Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » Рассказы. Сборник


Рассказы. Сборник

Сообщений 1 страница 10 из 20

1

Их есть у меня!  http://read.amahrov.ru/smile/guffaw.gif  В основном, написанные к конкурсам и литературным играм. Грустные, смешные, лирические, сатирические, в общем, всяко-разно.

Game Over

      Семен Семечкин возвращался с работы. С мрачным видом перепрыгивая лужи, чувствуя, как в левом ботинке хлюпает вода и злясь на все человечество. Вот уж действительно - Хэллоуин! Заседание кафедры прошло отвратительно, документы на должность завернули, а Гликерия Карповна - заведующая - особо пакостно улыбалась, точно какая-нибудь ведьма над котлом. В довершение всех невзгод в собственном дворе мужчина снова попал под дождь, а подъездная дверь с новой пружиной сильно поддала под зад. Неудивительно, что в свою прихожую Семечкин ввалился злющий, и, стягивая промокшую обувь, раздраженно позвал супругу. Дверь спальни с тихим скрипом отворилась, и Семен так и застыл, склонившись в нелепой позе и сжимая в руке ботинок.
      На пороге комнаты стояла умопомрачительная блондинка с бюстом пятого размера, васильковыми глазами в пол-лица и длиннющими ногами, которые почти не прятал клетчатый сарафанчик.
      - Здрась... - потрясенно выдохнул Семечкин.
      - Коман шнала, - протянула волнующим альтом блондинка, взмахнула ресницами и вытянула губки, - бу пна![1]
      - А? - обалдело переспросил Сема, выпрямившись, шагнул назад и уперся спиной в дверной косяк. Не то, чтобы он шугался красивых женщин, но раскрепощенная иностранка в собственном доме - это как-то слишком. А ну как сейчас явится жена? Что она подумает?
      - Кстати... - Семечкин хрипло кашлянул, - а Зина где? В смысле... вумен.. хозяйка, майн вайф, цурюк... шнеллер...
      Девица хрипло засмеялась и прижала руку к груди.
      - Хоти баба! Вина фредшей?[2]
      - Что, прям так сразу? - глупо хихикнул Сема, а блондинка вдруг осклабилась голливудской улыбкой и завертелась волчком - в прихожей аж ветер поднялся. Семечкин зажмурился, а когда глаза открыл - девица стояла, в чем мать родила, вот только самые выдающиеся части покрывала странная клеточка, похожая на...
      - Пи... пи... - задушено просипел Семечкин, слепо нашарил дверную ручку и вылетел в подъезд, - кселяж...
      - Кайу![3] - глухо донеслось из квартиры, а потом что-то крупное ударилось о дверь.
      Сема вздрогнул, зачем-то помянул булгаковскую Геллу и кинулся вниз по ступенькам. Замолотил в 116-ю, там всегда ошивалась Ксюшка - дочка младшенькая. Каждый вечер у подружки зависала. Может, знает, что такое дома-то делается?
      Дверь открыл мальчик. Очень странный мальчик. Непонятная красная тряпка наподобие плаща была завязана поверх синего комбинезона, а лицо... Семечкин шумно сглотнул.
      Кожа мальца радовала глаз бледной зеленью. Больной, что ли?
      - Здравствуйте. Я - Пижамчик Сэм, - вежливо сказал пацан и не моргая уставился на гостя. - Это вы заведуете погодой?
      - Тезка? - Сема криво усмехнулся. - Катя с Ксюшей тут?
      - Значит, не вы, - огорчился Пижамчик и подал назад, уступая дорогу:
      - А я не знаю, кто тут есть. Меня пока ни в один кабинет не пустили. Да вы вон сами гляньте.
      Семен осторожно сунул голову в квартиру и разинул рот. Узкая прихожая волшебным образом превратилась в длинный коридор с солидными, обитыми кожей, дверями. А в центре этого заведения восседало непонятно существо, похожее одновременно на морковку и Медузу Горгону - вытянутое тело и непонятная ботва на макушке. Строгие треугольные очки скрывали волоокий взгляд, пилочка со смачным звуком ходила по маникюру. Секретарша выдула огромный пузырь из жевательной резинки и проскрипела: - Вы к кому?
