История десятая

Интриган

…Но я клянусь! Им не увидеть нас
Прикованными к веслам на галерах…

                На третий день меня забота одолела. Неохота мне в садик возвращаться. Тут мне  и поле, тут мне и воля. Тут мне и сеновал с книжкой. Дедов тулуп постелю, баушкиным накроюсь. В термосе чаек горячий заведу и лежу – читаю. Когда с пацанами набегаюсь. И дружков-товарищей в деревне куча. И в чижика и в лапту и в городки. И на ледоход смотреть. А лето на носу уже. Рыбалки, купалки, грибы, сенокос! И без меня? А в садике режим и воспиталки. Того нельзя, всего нельзя… Тоска!  В ручеёк играть? В самоволки за забор бегать и потом нотации и разносы терпеть? За низашто! Ну, нафиг!
             И запало мне желание в душу - от садика откосить. Погода как раз направилась. Солнышко светит. Птички поют. С дедом в выходной скворешню сколотили. Он в город решил к вечеру съездить. Бабу Нину с Люськой днем наши проведывали. А то умотался в конец. Решил роздыху денек взять. Повесили с ним сквореншню. На утро же и жильцы скворешню заселили. Свистят по разному. Лепота.
              Потёр я репу, просчитал варианты и решение принял. Поскольку мы с тетей Санюшкой накоротке уже общались, мысли свои я озвучивать стал сугубо в матерной форме. Абсолютно обдуманно. Она, бедняга от моего слога в тихий ужас приходила. Краснела как морква и ухи затыкала. Стыдила и воспитывала меня. Примеры приводила.  Что в деревне у них даже мужики таких слов-то вслух сроду не говорят. Даже когда им на ногу наковальня падает. Или конь наступает. Даже когда спьяну в коровью лепешку мордой примостятся.
             Поражалась все, что у такой культурно-раскультурной женщины, как Евгения Александровна, матерь моя, вот такой пропащий матерщинный матершинник растет! А я ей в оправдание про детский садик доклад сделал. Дескать, посидела бы там с мое за хозяином, еще бы не так загибала! Там, мол, в иной озвучке, без фени, твою мысль вааще не поймут. А за фраерско-культурную речь и опустить в легкую могут. Она только головой от ужаса мотала, глаза жмурила и щеки терла.… Переживала некультурность мою очень. И печальное будущее. Гатова!
             Теперь деда надо в кондицию привести. Вышел на двор взял колун и чурку березовую пристраивать начал поровнее. А чё такова! Дед вон, их как щелкает, одной левой! Размахнулся колуном… и не попал по чурке-то! Уводют меня с траектории попадания моменты инерционные! Наверное, вращение Земли влияет. Кориолесова сила… или…мало каши ел?! Пошел, приискал в сарае топорик полегше. Теперь по чурке уже попадаю. Фтыкается теперь топор… и все.… Долбил я эту чурку, долбил… примерно, как сорока… мерзлый… труп. Упрел. Тут дед на обед приехал. Удивился дед, на меня глядя. А я ему про бурный рост мышечной массы… и бицепсом похвастался! Покачал дед головой, похвалил…за усердие…не по разуму. Отнял топор, нашел в сарае клин здоровенный, из гаража кувалдочку раздобыл килограммовую. Показал, как с этой справой управляться, велел ноги беречь, пожелал удач в накоплении мышечной массы и в дом пошел. Обедать. И на ходу в затылке чесал. Наверное, к нему мысль пришла, и он её думал. Походу, тоже готов!
              А потом приехала мама меня в садик забирать. Кончился карантин. Вот тут-то заложенная мною мина и сработала. Я мамане намекать стал, что в деревне мне куда как душевнее живется. И лето на носу. Так бы мне и дальше жить. Тут и тетя Саша тоже в тему запела. Я же говорил уже, что очень она себе на уме девица. Хитрая! Сразу въехала в тему. Дескать, портит меня садик. Матершинник я ужасный. Спасать меня надо. И срочно! От садика. От воспиталок безпечных. Бандитом меня в том саду сделают. Всенепременно бандитом! Затянут в преступный омут. И надо меня на деревне оставить. На исправление.
