Удивительно, но я сразу понял, что это такое – хотя, казалось бы, где пустыня Гоби, а где Море Спокойствия? На луне, где ж ещё ему быть – и, тем не менее, именно здесь, из зеркально-ртутного блеска в глубокой черноте каверны расползались веером огромные то ли черви, то ли пиявки. Каждое из них имело в длину не меньше трёх метров, и ползли они странно, рывками  – замирали, сокращались, от чего их кольчатые тела сильно разбухали, а потом – вытягивались, распрямлялись вперёд, истончаясь при этом чуть ли не втрое. Потом снова замирали, как бы «собирая» себя  в отвратительные пухлые бочонки, но уже впереди, на расстоянии в несколько метров. За существами тянулись следы, неестественно прямые,  отличие от тех извилистых полосок, что оставляет, скажем, в пыли дождевой червяк. А ещё они были как бы прерывистые – эта иллюзия возникала из-за того, что через каждые несколько метров в ровной борозде просматривалось расширение – места, где гадины распухали, чтобы сделать очередной «шаг»  И эти следы расходились из общего центра – того, где продолжало ртутно сиять, - огромным веером; я насчитал их не меньше восьми.
Этот способ передвижения был не таким уж и медлительным, как  могло показаться на первый взгляд - во всяком случае, те два, что ползли по следам ковылявших прочь ярко-белых с оранжевыми чёрточками на плечах фигурок, неумолимо настигали свои жертвы. Один из идущих буквально вис на плечах второго – ранен? Вот они сделали несколько шагов, тот, что держался на ногах, споткнулся и полетел в пыль… встал, помог подняться товарищу, на миг обернулся, чтобы посмотреть на страшных преследователей, дистанция до которых ещё сократилась и составляла теперь не больше пятнадцати шагов. Всё это я додумывал уже на бегу, молясь только о том, чтобы не споткнуться о камень и не полететь кубарем. Жать клавиши, в поисках нужной частоты мне было некогда, я не мог даже ответить диспетчеру «Ловелла», чей голос прорвался наконец через ураган помех – воздух с трудом врывался в лёгкие, и я слышал только своё собственное хриплое дыхание и точно знал, что если отвлекусь хотя бы на миг – обязательно споткнусь, упаду, потеряю драгоценные секунды и гобийские твари, неизвестно откуда взявшийся здесь, на краю Моря Спокойствия, догонит свои жертвы. Догонит – и всадит в спины змеящиеся молнии высоковольтных разрядов. Что там писал Ефремов, с какого расстояния его электрические червяки поражали своих жертв? Чёрт, не помню… А может, в вакууме это расстояние больше? Да как они вообще ухитряются оставаться в живых здесь, где ни одно земное создание сложнее вируса не протянет и пары минут?..
- Алексис, мон дьё! Заллезайт бистро-бистро!
Багги обогнал меня и развернулся бортом, подняв облако реголита. Пьер, видимо, успел разглядеть, что творится в кратере и теперь махал мне рукой, другой вцепившись в штурвал. Солнце было у меня за спиной, и золотистый светофильтр его шлема был опущен, поэтому я не мог видеть его физиономии – представляю себе эту ошарашенную и напуганную гримасу!
… да и я сам-то, надо полагать, ничуть не лучше…

Я машинально отметил, что  обе гадины ползут заметно медленнее, да и движения их, все эти сокращения-вытягивания, стали какими-то судорожными, дёргаными – такими темпами они доберутся до куполов не раньше, чем через час и это хорошо. Может,  ледяной холод и отсутствие атмосферы всё же как-то на них влияют? Ладно, с этим будем разбираться потом, когда сумеем завалить хотя бы одну тварь и утащить хладный труп в «Ловелл» на предмет вскрытия и изучения. Вот этим и займёмся, только сначала надо связаться с диспетчерской – во время нашей сумасшедшей гонки я, оказывается, отключил рацию, и теперь они там наверное, совсем с ума сходят…
Беседа с диспетчерской заняла минуты три. Я в пулемётном темпе выпалил доклад о происходящем, попросил подготовить для Пьера взрывотехнические причиндалы, особо отметив, что задерживать его не стоит нив коем случае – как не стоит и посылать с ним подкрепление. Мы сами тут справимся, заявил я, а вы пока расспросите Стражински – мы-то прибыли на место действия с изрядным опозданием и, похоже, пропустили самое интересное.
