Начало следующей главы:

Глава 24. Дела школьные

24.1.

Как-то за всеми прочими событиями подзабылось, что Нина учится в русской школе-интернате, и даже частенько появляется там на уроках в своем седьмом «А» классе. От учебы девушка вовсе не старалась увиливать, и даже нередко специально сбегала в интернат – например, отоспаться в комнате своих подружек после бессонной ночи в результате какого-нибудь затянувшегося за полночь приема… или ночной погони с боевкой за очередной бандой. А заодно можно было и занятия посетить, что при ее образе жизни получалось не слишком регулярно.
Но сегодня уроков не было – в школе было решено провести профилактический медосмотр. Дело обычное, и все бы ничего, да вот ведь какое дело: всех девчонок старше четырнадцати лет обязали пройти осмотр еще и у гинеколога. Это вам не к окулисту попасть, или даже к стоматологу, внушающему страх своими инструментами и грозной бормашиной. Подавляющее большинство девиц со зверем по имени «гинеколог» еще никогда не сталкивалось, а многие даже и не слыхивали, что это такое. Однако более опытные подружки их быстро просветили. А доставленное в медпункт кресло для осмотра окончательно повергло их в священный трепет.
Девушки жались к стенам, робко перешептываясь друг с другом, и стараясь держаться как можно дальше от выкрашенной в белый цвет двери медпункта, уж не говоря о том, чтобы самим шагнуть к этой двери. Наибольший трепет в их девичьи сердца вселял тот факт, что школа не нашла ничего другого, как пригласить для проведения осмотра специалиста из военного госпиталя – молодого поручника медицинской службы.
Нина, которая тоже не испытывала никакого энтузиазма пред предстоящим осмотром, все-таки не видела оснований настолько поддаваться панике, и решила подать пример оробевшим одноклассницам. Она храбро шагнула вперед, распахнула дверь, вошла внутрь, повинуясь указанию медсестры стащила с себя трусы и плюхнулась в кресло. Поручник, возившийся со своим медицинским чемоданчиком, и стоявший к ней спиной, развернулся и…
…И Нина осознала себя уже летящей по коридору, сжимая в руке собственные трусы. Стоит ли говорить, что на всех прочих девиц охватила тихая паника? Уж если никого и ничего не боящаяся «Нинка–атомная бомба» выскочила из кабинета с таким ужасом, то как было не перепугаться вусмерть им, грешным?
Собственно, то чувство, которое испытала «атомная бомба», было вовсе не ужасом. Секрет внезапного перехода от бравады к постыдному бегству раскрывался просто: в обернувшемся к ней поручнике она узнала офицера, с которым только накануне танцевала на балу в Варшавском Офицерском клубе. Было, от чего сконфузиться!
Кое-как приведя себя в порядок, Нина, пунцовая от смущения, выскочила на улицу, и побрела, куда глаза глядят. Прокручивая раз за разом в сознании этот эпизод, она никак не могла успокоиться – это же надо, так опозориться на глазах у всей школы! Механически переставляя ноги, она двигалась по аллеям Уяздовским к центру, вся погруженная в свои переживания, чего делать не стоило. Утратив на какое-то время свою обычную бдительность, она и глазом моргнуть не успела, как ощутила на себе железную хватку, противостоять которой ей очевидно оказалось не под силу. Ее руки оказались прижаты к телу так, что даже пальцем пошевелить было сложно, не то, что дотянуться до кармана, где лежал пистолет, а на нос и рот легла ладонь с платком, издававшим знакомый запах хлороформа. Уже гаснущим сознанием она успела уловить, как рядом с нею затормозил автомобиль, и ее принялись заталкивать в открывшуюся дверцу…
Очнулась девушка в помещении, весь облик которого навевал на мрачные мысли. Впрочем, поначалу она вообще не видела ничего, кроме расплывающихся цветных пятен перед глазами, потом осознала, что в глаза ей бьет свет сильной лампы, ощутила во рту мерзкий привкус, и лишь через несколько минут в неосвещенной части помещения стали проступать контуры низких каменных сводов. Типичное подвальное помещение старинной постройки. И тут кто-то есть, кроме нее. Да, двое в офицерской форме, один в штатском костюме, еще двое – в каких-то темных рабочих халатах. Последним она разглядела старющегося держаться глубоко в тени человека в сутане.
Сколько же времени прошло с того момента, как ее схватили? И где она очутилась? Но поразмышлять над этим ей не дали:
– На какую советскую службу работает генерал Речницкий? – резко спросил один из офицеров. – С кем конкретно он связан?
