И ещё немного некропостинга.
Про рахат-лукум Дмитрию логично было бы объяснить подросткам что это турецкое лакомство.
И о мыслях Ипполита Сергеевича - всё-таки что-то в них нелогичное:
Ипполит Сергеевич Крашенинников ехал на извозчике, погруженный в глубокие раздумья. Встречая иногда знакомых, особенно дам, он прикладывал руку к полям щегольского цилиндра, не забывая любезно улыбаться при этом, но мысленно он был так далеко, что никто и представить себе не мог как. Происходя из весьма достойной и небедной семьи староверов, Ипполит Сергеевич успел получить хорошее образование, открыть своё дело и преуспеть в нём, но все же жизнь продолжала казаться ему пресной и унылой. В ней не хватало какого-то движения, мысли, борьбы, если угодно. Наверное, поэтому он пошел в террор. В его семье всегда были критически настроены по отношению к правительству, но это было, главным образом, следствием религиозных гонений нескольких поколений староверов, начавшиеся ещё во времена недоброй памяти Алексея Михайловича, которого в русской истории, отчего-то, именовали - Тишайшим.
Впрочем, сам Ипполит Сергеевич был далек от религии. Наоборот он, как человек мыслящий, был ярым противником, как православных попов, так и духовных лидеров старообрядцев. И те и другие казались ему, в лучшем случае - скучными схоластами, оторванными от реальной жизни, а в худшем - прожжёнными лицемерами, превратившими веру в доходное дело. Но, как бы дурно он не относился к служителям культа, правительство и особенно - царя, он ненавидел ещё больше. Александр Второй казался ему воплощением всего мерзкого, лживого и отвратительного в русской действительности. Убить его, казалось ему, делом, безусловно, правильным и полезным. Ведь вся эта ужасная, подавляющая всё живое, машина самодержавия, подобающая более туркам или персам, а не европейской стране, беспощадно и тупо давила все ростки нового. Великие реформы начала царствования, так обнадежившие всех прогрессивных людей, были остановлены. Возвысивших голос против угнетения - гноили в тюрьмах. И весь этот бездушный механизм держался лишь на одном стареющем сластолюбце, и если убрать из неё скрепляющий стержень самодержца, она непременно рассыплется на мелкие осколки, сквозь которые прорастут ростки новой жизни.
Логичней было бы переставить предложения. Примерно так:
Ипполит Сергеевич Крашенинников ехал на извозчике, погруженный в глубокие раздумья. Встречая иногда знакомых, особенно дам, он прикладывал руку к полям щегольского цилиндра, не забывая любезно улыбаться при этом, но мысленно он был так далеко, что никто и представить себе не мог как. Происходя из весьма достойной и небедной семьи староверов, Ипполит Сергеевич успел получить хорошее образование, открыть своё дело и преуспеть в нём. Большинство людей его возраста и положения страдали разве что от пресности и унылости жизни, отводя душу лихими купеческими загулами. Но господину Крашенинникову жгли сердце многочисленные обиды и гонения, которые его единоверцы претерпели от никониан со времён недоброй памяти царя Алексея Михайловича, в казённых учебниках прозванного почему-то Тишайшим.
Впрочем, сам Ипполит Сергеевич был далек от религии. Наоборот он, как человек мыслящий, был ярым противником как православных попов, так и духовных лидеров старообрядцев. И те и другие казались ему, в лучшем случае скучными схоластами, оторванными от реальной жизни, а в худшем - прожжёнными лицемерами, превратившими веру в доходное дело. Но, как бы дурно он не относился к служителям культа, правительство и особенно - царя, он ненавидел ещё больше. Александр Второй казался ему воплощением всего мерзкого, лживого и отвратительного в русской действительности. Убить его, казалось ему, делом, безусловно, правильным и полезным. Ведь вся эта ужасная, подавляющая всё живое, машина самодержавия, деспотия, подобающая разве что туркам или персам, а не европейской стране, беспощадно и тупо давила все ростки нового. Великие реформы начала царствования, так обнадежившие всех прогрессивных людей, были остановлены. Возвысивших голос против угнетения - гноили в тюрьмах. И весь этот бездушный механизм держался лишь на одном стареющем сластолюбце. Казалось, что если убрать скрепляющий стержень самодержца, государственная машина непременно рассыплется на мелкие осколки, сквозь которые прорастут ростки новой жизни. И потому Ипполит Сергеевич пошел в террор.
Наконец, Алексей Апполирарьевич назвал Будищева первым силачом в деревне. Но по контексту он скорее первый или лучший боец.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