Диспетчер сделала попытку заставить меня поговорить с начальником станции, отчего я умело увильнул, заявив, что опасные твари уже приближаются и времени у меня нет совсем, вот ни чуточки. На заднем плане раздались дружные охи, причём среди них я вроде-был разобрал голос Юльки, безуспешно прорывавшейся к микрофону. Прости, дорогая подруга, всё потом – а сейчас у меня действительно нету лишней секунды. С тем разговор и закончился: я бесцеремонно вырубил рацию, успев, правда, пообещать выйти на связь, когда что-то, наконец, определится.
Сейчас самым актуальным было  определить, на какой дистанции червяки могут пускать в ход свои смертоносные электроразряды. Один из сброшенных с багги контейнеров – кажется, упаковка от спектрографа, - валялась точно на пути одного из электрических червяков. Я с замиранием сердца вёл отсчёт сокращающейся дистанции:  «двадцать… девятнадцать… восемнадцать…» - на счёте «»двенадцать» что-то мелькнуло, и от рыла твари к цели протянулся жгут скрученных молний. Искры брызнули, как от электросварки – надо полагать, большая часть пластика, из которого был изготовлена многострадальная упаковка, попросту испарилась, разбрызгав раскалённые останки вокруг. Коробку, вернее то, что от неё осталось, отбросило шагов на пять в сторону. Я ожидал, что последуют новые разряды, но нет – тварь ни на йоту не изменила курса, потеряв интерес к подстреленной таре
Так, это уже что-то: значит, олгой-хорхои способны поражать свои жертвы на расстоянии  примерно десяти-двенадцати метров.  Между прочим, – каким образом вообще могут делать это здесь, на Луне? Вакуум, как известно, диэлектрик, носителей заряда здесь нет. Возможно, там, в  кратере, можно было списать этот эффект на какие-то остатки атмосферы, попавшей сюда вместе с червями  через «звёздный обруч» (теперь нет никаких сомнений, что дело именно в нём) – но не на таком же удалении? Тут любой выброс газа десять раз развеется без остатка – однако я сам свидетель тому, что олгой-хорхоям это ничуть не мешает пускать в ход их оружие.
Я сделал несколько шагов, заходя червякам во фланг – удивительно, но они не обратили на меня ни малейшего внимания. До них было метров пятнадцать – достаточно, чтобы резко разорвать дистанцию, если твари всё же передумают. Кстати, я отметил, что впечатление насчёт медлительности и судорожности их движений вовсе не были иллюзией – и тормозят, и дёргаются в каких-то непонятных конвульсиях…
Я откинул шторку барабана и принялся насыщать каморы гильзами-вспышками, стараясь выбирать красные, удвоенной мощности. Щелчок ударника, взгляд на затыльник – огонёк зелёный, оружие готово к выстрелу. Я не сомневался, что сумею попасть по такой здоровенной мишени с такого пустякового расстояния – и, тем не менее, присел на одно колено, перехватил лазерный револьвер обеими руками и, задержав дыхание, нажал на спуск.
