Глава 2. На Дальнем Востоке.

В 1915 году англичане и французы начали Дарданельскую операцию, пытаясь овладеть одним из черноморских проливов. По их мнению, это  позволило решить бы сразу несколько задач: во-первых, заставило бы Германию, являющуюся союзницей Турции, перебросить часть сил с Западного фронта для поддержки турецкой армии; во-вторых, что вытекало из во-первых, это в свою очередь ослабляло германскую армию на западе, и повышало шансы Англии и Франции на успех в предстоящей кампании. В-третьих, этим же одновременно оказывалось давление на Россию, которой, несмотря на её неудачи в текущей войне намекали на необходимость продолжения в ней участия. Обещанные черноморские проливы, из-за которых наша империя ввязалась в схватку, могли ускользнуть и стать собственностью союзников. Именно поэтому Российская империя посчитала необходимым обеспечить присутствие в составе союзной эскадры своих кораблей, однако взять их на тот момент было неоткуда. Кроме того, в связи невозможностью перевозок грузов через черноморские проливы и Балтийское море огромное значение приобрели перевозки войск и грузов между Российской империей и её союзниками через северные порты Архангельск и Романов-на-Мурмане. К сожалению, говоря о переброске войск, я имел ввиду русские войска, перебрасываемые во Францию. Французы, развязав войну с Германией, и втянув в неё Россию, после первых же потерь в 1914 году утратили весь свой воинственный пыл и число дезертиров и уклонистов во Франции значительно превысило число «пуалю». Нехватку войск Франция решила за счёт России, уговорив нашего Государя перебросить экспедиционный корпус во Францию. Разумеется, сразу же после переброски во французской прессе была организована кампания, суть которой сводилась к ненавязчивой пропаганде идеи о том, что жизнь французского солдата бесценна, так как каждый «пуалю» является утончённым эстетом и образованным романтиком. Одновременно намекалось, что лучше класть на алтарь победы жизни русских солдат, ибо все они по своей сути неграмотные и невежественные крестьяне.
Наша же пресса и наши политики в ответ на такие заявления только мило улыбались и согласно кивали головой. Позорище! Я конечно же понимаю, что половина наших Великих князей никогда не бывала в России и не знает русского языка, но чтобы так откровенно вытирать ноги о свою Отчизну! И ради кого? Ради тех, кто косвенно и не так явно способствовал нашему поражению в войне с Японией? Что-то странное происходит в нашей России. Мы воюем за интересы Франции. Воюем на деньги, которые Франция ссужает нам под проценты. Даже идиоту становится ясно, что «морковка» в виде черноморских проливов в итоге будет отдана Франции за долги. Или того хуже Англии. Кстати и те и другие задолго до «Севастопольской побудки» «проспали» «Гебен», что привело вступлению Турции в войну и тому, что военные первозки стали производиться через Дальний Восток или север. Соответственно, для защиты северных коммуникаций тоже потребовались корабли, ибо там появились немецкие подводные лодки и немецкие корабли. Однако корабли, даже старые, взять было неоткуда. Единственной страной, согласившейся продать старые корабли, была Япония. Причем речь шла о наших, русских кораблях, доставшихся ей в качестве трофеев в русско-японской войне 1904-1905 годов. Японцы согласились отдать за пятнадцать с половиной миллионов рублей  миллионов рублей золотом лишь три выведенных из состава активного флота корабля: «Танго», «Сагами» (бывший «Пересвет») и «Сою» (бывший «Варяг»), прибывшие во Владивосток 21 марта 1916 года. Последние два получили свои первоначальные названия и зачислены в класс крейсеров, а «Танго» переименовали в «Чесму» и «назначили» линейным кораблем. Прежнее имя «Полтава» уже носил один из дредноутов на Балтике. Разумеется ни у Англии, ни тем более у Франции, не нашлось даже устаревших кораблей. В 1915 г. было приобретено шесть норвежских траулеров. Позже было куплено еще пять траулеров в Испании, шесть аргентинских траулеров, два норвежских китобоя и, наконец, три американских траулера. И при этом мы были обязаны умереть за Францию и во имя её интересов.
