27 марта, понедельник, полдень.
Арлингтонский лес, штат Вирджиния.
Этот тихий зеленый район был застроен неброскими, но дорогими, стоящими наособицу домами. Преобладал стиль колониального возрождения, сочетающий внешнюю, идущую от протестантизма простоту с понятным человеческим желанием все-таки немного выпендриться. От первого были узенькие окна в мелкую расстекловку, крашенные деревянные ставни и незамысловатый красновато-бурый кирпич стен; от второго – обязательный белый портик с колонами и фронтон над ним.
По утрам из этих храмов благонравия, словно сытые боги на прогулку, выходили респектабельные мужчины с портфелями из дорогой кожи. Удобнее всего было военным – до Пентагона лишь пять минут неторопливой езды навстречу Солнцу. Чиновникам, чтобы добраться до центра Вашингтона, надо было дополнительно перемахнуть через Потомак. И лишь немногие обитатели района ехали на север – туда, где на берегу вскипающей порогами полноводной реки в окружении дубового леса располагался комплекс Фирмы.
Фрэнк Карлуччи был из числа последних, и один из немногих, за кем по утрам приезжал черный правительственный «олдсмобиль» с охраной.
Но сегодня он остался дома. Ничего не случалось, просто он собрался подумать. Руководителям вообще полезно этим заниматься. Фрэнк считал, что любой босс должен отрываться от текучки и отводить на размышления не менее половины своего рабочего времени.
Об этой его манере знали немногие. Для остальных он так и остался все тем же резким и агрессивным оперативником, выросшим за два десятка лет работы под прикрытием Госдепа в настоящего мастера танца на острие ножа. И правда: Конго, Танзания, Бразилия, Португалия – говорящие названия стран для тех, кто в курсе. Даже состоявшийся полтора месяца назад выход его из тени – назначение на должность первого заместителя Директора ЦРУ, не разуверил многих в этом заблуждении.
Тем лучше. Сейчас, когда Ронни уже начал подбирать команду, рассчитанную на победу, самое время делать свою главную ставку, и постороннее внимание тут может только повредить.
Карлуччи полагал, что он почти в идеальной позиции:
«Можно поздравить себя с верным решением – вовремя расстался с Госдепом. Через год или, крайне – через два, но еще до президентских выборов, Сайруса Вэнса будут вспоминать как неудачника, почти случайную личность рядом с бестолковым и наивным президентом-рохлей. А еще, и это большое счастье, меня не успел подмять и слопать Збиг… Зато я как нельзя более кстати сориентирован на военных, а за теми будущее есть, несмотря на незаживший Вьетнам. Конечно, моя связка с Уайнбергером и Рамсфельдом была скорее удачной находкой, чем осознанным ходом, но вот выстроенные доверительные отношения с Колби и Броссом – это уж целиком моя заслуга.
Теперь, когда в сумеречных политических недрах Вашингтона завозился Билл Кейси, пробуя, по поручению Ронни, на зуб идеи ветеранов Фирмы, эти «пенсионеры» (хотя какие, нафиг, они пенсионеры!) – мой актив. Кейси, как и Колби, и сам Бросс — это наследие отрядов «Джедберг», боевых групп УСС в Европе. Хороший консервативный фундамент таких людей не может не импонировать Рейгану.
А это значит, что – да, пришло время подтянуть их к себе поближе, привязать дополнительными интересами. А какие могут быть интересы у материально независимых ветеранов Фирмы? Только информация, и сколько этим монстрам ее не дай – все мало…».
Фрэнк глубоко вдохнул свежий весенний воздух. Размышлял он привычно на ходу, прогуливаясь взад-вперед по дорожке вдоль недлинной лощины, что тянулась прямо под домом. Чуть в стороне своенравно журчал широкий ручей, а ветви буков и хмелеграбов на склонах уже взрывались ярко-салатовой листвой. Думалось здесь хорошо и уходить не хотелось, но Карлуччи ждал гостей, и время для них уже пришло.
В пятницу, поразмыслив предварительно над свежими материалами по «ленинградскому феномену», он сделал пару звонков по защищенной линии. Так, внешне ничего особого: намеки, понятные лишь посвященным, да кодовые фразы: «новая метла» оперативного управления Фирмы предлагала заслуженным ветеранам прибыть на конфиденциальную встречу.
По правде сказать, среди многих важных и даже важнейших обстоятельств, которые занимали Карлуччи в данный момент, частности, пусть и связанные с «ленинградским феноменом», не имели особого веса. Хотя, если бы Карл с Джорджем до источника добрались, а еще лучше, смогли бы с ним побеседовать, тогда тема действительно получила бы один из высших приоритетов. Пока же его больше беспокоили натиск коммунистов в Италии и Франции, борьба с утечками, идущими в прессу от потерявших всякий страх идеалистов Фирмы, саботажные операции в Йемене и постепенно раскручивающийся маховик польской операции.
