Продолжение 13-й главы:

Глава 13. Светская жизнь начинается…

13.2.

Подошел к концу май, отцвели варшавские сирень и каштаны, закончились занятия в школе-интернате, и Янка (которая уже привыкла зваться этим польским именем, равно как и Ниной) перебралась к отцу в Краков. Первый день пребывания под крышей родительского дома ознаменовался небольшим скандалом: Янка, у которой вдруг образовалось значительно больше свободного времени, чем было до этого, вознамерилась разрешить одну загадку. Девичьему любопытству не давал покоя вопрос – как же устроены необыкновенные пули в патронах для ее пистолета?
Раздобыв у Казика с Янеком в гараже кое-какие инструменты, она принялась старательно раскурочивать один из патронов, выщелкнув его из запасной обоймы. Сначала она при помощи двух плоскогубцев вытащила пулю из гильзы, а затем, используя те же плоскогубцы, с силой сдавила саму пулю. Медная оболочка пули разошлась по едва заметным швам, раскрывшись на кончике заостренными лепестками, а из щелей между этими лепестками высыпалось небольшое количество мелких кристалликов. В этом момент в комнату, где она орудовала, вошел Якуб:
– Ты с ума сошла! – заорал он. – На тот свет оправиться хочешь?!
Оттащив дочку от стола, генерал стал осторожно ликвидировать результаты ее художеств, не переставая громко ворчать:
– Ты что, дура любопытная, совсем ничего не соображаешь? Это же сильнейший яд мгновенного действия, мать твою…! Если что – уже не откачают!
Наконец, выкинув пулю, завернутую в кусок газетки, в унитаз, и несколько раз вымыв стол с мылом, он успокоился. Ругнув себя мысленно за то, что пренебрег непреложной армейской истиной, гласящей, – «солдат должен быть занят так, чтобы никакие дурные мысли в голову не лезли», – он применил ее и к Нине.
С раннего утра – подъем. Поскольку же девочка крайне не любила рано вставать, то подъем генерал устраивал с рапирой в руке. Хочешь – не хочешь, а ей тоже приходилось браться за шпагу и получать урок фехтования. Фехтовать у Нины получалось, прямо скажем, неважно – несмотря на хорошую реакцию и подвижность, она имела довольно слабые плечи и слабую кисть, так что отец легко выбивал у нее оружие из рук. Ну, а его попытки приучить дочь фехтовать на саблях окончились и вовсе ничем – если поднять саблю она могла, то уж крутить ее кистью не получалось совсем никак.
После фехтования следовали приседания (не менее 40 раз), отжимания… Обязательным номером утренней программы была стрельба в тире, оборудованном в подвале особняка. Если им с отцом случалось бывать за пределами Кракова, и тира не было под рукой, то выезжали в лес и стреляли там – но обязательно каждый день. Будучи в Варшаве, Нина тоже регулярно ходила в тир вместе с боевкой ZWM (тир был оборудован прямо в здании их районного комитета). Поскольку боевки ZWM официально числились в составе Добровольного резерва гражданской милиции, то они столь же официально проходили военную подготовку.
После тренировок и стрельб юная Янка попадала в распоряжение шоферов Янека и Казика: перед ней была поставлена задача – научиться водить машину. Несмотря на прилагаемые старания, успехи в вождении долгое время были весьма скромными – машина в ее руках не желала нормально слушаться руля, рыскала и норовила заехать не туда. Казик вообще считал, что у нее вряд ли что получится – бывает, не дано человеку водить машину, и все.
Но однажды, буквально за несколько минут, ситуация изменилась. Польские дороги в те годы были небезопасны: того и гляди, обстреляют из леса, или, того хуже, уложат дерево поперек шоссе перед самым носом. При одной из поездок вместе с отцом, когда Нина сидела на переднем сиденье рядом с шофером, произошло нападение на машину. Шофер Казик, из-за летней жары опустивший пуленепробиваемое стекло, был ранен автоматной очередью, получив три пули в грудь. Теряя сознание, он прохрипел сквозь сцепленные зубы:
– Янка, бери руль!..