      - Мама! - взвизгнул Сема и, выскочив в подъезд, снова дал деру.
      - Когда на улице темно, без страха смотрим мы в окно! - понесся вслед подозрительно знакомый девчачий дуэт, а подъездная дверь снова хлопнула Семечкина по заду. Впрочем, на эту странность беглец не обратил внимания. В одних носках он пронесся по холодным лужам и, скрывшись за гаражами, прижался спиной к ржавой стене. Отер холодный пот со лба и подумал, что так, наверное, и сходят с ума младшие научные сотрудники.
      Долго думать ему не дали.
      С темного неба донесся громовой голос "В бой!", и что-то огромное тяжело загрохотало со стороны дома. Семечкин, стуча зубами от холода и страха, выглянул из своего убежища и увидел посреди двора разворачивающуюся темную махину танка.
      "Т-35?" - мелькнула неуверенная мысль, а потом над башнями развернулось знамя с до боли знакомой аббревиатурой "PASS" - Паша Семечкин Суперстар. Семен неоднократно выводил дурацкие буквы с домашней мебели, подъездных стен и капота соседской машины. Ох, видать мало драл отцовский ремень попу старшего сына...
      Пушки медленно поползли, разворачиваясь в сторону схрона Семечкина и несчастный отец, нырнув обратно, присел и накрыл голову руками. Кусты напротив взметнулись вверх стеной земли и веток.
      - Попадание! - провозгласил тот же металлический голос, а Семечкин с диким воплем "Врешь, падла, не возьмешь!", рванулся через двор в арку. Танк медленно разворачивался, взрезая гусеницами асфальт.
      "Только бы успеть!"- металась в голове всполошенная мысль, когда Сема пуганым зайцем несся по странно опустевшей улице, разбивая босыми подошвами отблеск витрин в лужах. Впереди замаячил спасительный знак пешеходного перехода, и Семечкин почти скатился по лестнице в гостеприимное, ярко освещенное нутро. Все! Здесь его не достанут!
      Он тяжело опустился на нижнюю ступеньку, хватая ртом воздух, пытаясь выцепить из обезумевшей реальности что-то спасительно-знакомое. Блондинка с пикселяжем, странный мальчик, железный возглас с небес - все это казалось смутно узнаваемым, не давало покоя. И вот только сейчас собрались кусочки головоломки, и на Семечкина свалилась абсурдная истина. Чертовы геймеры... все члены его семьи играли! Он же видел глупое блондинистое лицо на аватарке Зинки! Ксюха на прошлой неделе приставала с какими-то квестами "Фабрики гроз", а Пашка неоднократно получал подзатыльники, когда звуки рвущейся в бой танковой армады мешали сосредоточиться над очередным отчетом. Но как же...
      Семечкин с трудом поднялся и, покачиваясь, двинулся вперед, с кривой улыбкой придерживаясь за стену.
      - Гоу! Гоу! - послышалось сзади и, медленно обернувшись, Сема увидел группу подпрыгивающих на бегу типов в маскировочных костюмах и с автоматами наперевес. В мозгу холодной змеей шевельнулось воспоминание, что ненавистная теща Макаровна, по восторженному рассказу Пашки, неделю назад открыла для себя Counter Strike.
      Семечкин завизжал и снова ринулся бежать, обреченно понимая, что против тещиной атаки ему не выстоять...

1 - Привет! Можешь меня поцеловать
2 - Мне скучно! Поиграем?
3 - Ругательство
Всё - перевод с Simlish

+2

2

а принеси  все рассказды)

0

3

Анна
Да вот и собираюсь) Тем более, один рассказ еще в подвешенном состоянии сейчас, глядишь, отомрет.)

