Глава 3
Чехия, Прага, июнь 2011 года.
Весь день стояла невыносимая жара, техника не выдерживала и выходила из строя. Ярослав и два его помощника разрывались между кабинетами министерства. А ведь ему надо было ещё подготовить тех-оборудование конференц-зала для завтрашнего слёта преподавателей со всей страны. Он нервничал и спешил. Агата, которая весь последний месяц была сама не своя, особенно в последние дни, ближе к вечеру отключила телефон, и его терзали нехорошие предчувствия.
Когда Ярослав добрался домой, уже пали сумерки. На звонок никто не вышел, и мужчине пришлось открывать дверь своим ключом. Войдя в квартиру, он заглянул через незакрытую дверь в комнату дочери. Луция сидела за письменным столом в наушниках, что-то рисовала и в такт слышимой лишь ей музыке покачивала головой. Закрыв дверь, Ярослав решительно направился в гостиную.
Свет уличного фонаря едва пробивался сквозь тонкие шторы цвета корицы. Агата сидела на диване, поджав ноги и тихо плакала, закрыв лицо руками. Не включая свет, мужчина подсел рядом и нежно погладил жену по плечу:
— Ну что с тобой, родная?
Агата отняла руки от лица и, обхватив шею мужа, положила ему голову на плечо. Ярослав молча обнял её, терпеливо ожидая, когда она ответит ему.
— Яро, я сегодня убивала! — едва слышно прошептала женщина.
— Что?! Ты о чём? — Ярослав, взяв жену за плечи, отстранил её от себя и посмотрел в лицо.
Блеснули карие глаза, полные печали и слёз, неприбранные волосы упали на плечи…
— Милая, ну что с тобой происходит? Расскажи! Если на работе неприятности — так ну её к чертям! Уходи!
— Это не на работе, Яро. Это со мной…
И Агата обстоятельно рассказала мужу всё, начиная с того самого первого момента, когда она увидела вокруг себя деревянный фальшборт, а за ним — Карибское море…
Муж слушал, не перебивая. С каждым словом жены всё больше и больше веря в то, что его Агата попала в чужое тело, отделённое пространством и временем.
Дойдя до сегодняшнего дня, женщина взглянула на свои руки.
— Яро, я рубила людей саблей прямо с лошади! Я чувствовала, как клинок проходит через человеческую плоть, словно он был продолжением моей руки. Я ощущала запах свежей крови, Яро! И он возбуждал меня! Но, что самое страшное — я не испытывала ни к убитым, ни к убегающим в ужасе от меня ни жалости, ни даже сочувствия, только холодное понимание справедливости возмездия! Куда подевался мой гуманизм? Неужели моё слияние с сознанием человека из того времени настолько сильное, что я начинаю воспринимать жизнь через призму его миропонимания? Яро, я не хочу этого, но я уже сомневаюсь в правильности принципов ахимсы/164/! — и Агата, обняв мужа, крепко прижалась к нему.
— Солнышко моё, может, мы вместе найдём способ, как это закончить? — обнимая жену и зарывшись носом в её волосы, предложил Ярослав.
Агата резко отстранилась:
— Нет, Яро, ты не понял! Я не хочу, чтобы это закончилось!
— Тогда почему ты плачешь? Разве это не от того, что ты — уже не ты? — непонимающе покрутил головой мужчина.
— Ты прав, милый. Во мне многое изменилось. Очень многое. И это касается не только моих взглядов на историю и на отношение к разным нациям, но и моих принципов! Даже если это закончится, я уже никогда не буду прежней, Яро, потому что увидела наш мир иными глазами. Понимаешь, всё то, во что мы с тобой верили — что на зло нельзя отвечать злом, чтобы не увеличивать тем самым количество зла, и что делая добро — мы делаем наш мир добрее. Я помню, как говорила, что лучше умру, чем убью. Но сегодня, когда я вместе с Анри убивала, я смотрела его глазами на трупы англичан и понимала, что он видит за ними спасённые жизни испанцев — детей, женщин, стариков. А ещё он увидел своих братьев, сестру и родителей, зарезанных такими же пиратами, только арабами. И знаешь, что меня в тот момент поразило больше всего? — Агата всмотрелась в лицо мужа. 
— Что? — тихо спросил Ярослав.
— То, что Анри не испытывал к этим английским пиратам ненависть. В нём было лишь чувство исполненного долга и справедливости. Оно было таким сильным, что я вдруг поняла, что, если тебе или нашей Луцке кто-то будет угрожать — я забуду про ахимсу и не буду колебаться между «спасти любой ценой» и «не увеличивать зло насилием». Но не только то, что я изменилась меня испугало, — Агата замолчала, ожидая реакции мужа, но тот молчал, и она продолжила: — Я за Анри боюсь — он на своём «Победоносце» с неполным количеством пушек и без солдат против двух английских кораблей идёт! А ведь он только что с принял бой с ещё одним.
— Ну, этот он, как я понимаю, выиграл, а раз сумел себе такой флот сколотить, значит, не дурак и знает, что делает. Не волнуйся. А что у него за корабль? Большой? —  оживился Ярослав.
Агата вдруг вспомнила, как муж однажды рассказывал ей, что мечтал быть моряком и что у Чехии, у которой нет моря, был свой торговый флот, базировавшийся в Румынии на Чёрном море, и улыбнулась.
— Ну, для того времени — да, большой. А для нас… Ну посуди сам: самая большая палуба нашего «Победоносца» имеет длину чуть больше пятидесяти метров и примерно четырнадцать метров в своём самом широком месте. На нём обычно размещено восемьдесят пушек и примерно шестьсот человек. Конечно же, люди не толпятся на одном месте все сразу, а распределены, как и пушки, в основном, на трёх палубах или, как они их называют, деках. Между орудийными палубами и трюмом есть ещё одна. Она находится под уровнем ватерлинии. Англичане называли её опердек, а испанцы — сойядо. Там нет естественных источников света и очень тяжёлый воздух из-за плохой вентиляции. На ней, помимо каморки, где спит часть матросов — кубрика, и отсеков для груза, который может испортить сырость трюма, оборудованы клетки для пленных. Думаю, для тех, кто там проведёт пару дней, это наказание уже само по себе, хотя, возможно, они к этому более привычны, чем я, и для них это не так страшно. Ну а в трюме уже никто не живёт, кроме крыс.
— А те, что против него идут? — заинтересовался Ярослав.
— Те немного меньше, но ведь у нас не все пушки.