На первый вопрос Нина не смогла бы ответить даже в том случае, если у нее возникло бы такое желание. Все, что она знала – «Иван Иваныч», которому они с отцом подчиняются, возглавляет шестой отдел. Но вот шестой отдел чего? Ее могли расстрелять или забить до смерти, но этого знания у нее в голове не было. Ясно дело, врагам, – а никаких сомнений, что она в руках врагов, не оставалось, – она не собиралась говорить ни слова. Нина попробовала пошевелиться на жестком деревянном кресле с подлокотниками. В руки, скованные сзади, врезались браслеты наручников. Ой, голова-то как болит! Прямо раскалывается. Отвернувшись от офицера, а заодно и от бьющего в глаза света, она прошипела, обращаясь к человеку в сутане:
– Idź do pieklą! (иди в пекло!).
Но того было трудно смутить подобными словами. Во всяком случае, внешне он вообще никак не отреагировал.
– Повторю свои вопросы, – снова заговорил один из офицеров. – На какую из советских организаций работает генерал Речницкий? С кем он состоит на связи? Отвечай, и избегнешь больших неприятностей. Церемониться не станем.
– Pocałuj mnie w dupę! (поцелуй меня в зад!) – выругалась Нина. Она могла бы еще долго сыпать польскими ругательствами, но тут, повинуясь кивку второго офицера, двое в темных халатах вытащили ее из кресла, швырнули на каменный пол, споро закатали в мокрое одеяло и на нее обрушились палочные удары. Избиение таким способом не менее болезненно, чем обычная обработка палками, но до некоторой степени предохраняет от фатальных повреждений. Девушка прокусила губы, стараясь сдержать рвущийся наружу крик. Неизвестно, сколько бы она смогла продержаться, но один из палачей неудачно заехал ей по голове, погрузив в спасительную темноту…
На этот раз она очнулась от того, что по ней лилась холодная вода. Увидев в ней проблески сознания, палачи подхватили ее с пола и водрузили обратно в кресло, на этот раз пристегнув ремнями руки к подлокотникам, а ноги – к ножкам кресла.
– Не хотите говорить? – холодно поинтересовался офицер.
Нина молчала.
– Как хотите, – на этот раз его кивок был адресован человеку в штатском костюме. Тот подкатил ближе к креслу нечто вроде сервировочного столика на колесиках, снял с него салфетку, и под ярким светом заиграли блестящие инструменты, о назначении которых девушка сразу догадалась. И тут свет стал быстро меркнуть у нее перед глазами, сначала стянувшись в маленькое пятнышко, а затем и вовсе сменившись чернотой…
– Wróć! (Вруць! – Отставить!) – кикнул офицер. – Проверь, что у нее с сердцем. Не хватало еще… – он не договорил, оглядываясь на человека в сутане.
А тем временем в Варшаве, в здании Главной военной прокуратуры, беседовали двое. Посторонний свидетель ни за что не решил бы, что они друг с другом друзья, потому что собеседники готовы были не на шутку вцепиться один в другого. Якуб Речницкий узнал о случившемся меньше, чем через час после похищении дочери – и отправился к Владиславу Андруевичу.
– Нину схватила контрразведка Краковского военного округа. Прямо тут, в Варшаве, – начал он с порога, даже не поздоровавшись. Полковник тут же вскипел:
– Так какого черта ты тут шляешься, мать твою…? У тебя, что, верных людей под рукой нет?
– Пойми, я не имею права… – не дав Речницкому договорить, Владислав подскочил к нему, загибая трехэтажное коленце, и не шутя врезал кулаком по корпусу. Генерал не остался в долгу. Через несколько секунд драчуны расцепились, и в комнате поплыл русский мат, густой как клубы табачного дыма.
– Дурак… – прошипел Якуб, прижимая обе руки к животу, – у меня же приказ – не вмешиваться!
– Приказ, приказ… – ворчал Андруевич, потирая наливающуюся синяком скулу. – Так и будешь смотреть, как начальство твою дочку на манер живца использует?
– Приказ из Москвы! – с плохо сдерживаемой болью выпалил Речницкий. – Ты что, не понимаешь, что такое приказ?!
– Понимаю, – уже немного остыв, отозвался полковник. – Загнали тебя в угол, крысы канцелярские. Ладно, у меня никакого приказа нет…
– Эй, ты что задумал? – воскликнул Якуб вслед покидающему свой кабинет полковнику.
– Тебе лучше не знать, – отозвался тот уже из дверей.
Часовой на входе в здание контрразведывательного отдела штаба Краковского военного округа, бросив взгляд на какое-то удостоверение, предъявленное ему в закрытом виде, ничего не успел сообразить, как под подбородок ему уперся ствол пистолета, а ловкие руки освободили от лишнего оружия. Семь или восемь человек в штатском проскользнули внутрь здания, а один остался контролировать вход и обезоруженного часового. Вскоре изнутри донеслось несколько глухих выстрелов. Перестрелка в здании продолжалась, но наружу не проникало больше никаких звуков, потому что бой сместился под каменные своды подвалов.
Еще через несколько минут из здания вышли те, кто недавно туда проник. Один из них нес на руках девушку, еще четверо попарно волокли на плечах своих товарищей. Вся компания погрузилась в припаркованные напротив здания автомобили, и те, пыхнув сизым дымком, сорвались с места, быстро исчезнув из вида растерянного часового.