+1

4

Сказка о Белой королеве

Цокот копыт по булыжнику становился глуше, пока совсем не потерялся в окружающем двуколку гомоне — в сторону площади стекались реки народа. В воздухе носилось радостное оживление, где-то играл уличный оркестр, а я, запрокинув голову к синему небу, с восторгом засмотрелась, как тает в вышине воздушный шарик.
— Майра, руку! Не зевай!
Ухватившись за теплую ладонь и подобрав свободной рукой юбки, я спрыгнула на мостовую.
— Не сердись, здесь так здорово!
Встревожено вгляделась в любимое лицо — ох уж этот Глай, даже в праздничный день умудряется выглядеть серьезным. С трудом удержавшись, чтобы не пощекотать спутника, я поймала недобрый взгляд пожилой горожанки и потянула возлюбленного в толпу.
Главная площадь, раскинувшаяся над морем, открыта всем ветрам, и я, смеясь, придерживала чепец, а шелковые ленты так и норовили хлестнуть по лицу.
— Мы успели? — стараясь перекричать шум, обращалась я к широкой спине Глая, но тот, кажется, не слышал, и даже шов на его сюртуке в тот момент выглядел упрямым.
Часы на башне Согласия пробили полдень, спугивая в небо голубиную стаю, а на высоком крыльце собора появились гвардейцы в парадных мундирах. Толпа взревела, приветствуя новобрачную королевскую чету, а я почти задохнулась от восторга, видя, какая ты нарядная и счастливая. Король — высокий, статный, потрясающе красивый в ярко-красном облачении — бережно вел тебя за руку. А ты была похожа на спустившегося на землю ангела.

Поток холодного мартовского ветра завывает в печной трубе, и я, вздрогнув, открываю глаза. Камин горит ярко, но я снова не могу согреться. Запахиваю плотнее теплую шаль на груди и пристально смотрю в огонь, стараясь снова поймать отголоски того дня. Последнего, когда была счастлива, последнего, когда не знала что такое внутренняя стужа.

Тогда я радовалась за тебя — простую девчонку из мещанского квартала, которой несказанно повезло. Король и вправду полюбил, ведь только ради настоящего чувства можно наплевать на традиции и повести под венец простую девушку.
А еще, совсем-совсем немного, я радовалась за себя. И за Глая. Потому что, порой, замечала странный взгляд, которым мой жених окидывал тебя при встрече.

Воспоминания о Глае вызывают ноющую боль в сердце, и я, чтобы отвлечься, снова погружаюсь в воспоминания. Прочь, прочь отсюда, и пусть опять будет лето!
Интересно, знала ли ты, что народ прозвал тебя Белой королевой?

Тебя любили за красоту — белоснежная кожа, иссиня-черные волосы, милый вздернутый носик, гордая стать. Обожали за сердечность — по твоему участию король снизил налоги, а в городе вошла в моду филантропия. Уважали за благонравие — каждое воскресенье ты ходила в собор и регулярно принимала таинства.
А я все ждала и ждала весточки, уговаривая себя, что будни королевы, верно, слишком суетны, чтобы заботиться о былой дружбе. Нет, я не осуждала, я честно старалась понять, тем более что мы с Глаем поженились, и забота о новом доме отнимала много времени. Но, наверное, именно тогда и пустило корни сомнение и недоверие. И тем большим ударом для меня стало прибытие королевской почты. Глая приглашали во дворец.

Я неловко встаю из кресла — от долгого сидения затекли ноги — и иду к мольберту. Откидываю тяжелую ткань и, склонив голову к плечу, внимательно рассматриваю собственное лицо, обрамленное буйно цветущей сиренью. Все же мой муж был уникальным художником. Картина, написанная еще до нашей свадьбы, наполнена внутренним светом и кажется живой — вот-вот с улыбающихся губ сорвется счастливый смех. Теперь я мало похожа на себя, прежнюю.

