Ощутимо похолодало - ветер так и пронизывал. Одно радовало - дорога то и дело ныряла в густые заросли, прикрывавшие от разгулявшейся стихии.
- И где же этот Бараний лоб? - поежившись, спросил Подолянский у Штурмреску.
- Замерзли? - сочувствующе спросил ландфебель.
- Врать не буду, есть немного.
- Чуть-чуть осталось, может с полчаса еще.
- Ну раз полчаса, то радует! - не стал корчить из себя героя Анджей.
Памятник ледниковой эпохи, здоровенная скала, действительно была похожа на голову атакующего барана, даже завитки рогов можно разглядеть, если присматриваться не критически. Сходства добавлял седой мох, растущий на камне. На Бараний лоб, естественно, никто не полез. Если Маслопупу не привиделось нехорошее шевеление, то те, кто шевелились, фигуру посреди неба заметят обязательно. Мы лучше со стороны посмотрим, из кустов.
Пограничники укрылись в овражке, завели лошадей. Запасливые унтеры растянули два куска парусины на манер полога, тесаками вырыли неглубокую ямку, в которой запалили крохотный костерок. Жить сразу стало легче.
- Сейчас еще тепло, - протянул озябшие руки к костру гауптфебель, - а вот недельки через полторы, на берегу вообще смерть будет. От воды, пан прапорщик, как вы знаете, даже летом холодом тянет, а уж поздней осенью, и вовсе ледышкой стать можно. И Змеиного короля не надо. Постоял на ветру полчаса, и все, готовый статуй.
-Тихо ты, дурень, - пнул младшего по званию Франтишек, - накличешь, чтоб тебя! У гивойтов ушей нет, но слышат лучше кошек!
- Закусывать надо, - нравоучительно заявил Ковальский, потирая пнутую голень, - и по пьяни не спать на берегу. Нажрутся до усрачки, потом всякие гивойты и видятся.
- Гивойты? - поинтересовался Анджей. Слово казалось знакомым, но никакого смысла за ним не виднелось.
- Вы их слушайте больше, трепунов! - заявил белобрысый гауптфебель, внимательно наблюдая за Штурмреску - чтобы тот снова сапог в дело не пустил.
- А Змеиный король?
- То балачки все местные, суеверия. Фоль-клор! - раздельно произнес трудное слово гауптфебель. - Змеиные Водички, так сказать. Такие же здоровенные и пакостливые.
- Понял. Ну раз фольклор, то и боятся его нечего. Так, пан Ежи? - подмигнул Подолянский молчаливому граничару, с явным неодобрением наблюдающему за резвящимися унтерами. И, не дожидаясь ответа, продолжил. - А пошли, пан Ежи, по-над берегом пройдемся. Я тебе буду за новые столичные чудеса рассказывать, за двурельсовый паровоз, дирибали бомбоносные и прочие отапливаемые клозеты. А ты мне пальцем своем, ногтепогрызенным, укажешь, где тут всякие морды подозрительные и вредоносные кучковались.
Ошеломленный таким подходом, Маслопуп только рот открыл-закрыл, будто здоровенная жаба. Унтера заржали одновременно, как по команде.
Дождавшись, пока подчиненные отсмеются, Подолянский продолжил:
- Ладно, господа пограничники, посмеялись, пора и за службу браться. Пошли, пан Ежи.
- Это я с радостью, - кивнул ветеран и начал выбираться из овражка по скользкому склону. Хорошо хоть трава росла, было за что хвататься.
Подолянский вскарабкался следом, морщась. От распаренной овчины граничарской дохи воняло так мощно, что Анджею захотелось пнуть Ежи посильнее. Вышел бы отличный всплеск…
Место для наблюдения оказалось превосходным. Литвинский берег возносился над рекою саженей на восемь. У берега тянулся крохотный – и трех шагов не будет, песчаный пляж, заваленный речным мусором. Из песка реденько торчала сухая трава, кривоватые кусты топорщили голые ветки. Противоположный же берег, наоборот, полого спускался к Лабе, и хоть был изрядно заросшим, прекрасно просматривался. Анджей, стараясь не высовываться – мало ли, может у и неведомых злодеев наблюдатель где-то сидит, достал из футляра бинокль, вскинул к глазам. Не забыв вознести мысленно хвалу премудрому Кориолису, надеясь, что мудрец, выведший правило, что правый берег выше левого, не сильно обидится за наверняка перевранное имя.
Спорные Земли виделись тихими и безжизненными. Казалось, даже лесная живность залегла в преждевременную спячку. Разве что водную гладь то и дело разбивало мелким рябением - гуляла рыба. Спуститься с обрыва, расстрелять пару обойм-барабанов по той вот приметной иве у самой кромки воды и возвращаться?
Но прапорщика смущали непонятные следы на песке с той стороны. Будто таскали какие-то тюки или бревна. Или ползли чешуйчатокожие ландфебели. Какие, к чертям, гивойты, прапорщик?! Ни одна змея не ползет прямолинейно, ее тело изгибается чуть ли не треть длины. Нет, что-то здесь не то.
Ежи сидел рядом без движения и звука. Подолянский даже бросил украдкой взгляд – не окаменел ли големогренадер. А то кто их, местных разберет, без капли тролльской крови не обошлось – вон, огромные какие…
Тихонько захрустели за спиной ветки.
- Господин прапорщик, чайку желаете?
- Не откажусь, Франта, не откажусь, - не отрываясь от бинокля, произнес Подолянский. У него замерзли руки, и прапорщик ругал себя самыми нехорошими словами – несколько пар перчаток спокойно лежали себе в саквояже, и минимум одна - в седельной сумке.
Рыжий ландфебель потоптался молча, через пару минут спросил:
- Мы на заставу когда, трижды извиняюсь? А то если нет, то может и лошадок обиходить?
- Как только, так сразу, - отрезал прапорщик. – Возможно, будем ночевать. Подготовьте все как положено, вы же грамотный унтер-офицер.
- Так точно! – хрустнул сухими стебельками под сапогами Штурмреску.
К чаю, у запасливых унтеров нашелся хлеб с салом, пара луковиц и крохотная, всего на Хмелевский ковш (0,7 примерно), фляжка с неизменным самогоном.
Ожидание томительным быть перестало. Разве что холод слегка покусывал.
Отредактировано Чекист (09-05-2017 11:47:17)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.], лужичанин из Загреба.