Командиром «Чесмы» назначили меня. Лично Командующий Морскими Силами Черного моря адмирал Эбергард Андрей Августович. Указание, точнее вызов к командующему, застал меня в весьма пикантной ситуации. Что называется со спущенными штанами. Причем в прямом смысле. В этот момент я находился в известном салоне мадам Коко «Золотой якорь». Причём в процессе непосмредствееного общения с одной из её очаровательных сотрудниц- симпатичной и пышно-бёдрой шатенкой Жизель Хамакада. По официальной версии она проходила, как коренная парижанка, приехавшая в Россию, подвигнуть русских мужчин на войну во имя Франции. По неофициальной – это была чукотская княжна с примесью крови последнего польского короля Понятовского, проданная дядюшкой-евреем своему племяннику-зухеру за долги. Какая всё же стать у этой чукотской мадам Жизель! Действительно княжна! И ни какой польской крови! А какие у неё восхитетельные ножки, затянутые в ажурные чулочки!
Конечно же, я предстал перед Андреем Августовичем вовремя. С полным соблюдением формы одежды… но вот его посыльный….Ну да ладно - своему предстоящему назначению я противиться не стал. Всё-таки эсминцы – это не моё! Поэтому я с радостью променял свой дивизион на командование знакомым мне броненосцем.
Экипаж укомплектовали моряками Черноморского флота, а сам корабль по традиции зачислили в число гвардейских в честь одноимённого линейного корабля – участника Синопского сражения. Из трёх купленных у Японии трофеев сформировали Отдельный отряд судов особого назначения, командовать которым назначили контр-адмирала Анатолия Ивановича Бестужева-Рюмина (флаг на «Пересвете»).
Вспоминаю наше прибытие во Владивосток. Сплоченность офицеров моей «Чесмы» бросилась в глаза и поразила всех обитателей Владивостока. Ещё до убытия, в Петрограде, мне удалось взять трех гардемарин: Яковлева с «Гневного», Анина и Панова со второго дивизиона. Яковлев и Анин выдержали экзамен и на днях будут мичманами. Все остальные офицеры без изменения.
Командой своей в массе я был очень доволен. Лучших людей дали «Златоуст», «Евстафий». «Пантелеймон» и «Три Святителя». Похуже я получил с «Императрицы Марии» и самых скверных — с «Императрицы Екатерины». Такая характеристика особенно бросалась в глаза, пока люди ходили в старых ленточках (в пути во Владивосток а потом на ремонтных работах). Несмотря на свободную продажу спиртных напитков с примесями и без оных, команда гуляла хорошо и практически без происшествий, пьяных было один-два на двести – двести пятьдесят человек гуляющих.
Что касается до наших нижних чинов, то, естественно, жизнь в вышеописанных условиях и тесной связи с мастеровыми не могла повлиять на улучшение дисциплины. Во Владивостоке на них пришлось временно смотреть как на мастеровых и лишь теперь, по окончании работ, вновь приняться за их обучение и воспитание. Впрочем, чего греха таить, наша дисциплина тоже немножко пошатнулась. И ладно бы мы посещали китайские, где работают японки, так нет же – потянуло в европейские. И не потому, что всем так нравятся польки, а потому, что мы привыкли к европейкам. Разумеется польские девки работали на кайзера. Но где тот Вильгельм Второй и где Владивосток? Тем более, что эскадра графа Шпее давно лежит на дне, утопленная англичанами. Но шпионская сеть-то осталась! Вот и работают польские шляхтенки за мифическое обещание Великой Польши «от можа и до можа».
Но видимо мы сильно выделялись среди окружающих, и нас встретили очень неприязненно. Через 18 часов по прибытии эшелона в 600 человек после двадцати трёх дней пути, хотя команда в город не увольнялась, командующий флотилией сделал смотр и в своей речи очень неодобрительно отозвался о прибывших, указав, что команда «Чесмы» безобразно ведет себя на улице и прочая, после чего последовал приказ по флотилии того же содержания. Как потом оказалось, флаг-капитан штаба командующего флотилией встретил ночью трёх матросов на улице с Георгиевской ленточкой, по-видимому самовольно отлучившихся за ворота, что вполне возможно, так как в экипаже никакого надсмотра не было.