Но вот и Колби, и Бросс, причем не сговариваясь, питали к этому ленинградскому сюжету какой-то обостренный интерес. И недавний руководитель ЦРУ, и бывший начальник аналитического управления были слишком ценными кадрами, чтобы совсем выключать их из жизни Фирмы – они продолжали получать очищенные материалы, взамен делясь своими действительно ценными соображениями.
На этом интересе Карлуччи и собирался сегодня немного прокачать взгляды ветеранов на будущее американского разведсообщества вообще, и в связи с набираемой Рейгана командой, в частности.
«Впрочем, может, старики что-то интересное надумают и по делу? Они-то, в отличие от оперативного руководства, не озабочены тысячью скверных новостей, очередных идей офисных бюрократов или заносчивых сенаторов. А фантазии им не занимать».
Где-то наверху мягко рыкнул мощный мотор, и Фрэнк заторопился к дому. Со стороны его низенькая субтильная фигура напоминала сейчас смешного суетливого гномика, что козликом скачет по ступенькам наверх. Лишь вблизи, приглядевшись к его холодным спокойным глазам, можно было понять, что он неоднократно дарил своим противникам смерть, и смеха в том было не много.
Оба ветерана были пунктуальны и прибыли на встречу почти одновременно.
– Иган, Джон, спасибо, что откликнулись, – улыбнулся Карлуччи, пожимая руки.
– Добрый день, Фрэнк если, разумеется, в Компании бывают «добрые дни», – отозвался Джон Бросс.
В этом мягком и спокойном человеке, обладающим изысканными манерами и приятной улыбкой сложно было разглядеть матерого специалиста по диверсиям и рукопашному бою. Этот воспитанник Донована прошел все, что мог пройти человек его профиля, и засверкал как мощный аналитик внезапно и поздно, лишь будучи списанным по ранению в синекуру кабинетов.
– Ранней весной и поздней осенью Арлингтонский лес, поблизости от Амфитеатра Лаббер Ран – это Хорошее Место, чтобы поговорить о Серьезных Вещах, – в тон ему отозвался Фрэнк Карлуччи.
Колби только пожал плечами и приготовился слушать.
Весеннее солнце уже разогнало и утренний туман, и зябкость. Воздух мягко овевал кожу, и Фрэнк вытащил раскладные кресла. Компания расположилась прямо на стриженном газоне. Колби закурил, а Бросс запрокинул голову, подставляя лицо падающему с неба теплу.
– Иган, – развернулся Карлуччи к Колби и глянул на того в упор, – а ты знаешь, твой ленинградский протеже, похоже, засветился не только в Израиле, но и в последних событиях в Италии.
– И кто пострадал на сей раз?.. Хотя... Стоп! – в глазах у Колби внезапно вспыхнуло понимание, – хочешь сказать, что он приложил руку и к разгрому "бригадистов"?
– Бинго! – довольно ухмыльнулся Фрэнк Карлуччи.
– Ха, Фрэнк, вообще-то меня это не особо удивляет, – по недобритой, как обычно со времен Вьетнама, физиономии коллеги и бывшего "особо важного шпиона", человека опасного, иногда смертоносного и уж точно не сентиментального, проплыла легкая, почти мечтательная улыбка, – это, напротив, подтверждает мои мысли.
Карлуччи внимательно посмотрел на бывшего шефа. Ну, как бывшего… Формально отойдя от дел, Колби оставался негласным куратором ушедшей после комиссии Черча в тень сети оперативников, что не боялись ни крови, ни черта, а также хранителем тайн «старого ЦРУ» – исключительно опасная, между нами говоря, должность.
– Карл что-то накопал для тебя в Ленинграде и по привычке послал к чертовой матери субординацию и порядок оповещения боссов нашей фирмы? – осторожно уточнил Карлуччи.
– На сей раз – нет, – теперь улыбка Колби стала откровенной. – Просто это очевидно из уже имеющихся материалов.
– Объясни, – Карлуччи обозначил умеренную заинтересованность, – только без новых загадок, Иган – и так забот полон рот.
– Для начала: если я правильно понял наш феномен, Фрэнк, он принципиально настроен гасить напряженность, – в голосе Колби появились профессорские нотки, –воевать, так сказать, с несовершенством этого мира. Представь себе свежего, неотягощенного еще бременем зла из-за принятия решений студента-рекрута, только-только попавшего на нашу "ферму"... Представил? Мы даем ему информацию и ставим оперативные навыки, а он еще верит, что попал именно туда, где "учат на спасителя мира". Смотри: наркотики, афганский заговор, террор-группа в Израиле, «бригадисты» в Риме. Все ровненько ложится. Как тебе такая мысль?
