Глава 11 (окончание)

Дом бригадьера был большим, с аркадой над входом и родовым гербом над дверью. К нему примыкал двор, обрамлённый высоким каменным забором, над которым возвышались величественные пальмы, а со второго этажа задней стороны дома вела двойная лестница. Всё это великолепие сделало дом идальго предметом зависти многих зажиточных горожан, чьи жилища, не уступавшие размером, уступали величием, ибо не может дерево соперничать с монументальностью камня. Возможно, не один уважаемый сеньор Белиза, проходя мимо дома идальго Фернандеса, кусал себе локти, упрекая в излишней бережливости, отдав предпочтение дешёвому дереву с городского склада более дорогому камню с каменоломни сеньора Анри.

Как бы то ни было, но Анри, подойдя к дому бригадьера Птичьей армады, в очередной раз любуясь жилищем семейства Фернандесов, испытал гордость за своего боевого товарища.

Остановившись перед массивной дверью, украшенной резьбой и бронзовой головой льва, держащего в клыках большое кольцо, а в передних лапах полусферу с расходящимися лучами, Анри взялся за кольцо и несколько раз ударил по полусфере. Через непродолжительное время дверь с лязгом отворилась, и пожилой слуга, узнав посетителей, с поклоном предложил им войти. Пройдя прихожую, мужчины очутились во внутреннем дворике и остановились по просьбе слуги, отправившегося известить о их визите хозяйку. Ждать пришлось недолго. Вежливо улыбаясь, в сопровождении всё того же слуги, на балконе появилась сеньора Селия.

Миловидная, прикрывшая свои тёмно-русые волосы и плечи длинной кружевной мантильей, она радушно приветствовала гостей и позвала их в дом. Встретив мужчин в небольшой приёмной, невысокая, изящная зеленоглазая женщина, шурша новым, видимо, совсем недавно довезённым из Испании платьем цвета спелой вишни, и сверкая золотым ожерельем с крупными красными каменьями, сеньора Селия Васкес Креспо де Фернандес де Кордова благосклонно приняла поклоны визитёров и ответила им грациозным реверансом. Когда она поднялась, от внимательного взгляда Анри не ускользнул выпиравший сквозь складки дорогого платья округлившийся животик: «Похоже, Господь вскоре дарует бригадьеру третьего отпрыска», — с некой неуловимой ноткой зависти отметил Анри.

Приняв с нескрываемым удовольствием подарки, хозяйка сообщила гостям, что её мужа ещё нет дома, что вещи сеньора Анри уже стоят в его комнате и что пока сеньор Анри будет занят, она с радостью станет развлекать его превосходительство дона Себастьяна лично. После этого сеньора Селия повернулась к ожидавшему её распоряжения слуге и, хорошо зная привычки не раз гостившего у них Анри, приказала принести в комнату сеньора тёплой воды и душистого кастильского мыла.

Проведя гостя в его комнату, слуга зажёг большие восковые свечи и тут же ушёл, слегка притворив за собой дверь.

Оставшись один, Анри первым делом вытащил из-за пояса подаренный контессой бревиарий. Держа в руках молитвенник, он невольно вспомнил девушку и её неожиданное признание. Чувства волной накрыли Анри, заливая сердце и жалостью, и грустью, и виной, и нежностью. «Может, прав Себастьян – не стоит лелеять себя несбыточной мечтой, а попытаться сделать счастливой сеньориту Исабель? Может, Господь предназначил мне исполнять чужие мечты, не растрачивая время на свои собственные?». Ответа, как всегда, не последовало, но возникшее внутреннее чувство протеста тоже можно было считать ответом. От дальнейших размышлений Анри спас вернувшийся слуга. Толкнув ногой незапертую дверь, он застыл на пороге комнаты, прося разрешения войти.

— Я принёс вам тёплую воду, мыло и полотенце, сеньор, — уважительно проговорил Эмилио и отправился за ширму к большому медному умывальнику, покоившемуся на подставке из местного розового палисандра.

Анри бережно положил бревиарий в сундук, туда же, рядом с остальным оружием, заботливо сложенным руками Фернандо, уложил аккуратно сточенную в кольцо с помощью медного круга роперу. Замкнул дверь, разделся и вошёл за ширму.

