(продолжение)

     - То есть!? - оторопел я.
     Петр Сергеевич сдвинул брови.
     - Шутка, - коротко бросил он после нескольких секунд напряженного молчания.
     Сказал, будто выстрелил. А лицо-то всё такое же бесстрастное. «Ой, чтой-то мне нехорошо».
     - Н-да, Андрей Николаевич, - резюмировал мой визави еще секунд через пять. – С чувством юмора у вас, прямо скажем, не ахти. Вон как побледнели-то. Ну да ладно, не о том речь.
     - А о чем?  - проявил я осторожный интерес.
     - Да, собственно говоря, ни о чем, - отмахнулся товарищ подполковник. – Езжайте себе в отпуск, Андрей Николаевич. Отдыхайте.
     И что я мог на это ответить? Только рот раскрыть в изумлении. И какого рожна он тут четверть часа воду в ступе толок? Про службу, про газзон, про учкудук свой непонятный. Сказал бы сразу и дело - в шляпе.
     Все эти мысли, видимо, настолько явственно отразились моем лице, что сидящий напротив Петр Сергеевич расхохотался. Весело и на этот раз действительно по-доброму. По-человечески. Да уж, хотел бы я поглядеть со стороны на свою вытянувшуюся физиономию. Ведь болван же болваном, ёшкин кот!
     - Ну? Чего застыл?  - отсмеявшись, проговорил Петр Сергеевич. – Хоть бы спасибо сказал старику! А то сидишь тут как колом пришибленный. Ну прямо как неродной, ей богу.
     «Неродной? Хм, я что-то пропустил? Или… нет, не догоняю… хотя… Ох, ё-моё!!!»
     Вот теперь я точно вспомнил. Вспомнил тот давнишний трамплин на Сахарилах.
     «Дядя Миша! Собственной персоной! И где!? В «дембельском» кабинете! У нас, на Москонии! Да еще подполковник! Ну, бли-и-ин!!!»

     - Испарился куда-то твой Иван Семенович, - констатировала Жанна, осматриваясь в просторном холле отеля. – Отшили, видать.
     Да, действительно. Говорливый закусалец и впрямь куда-то пропал. Возле стойки администратора (которую наши «продвинутые» граждане именуют исключительно «ресепшеном») томилась в одиночестве уже знакомая нам ДАМА. Впрочем, сказать, что она тяготилась этим самым одиночеством, означало бы погрешить против истины. Она вовсе не томилась. Наоборот, наклонившись над стойкой и грозно насупив брови, она что-то строго выговаривала дежурному администратору. Тот, то бледнеющий, то краснеющий под суровым взглядом представительной леди, лепетал в ответ какую-то чушь. Бедолага явно не знал, куда деться. А еще он, по всей видимости, не понимал, что же от него, собственно говоря, хотят. Поскольку дама говорила по-русслийски, а он как ханьченьский болванчик повторял через раз одну и ту же фразу на глинике: «Сорри, мадам. Донт андестенд. Спик глиник, плиз». В промежутках между «плиз» и «сорри» обливающийся потом администратор бормотал что-то еще, лично мне совершенно непонятное. Хотя, возможно, это он просто ругался. Или молился, что в данном случае было, в общем-то, почти то же самое. «Хоть и не похоже, но одно и то же», как говаривал один мой знакомый с Харькодессы, посещающий по субботам Привоз, а по воскресеньям – синагогу.
     Встретив измученный взгляд отельера, я лишь пожал плечами. «Извини, брат, но тут я тебе не помощник – в разговорном глинийском не силен».
     Положение спасла моя супруга. Женская солидарность, не иначе. На мужика-отельера ей было, конечно, наплевать: «А нефиг тут кипишиться, коли по-русслийски базлать не обучен». Да уж, выраженьица она иногда подбирает на удивление, хм, емкие – и когда только феню, пусть и в усеченном виде, освоить успела? Впрочем, она у меня к языкам способная – на пяти, как минимум, изъясняться может. Причем свободно, не то что я – неуч.
     Подойдя поближе к «общающимся через стойку», Жанна о чем-то спросила рассерженную туристку, а затем, выслушав ее сбивчивое объяснение и повернувшись к администратору, принялась растолковывать последнему суть претензий нашей соотечественницы. Судя по тому, что вспотевший парень за стойкой расплылся в улыбке и ускоренно закивал, навести мосты между народами удалось в полной мере.
     Минуты через три новая знакомая моей супруги отошла, наконец, от «ресепшена». Выглядела она теперь вполне довольной. Как собой, так и своей неожиданной «спасительницей». Жанну при этом она от себя так и не отпустила. Впрочем, моя женушка и не сопротивлялась. Обе они, напоминая двух кумушек, уютно устроились в глубине гостиничного холла на широком диване и принялись оживленно беседовать. Ну, то есть, не совсем беседовать. Моя благоверная больше слушала, чем говорила, лишь иногда вставляя отдельные реплики в эмоциональный монолог своей габаритной собеседницы. Разговор сопровождался картинными взмахами рук, закатыванием глаз, сочувственными покачиваниями головой, удивленными вздохами, короче, всем тем, без чего не могут обойтись наши милые дамы, когда изливают душу подругам по несчастью. Или же просто делятся маленькими житейскими радостями и поверяют друг другу (конечно, под очень большим секретом) свои сокровенные тайны. Чужие, впрочем, тоже. И с гораздо большим энтузиазмом.