Словно этого было мало, начался период преследования моей команды чинами полиции и какой-то сорганизовавшейся шайкой штатских, вооруженных резиновыми жгутами. Эта шайка нападала на «желтолицых» (так называли матросов с моей «Чесмы» и «Варяга» за Георгиевские ленточки на бескозырках), затем приходила полиция, где выдерживала более суток, причем по команде доносилось, что арестованные учинили буйство, но на корабль ничего не давалось знать. Узнав, что в городе распушен слух, что чесменская команда буйствует, я тогда сразу же произвел расследование и донес по команде, после чего буйства прекратились.
Подозреваю, что с нас просто вымогали деньги, но влезать в жизнь этой провинции мне не хотелось. Конечно же, можно было договориться. Но ради чего? Все мы наивно надеялись, что вот-вот выйдем в море. Увы, но всё обстояло совершенно не так.
Осмотрев принимаемый корабль с боевой точки зрения, я быстро убедился, что хотя внешний лоск и наведен, но боевая часть его в невероятно запущенном виде. Как бывший артиллерийский офицер однотипного с «Чесмой»  «Севастополя» я подробнее остановлюсь на том, что мне более всего знакомо – на состоянии артиллерии вверенного мне корабля.
Двенадцатидюймовые башни остались наши старые. Их механизмы и гидравлика в очень запущенном виде и требуют полного ремонта. Переделаны только прицельные устройства, причем поставили два прицела Виккерса: оптические трубы хорошо, но механизмы с большими мертвыми ходами. Орудия заменены новыми, завода Курэ, с японскими затворами. Орудия сильно расстреляны, как показано в прилагаемых формулярах. Скорость подачи столь медленна, что желательно переделать заряжание, изменив несколько зарядники, и установить пост горизонтальной наводки.
Ручной подачи нет. Компрессоры текут и аккумуляторы плохо держат воздух, но за исключением этого недостатка все в них исправно.
Шестидюймовые башни, по словам японцев, взяты с броненосца «Орел», причем в них внесены следующие изменения: комендорские рубки на крыше заделаны и для прицелов по сторонам орудий сделаны новые отверстия; прицелы установлены Виккерса; патронные питатели норий переделаны под короткие японские гильзы. Механизмы в общем в удовлетворительном состоянии, хотя и требуют ремонта. Необходимо лишь переделать питатели под наш патрон. Кроме того для ускорения подачи желательно переделать горизонтальную норию по образцу таковой в шестидюймовых башнях крейсера «Кагул» и линкора «Слава», применяясь к средствам порта. Прицельные устройства системы Армстронга расхлябались и не позволяют использовать наибольшие углы возвышения, почему их желательно переделать и отремонтировать. Компрессора требуют переборки. Шестидюймовые бортовые установки старого типа, но на них нет моторов горизонтального наведения, почему наводка очень медленная и трудная. Механизмы вертикального наведения не имеют стопоров Беккера и муфт трения. Шестерни и червяки в них сильно изношены, почему имеются большие мертвые ходы. Вообще установка для современной артиллерии непригодна. Наводка на них раздельная. Прицелы системы Виккерса. Шестидюймовые орудия старые — заводов: Обуховского, Пермского и Шнейдера, сделаны на них лишь новые ударники японской системы; на орудиях много мелких наружных повреждений от осколков снарядов. Каналы сильно изношены, особенно у двух пушек Шнейдера. Все требует ремонта.
75-мм орудия русские без оптических прицелов, на станках Меллсра, очень расстреляны.
Приборов управления огнем нет. Телефоны для управления огнем имеются лишь в 12 башнях, и те требуют ремонта. Переговорные трубы сами по себе хороши, но расположены неудовлетворительно для применения нашего управления огнем. Подача шестидюймовых батарейных орудий переделана. Подача удовлетворительна.
Погреба все заново обшиты деревом и стеллажи переделаны под японские патроны и снаряды. Вентиляция старая, требующая ремонта.
И в таком состоянии не только артиллерия - механизмы также были в ужасном состоянии, всё расхлябано, подшипники задраны, более восьми узлов идти не рекомендовалось.