Карлуччи озадаченно поморгал:
– Добавить что-то можешь? Скажем, что заинтересует его в следующий раз?
– Да что угодно. Иран, Африка, Юго-Восточная Азия. Вариантов масса – мир вокруг нас слишком разнообразен и несовершенен... – Колби взмахнул руками, на миг став похожим на Христа-Искупителя с горы Корковаду, а затем заговорщицки наклонился и понизил голос: – Еще учти, что он не с нашей фермы. Его учили, с ним работали не мы, а КГБ, кто же еще?
Карлуччи посмотрел на коллегу долгим осуждающим взглядом:
– Не скажу, что меня это предположение вдохновляет, – проговорил он потом, –такой "восторженный студент", тем более — чужой студент со всеми своими идеалами и отмеченными оперативными талантами в определенных обстоятельствах может легко сработать и против нас.
– Послушайте, коллеги, – не выдержал, наконец, Джон Бросс, – это ни в какие ворота не лезет. Нет, в плане мотива – рабочая версия, но какой, к черту, «студент»? Ах, как горько, что мы постепенно разучились думать. Мы слишком влюблены в эти новые игрушки, что позволяют подглядывать и подслушивать. Что и говорить, дело это чистое и сравнительно безопасное. Но подумайте немного о том, что составляло прежде самую суть разведки и чего она лишается в эпоху спутников-шпионов Тернера, летающих монстров вроде Ривет Джойнт'ов, АВАКСов и Джойнт Стар'ов, преобладания разведывательной электроники над нормальным вооружением на любом из современных боевых кораблей ВМС.
Тут Карлуччи ощутил себя в некотором роде на экзамене у не самого лояльного профессора.
Впрочем, Бросс и не ожидал от своих младших коллег ответов:
– Мы начинались когда-то, как, по сути, переводчики с языка государственных жестов на человеческую речь. Интерпретаторы. И в этом качестве нас заменить нечем. Мы не обскачем машину по объему собираемых и обрабатываемых фактов. Но вопросы принятия решений – это вопросы интерпретации событий и слов, а не объема, более того, иногда накопление фактов даже мешает видеть суть дела.
– А конкретней? – в голосе у Колби обозначилась жесткость.
– Конкретней? Да, Иган, Бога ради, посмотрим на Ленинградский феномен непредвзято. На что бы я обратил внимание с самых первых шагов развертывающейся операции? – Бросс на миг замолчал, обводя сидящих серьезным взглядом, – да на исключительную «насыщенную лаконичность» первого письма. Сравнительно небольшой объем оперативно пригодной, хорошо структурированной и осмысленной информации в том самом первом письме.
– Да, вы не аналитики… Но задумайтесь, какой объем работ требовался бы, например, от хорошо подготовленной агентурной сети, развернутой на территории «Обеих Америк», чтобы на выходе получить то, что мы имеем в письме? Какие фильтры должны были просеивать горы предварительной информации? Какое качество последующего анализа? И это притом, что русская разведка ранее не направляла усилия на работу с криминальными структурами внутри Штатов и в Латинской Америке, обходясь «идейно близкими» боевиками и экстремистами... Старые наработки их Коминтерна не в счет, разве что в качестве самой ранней фазы проникновения. Связи левых партизан Латинской Америки с наркокартелями мафии не могли бы с такой полнотой и внятностью раскрыть картину деятельности организованной наркопреступности: картели не поощряют слишком пристального внимания «партнеров» к своей деятельности. Кубинцы при этом хоть и налаживают с ними контакты, желая получить независимые от Москвы каналы финансирования, сами новички в подобных делах. В результате перечисленного, кубинский наркотраффик формируется осторожно и без участия Москвы, хотя в ПГУ и появляются идеи такого своеобразного ответа на нашу активность в психологической войне с СССР. Добавьте сюда хорошо нам известную и очевидную слабость и вторичность как технической основы русской вычислительной техники, так и разработчиков архитектуры их программного обеспечения. И что мы должны были бы получить?
– Совокупный итог должен был бы в результате смотреться не сильнее «ученической работы», – сухо заметил Колби. Он понимал логику Бросса, но пока не видел, куда она ведет, где можно будет выбраться на берег.