Ш-ших! – никакого звука, естественно, не было, его дорисовало моё воображение. Бок олгой-хорхоя не брызнул электросваркой, подобно расстрелянному ящику из-под спектрографа – в месте попадания вспыхнула ослепительная точка, мгновенно превратившаяся в красное, быстро тускнеющее пятно. Я напряг зрение – ничего похожего на сквозное отверстие невидно, как и какой-то реакции подстреленной твари. Ползёт себе и ползёт, дергается, дерьмо электрическое…
Красная лампочка на затыльнике револьвера пожелтела, мигнула, стала красной. Ещё выстрел, ещё красное пятнышко неподалёку от первого, от которого осталось едва заметное чёрное пятнышко. На этот раз червяк конвульсивно изогнулся – я шарахнулся назад, решив, что он-таки обнаружил меня и собирается напасть – поднял небольшое облачко реголитовой пыли, замер, и спустя минуты полторы пополз своей дорогой. За это время барабан успел остыть, и я всадил ещё один луч, целя ближе к «голове». На этот раз я решил рискнуть, и второй выстрел произвёл, когда лампочка пожелтела. И не прогадал: на этот раз конвульсии оказались куда сильнее, гадина чуть ли не свивалась кольцами, порой совершенно исчезая в облаке пыли.
Последний оставшийся в барабане патрон я всадил почти возле самой кромки круглой, оконтуренной шевелящимися отростками пасти диаметром с суповую тарелку, и с удовлетворением заметил, что тварь остановилась. Нет, она ещё не сдохла - дёргалась, билась в судорогах, свивалась в кольцо и наоборот, распрямлялась, нещадно хлеща удлинившимся «хвостом» по реголиту – но прежнего наступательного пыла уже не было.
Кажется, я всё-таки сумел всерьёз её повредить. Правда, на это ушло все пять зарядов их барабана, но это не важно, главное – электрическая гадина уязвима, и не так уж опасна, если не терять голову и действовать хладнокровно.
Огонёк вызова на панели рации отчаянно мигал, и я, отбежав на десяток шагов назад, ткнул негнущимся пальцем в кнопку. Пора было рапортовать о результатах первой в истории освоения Луны охоты на крупную дичь.

Послышался негромкий смех – американцы (их трое присутствовало на совещании) оценили мою реплику по достоинству. Только Стражински сидел, нахохлившись, и отмалчивался – похоже, до сих пор не мог прийти в себя после нового приключения.
- С поворотливостью, манёвренностью у электрических червей дело неважно… - продолжил я. – неважно – даже когда они в хорошей форме, а про нашего противника этого сказать было никак нельзя. А потому я решил зайти на него с тыла: Пьер на большой скорости обогнул ползущего олгой-хорхоя сзади, а я в какой-то момент сбросил за борт ещё одну мину, на этот раз – на буксире, прицепленной к кабелю. Ну а дальше всё было просто: Пьер взял круто влево, натянувшийся кабель захлестнул червя, и мне оставалось только не упустить момента, когда мину подтянет к нему вплотную.
- И вы не упустили. – усмехнулся Гречко.
- Да, пятьсот граммов скального пентолита – это немало, даже танку хватит, если правильно заложить. Червяка разорвало буквально пополам. Мы дождались, когда осядет поднятая взрывом пыль, приблизились и обнаружили, что обе половины не шевелятся. Мне оставалось лишь связаться с диспетчерской и доложить.
- К тому моменту разведчики на втором багги уже обнаружили четырёх оставшихся червяков. – сказал из своего угла Гарнье. - Они тоже были неподвижны, на брошенные предметы не реагировали, и когда мы рискнули-таки подойти поближе, то убедились, что создания мертвы. Вакуум и холод всё же их прикончили – хотя и с запозданием почти на час.
Главный астроном «Ловелла» не упустил возможности принять участие в загонной охоте на олгой-хорхоев. Довольно безрассудный поступок, если учесть, что ни лазерного пистолета, ни взрывчатки у него не было.
- А как вам, Алексей, пришёл в голову столь необычный маневр? – спросил начальник селенологов Пьявко. – Я имею в виду – подтащить мину к существу таким способом, буксируя на тросе? Признаться, я бы до такого ни за что не додумался…
Ответ на этот вопрос у меня был готов.