/164/ Ахимса — поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда — ненасилие. Ахимса определяется как поведение, ведущее к уменьшению зла в мире, направленное против самого зла, а не против людей его творящих (отсутствие ненависти). Ахимса, непричинение вреда, состоит в неубиении, ненасилии, непричинении вреда всему живому (людям, животным, растениям) никогда и никаким образом — ни мыслью, ни словом, ни делом.

Отредактировано Agnes (05-12-2018 13:13:06)

Глава 3
Чехия, Прага, июнь 2011 года. (Продолжение).

— Сейчас он готовится стрелять по английскому фрегату «Лев».
— А о чём он сейчас думает? Он верит в свою победу? — со всё больше нарастающим любопытством допытывался Ярослав.
— Да. Он даже решил заставить англичан сдать корабль, — вытирая чашку, ответила Агата.
— Поразительно! Но у меня в голове не укладывается — как ты это всё же видишь? — помогая жене с посудой, не успокаивался Ярослав.
— Как на мониторе. Он словно разделён вертикальной линией и в каждой его части бежит иной фильм. Со звуком. Мне как-то удалось добиться того, что в том фильме, на который я не хочу концентрироваться, звук немного приглушается. Видимо, мозг сам по себе начинает приспосабливаться к поступающим потокам информации, выделяя всегда лишь один из них, — не задумываясь, ответила Агата.
— Даже не знаю — завидовать тебе или сочувствовать, — покачал головой мужчина. -- Хотя, наверное, всё же завидовать. Вот если бы я мог вот так видеть прошлое, да ещё и выбирать, в кого залезть… — мечтательно задумался Ярослав.
— Я не выбирала, — пожала плечами Агата.
— Ну, раз уж так случилось, надо же это как-то использовать. Может, ты через него передашь какие-нибудь открытия, ускорившее развитие человечества? — воодушевлённо предложил Ярослав.
— Не думаю, чтобы в эпоху инквизиции можно было бы их осуществить, особенно когда ты неспособен объяснить, откуда ты это знаешь. Анри и так мучился, не понимая, как он узнал то, что до девятнадцатого века никто так и не узнает. Хотя есть у меня задумка как улучшить гигиену на корабле. Кстати, Яро, вот ты, например, знаешь, что в средние века люди в Европе мылись гораздо чаще, чем во второй половине семнадцатого века?
Ярослав, вспомнив экскурсию с семьёй в средневековый замок Красная Лгота, в котором, несмотря на то, что в восемнадцатом веке он был существенно перестроен, не было ни единого туалета, а всё отхожее, что собиралось в горшки, выливалось в озеро, окружавшее замок и служившее, кроме прочего, источником питьевой воды, недоверчиво покачал головой:
— Что-то мне подсказывает, что мытьё должно было стать ну очень редким явлением.
Агата рассмеялась:
— Ну да, про то, что во дворце Людовика XIV справляли нужду все там, где она их застала, я читала ещё в детстве. Но, оказывается, не всё так просто. Люди знали о гигиене не только в Древнем Риме. Представь себе, по всей Европе было огромное количество купален и бань. Они служили не только для мытья, но и для забав с банщицами. Например, в Фуэро Сепульведы/165/ предписывалось кто и когда должен ходить в баню. В колониях потом функции бань и купален выполняли бордели. Однако в XVII веке английские учёные вдруг заявили о великом открытии — что купание вредит здоровью, и многие бани стали закрываться по всей Европе. Но, знаешь, что странно, — Агата лукаво улыбнулась, — это открытие странным образом совпало с полным истреблением лесов на Британских островах. Я была немало удивлена, узнав, что знаменитый Шервудский лес был вновь высажен по приказу Кромвеля. Вот я и думаю — уж не недостаток дровишек побудил британских учёных таким образом успокоить народ, не желающий мыться в холодной воде, но не способный её согреть из-за недостатка дров?