Составив план работ и учтя грандиозный вид Владивостокского порта, мы наивно полагали, что если энергично приняться за работу, то в две-три недели приведём корабль во вполне боеспособное состояние. Увы  - мы не учли одного обстоятельства - мы попали в глубокий тыл. На общем заседании командующий флотилией вице-адмирал фон Шульц Михаил Федорович заявил, что средства порта ничтожны, но и эти силы уступлены Отряду быть не могут, так как нужды Сибирской флотилии должны быть поставлены на первом месте и работа на Отряде, а равно и отпуск материалов от порта не должны идти в ущерб интересам флотилии. Сказав это, командующий флотилией покинул заседание. Слова эти с быстротой распространения всякой пикантной сплетни в провинциальной глуши достигли всех портовых служащих в тот же день. Портовые чиновники, содержатели, мастера, указатели и прочая, с коими мы сговорились уже о работах и приемках, поняв, что сила не на нашей стороне, стали относиться к нам нагло, последствием чего было несколько историй, дошедших до командующего флотилией с указанием, что офицеры «Чесмы» «очень уж гордые». В историях тогда разобрались, но дело от этого лучше не пошло.
Меду тем, местные газеты сообщили, что в апреле 1916 года германское боевое соединение, состоявшее из крейсеров и эсминцев, вновь атаковало прибрежные города Ярмут и Лоустофт. Хотя порты этих городов и представляют некоторую военную ценность, на мой взгляд, основной задачей этого рейда считалось выманивание британских кораблей охранения для их последующего уничтожения боевым соединением, либо Флотом открытого моря, стоявшим наготове в этом регионе. Результат набега, если верить газетам, был неоднозначным: присутствовавшие силы королевского флота были слишком малы для отражения вторжения и предполагаемой погони, и немецкие корабли отступили, прежде чем там появились крупные соединения Гранд-Флита. Подозреваю, что местные газеты эту статью перепечатали неслучайно, а в поддержку слов Командующего Сибирской флотилии. Дескать, мы уйдём, а им тут жить и подвергаться угрозе атаки с моря. Кого и чего? Вопрос без ответа, но в итоге мы никак не можем завершить ремонт из-за того, что по своей сути то, что происходит во Владивостоке можно назвать скрытым саботажем.
Полный отказ, мотивированный речью командующего флотилией, получался отовсюду. На приведение «Чесмы» в боеспособное состояние порт уделил лишь 22 человека мастеровых, кои временами отправлялись на ремонт землечерпательных пароходов и проч. Было отпущено шесть парусников, шесть плотников, один медник, четыре слесаря и четыре клепальщика. При этих условиях, конечно, ничего сделать было невозможно. Мы начали изыскивать способы обойтись без порта. Прежде всего, всех нижних чинов, знающих хоть какое-нибудь мастерство, назначили мастеровыми, а не знающих — к ним подручными. Затем начали подлизываться к портовым указателям, чтобы они пускали наших матросов к пустующим станкам, когда те не заняты работами по флотилии, что удалось. Войдя с указателями в хорошие отношения, удалось часть работ передать им, с тем, что когда работа будет выполнена, наряд будет представлен на утверждение.
Затем в городе устроили полную мобилизацию всех частных мастерских и заводов, кои под наблюдением посылаемых туда машинистов и комендоров выполнили блестяще все работы. К работам на корабле пришлось допустить китайцев, корейцев и японцев от частных мастерских. Все наладилось, и мы около середины мая уже собирались уходить, но откуда-то узнали, что некоторые работы идут в ущерб интересам флотилии. Тогда последовало приказание срочно, в две недели, приготовить к плаванию пароход «Батарея», для чего снять с Отряда до 3 июня всех мастеровых.
Это приказание совпало с посадкой «Пересвета» на мель 10 мая  когда «Чесме» пришлось стоять в бухте Патрокл. Сделать ничего не удалось, и до 3 июня у меня не было ни одного мастерового. Пришлось еще усилить судовые средства и произвести вторичную мобилизацию мастерских вплоть до часовых дел мастеров известной национальности.