Твой портрет он писал месяц. Дважды в неделю, ровно в полдень, Глай уходил и возвращался лишь под вечер. Я изо всех сил убеждала себя, что только лучший художник достоин запечатлеть лик королевы. Но все мои внутренние доводы разбивались; шурша, рассыпались призрачным зеркалом, стоило мне взглянуть в любимое лицо. Освещенное радостью и нетерпением в утро назначенного дня и угрюмое, потерянное вечером. А потом, ночами, закусив подушку, чтобы не закричать, я вслушивалась, как Глай меряет беспокойными шагами студию за стеной.
Конечно, между вами не могло быть ничего предосудительного, в конце концов ты наверняка была окружена фрейлинами и вряд ли стала бы жертвовать королем и собственной репутацией. Но я всегда полагала, что измена — это не просто нежные слова и украденные поцелуи. Настоящая измена всегда в душе и этим страшна.
И в один прекрасный день, когда я случайно наткнулась на спрятанную копию монаршего портрета в дальнем углу студии, Белая королева стала для меня Черной.
Забавно, но эта картина в последующую зиму стала мне почти единственным собеседником. Глай ушел в себя и больше напоминал тень. На все мои осторожные вопросы отвечал, что много работает и отчаянно устает. И вправду, большее время он проводил вне дома, выполняя крупный заказ по росписи загородной часовни. А я, отчего-то уверенная, что у всех тамошних ангелов будет твое лицо, перестала приставать к мужу. Кажется, он этого даже не заметил.
В отсутствие Глая я пробиралась в студию, отбрасывала плед, накрывающий портрет, и разговаривала с тобой. Рассказывала, как, оказывается, горько мерзнуть от холода, который идет из сердца; спрашивала, думаешь ли ты обо мне хоть иногда; просила сделать что-нибудь, ведь ты же почти всесильна! Но милое знакомое лицо по-прежнему излучало покой и нежность, и я несколько раз с трудом сдерживалась, чтобы не изрезать холст. Крест-накрест, почти с Божьего благословения перечеркивая задумчивую улыбку.