— Очень логичный вывод, — улыбнулся Ярослав. — И как ты хочешь опровергнуть британских учёных?
— Видимо, придётся к этому подключать доктора Антонио. Он же просил Анри делиться с ним новыми «откровениями», — вздохнула Агата. — Понимаешь, сам-то Анри и его «голубокровные» друзья за собой следят, да и простые солдаты и моряки, когда они на берегу, посещают местные бордели. Вот только одежду свою они отдают стирать не так часто, потому что дорого, да и не у всех есть сменное бельё. Оказывается, одежда в то время и в Европе была не дешёвым удовольствием! Так что беда даже не в том, что на корабле уже на следующий день запах немытых тел начинает доминировать над всеми остальными, а в том, что вши и блохи переносят весьма солидный список опасных инфекционных заболеваний. Думаю, если Анри во сне получит от какого-нибудь святого лекцию о том, что именно эти паразиты разносят, кроме иного, чуму и тиф, а потом поделится этим с Антонио, они найдут способ повысить гигиену на корабле.
Ярослав задумался.
— Идея хорошая, но как они будут бороться с блохами, например? Ну, вши, наверное, можно элиминовать, сбрив всем волосы. А вот для борьбы с блохами, думаю, без специальных инсектицидов не обойтись.
— Я ещё не думала над этим, но уверена — и в то время можно будет найти что-то подходящее, — уверенно кивнула Агата и вдруг вздрогнула.
— Что случилось? — спохватился Ярослав.
— Только что с английского корабля стреляли в Анри, но, к счастью, промахнулись.
Ярослав покачал головой:
— Солнце моё, ты так себя до инфаркта доведёшь! Нельзя так близко воспринимать проблемы того, кто давно уже умер. Его давно уже нет, Агата. То, что ты видишь — это лишь отголоски прошлого.
— Это для тебя он «отголоски прошлого», а для меня он живой! — возмутилась женщина. — Но в одном ты прав — мне надо лучше следить за своими эмоциями. Я не хочу передавать Анри свой страх, хотя, когда он его почувствовал, тут же подавил и в себе, и во мне.
—  Ладно, пошли спать — поздно уже. Я завтра должен быть на работе к половине восьмого, да и у тебя ведь приём с утра.
— Да, с девяти. Но ты иди спать, Яро, а я дождусь, чем закончится бой и приду, — поцеловав мужа, Агата мягко подтолкнула его к выходу из кухни. Тот тяжело вздохнул:
— Хочешь, я посижу с тобой, а ты будешь рассказывать, что там происходит?
— Я не знаю, как долго это ещё продлится, но обещаю, что утром расскажу тебе всё самое интересное, чем бы оно не закончилось, — женщина ласково провела ладошкой по щеке мужа.
— Хорошо. Только не пей слишком много кофе.
— Не буду, — пообещала Агата и снова поцеловала мужа. — Спокойной ночи!

/165/ Фуэро Сепульведы (на исп. el fuero de Sepulveda — дословно «право из Сепульведы) — общий свод законов, изданный в 1300 году. Фуэро Сепульведы состоит из 35 статей, пролога и заключения. В данном случае речь идёт о Т. [111]. О банях: «Пусть мужчины идут сообща в баню во вторник, четверг и субботу. Женщины идут в понедельник и в среду. И евреи идут в пятницу и в воскресенье…».

Отредактировано Agnes (05-12-2018 13:15:08)

Речь идёт о палубе под названием "сойядо" (на исп. sollado – беспорядок) — нижняя палуба судна, на которой обычно располагаются клетки для пленных и отсеки, используемые в качестве хранилища груза, который может испортить сырость трюма. На англ. эта палуба называется орлопдек.

Именно то, что написано выше -- грузовые отсеки, мед. отсек и кубрик.