Она, будучи легко раненой в руку, переползла к нему на колени, – оттаскивать в сторону было некогда – вцепилась в руль, и повела машину «как по струнке», выжимая педаль газа до упора. Тяжеленный бронированный седан вылетел из-под обстрела. Казика довезли до госпиталя, и через месяц он снова сел за баранку.
С этого момента Нина полюбила свой мощный автомобиль. Машина была не самая новая и не самая шикарная, не Кадиллак, не Хорьх, и не Майбах, – Studebaker President 4D Phaeton (Convertible) Eight образца 1938 года. Всего автомобилей этой модели было выпущено одиннадцать штук, но данный экземпляр был выполнен по специальному заказу для кого-то из высших чинов рейха (на переднем бампере были заметны отверстия от винтиков, которыми когда-то крепилась золотая монограмма владельца). Он имел бронированный корпус, бронированную плиту днища, пуленепробиваемые стекла, протектированные шины, был оснащен раздвижной металлической крышей так же из броневых листов и усиленным мотором, позволявшим разгоняться до двухсот километров в час вместо стандартных ста шестидесяти.
Девочка пристрастилась гонять на этом автомобиле на предельной скорости. Казик научил ее лихо хулиганить, цепляя ручкой специально приоткрытой дверцы автомобиля сумочки гуляющих по тротуару девушек, и Нина иногда тоже развлекалась таким способом, как в Варшаве, так и в других городах. А гонять машину приходилось частенько, и не только в Варшаву. Она нередко выступала в качестве персонального шофера отца, если выезды требовали соблюдения секретности. Дела отца, – в которые он ее не посвящал, – бросали его по всей Польше, и не только. Студебеккер наматывал сотни километров, направляясь то в Восточную Германию, то в Чехословакию, то в СССР.
Одно из первых посещений Праги крепко въелось Нине в память. Когда она прибыла в чешскую столицу, – а время было уже довольно позднее, и бархатно-черную тьму разгонял свет уличной фонарей и ярко освещенных витрин в центре города, – отец привел ее в ночной клуб. То ли он просто искал ресторан, где можно поесть, то ли там генералу была назначена встреча… Последнее гораздо вероятнее, потому что усадив дочку за столик и заказав ужин, он тут же без объяснений куда-то удалился.
В центре зала находилась круглая эстрада, вокруг которой располагались столики. Небольшой оркестр, до этого исполнявший  какую-то тихую, спокойную мелодию, вдруг заиграл что-то бравурное. Девочка подняла голову и взглянула на эстраду. Туда взошли несколько девушек в скромных белых блузках под горлышко и расклешенных клетчатых юбках – вот только длина у юбок была совсем не скромной. Вслед за девушками на эстраду взбежал негр в лиловом фраке и таких же брюках. Негра Нина видела в первый раз, и любопытство заставило задержать на нем взгляд. Девушки быстро окружили его плотным кольцом, а когда кольцо под звон литавр распалось, негр предстал перед публикой совершенно голым.
Вскоре и девушки уже дружно размахивали своими блузками, за которыми последовали юбки, а за ними – и прочие предметы туалета. Под ритмы, задаваемые оркестром, девушки вновь окружили негра в странном танце – они не столько танцевали, сколько извивались, тесно прижимаясь к негру и друг к другу. Можете себе представить, каким шоком обернулось подобное зрелище для четырнадцатилетней девчонки, совсем недавно приехавшей из советской глубинки, да не просто из глубинки, а из Ташкента, из мусульманского по преимуществу края!
Но, как оказалось, это было не последнее испытание для ее психики. В довершение всего, в качестве кульминации представления, негр кончил прямо на своих партнерш. Нину затошнило – и так не отличавшаяся завидным аппетитом, после этого она вообще не могла глядеть на еду. Едва отец вновь появился в зале, она категорически потребовала от него уйти отсюда в какое угодно другое место.

Всех своих чмитателей поздравляю с Днем Рабоче-Крестьянской Красной Армии!