В те дни, за неделю до Рождества, впервые дал знать о себе проснувшийся дар — пугающее наследство, доставшееся от прабабки-ведуньи. В детстве я довольно наслушалась страшных рассказов (их перешептывали друг дружке приходящие кухарки) и сразу поняла, когда во мне родилась та самая Песня. Чудная колыбельная, больше похожая на причитания — рвущийся монотонный мотив и слова на неизвестном языке.
Не понимая смысла, но зная, что все делаю правильно, я Пела, глядя в нарисованные безмятежные синие очи. И неслась горькая мелодия с зимним ветром над заснеженными крышами, отравой ныряла в трубу, заставляя болеть королевского трубочиста, невидимой змеей скользила по мраморным полам замковых комнат.
Временами казалось, что я просто схожу с ума и на самом деле нет никакого дара, особенно, когда в январе в замке устроили пышный праздник в честь твоих именин. Но уже к концу зимы по городу поползли нехорошие слухи. Болтали о том, что Белая королева перестала появляться на службах, что она больна и чахнет не по дням, а по часам. А еще ходили мутные разговоры о ядах и заговорах.
Я не знаю, как, ведь ни одна живая душа не ведала моей тайны, но Глай все понял. Однажды утром он ворвался в спальню и, схватив меня за плечи, принялся трясти, словно тряпичную куклу. У меня до сих пор стоит перед глазами его бледное лицо с капельками пота над верхней губой и рыжеватыми от солнечных лучей ресницами.
— Ты? Это сделала ты?!
А я просто молчала в ответ, разочарованно думая, какой же отвратительный повод привел его в нашу постель. Ведь уже месяц и четыре дня, как мой муж окончательно перебрался ночевать в студию.
— Портрет. Ты нашла его, я знаю. Рядом валялась твоя шпилька. И, знаешь, Майра...
Тряска прекратилась, и Глай, бессильно уронив руки, уставился в пол.
— Краски. Они побледнели. Картина словно умирает. Вместе с Ней...
Он развернулся и, сгорбившись, по-стариковски шаркая ногами, пошел прочь. Через некоторое время вдалеке хлопнула дверь, а я, заткнув рот кулаком, все пыталась сдержать дергающий грудь хохот.
С тех пор я больше не видела Глая.
Сердобольные соседи, стараясь совладать с рвущимся из глаз и глоток любопытством, рассказывали, что встречали моего мужа — то по-прежнему работающим в часовне, то бездумно бредущим по городским улочкам, то до беспамятства пьяным в компании дешевых шлюх. Тогда мне было все равно, меня сковало оцепенение — наверное, это внутренний холод начал превращаться в лед. И только Песня давала мне силы существовать.
Твоя смерть в начале марта не принесла ничего моему равнодушию. Я просто отерла рукавом ставшую совсем чистой доску и бросила в камин останки королевского портрета. Что случилось с мужем — я не знаю до сих пор. В какой-то момент он просто пропал. Может, умер от тоски, а, может, чья-то злая рука в темном переулке вонзила нож ему в спину.
Сундук с пожитками, что были при Глае в часовне, принесли вчера. И когда я кочергой сбила замок и откинула тяжелую крышку, первая трещина рванулась по заиндевевшему миру. Сундук был наполнен письмами. Белые конвертики со сломанной королевской печатью лежали вперемежку с одеждой и свертками с личными вещами. И на каждом конверте стояло мое имя.
Сидя на ковре, я доставала их из сундука, вынимала заполненные аккуратным почерком листы, точно пасьянс, раскладывала вокруг себя.
"Дорогая Майра, спешу поделиться радостью..."
"Любезная моя подруга, знала бы ты, как мне не хватает наших..."
"Где ты, солнце, я так за тебя переживаю..."
"Дорогая, я вчера весь день вспоминала..."
"Майра, я знаю, ты расстроишься, но хочу тебя предупредить..."
"Наверное, я тебя обидела, иначе почему ты..."
"Я всегда любила тебя, Майра..."
И исчезло равнодушие, и разлетелся мир, и я, словно безумная, рвала в клочья страшную правду, отчаянно желая, чтобы долгая зима мне почудилась.

Сегодня, пережив бесконечную ночь и короткий сон под утро, в котором я плакала, обнимая твои колени, я задаюсь лихорадочными вопросами. Зачем все это нужно было Глаю? Ревность? Самомнение? Трусость? Он что, сумел подкупить королевского курьера?
Но, в конце концов, осознаю, что в лихорадке смысла нет. И я принимаю решение, которым, быть может, искуплю свою вину. Яд, нож — это слишком быстро, для избавления этого недостаточно, ведь мне нужно время на покаяние. Не перед небом, нет, перед тобой.
Кончиками пальцев я обвожу контур собственного лица на портрете, где краски ярки, а жизни куда больше, чем во мне теперешней, и начинаю Петь.

Отредактировано Impartiality (23-11-2020 11:30:08)

+3

5

один из моих любимых рассказов!

0

6

Анна написал(а):

один из моих любимых рассказов!

и самый тяжелый))

0

7

Impartiality
да...

0

8

Impartiality написал(а):

и самый тяжелый))

Насчет "самый" - мне не с чем сравнивать. Но тяжелый - это я соглашусь.