Отказы мы получали во всем решительно. Уголь грузили с одной баржи, переводя ее с борта на борт, для погрузки снарядов сами из хлама строили тележки н прицепляли их к поездам, шедшим в минный городок, погрузка боевого запаса вследствие этого длилась 6 недель!!! (два поезда в сутки, по три вагонетки, по шесть снарядов на вагонетку). Чтобы переменить место на рейде, приходилось верповаться, а баржи буксировать гребными шлюпками. Какое-то странное исключение представляла механическая мастерская, охотно исполнявшая все наряды не только механические, но и артиллерийские. Но начальник ее лейтенант Куровский не понравился, и его вскоре назначили механиком на миноносец. К счастью, это случилось тогда, когда работы по механической части были закончены, а застряли лишь наиболее важные по артиллерии, которые поручить частным заводам было нельзя, а лейтенант Куровский брался выполнить. Несмотря на столь тяжелые условия, благодаря энергии всех офицеров и матросов, корабль удалось привести в блестящее в боевом отношении состояние.
Разумеется, из-за длительного стояния в глубоком тылу не обошлось и без некоторых эксцессов. Старший лейтенант Эммануил Иязекилевич Фитингоф-3-й оказался в весьма пикантной и щекотливой ситуации, но по счастью жениться ему не пришлось, и он договорился с барышней о рождении обычного ублюдка, которого обещал поддерживать материально.
Но всё когда-то имеет свойство заканчиваться. Несмотря на саботаж, чинимый во Владивостоке, 30 мая «Чесма» вышла в море на пробу машин и артиллерии. На первом же походе при необученной команде развил 15,5 узла, что дало уверенность, что ход 16,5 узла будет достигнут. Машины и котлы в порядке и работают прекрасно. По трюмной системе пришлось произвести громадную работу: установить отсутствовавшую систему затопления бортовых отсеков, дабы иметь возможность управлять трюмами, отремонтировать наново весь трюмный трубопровод и все трюмные механизмы.
Наибольшая работа пришлась на долю артиллерии. Все те недостатки, показанные в акте, и описанные мною ранее, конечно же за исключением расстрела пушек, приведены в полный порядок и устранены. Путем переделки зарядника, изменения способа заряжания, установки третьего прицела и среднего поста горизонтальной наводки удалось увеличить скорость стрельбы двенадцатидюймовых орудий с 4,5 минут до 1 минуты, т. е. в 4,5 раза.
Шестидюймовые башенные пушки были переделаны, как на «Кагуле». Переделаны прицелы. С бортовыми установками ничего сделать не удалось, их просто нужно заменить центральными. 75-мм  сданы за негодностью, вместо них установили 76-мм — 4 с «Варяга» и 4 с «Пересвета». Установлены приборы управления огнем, телефоны и переговорные трубы. Англо-японские 305-мм снаряды весили 386 кг против 331 кг у наших, русских, применявшихся в русско-японскую войну. Кроме того, они содержали значительно больший процент взрывчатого вещества. Правда, последнее признали слишком опасным для перехода через тропики, и снаряды мы закупили без «начинки», в качестве которой уже во Владивостоке залили тол (по 45 кг); установили и более надёжные русские взрыватели. С японским порохом дальность стрельбы при угле возвышения 15° составила 71 каб. Переход на русский порох позволил бы поднять её до 78—83, но этого делать не стали. Полный боезапас составлял 320 выстрелов. К 152-мм пушками (только башенным) приняли 1600 русских снарядов образца 1907 года. Дальность стрельбы ими при угле возвышения 20° составляла 63 каб, скорострельность достигала 6 выстр./мин. Экипаж включал 28 офицеров, 15 кондукторов и 780 прочих чинов, то есть примерно на 150 человек больше, чем во время русско-японской войны, хотя количество малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов сократилось.
Главные данные моей «Чесмы» были следующие: водоизмещение при 25,5 футах 10 000 т. Действительная осадка 28,5 фута, 12 000 т. Ход — 16,5 узла. 14 котлов цилиндрических. Запас угля — 947 т. Район действия при 10 узлах — 2850 миль, при 12 — 2250, при 14—1850, при 16—1550.
За всеми этими работами прошел март, апрель, май и половина июня, а мы все стояли во Владивостоке - можете себе представить, во что превратились наши нервы. С театра военных действий, где все живет минутой, попасть в глубокий тыл, где время никак не считается, — это сильнейшее нервное потрясение. Разумеется, что такое стояние привело в итоге к крупной неприятности. Неприятель-то не дремлет и ведет войну всевозможными способами, чему способствует вышеописанная мной обстановка глубокого тыла.
