp;PAGE=3 , пост № 56), "Гагарин" уже "общается" с КГБ, характеризуя Сенатора с далеко не лучшей стороны.
С учётом описанных вами мероприятий, предотвращение поимки ГГ в течение ближайшей недели может быть лишь результатом сюжетного рояля (и это, ещё, Минцев не проводил анализ возможной утечки информации).

Не хочу давить на автора, но, ПМСМ, лучше, если этот эпизод разделит судьбу автомобильного тарана около злосчастного почтового ящика.

Отредактировано Борис (19-06-2016 14:10:17)