0

9

Кадфаэль
значит, нужно срочно разбавить веселым))

Опасный рейс

— Джонни, — приятный тенор слезно дрожал, — проснись, негодяй!
      Развалившийся в кресле пилота смуглый мужик приоткрыл один глаз и осклабился, продемонстрировав собеседнику по-лошадиному крупные зубы. Всхрапнул, опустил веко и, кажется, собрался спать дальше.
      — Джонни! — в голосе худощавого парня, стоявшего возле кресла, послышалась уже настоящая истерика, — что ты наделал!
      Капитан, пилот, суперкарго и еще бог знает кто по совместительству крякнул, открыл оба глаза, не спеша потянулся, выставив вперед крепкие ноги в ковбойских сапогах, и мрачно бросил:
      — Ну?
      Надо сказать, что на новых знакомых Джонни-Мустанг, потомок индейцев майя, скандалист и, как он сам утверждал, просто хороший человек всегда производил неизгладимое впечатление. Даже на светских вечеринках, куда попадал нечасто, мужчина всегда был верен себе и не расставался с кожаной безрукавкой, линялыми джинсами и сапогами со шпорами. Огромный рост, бугристые мускулы, выбритые виски и длиннющий огненно-рыжий хвост на макушке заставляли затянутых в смокинги мужчин вжимать головы в плечи, а дам — возмущенно фыркать. Впрочем, фыркали далеко не все, и чаще Мустанг уходил с таких мероприятий довольным и умиротворенным. Бизнесу принципы Джонни не способствовали, и крупные контракты обычно уплывали в руки кого-нибудь из мужей прелестных созданий, но он не жаловался. Ибо помнил старинную пословицу про журавля и синицу. Зато оба компаньона незадачливого коммерсанта страшно возмущались, грозились уйти от дел, и порой, чтобы не потерять команду и последние деньги, Мустангу приходилось действительно пахать борозду.
      Вот и вчера Джонни весь вечер, можно сказать, рисковал здоровьем. Сначала — когда выяснял, что Иеремия Малкович, капитан федерального судна "Летучий Шаман" ищет кого-то, кто выполнит особый заказ. Потом — когда отключал в темном переулке пару конкурентов. И еще позже, когда с опаской цедил в захолустном баре захолустной планетки подозрительную настойку на травах под пристальным взглядом самого Малковича. Неизвестно, что это были за травки, но уже к концу первой кружки Иеремия казался Джону родным братом, а контракт — увеселительной прогулкой по забавному аттракциону Вселенной.
      — Понимаешь, друг, — гудел басом капитан "Шамана", — это вовсе по соседству, и я б сам слетал, но мне, видишь ли, недосуг. Федерация осваивает новую колонию, а пуррианцы в последнее время совсем распустились. Ведут себя точно стервятники, нападают на торговые корабли, и все дозоры на нас. Отсюда до Ухвы дня три средним ходом, но, веришь — ни минуты свободной! Так что ты уж постарайся, брат, ага… А оставшуюся половину я тебе кину, как подтверждение от заказчика получу.
      И снова разливал узловатой рукой горько пахнущий напиток.
      В итоге они душевно посидели, потом Джонни удостоверился, что двадцать тысяч федеральными долларами перешли ему на счет, и лихо подмахнул контракт ядовито светящимся маркером. А вот теперь, разбуженный настойчивым Дугласом, капитан никак не мог сообразить, чем же так расстроен бортинженер.
      — Вот! — Дуг трясущейся рукой сунул под нос Джону какой-то документ.
      — Накладная, — капитан припомнил, что накануне уже видел похожую бумажку. Правда, содержание ее терялось где-то в глубинах похмельной памяти. Джонни поморщился и стал читать.
      — Тэкс. Одежда зимняя типа комбинезон — восемь экземпляров, набор садовых гномов — одна штука, сковородки огнеупорные — комплект, четыре лопаты, кот камышовый азиатский одомашненный, с клеткой… Дугги, ты не любишь зверюшек?
      — Идиот! — голубые глаза бортинженера метнули молнии, а трясущийся палец ткнул куда-то ниже по списку, — здесь!
      — Спиннинг, перчатки резиновые, порошковый аннигилятор. А это что еще за хрень?
      — Вот! — зловеще выдохнул Дуглас и, упав в соседнее кресло, вцепился в русые кудри.
      — Если интуиция меня не подводит, мы сейчас тащим на борту абсолютное оружие!
      Джонни недоверчиво хмыкнул и скривился. Милашка Дугги всегда отличался повышенной эмоциональностью и впечатлительностью. Впрочем, его дружок Роберт — корабельный кок и медбрат в одном лице — своим спокойствием несколько уравновешивал бортинженера. Сколько из-за этой парочки пришлось вынести насмешек от прожженных космических волков и собратьев по торговле, Джон предпочитал не вспоминать. Несмотря на ориентацию, Дуг и Бобби были неплохими специалистами, к тому же, единственными рисковыми парнями, согласившимися летать на такой развалюхе, как "Голубой вагон". Изначально челнок Джона носил красивое и мужественное название "Адский поезд: перевозки по Галактике", однако с приходом сладкой парочки быстро потерял былую брутальность. И однажды, когда корабль стоял на приколе, чья-то коварная рука намалевала на борту лазоревым спреем возмутительную интерпретацию, очень быстро прижившуюся среди соторговцев. Джон поначалу спорил, а потом плюнул и, подобно капитану Врунгелю, мудро смирился с новым названием.
      — Порошковый аннигилятор — страшная вещь! — вывел Джона из раздумий Дуг и пару раз сморгнул, борясь со слезами. — Неужели не слышал? Хотя где тебе. Во время наших посадок ты предпочитаешь кабаки, а не газеты.
      — А что газеты? — Джонни нахмурился и поиграл мускулами. — И ты это, не забывайся, кто тут капитан. Я ведь могу и в глаз...
      — Ты можешь! — воздел руки бортинженер, — это ты можешь лучше всего! А вот соображать, прежде чем заключать подозрительные контракты — это не про тебя!
      — Да что ты разорался-то? Подумаешь, порошок какой-то...
      — Не какой-то, а аннигилятор, если тебе, конечно, это о чем-нибудь говорит. Полное уничтожение, тотальный кирдык по-другому. Сейчас дошло?
      — А… где он? Кирдык?
      — Говорю ж, в грузовом отсеке! И мы уже полдня в открытом космосе, несем этот ужас на борту.
      — Пушка, что ли?
      Джонни попытался припомнить, что именно грузили в "Вагон" люди Малковича, но перед внутренним взором проплыли какие-то ящики и садовый инвентарь. Ничего похожего на оружие. Хотя, за достоверность воспоминаний Мустанг поручиться не мог.
      — Я не знаю, — блондинчик с потерянным видом уронил руки.
      — Так, пошли, посмотрим, — Джонни решительно полез из кресла, — накладную не забудь.