- Видите ли, Леонид Андреич, я раньше интересовался военно-морской историей, много читал – особенно по не очень известному у нас периоду второй половины девятнадцатого века. Как вы, разумеется, помните, в семьдесят седьмом-семьдесят восьмом годах Россия воевала с Турцией на Балканах, и турецкий флот тогда был гораздо мощнее русского, по сути не существовавшего вовсе…
В ответ на моё дипломатичное «…как вы, разумеется, помните…» главный селенолог «Ловелла» иронически хмыкнул. Ничего он не помнит, а может, и вовсе не знает - недостатки узкой специализации, ясное дело…
- Так вот, тогда наши моряки применяли против турецких броненосцев минные катера с шестовыми и буксируемыми минами, так называемыми «крыльчатками»; ещё раньше такое оружие применяли американцы, во время своей войны Севера и Юга. Ну, с шестовыми всё более-менее ясно – подходили на паровом катере к борту вражеского судна, подсовывали пятиметровый шест с миной на конце и взрывали по электрическом у проводу. А вот чтобы завести буксируемую мину, так называемую «крыльчатку» под днище, требовалось совершить примерно такой же манёвр, какой мы проделали с Пьером – на скорости обогнуть корабль-мишень, зацепить его тросом, дождаться, когда мину затянет под борт и…
-…И замкнуть цепь. – закончил за меня Гречко. – Я думаю, мы все поблагодарим Алексея, как за этот исторический экскурс, так и за проявленную находчивость. Теперь, если появятся новые гости, мы хотя бы будем знать, как с ними бороться – пока не получим оружие посерьёзнее.
Слушатели зашумели. На станции все уже знали, что начальник связался с Землёй и в категорической форме потребовал «что-нибудь, чтобы отстреливать этих ползучих гадин» - и теперь заключали пари, что именно нам пришлют. Пока наибольшей популярностью пользовалась версия с обычным РПГ-7, слегка переделанным под стрельбу в неуклюжих перчатках «Мун хауберга» - уж что-что, а противотанковая кумулятивная граната точно прошибёт панцирь инопланетной электрической гадины...
- Да-да, товарищи, я понимаю, что вопрос волнует всех. – продолжал Гречко. – Но, пока это не произошло, я бы хотел услышать доклад наших медиков. О состоянии Тимура Бекбулатова они уже сообщили совещания – состояние очень тяжёлое,  сильные ожоги и последствия серьёзной электро- и баротравм. Но сейчас, как я надеюсь, они расскажут нам о первых результатах изучения тех наших…м-м-м… незваных гостей. Если вопросов нет – я бы попросил…
- У меня есть.  -  Я с удивлением увидел, как Юлька, привставшая за спинкой кресла капитана «Тихо Браге», тянет вверх ладошку, точь-в точь, как выучившая урок школьница, жаждущая ответить у доски.

Отредактировано Ромей (11-06-2023 16:59:01)

- Ещё одна практикантка? – Гречко посмотрел на девушку с некоторым удивлением.- Травкина, если не ошибаюсь? Что у вас за вопрос?
- Не вопрос, скорее сообщение. – бесстрашно ответила Юлька. – Я уже говорила об этом мсье Гарнье, но он не захотел слушать…
Француз при этих словах скривился, словно надкусил лимон. А ведь она его крепко достала – и я, кажется знаю, чем.
- Если вопрос относится к компетенции астрономической группы – я бы прислушался к мнению нашего французского коллеги. – Гречко перевёл взгляд на Гарнье. Тот пожал плечами и отвернулся. - Ладно, давайте ваше сообщение. Только, если можно, покороче, нас крайне  мало времени.
На то, чтобы изложить теорию Леднёва  Юльке понадобилось минут пять – как и просил Гречко, коротко, по существу, не отвлекаясь на второстепенные детали. Под конец её речи тишина в кают-компании была такая, что можно было бы услышать пролетевшую моль, окажись она на лунной станции – слушали все, включая скептика Гарнье и самого начальника экспедиции.