***

Когда в гостиной появился благоухающий дорогим лавандовым мылом и одетый в чистое Анри, дон Себастьян с учтивым выражением слушал очередной рассказ сеньоры Селии. И лишь внимательный Эль Альмиранте, хорошо изучивший мимику своего офицера, мог уловить в выражении аристократа мольбу о избавлении. Внутренне усмехнувшись, он подошёл к сидящим в резных креслах хозяйке дома и гостю и, слегка поклонившись, выразил восхищение щедростью и заботливостью сеньоры Селии. Хозяйка приняла похвалу с кокетливой скромностью и предложила Анри присесть в кресло и присоединиться к разговору. Однако внявший невысказанной просьбе Себастьяна, Анри предпринял попытку переключить внимание хозяйки с гостей на дела домашние:

— Поскольку мы пришли несколько раньше, полагаю, продолжать отвлекать на себя ваше внимание не вежливо. Несомненно, задуманный идальго званый ужин требует вашего неустанного контроля, сеньора Селия. Позвольте мне отплатить вам вашу любезную заботу тем, что я освобожу вас от дона Себастьяна.

— О, вы так милы, сеньор Анри! – жеманно улыбнулась сеньора Селия. – Но вы зря беспокоитесь – все необходимые распоряжения я отдала слугам ещё утром, а беседа с таким блистательным кабальеро, как его превосходительство, не может быть в тягость!

— Я восхищён вашей предусмотрительностью, сеньора Селия! – изобразил восхищение Анри, и уселся в предложенное слугой кресло.

— Думаю, что всё же вы правы, сеньор Анри, и мне стоит проверить, как идут приготовления, — недолго подумав, сеньора Селия поднялась, что заставило мужчин покинуть свои места. — Я ненадолго оставлю вас, сеньоры. Но вам не обязательно ожидать меня здесь, вы можете пройти в сад. Мой муж недавно нашёл нам садовника и теперь наш сад похож за райский! – всплеснула руками сеньора Селия и повернулась к Анри: – с вашего позволения, сеньор Анри, я приведу туда детей – Андрес, узнав, что сегодня вы будете у нас, уже замучил меня вопросами, когда вы придёте, — молодая, всё ещё красивая, но уже начавшая понемногу увядать женщина снова улыбнулась.

— Я буду рад увидеть своего крестника, — искренне, но с нотками какой-то глубокой грусти, ответил Анри.

Сеньора Селия, шурша шёлком, подошла к пристеночному столику из красного палисандра, изящно ухватила двумя пальчиками длинную ручку бронзового колокольчика и позвонила.

Приказав появившемуся слуге проводить гостей в сад, хозяйка дома ещё раз мило улыбнулась и, дождавшись, когда мужчины скроются в дверном проёме соседней комнаты, вышла во внутренний коридор и отправилась на кухню.

Спасибо большое, буду думать, чем заменить. Я и когда редактировала, над этим застряла, но ничего лучше не нашла. Ну, буду искать.