Началось с того, что на корабле матросом найдена была прокламация немецкого происхождения о бесполезности войны и что немцы нам не враги. На другой день писарь штаба принес целую пачку этих прокламаций, но, показав первую матросу, тотчас был представлен по команде. Выброшенная им пачка прокламаций тоже была найдена. На третий день обнаружилось, что несколько матросов по подговору какого-то главаря (штатского), трех штатских и двух беглых матросов с «Варяга» решили взорвать «Чесму». Тотчас дело было расследовано и виновные в числе четырех (три электрика и один писарь) были отправлены на гауптвахту со всей литературой, а жандармам, по-видимому, удалось напасть на след германского агента. Это потом стало модным всё списывать на всяких там эсеров, большевиков и анархистов. Но суть дела то от этого не меняется! Ведь если речь идёт о карбонариях, то ни один из них, не станет уничтожать своих товарищей по партии на корабле! Здесь же была попытка совершить диверсию, которая ни коим образом не связана с революционным движением. Уничтожение военного корабля. Всё!
Еще раньше пришлось мне описать одного машинного унтер-офицера и одного телеграфиста такого же направления, причем из переписки была установлена их общая связь. Они обеспечили себе также побег в Америку. Проповедь их в команде отзвука не нашла, благодаря чему и удалось сразу ликвидировать все дело. Выяснилось, между прочим, что все четверо с «Екатерины», а последние два с «Императрицы Марии» и «Памяти Меркурия». Это обстоятельство указывает на необходимость в пути быть крайне осмотрительными и ожидать всевозможных ловушек. Особенно по причине того, что мы столь долго пребывали в глубоком тылу. Мирная жизнь во время войны очень расслабляет. Расслабляет, несмотря на то, что я пытался нагрузить команду, вверенного мне корабля, работами. То, что и на моем корабле появились ростки революционной агитации, говорит в пользу слов Степана Осиповича Макарова «В море – значит дома!». Жизнь корабля и команды связана с морем. Море не прощает слабых и самонадеянных, но… нельзя быть всё время сильным! В море это необходимо, но на берегу или на бочке команда перегорает. Человек ждёт испытаний со стихией, а их нет. Ждёт, а их нет. И тут появляется стихия. Но не природная, а революционная. И этот человек кидается в неё с головой, ибо он устал ждать испытаний. Небезызвестный мятеж на броненосце «Потёмкин» произошел именно по этой причине. Если бы броненосец вместе со флотом направили бы на захват черноморских проливов… Что меня и смущает в прошедшей войне с Японией. К захвату проливов Россия готовиться уже почти тридцать лет. Специально построенные черноморские броненосцы, специальный арсенал, специальный корпус, ежегодные учения… и что? Вместо броска на Босфор  - борьба за лесозаготовки в какой-то там Корее и Манчжурии. Где разум? В нашей кают-компании уже неоднократно проигрывали вариант -  вместо Дальнего Востока эскадра наносит удар по Дарданеллам, а Черноморский флот по Босфору. А потом сообща две эскадры отбивают атаки Средиземноморского флота нагличан. Всё! К чему эта война? Зачем была война с Японией? Вопросы без ответов.
Но несмотря на только что описанный случай, я все же считаю свою команду превосходной и как только уйдем из этой дыры, так быстро вернем ей слегка утраченный воинский вид. Связь между офицерами и командой наблюдается полная.
В количественном отношении, вследствие увеличения табели комплектации с 600 до 780 человек и списания большого количества больных, преимущественно вовсе уволенных от службы, команды исключительно «Марии» и «Екатерины», мне было дано свыше 200 чел. молодых матросов Сибирского экипажа. Люди эти быстро всосались в команду и сплотились с общим духом корабля.

Информация к размышлению. Агент Гюрза. Галлиполи, август 1915 года.

С 1908 года я натыкаюсь на призрак «квадратного облака». Первый раз это случилось после Тунгусского феномена, когда двое свидетелей подтвердили что видели серые квадратные облака меняющие скорость и высоту как живые существа. Второй раз мне показал это облако агент, не далеко от секретной лаборатории Теслы в Лонг Айленде. И вот Галлиполи…
Информация пришла от Мари. Звали ей Маргарета Зелле и она была уникальной женщиной и уникальной разведчицей, я так и не понял на кого она работает, кроме себя. Года назад, я попал благодаря ей в идиотскую ситуацию. Военный агент сообщил о месте встречи, где мне должны были передать некий пакет, отдельно граф Игнатьев предупредил, что за курьером судя по всему будут следить люди полковника Вальтера Николаи, ну и на последок, улыбнувшись в усы полковник дополнил, что курьер - женщина.