            Дед слушает наши перепевы и в усы ухмыляется! Насквозь хитрожопого меня видит! Всю мою интригу хитрозадуманную. Но тоже в поддержку пошел. Подписался за меня. Он во мне вообще всегда души не чаял. Как не крути, а единственный я такой внук у него. От единственного сына покойного… Других таких не будет уже. Никогда. Надежда его и опора в седой старости. Девки они - ломоть отрезанный, как подрастут в - чужой дом. Чужим дедам внучков рожать. А я – носитель фамилии! Наследник. Евгений Евгеньевич Ерофеев!
И без его твердого и правильного мужеского воспитательного примера и руководства воспитательным процессом вырастет из меня, хрен знает что. Поскольку Сашке Фатееву дела и хлопоты по жизни меня вести однозначно не дадут. Некогда мол, Сашке меня мужиком делать! Тут тетя Санюшка моя глазками в сторонку вильнула, губку прикусила и заалела слегка личиком. Эх, ну никакого понятия у баб! Для них мальчонке «мужиком стать»  - это только и значит, что с ними с разлюбезными почикаться.  Аналогично вроде, как девице женщиною стать. Ан нет! Не так все просто и уныло.
            Мужика характер делает. Мужик, он же генетически спроектирован эволюцией, как боевая машина. Для добычи материального ресурса и защиты семьи от жизненных невзгод. И потому с детства должен драться, привыкая к ярости схваток. Бойцовский характер формировать. На примере старших. А жизнь устроилась таким образом, что парней все больше женщины воспитывают. Даже и в полных семьях. Сначала воспиталки. Потом учителки. А пацанские драки их ужасают. И свирепо караются  правый и виноватый. Вот и растут не мужики, а носители штанов какие-то трусливые, женовидные. Которые от армии из трусости косят. А потом те же женщины «ласково» называют их – «мужчинки». И возмущаются, что мужиков не осталось… и защитить ни их, ни Родину от наглого нохчи некому. Вот и чморят гордые горцы, как хотят этих… мать их… и подруг их… ставят, как хотят! А все потому, что горцев бойцами растят…
                А касаемо матершинства моего… тут дед меня по репке погладил… так это мы быстро! Вон табуреточка. А вот она и жопочка.… Враз ума вложим, и как положено флотским законом, баночкой закрепим. В назидание. Тут к слову, маманя бати своего, Александра Ефимовича, ремешок флотский припомнила, и как меня за Игорька  им потчевали. Дед тоже меня «не разочаровал». «Так, и у меня такой же, один в один ременьчик-от, в заветном месте с береткой и тельником, в морской воде полосканным, лежит»…. С папкиным твоим в одном цейхгаузе полученый, одновременно! Из натуральной кожи. Сносу ему нет! А ты нешто забыла, Евгения Александровна, что мы с батьком твоим два годка ноздря в ноздрю службу служили? И на морях и на сушах. И после, муженька твово, покойничка (прими господь душу его солдатскую) ремешком этим в просветленное состояние при нужде приводили. Как заслужит. Ну и внучку на урок небесполезен будет. Поматькается он мне! Попробует ужо!
            Тут бабы папаню вспомнили. Глаза на мокром месте. А дед линию гнет, что  никогда и нисколько я семье Ерофеевых не в тягость, чтоб мать даже и в ум такого брать не смела. «Да и ты дочка, нам не чужая ни разу» - говорит. Маман только про «соскучилась» и смогла в ответ вякнуть, носом хлюпая.  «А почаще приезжать будешь. На свиданку с арестантом. Бу-га-га! Теперь-от никуда не денешься, коза!» Шлепнул ее по попе, меня на плечо посадил, и смотались мы с ним на рыбалку. Благо суббота и веялки свои дед дочинил. На зорьку вечернюю. Ох, и хорошо ж мне на дедовом плече! Далеко видать! Всякие бабы у меня враз из головы то и вылетели…
                  А через день дед бабу Нину с Люськой обратно домой привез. Выздоровела Люська. А потом было долгое, долгое, долгое, самое долгое лето в моей жизни. Детство босоногое.

Отредактировано Sib (02-06-2009 08:25:02)