Глава 12 Званый ужин

Анри и Себастьян вслед за слугой прошли анфиладой комнат и вышли на площадку с двумя лестницами, которые плавными дугами спускались в окружённый высоким каменным забором небольшой дворик. Это и был сад. Вдоль забора росли разные виды местных пальм. Они были высажены сразу по завершении строительства дома и за прошедшие годы сильно выросли. По некоторым вились цветущие большими фиолетовыми цветами лианы. Выложенные каменной мозаикой узкие дорожки прорезали низкорослую ярко-зелёную траву. Вдоль центральной дорожки на расстоянии десяти шагов друг от друга, на кованных прутьях с крюками поскрипывали фонари, раскачиваемые вечерним бризом. Между ними росли, чередуясь, кусты с крупными тёмно-зелёными листьями и мелколистые, усеянные довольно крупными ярко-красными цветами, источавшими сладковатый аромат. Пространство между лестницами занимала деревянная скамья с украшенной резьбой спинкой. По её бокам в небольших бочонках росли апельсиновые деревья, ублажающие взгляд одновременно и белыми нежно пахнувшими цветами, и ярко-оранжевыми ароматными плодами. А в самом центре сада, одетый в хлопковые штаны и рубаху садовник что-приделывал к стволу молодого дерева «Жезла Марии», получившего это название от первых колонистов за особую форму кроны. Подойдя ближе, Анри увидел в руках пожилого согбенного человека кустик орхидеи с крупными тёмными цветами и ахнул, всплеснув руками. А восторгаться было чем: распахнутые длинные бордовые лепестки словно манили в желтовато-зеленоватую середину нежно-розовую птицу, распустившую хвост с фиолетовыми прожилками и распахнувшую в полёте крылья. Даже подошедший вслед за Анри дон Себастьян не сдержал возглас восхищения:
— Как же велика фантазия Господа, сотворившего такую красоту!
Садовник, то ли слишком увлечённый своим занятием, то ли от тугоухости, обратил внимание на двух сеньоров лишь после восклицания дона Себастьяна. Повернувшись, склонился в глубоком поклоне и по-старчески заскрипел:
— Прошу ваши милости простить мне, что не сразу заметил их.
— Где ты нашёл это чудо? — дон Себастьян кончиками пальцев осторожно провёл по пышному «хвосту».
— Вон ту, — старик, не разгибаясь, указал на орхидею с мелкими, но весьма многочисленными жёлтыми цветами-мотыльками, уже приделанную высоко к стволу жгутом из пальмовых листьев и не сразу замеченную сеньорами, — я нашёл сам в лесу всего в лиге от города, а вот эту, – кривой костлявый палец ткнул в сторону плохо закреплённого чуда природы, повисшего на недотянутом жгуте, – я сегодня утром получил от одного знакомого индейца.
— Вот как? — встрепенулся Анри, заслышав про индейца. — Кто ты и как давно ты в Белизе?
— Меня зовут Хосе Гальего, благороднейший сеньор. Я батрак его милости сеньора Фернандо — да продлит Господь его дни!  — старик перекрестился. — А в этом славном городе я уж недели полторы как буду. И всё благодаря его милости сеньору Фернандо.
Анри задумался. За несколько дней до ухода на Сахарный островок из патрулирования вод Гондурасского залива в Белиз вернулась Птичья армада. Явившись с докладом о результатах крейсирования, Фернандо упомянул бой с двумя приватирами. Отсутствие призов бригадьер объяснил тем, что пиратские пинк и барк были столь повреждены, что он вынужден был отправить их на вечный рейд, однако не забыл приказать предварительно забрать всё и всех. Из ценного была лишь капитанская казна, но, кроме пленных, в город доставили и захваченных приватирами испанских крестьян, отправившихся из Севильи искать счастье в колониях Нового Света.
— Ты был пленён пиратами? – решил уточнить свою догадку Анри.
— Да, ваша милость! Эти нечестивые англичане напали на корабль, который вёз моего сына, его жену, детей и меня вместе с другими испанцами из Веракрус в Гольфо-Дульсе. В тот день, когда мы впервые после долгого пребывания в море увидели берег и уже готовы были возблагодарить Господа, корабль этих нелюдей вышел нам навстречу. Не успел наш капитан прочесть «Отче наш», как на нас посыпались эти слуги Преисподней! — скрипучий голос старика задрожал.