Встреча произошла полностью штатно, Мари передала мне пакет, как и было условлено в провинциальном кабачке, а когда я вышел проследить, как она идет к автомобилю, её попытались похитить. Германских агентов было аж пятеро, но для меня это было слишком просто. За ремнем сзади у меня был «наган», но до него дело не дошло. Двух «браунингов» подвешенных на резинках в рукавах хватило с лихвой, тем более что одного из нападавших Мари успокоила шляпной булавкой.
А утром на конспиративной квартире она меня огорошила, сказав, что её пытались похитить не немцы, а британцы. И не успел я набрать воздуха что бы отреагировать на этот камуфлет, как она своим мелодичным с легкой хрипотцой голосом добавила, что британцы будут уверены , что на них напали проклятые лягушатники из Дзьем бюро.
После этого случая, Мари посчитала, что мне обязана и периодически снабжала меня информацией, либо по моим запросам, либо спорадически, но всегда к месту и вовремя. Сегодняшняя информация выходила за все реальные пределы, но, тем не менее, была близка к истине. По данным Мари, есть секретное соглашение, между Теслой и Германцами, о том, что если Тесла поможет им сокрушить Антанту, то славянские области Австро-Венгрии, получат после войны полную независимость, гарантируемую германскими штыками. Тесла создал вместе с Цеппелином, некие гигантские дирижабли, вооруженные страшным секретным оружием и практически не уязвимые. Эти воздушные монстры могли летать без экипажей и управлялись с земли. То, что Галлиполийский десант оказался под угрозой, было само собой не очень хорошо, но тут в Дарданеллах появился российский крейсер «Аскольд» и в случае удара «серой эскадры» (так в секретных документах Германского генштаба назывались дирижабли Теслы) по кораблям союзников, мог пострадать и «Аскольд», а этого допустить было нельзя. К счастью у меня была «личина» интендантского майора из Берлина и как проверяющий снабжение немецких офицеров, я стал для присутствующих там германцев ближе родного брата, особенно когда выяснил, что офицерам присылают на одну бутылку коньяку меньше чем положено. И когда я стал распределять среди «земляков» коньяк и сигары, входившие в «легенду», один из них бывший в мундире аги-гауптмана, вызвался проводить меня к своему подразделению, дабы и оно оказалось в диапазоне моих благ. Вызвался он конечно не совсем по своей воле, не зря я в свое время, год провел в Лхассе и кое какие навыки там получил.
Короче так я и попал в бункер Команды Z. Место было конечно жутковатое, множество странных приборов, треск электрических зарядов, зеленоватые экраны синематографа размером с почтовою открытку. Именно увидев изображения на экранах, я понял что опоздал, три «квадратных облака» собирали свою кровавую жатву, судя по каскам, в мясорубку Теслы попали британцы. Я быстро опустил со лба на глаза автомобильные очки, достал из карманов мундира по горсти ампул и резко сжал их и веером рассыпал по помещению (тампоны пропитанные антидотом, предусмотрительно были размещены у меня в носу). Остальное было делом техники, подобрав Бергман выпавший из рук дежурного унтера (его пришлось успокоить раньше чем начал действовать газ), я методично стал расстреливать аппаратуру. Монстры «серой эскадры» лишились управления и стали подниматься ввысь, теряясь среди обычных облаков. Найдя в небольшом арсенале ящик динамита, я возблагодарил хозяйственность Германцев (ибо бикфордов шнур тоже был в наличии) и, оставив последний привет, покинул зловещий бункер.
Было жестоким конечно даже по военным меркам, такое решение проблемы, но эти несчастные были и так обречены, как сообщила Мари, им всем была сделана под видом прививки инъекция медленно действовавшего яда, и в Рейх никто их них не должен был вернуться, по крайней мере, живым. А газа я видимо и сам чуток хватанул, перед глазами почему-то замаячил стальной борт явно военного корабля с надписью «Чесма».

Отредактировано Ольга (10-08-2012 22:53:35)