– Верно, – лицо Бросса двинулось в улыбке, показывая прекрасные зубы. Впрочем, он тут же опять посерьезнел, – но в первом же письме мы увидели не массу «хаотичных потоков». Мы сразу «увидели русло». Точнее, нам сразу его показали. Поймите, джентльмены, мы сразу увидели отличный продукт разведывательной работы. Отличный! Но такой продукт не мог бы появиться иначе как результат деятельности — масштабной, правильно сориентированной деятельности лиц, сведущих в предмете разработки. Была бы новая Служба, Управление или хотя бы большой отдел в составе КГБ.
– Но соответствующих организационных решений или хотя бы их следов в Москве нет. Может быть, конечно, что они есть, но мы их не видим, однако такой подход был бы против всех правил действующей кремлевской бюрократии. На подобные трюки был способен разве что Хрущев, но он, как нам известно вполне достоверно, больше не угрожает коллективному самовластью достаточно узкой «группы товарищей». Притом у Никиты Сергеевича никогда не хватало терпения, и он уже десять раз растрезвонил бы о своей новой идее на всю Москву до самых дальних ее окраин… Короче, уже все об этом знали бы. Как вам будет угодно, господа, но я, как съевший зубы на такой аналитике, категорически утверждаю, что для работы на этом уровне у русских нет ресурсов даже сейчас.
– Откуда?! – Бросс всплеснул руками, – откуда у них вдруг такая роскошь? И, господа, это только первый вопрос. Отчего именно сейчас? Да еще таким способом? И почему Ленинград, а не Москва? Эти вопросы, да еще не привязанные непосредственно к текущим проблемам большой межгосударственной политики, должны были с самого начала оказаться в центре самого настойчивого внимания именно ЦРУ. Тогда еще была такая возможность. Вьетнам удалось «закрыть» - не без крови, но все же... А теперь в условиях иранского кризиса, у нас, пожалуй и ресурсов не хватит. Вместо сосредоточенности, мы видим растаскивание нашего потенциала на решение мелких вопросов. Немудрено, что единственный по-настоящему действующий политик администрации – Бжезинский, не просто перетягивает на себя одеяло, а буквально «выдергивает простыню» из-под вас, коллеги.
– На наше счастье, русским не удалось сохранить богатейший материал, доставшийся им от Второй Мировой. Они, правда, подхватили немало от нас. А потом у них пришел Андропов, он цепко ухватился за новый инструментарий, но все это... неустойчиво. Даже если представить себе, что он станет Генсеком — роль его при этом станет весомее, но, превратившись в публичную фигуру, он потеряет куда больше...
– То есть сейчас, вы хотите сказать, он уже что-то упустил? – Колби вроде бы выглядел все так же – меланхолично любовался милыми приметами разбуженной природы, но его взгляд изменился – стал внимательным и острым.
Бросс мельком оглядел присутствующих, что-то отметив для себя, и продолжил:
– Русские, как мне кажется, просто потеряли контроль над своими же изделиями. Они вам сделали королевский подарок, а вы не сумели им воспользоваться. А потом – все как обычно, – упрекнул Бросс «молодых коллег», – вы увлеклись оперативными вопросами, а надо было подумать и поставить принципиально иные задачи.
(Это был его конек — он любил «подумать, а потом поставить задачи» и с удовольствием этим занимался с начала 60-х и до самой отставки в семьдесят первом году).
– Итак, Ленинград. Какой ресурс, как полагаете, мог бы там так оригинально «сыграть»? А я вам подскажу: с учетом, что некоторые работы у русских велись с некоторым опозданием, но параллельно нашим, я заинтересовался военно-медицинской академией. Действительно, там с начала 70-х ведутся чрезвычайно интересные исследования, в клинике психиатрии Леонида Спивака, если мне не изменяет память. И, видимо, небезуспешно, раз уже через пять лет на этой базе создается целый институт КГБ с интересным названием «Прогноз». А речь идет об измененных состояниях сознания...
Карлуччии и Колби быстро переглянулись.
– Да, господа, именно так. И да, вижу, вы узнали тему... А если мы имеем дело не с группой офицеров, озабоченных будущим своих отпрысков в более благополучной стране, и не со «студентом-идеалистом», а с результатом работы русских военных медиков с Большим Будущим??? Кто знает, чего они добились? И в каком возрасте они там начали? Вот вам и подросток, – Бросс снова показал зубы в добродушной улыбке, – иными словами, в этом деле загадочного куда больше, чем кажется на первый взгляд. Причем, если это не совпадение, то речь придется вести о самых принципиальных вопросах, касающихся России.
– А ведь это может быть покруче «атомного проекта», – зябко поежился Колби.
…
Отредактировано Oxygen (25-03-2017 19:12:16)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Шпионские игры пойдут на новом уровне 