И без того согбенный, старик склонился ещё ниже, словно его придавило воспоминаниями. Пока садовник утирал лицо руками, сморщенными веком и тяжёлым трудом, пауза затянулась. Сеньоры молчали. Старик, робея от собственной смелости, кашлянул, прочищая горло и задребезжал:
— Ваши милости позволят мне доделать мою работу или же они желают слышать продолжения моего рассказа?
Сеньоры переглянулись. Дон Себастьян пожал плечами: поскольку других развлечений не предвиделось, он решил предоставить выбор Анри. Тот, в отличие от аристократа, зная уже немало подобных историй, проникся сочувствием к старому садовнику. Вспомнив слова доктора Эрнандеса о том, что пережившим ужасы пленения помогает облегчить душу возможность поделиться тягостными воспоминаниями с внимательным слушателем, Анри предложил старику продолжить рассказ за работой.
Не переставая воздавать хвалу великодушию благороднейших сеньоров, садовник повернулся к дереву, распрямляясь. Ухватил пальмовый жгут и продолжил обматывать им ствол и орхидею, бережно прижимая её к дереву. Но продолжил рассказ лишь тогда, когда лесная красавица прочно заняла отведённое ей место. К счастью, долго ждать не пришлось. Закрепив жгут двумя узлами, старик вновь сложился пополам и повернулся к сеньорам:
— Я не видел сам бой, ваши милости. Я прятался со снохой и её детьми в темноте корабельного чрева, тогда как мой сын решил храбро погибнуть в битве с этим еретическим отродьем! — голос старика снова предательски задрожал. Он утёр рукавом навернувшиеся слёзы и продолжил: — когда эти чудовища стали выволакивать нас наверх, там уже никого не было в живых. Всё вокруг было усеяно телами. Матерь божья, они, должно быть, добили всех раненых, потому что я не слышал никого стонать, — садовник перекрестился, шмыгнул носом и, снова утёрся рукавом. — Они заставили нас выбрасывали в море мертвецов. Пока некоторые из этих … — старик запнулся, потом сплюнул себе под ноги и, перекрестившись, проскрипел: — Не могу называть их людьми, прости меня Господь и Пресвятая Дева! Они хуже зверей! Пока часть их пинками и побоями подгоняла нас, остальные развлекались с женщинами. Когда всё закончилось, нас всех — и мужчин, и женщин, согнали на середину. Их главный из утроб корабля притащил за волосы жену моего сына. Малышка Мария, когда увидела свою мать, кинулась к ней в слезах. А этот бандит, он, должно быть, явился из самой Преисподней! — садовник опять перекрестился дрожащей рукой. —  Он схватил Марию одной рукой, а второй вспорол живот моей бедной снохе, а ведь она была на сносях! Сноха была ещё жива, она кричала и корчилась от мук, а этот дьявол, смеясь, макнул ручищу в кровь и …, — тело старика затряслось в беззвучном рыданье. Прикрыв лицо руками, словно желая закрыть глаза от ужасающих воспоминаний, продолжил: — Ваши милости, вы только подумайте! Этот негодяй обмазал плачущую малышку кровью матери. Затем он приказал привязать к ноге моей маленькой внучки верёвку и бросить в море. А нас, кто всё ещё был жив, заставили смотреть на то, как эти проклятые еретики, продавшие души врагу рода человеческого, дёргая за верёвку, окунают ребёнка в воды, кишащие огромными чудовищными тварями, пока одна из них не схватила своей жуткой пастью голову бедной девочки...
Старик замолчал, не в силах больше сдержать плач. Шмыгая носом и размазывая слёзы дрожащими корявыми руками, он вдруг показался внимательно слушавшим сеньорам восставшим из могилы мертвецом. Сердце Анри поочерёдно заполняли то жалость к бедолаге, ставшему свидетелем жуткой смерти всех его родных, то гнев к негодяям, совершившим эти гнусные преступления.
Старый садовник, видимо, решив, что слишком злоупотребляет милосердием сеньоров, всхлипнув напоследок, взял себя в руки, наспех утёрся рукавами рубахи и вновь заговорил:
— Эти нечестивцы сделали из убийства забаву, ваши милости! Они выбирали наугад того, кому пришёл черёд принять мученическую смерть. Когда один из них остановился предо мной, я уже даже не молил бога о быстрой смерти. Здесь её не получил никто. Но почему-то Господь пощадил меня. Когда этот позор рода человеческого указал на меня пальцем, откуда-то сверху раздался крик. Все повернулись туда, куда повернулся и этот вероотступник. И я тоже. И, да прославлен будет Спаситель наш Иисус и мать его Пресвятая Дева, я увидел корабли. Много кораблей. Потому, как забегало это отродье, забыв о горстке оставшихся несчастных, это могли быть лишь испанские корабли! И так и было, ваши милости! — старик снова вытер лицо и торжествующе задребезжал: — Это был наш спаситель, его милость сеньор Фернандо! Всё время, пока бравые солдаты его милости кромсали на куски проклятых нелюдей, мы забились в щели, как крысы, и молили бога о отмщении за наших погибших. И Господь, наконец-то, услышал нас!
Похмурневшие, как грозовое небо, Анри и дон Себастьян смотрели на человека, прошедшего Ад. Повисшую тишину нарушало лишь едва слышимое постукивание друг о друга тёмно-зелёных плотных, кожистых, размером с мужскую ладонь, листьев «Жезла Марии» и поскрипывание раскачиваемых вечерним бризом фонарей.
— Как же ты оказался на службе у идальго Фернандеса? – нарушил тишину тихий голос дона Себастьяна.
— Корабль его милости сеньора Фернандо доставил сюда всех, кого тогда успели спасти, — послушно продолжил садовник. — Молодые сразу же ушли искать себе работу, а я слишком стар, чтобы тешить себя надеждой. Если бы не страх перед геенной огненной, я бы наложил на себя руки ещё тогда, в море. Но я просил Господа лишить меня жизни, ибо полагал, что не смею, да и не смогу жить, когда мой сын, его жена и дети мертвы. Вот потому я и положился на его волю и отправился куда глаза глядят. А они гляди в лес. Вот я и думал, что меня растерзают твари лесные. Но Господь не хотел забирать мою жизнь. Даже наоборот: милость божья позволила мне увидеть вот это чудо на одном из деревьев, – старик направил трясущуюся руку в сторону указанной им ранее жёлтой орхидеи. — Я смотрел на этот цветок и плакал – своей красотой он напомнил мне мою сноху Мануэлу и её малышку Марию. И тут я услышал его: «Почему ты плачешь, старик?». Он говорил на испанском, но как-то особенно.
— Кого «его»? – Анри вдруг вспомнил странный голос в голове во время сегодняшнего богослужения и взволновался.
— Индейца, — встревоженный тон сеньора обескуражил старика.
— Индейца? – переспросил Анри, начиная сомневаться, что отпущенные на сегодняшний день чудеса уже закончились.
— Ну да, ваша милость. Я не знал, кто говорит, но и не испугался. Да и зачем бояться тому, кто ищет смерть? Потому я просто повернулся и посмотрел. И увидел странного человека. У него была кожа, как у глиняного кувшина! А ещё большой нос, длинные, чёрные, как древесный уголь, волосы. Вот тогда я и вспомнил, как наш падре на проповеди для тех, кто решил отправиться в Новую Испанию, рассказывал про индейцев. Он именно так и описывал это дикий народ, который славные братья францисканцы спасли, когда привели их к истинной вере, — старик снова перекрестился. — Этот индеец подкрался ко мне сзади, как тень, но он не собирался меня убивать. Он просто снова спросил меня, почему я плачу. И я ответил. Я рассказал ему всё то же, что и вашим милостям. Он слушал меня, сидя на земле, скрестив ноги. Когда я закончил, я спросил его: «Ты христианин?». Он сказал, что его крестили ещё младенцем. Тогда я попросил его помолиться за души невинно убиенных на «Святом Диего». Он пообещал, а потом вдруг залез на дерево, снял с него это воистину божественное растение и отдал мне со словами: «Привяжи его к дереву, под которым ты будешь чтить память своей семьи» и вывел меня из лесу на дорогу обратно в этот благословенный город. И ещё он сказал, что через пару дней, если я снова приду в лес, он принесёт мне ещё один, самый красивый. И что, если я не найду себе пропитания в городе, он возьмёт меня в свою деревню, где они все выращивают дары этой богатой земли и что у них всегда найдётся маисовая лепёшка для одинокого старика.