- Когда всё это случилось, я была в диспетчерской. Это было… вы позволите? – Юлька выбралась из-за кресла француза и подошла к  стенду большой листу и взяла фломастер.
- Связь с Стражински и Бекбулатовым пропала в 17.32 по Москве. Весь эфир был забит помехами, на всех частотах сплошной треск - я как раз сидела за пультом и засекла этот момент… 
Она крупно написала цифры на приколотом к стенду листе.
- Связь восстановилась восемью минутами позже, причём первое сообщение мы получили от Монахова и Дюбуа.  Дальше радиограммы пошли лавиной, старший диспетчер переключила все радиопереговоры на себя, и мне, по сути, нечего было делать. И тогда я обратила внимание на запись в журнале: в 17.29 с «Циолковского» поступило сообщение о прибытии через «батут» «Тихо Браге». Но это могло быть совпадением
На бумагу легла  ещё одна строчка цифр, дважды подчёркнутая жирными линиями.
- Я сразу вспомнила о теории Леднёва. – продолжала Юлька. Но это всё могло быть случайностью, совпадением, а потому я выбралась из диспетчерской – туда к тому моменту уже набилось много народу, и от меня никакой пользы не было – и побежала к селенологам. Они, насколько мне известно, установили возле «звёздного обруча» массу регистрирующей аппаратуры, и я надеялась получить от них что-то, подтверждающее мои догадки.
- И получили? – негромко спросил Гречко.
- Ещё как! – Юлька торопливо закивала. – Когда я вошла, они просматривали последние записи с регистрирующих камер – оказалось, вся наружная аппаратура вышла из строя из-за сильнейшего электромагнитного импульса.
- Так и есть. – подтвердил старший селенолог. Здесь, в куполах, мы надёжно экранированы от даже таких сильных всплесков электромагнитного излучения, но всё, что снаружи защиты не имеет.
Я спросила, когда аппаратура вышла из строя, и оказалось, что это произошло точно в 17.29. Тогда я побежала в обсерваторию – ещё утром, за завтраком, кто-то из астрономов упомянул, что во время первого испытания «батута» «Гагарин» будет в зените, практически над нами, и они собирались наблюдать за этим в телескоп. В обсерватории мне подтвердили, что да, «тахионное зеркало» возникло ровно в 17.29, но когда я стала объяснять мсь Гарнье причины своего интереса, он отказался меня слушать.
- Что ж, Травкина, это крайне любопытно. – нарушил молчание начальник станции. –  Я полагаю, теперь нас старший астроном изменит своё мнение и внимательно вас выслушает. Не так ли, Жан-Пьер, дружище?
Все присутствующие одновременно посмотрели на француза. Тот нахохлился, и словно утонул в своём кресле, а в ответ на реплику Гречко лишь дёрнул уголком рта. Ага, не нравится, лягушатник, мстительно ухмыльнулся я. Про себя, разумеется.
- Вот, товарищи, какое у нас новое поколение! –Гречко широко улыбнулся девушке. – Прямо как в «Кавказской пленнице» - спортсменка, комсомолка, красавица!
Юлька смущённо зарделась.
- У вас, Травкина, имеются  данные наблюдений  этого… Леднёва?
- Есть, Георгий Михалыч. – подтвердила Юлька. После полученного комплимента от прежней её неуверенности не осталось и следа… – Он по моей просьбе прислал результаты замеров электромагнитных аномалий, которые он счёл следами остаточной деятельности «звёздного обруча». Эти данные, конечно, неполны, но хотя бы есть, за что зацепиться.
Вот и цепляйтесь. – милостиво разрешил начальник станции.  Гречко. – И запросите от моего имени более полные данные, думаю, они вам пригодятся. Через час жду от вас с мсье Гарнье предварительных выводов. А пока – послушаем, наконец, старшего медика.