      В грузовом отсеке было темно, тихо и жутко воняло. Похоже, камышовый кот отошел от спячки и пометил все, до чего мог дотянуться.
      — Фу-у… — зажал нос Дуглас и вопросительно посмотрел на компаньона, — вы что, не вкололи ему снотворного?
      — Не помню, — угрюмо отозвался Джонни, — свет включи.
      Одинокая лампа тускло озарила небольшое помещение с горами прикрученных к багажным стойкам коробок, и капитан двинулся первым по узкому проходу.
      — Надо бы его покормить, — задумчиво бросил он через плечо, минуя клетку с прижавшимся к днищу злобно шипящим животным, — и лоток поставить. Бобу скажи, пусть разбирается.
      Дуглас хмыкнул и зашуршал бумагами.
      — Место тридцать два. Это справа.
      — Вижу. — Джонни остановился перед одинокой коробкой в дальнем углу и решительно потянул к себе.
      — Тише ты! — взвизгнул Дуг, — а если рванет?
      — Это ж не нитроглицерин, — с сомнением отозвался капитан, но коробку дергать перестал и принялся осторожно отгибать крепления.
      — Что там? — блондинчик, приподнявшись на цыпочки, жарко задышал в затылок, а Джонни почуял, как инстинктивно сжались ягодицы.
      — Дьявол, темно.
      Дуг сорвал с пояса фонарь и сунул капитану. Через мгновение дрожащий луч осветил нутро упаковки и высокую бутыль с длинным горлышком, заполненную каким-то коричневатым порошком.
      — Всего-то? — Джон поскреб висок.
      — Что значит "всего"? — возмутился Дуглас. — Ты ожидал, что там будет написано "Опасно", или "Не подходи — убьет"? Ох, Джон, провели тебя, как котенка, а ты и повелся...
      — Пошли-ка отсюда, — Мустанг чихнул от очередной волны вони и, аккуратно потеснив компаньона, двинулся обратно. Камышовый кот снова зашипел и проводил торговцев злобным взглядом.