Глава 12 (продолжение 2)

Фернандо остановился и отпустил локоть Анри:
— Должен признать, альмиранте, что дон Себастьян прав. Мы — испанцы, значит, как люди чести, мы не можем оставаться в стороне, когда речь идёт о благе Испании.
— Разве я мало сделал для своей страны? Я не ждал почестей, но и угроз тоже! — засевшая в душе Анри обида вырвалась на волю.
— Друг мой, — снова заговорил дон Себастьян, — сильные мира сего не любят тех, кому чем-то обязаны, так что воспримите то, что дон Педро проигнорировал ваши былые заслуги, как проявление защищающей вас руки божьей. А для того, чтобы общаться на равных с такими людьми, как дон Педро, у вас нет ни достойного титула, ни прославленного родового имени. Ни ваше богатство, ни ум, ни умения не являются для этого достаточными. Я абсолютно уверен, что по уразумению нового генерал-капитана Ямайки вы должны проявлять неуёмную радость от того, что его превосходительство снизошёл до вас своим предложением. Увы, если вы судите о всех аристократах и дворянах по мне или сеньору Фернандо, то поверьте мне на слово — мы исключения из правил. У каждого на то была своя причина, но, уверяю вас, учитывая ваше происхождение, такой гранд, как дон Педро, был с вами предельно великодушен. Другое дело граф Альменара — его послание проигнорировали, и он вправе чувствовать себя оскорблённым. Но губернатор умён и прекрасно понимает, что он не такая уж значимая фигура, чтобы раздуть этот инцидент. Кроме того, сеньор Альварес явно умнее дона Педро. Увидев ваше неудовольствие письмом герцога, он тут же нашёл способ получить сатисфакцию без дуэли. Мало того, что граф всё же заставит обидчика исполнить его рекомендацию и наградить за верную службу, но и вас привяжет к себе признательностью. И это несмотря на то, что награда будет не той, как изначально планировал граф и действия дона Педро будут неосознанными! Всё это навело меня на мысль, что дело тут не только в сатисфакции. Похоже, альмиранте, губернатор симпатизирует вам намного сильнее, чем мне казалось ранее.
Анри хотел было возразить и припомнить друзьям, как уважительно с ним говорили сеньор Ранхель и дон Исаси, но вдруг осознал, что в своей обиде он похож на мальчишку и промолчал.
— Ты хочешь, чтобы Птичья армада сопровождала тебя на Ямайку, альмиранте? — деловито поинтересовался Фернандо.
— Я не могу лишить боеспособности все свои корабли, загрузив их по ватерлинию лесом и камнем, так что мне понадобятся часть твоей армады.
Фернандо кивнул:
— Когда ты планируешь выйти в море и кто из моих «птичек» будет тебя сопровождать?
— Если Господь не вмешается в мои планы, то через неделю, двадцать третьего. А сколько и какие «птички» полетят со смой я пока не решил.
Фернандо понимающе кивнул:
— Ничего, я передам завтра же распоряжения всем капитанам быть готовыми к этому дню. Подозреваю, ты меня с собой брать не планировал?
— Ты прав. Но, думаю, всё ещё может измениться. Надеюсь, к двадцать третьему уже будет ответ на рапорт сеньора Альвареса из форта Кагуэй, так что дальнейшие действия определятся его содержанием. Возможно, у всей Птичьей армады будет свой фарватер. Как бы то ни было, но до особого моего распоряжения попридержи своих людей в Белизе.
Фернандо опять кивнул:
— Как скажешь, альмиранте!
Дон Себастьян в сторонке терпеливо дожидался окончания разговора старших по рангу. Как только стало ясно, что обсуждение планов закончилось, подошёл ближе:
— Если я правильно понял вас, сеньор Анри, вы ещё не приняли окончательного решения по поводу предложения дона Педро?
— Вы всё поняли правильно, дон Себастьян. Единственное, в чём я уверен, так это то, что Победоносная армада пойдёт в форт Кагуэй, но всё остальное решится во время разговора с генерал-капитаном Ямайки.
— Я не сомневался в вашей мудрости, сеньор Анри, но вы снова утвердили меня в правильности моих убеждений.
Анри сконфузился. Даже в тусклом свете фонарей было видно, как густо он покраснел:
— Полагаю, именно такой стиль похвал и называется дипломатией. Ваш отец предоставил вам воистину превосходных учителей, дон Себастьян!
Фернандо положил руку на плечо Анри:
— Боюсь, что этому нельзя научить, друг мой, с этим надо родиться! Если бы мой учитель смог научить меня этакой дипломатии, то я бы сейчас был не Фернандо, а Франсиско Фернандес де Кордова и делал карьеру в Мадриде!
Всё ещё испытывая смущение, Анри взглянул на дона Себастьяна и заметил, что лицо аристократа алеет. Взгляды мужчин встретились. Анри увидел в глазах друга боль и вдруг понял, как сильно ранили гранда его слова. Только сейчас он осознал, что дон Себастьян не был дипломатом: он всегда говорил то, что думал, если надумал говорить. Анри стал подыскивать слова извинения, но в этот момент на верхней площадке появился слуга и доложил своему сеньору, что прибыли ещё два гостя.