(продолжение следует)

(продолжение)

     «Ну что ж, пусть дамы общаются, а у меня более важное дело есть. Заселиться-то надо, в конце концов, или как?»
     Кивнув утирающему лоб администратору, я выложил на приемную панель стойки свою идкарту, присовокупив к ней до кучи электронную пластинку «ваучера». На пульте ресепциониста тут же прошелестела какая-то игривая мелодия, и он, продемонстрировав сложенный пальцами нолик (мол, всё Окей), протянул мне уже наполовину заполненный необходимыми данными бумажный листок. Ну да, да, конечно - приличные отели до сих пор блюдут традицию. Клиент обязательно должен чего-нибудь и от руки написать. И автограф свой оставить. Дабы увековечить себя в веках, наверное.
     Пошарив по карманам в поисках бумагомарательного приспособления, в быту именуемого стилусом или ручкой, я лишь разочарованно вздохнул и вопросительно глянул на отельера. Тот в ответ тоже вздохнул, но всё же вынул откуда-то тоненькую палочку с пером на конце. О, а ничего ручечка! С вензелем, логотипом – всё как положено. Надо бы прихватить на память.
     Правда, судя по тоскливому взгляду администратора, именно этого он от меня как раз и ожидает. Что ж, видимо, каждый из отдыхающих считает своим долгом совершить свой маленький «чейндж-гешефт»: мы вам – радость от общения, а вы нам – стилус. «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Сувенирчик, однако. Бонус от компании. И я здесь отнюдь не первопроходец. А администратор… да шут с ним, с администратором – переживет как-нибудь.
     Так, а что у нас в бумажке этой?
     Ага. Имя, фамилия, где, куда, откуда, когда, зачем – всё это уже есть. А чего нет? А, вот. Оккупэйшн. Как там это по-нашему? Род занятий, кажется? Ну да. Так и есть. И табличка рядом с перечнем этих самых «оккупаций». Что ж, будем искать. Хм, а интересно, как моя профессия правильно обзывается? Инженер-физик-исследователь-спасатель-специалист-проблемник? Нет, что-то длинновато выходит. Да и на глиник вряд ли коротко перевести получится. Оп-па, а нет здесь ни хрена похожего. Только «энжинеер» какой-то зачуханный. Ладно, побудем десять дней этим самым «энжинеером».
     Так, теперь жена.
     Н-да, интересно. Тут в самом начале списка какие-то «хаусы». Хаускипер, хаусоунер, хаусхолдер… Во! Хаусвайф! Вот это мне нравится! Домашняя жена, класс! Так сразу и представляешь себе: дома – домашняя жена, на работе – рабочая, на улице – хм, уличная. Кр-р-расота! Мечта, а не жизнь! Поставить что ли галочку для прикола. Впрочем, нет, не стоит – если Жанна узнает, голову мне оторвет, к бабке не ходи. А жаль. Домашняя жена – это жесть!
     Идем дальше. Чай, чемодан, чебуреки… Чебоксары. Никаких Чебурашек нет. Гы-гы-гы. Н-да, дурацкая шутка, с бородой. Ага, нашел. Физишен. Вот это точно про нее. Она у меня и впрямь очень даже… «физишен». С какой стороны ни глянь. Да и «умишен» тоже. Умная, просто жуть. Повезло дураку в свое время – такую женщину отхватил! Ведь как там народная мудрость гласит? «Они жили долго и счастливо, пока не встретились». Хотя нам это, конечно, не грозит. В смысле «пока не». Совсем не грозит. Мы с Жанной всё-таки «после». А значит что?
     «Алло, любимая! Я уже закругляюсь».
     Ставим галочку. Физишен. «Дохтур», то бишь. Подпись-закорючку – в квадратик «сайн». И всё!
     А теперь вперед, навстречу радостям совместного (ну очень совместного) бытия. На целых десять дней. И ночей.

(продолжение следует)