      — В общем, перед нами сейчас два вопроса, — Дуглас пятерней пригладил волосы и покосился на меланхолично работающего ложкой Бобби: — "Что делать?" и "Оно нам надо?".
      — Надо, Дугги, надо. — Джон вздохнул. — Видишь ли, последний кредит я брал под залог корабля. Не хотел вам говорить, ребята, но я был уверен, что дело выгорит.
      — Это ты о помидорах? — Роберт иронично поднял чернильную бровь. — Которые, не посоветовавшись с нами, повез сбывать на Астру? Джонни, даже школьники знают, что астриняне не едят земные плоды, потому что сами овощи, только разумные!
      — Я до сих пор с содроганием вспоминаю, как мы убегали от воинственно настроенных кабачков, — нервно всхлипнул Дуг, а Роберт рассеянно похлопал дружка по запястью.
      — Значит, деньги нам все равно нужны...
      — Нужны, — Джонни пожал плечами и по-варварски разорвал руками куриную грудку.
      Роберт поморщился.
      — А с чего вы вообще взяли, что эта смесь в бутылке так уж опасна? Только из-за названия? Я вот что думаю, — Джон отбросил обглоданные кости и вытер лапищи волосами, — если этот ваш аннигилятор такой аннигилятор, чего ж он бутылку не аннигилирует?
      — Все достаточно просто, — пожал плечами начитанный Роберт, — специфический полимер, лазерная обработка, и, в результате, мы получаем уникальное стекло...
      — Бобби, ты такой умный, — выдохнул Дуглас, а Джонни завистливо фыркнул. Сам он в химии не разбирался совершенно.
      — Ну, положим. Тогда я вовсе не понимаю вашей истерики. Довезем себе спокойненько, получим денюжку...
      — Или нас уберут, как свидетелей, — печально покивал Роберт, а Дуг вздрогнул и чуть слышно икнул.
      — Сдается мне, Джонни, что наш заказчик просто не стал пачкать руки, а нашел простачка, чей корабль, в отличие от федерального, вряд ли представляет интерес для галактической полиции, да и вообще… — Бобби зловеще тряхнул черной челкой, — мало ли кто может охотиться за секретным оружием...
      Капитан с сомнением покосился на компаньонов, но тут вдруг заверещал сигнал тревоги, и мужчины, не сговариваясь, бросились в рубку.
      Красные всполохи метались над монитором, связанным с грузовым отсеком, и Дуглас, плюхнувшись перед пультом, поспешно отбил комбинацию на клавиатуре. Черный квадрат мигнул, открывая залитое желтоватым светом пространство, и на мужчин укоризненно воззрилась кошачья морда.
      — Ты что, клетку не закрыл? — хором зашипели на Роберта капитан и бортинженер, а камышовый азиатский чихнул и понесся крупными прыжками куда-то за коробки.
      — Он что, добрался до системы пожаротушения? — задумчиво вопросил Роберт, созерцая мелкий рассеянный дождик в мониторе, а после, выпучив глаза, внезапно завопил:
      — Аннигилятор! Если эта скотина грохнет бутыль...
      Компаньоны ахнули и понеслись в трюм.

to be continued...

Отредактировано Impartiality (25-11-2020 14:16:44)

+2

10

Impartiality
хихи)) всесело

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Конкурс соискателей » Рассказы. Сборник