— Веди их в гостиную, — распорядился Фернандо и, призвав Анри и дона Себастьяна следовать за ним, направился к лестнице.
Аристократ развернулся за хозяином дома, но Анри остановил его, коснувшись плеча.
— Я хочу принести вам свои глубочайшие извинения, Себастьян. Я не сразу осознал искренность сказанного вами. Причиной было то, что в похвалах я привык видеть лесть, — Анри запнулся, подбирая слова.
— Я принимаю ваши извинения, Анри, — аристократ воспользовался возникшей заминкой и, не дожидаясь продолжения, решительно поставил точку в неприятном для обоих моменте. — Пойдёмте, невежливо заставлять себя ждать, — и быстрым шагом направился к Фернандо, уже успевшему подняться по лестнице.
В комнате для приёма гостей уже ждали Энрике и Густаф. В руках капитана был винный кувшин, а Густаф держал очередную мисочку со сладостями. После того, как хозяин дома приветил новоприбывших, гости обменялись приветствиями между собой, и все дружно отправились за идальго Фернандесом анфиладой комнат в трапезную.
«Да, не умеет Фернандо быть бережливым», — подумал Анри, минуя залитые светом комнаты. Как торговец, он умел считать деньги — и свои, и чужие. Потому, глядя на количество свечей, зажжённых без особой нужды, но явно с целью поразить гостей, невольно помыслил о том, не начнут ли в скором времени выискивать его кредиторы, требуя оплатить долги идальго Фернандеса. Размышления прервал рокот радушного хозяина:
— Прошу вас, сеньоры, присаживайтесь к столу!
Посреди большой залы, освещённой четырьмя бронзовыми напольными канделябрами, стоял огромный прямоугольный стол из местного розового палисандра, покрытый шёлковой узорчатой скатертью. Вокруг него было расставлено двенадцать стульев – по одному с торцов и по пяти с боков. Стол украшали четыре фигурных канделябра для двух свечей каждый. На сервированных небольших серебряных тарелках и приборах, высоких кубках желтоватого испанского стекла и маленьких прозрачных рюмках итальянских мастеров колебавшееся пламя свечей размножалось бликами в стекле и отблесками в серебре. Это придало обстановке ещё большую торжественность.
Когда гоститель занял место во главе стола, а его жена села супротив, слуги стали рассаживать гостей. Тогда же, справа от сеньоры Селии, сели Андрес и няня с маленькой Ауророй. Несмотря на то, что все приглашённые уже не раз ужинали в доме бригадьера и каждый прекрасно знал, где ему предстоит сидеть, все гости терпеливо ждали, когда подойдёт слуга и церемониально отведёт на предназначенное место. И, как всегда, не смотря на плебейское происхождение, нарушая общепринятый этикет, первым отвели Анри, усадив его на почётное место справа от хозяина дома. В тот момент, когда один слуга усаживал дона Себастьяна напротив Анри, тому уже подавали лимонную воду для омовения рук перед трапезой.
Когда все сотрапезники уселись на свои места и умыли руки, Фернандо вознёс благодарственную молитву и слуги стали подавать густатио[4]. Стеклянные рюмки наполнили крепким орухо из местных фруктов, на тарелки разложили жареные кирпичиками картофель и баклажаны и обильно полили их соусом айоли. Детям же принесли высокие серебряные кубки с орчатой. 
Под лёгкую беседу о новостях городской жизни густатио было довольно быстро оприходовано. Слуги стали споро уносить рюмки, опустевшие блюда и ловко меняли маленькие закусочные тарелки на большие. Под обсуждение новостей культурной жизни метрополии подали главное блюдо – фламенкин с соусом агристадо и разлили лёгкое кордовское вино. Постепенно разговор перешёл от светских новостей к весёлым историям из жизни нидерландских шкиперов, а затем к вознесению хвалы хозяйке за изумительный вкус и сочность мяса. Про себя же Анри подумал о том, что, возможно, не так уж и плохо иметь свой дом с хорошей кухаркой и умелыми слугами, и что, возможно, пришло и его время найти свою надёжную пристань.
После того, как слуги в очередной раз убрали со стола лишнее, вновь заменили большие тарелки на малые и подали гостям лимонную воду для мытья рук, в трапезную залу вошли два гитариста. Под чарующие звуки испанских гитар внесли огромный кордовский пирог.

----------
[4] Густатио (от лат. gustātio — «закуска») – алкогольные напитки и лёгкие закуски, вызывающие аппетит. Традиционно подаются перед началом застолья со времён римского владычества на Пиренейском полуострове. С середины XVIII века эта традиция расширилась не только по всему миру, но и среди всех слоёв населения под названием аперитив.