Так и текла его жизнь. Ходил на заработки и получалось. Не всякий день, но регулярно. По дому множество дел переделал, починив все, что смог. Телевизор- не решился. Помогал и соседям Надиным, ибо не у всех дома мужчина имелся, чтоб руку приложить .
Как-то они пошли на улицу Бутырина, где жила женщина в доме под снос. Хотя с чего тот дом сносить-он кирпичный и не собирается падать, подремонтировать бы его  , так и простоит еще одно столетие. Но вот собрались, людей выселили, а эта женщина осталась в доме одна. Водопровод у нее отключили, ибо зачем он в домах под снос? Электричество тоже отрубили  и с той же целью. А как женщине жилье освещать или себе супчик приготовитьть - а никак. Дом под снос, никого там нет и ее тоже нет. Поэтому когда она ходить решилась по кабинетам начальства, то никто ей не помог. Записали, сказали, что решат.Тому  уже год миновал, а они все решают.
А жить –то как-то надо. Вот Василий Ильич  и сложил ей из старого кирпича во дворе очаг, чтоб удобнее было готовить , а Надя кое-какие вещи передала. Бедные люди легче последним куском поделятся, чем богатые тем, чего у них до чертовой матери. Может, оттого они и богатыми становятся, что за копейку удавиться готовы, вот эта копейка и липнет к их рукам?
Вспоминал он много, и людей и событий. Но останавливал себя, когда вспоминал жену и детей-настолько это было болезненно, что аж  заходилось сердце. Так оно стало реагировать, когда разными способами попробовали проверить, прописаны ли они в городе. И никого не нашлось. Из знакомых нашлось несколько людей с похожими фамилиями и именами, но они оказались однофамильцами , а  тех людей, что хотел найти Василий Ильич, не знали. Ну да, это объяснимо, перед войной в городе жило за восемьдесят тысяч человек, а может, и все девяносто тысяч, а при освобождении осталось  только шестнадцать. Не все,конечно,  погибли, кто-то уехал, а потом и вернулся, но все же большую часть выросшего в три раза города составляли те, кто приехал в него уже после войны и их потомки. Это было понятно, но сердце так неприятно отдавало в левую лопатку, что он старался не думать об этом, а если даже само приходило на ум, то усилием воли отключался от этого.
И еще Василий Ильич словно впитывал сведения об этом мире,в котором жил. Читал газеты, слушал, расспрашивал Надю, других людей.
И сказанное как бы откладывалось в нем, как откладывается песок на речное дно, чтоб в один прекрасный или не очень момент  образовался остров. Или мель. Так вот и у него сложилось впечатление об окружающем, и не сильно лестное.То,что вернулся капитализм, он догадался быстро. Но вернувшийся строй имел какое-то очень знакомое лицо, которое вспомнилось далеко не сразу. Все же Василий Ильич, как ни старался поднять  свою образованность, вуза не закончил, а то, что самообразованием добирал, имело много пробелов.Но все же догадался, что украинские паны , как ни старались, а всегда получалась у них Речь Посполита. Такая, как перед тем, как ее чуть не смел «Кровавый потоп». Такая у них была планида, как у пьяницы Гурьяна , который всегда, как напивался, засыпал в своем огороде- придет, хоть  и на бровях, и ляжет на налёжанное место под плетнем. Разница выходила очень маленькая и только за счет брака при  исполнении.
А, значит, это тоже будет ненадолго. Когда Речь Посполиту воспроизводили на Украине  в восемнадцатом и девятнадцатом, энтузиастов смело через неполных три года-начисто. Польская попытка вернуться в прошлую вакханалию закончилась в тридцать девятом, через пару десятков лет. Тоже полным стиранием , как  мела  со школьной доски. Сейчас у украинской попытки номер три идет двадцать второй год. Значит, скоро будет как в тридцать девятом- «нема пана, нема ляха на всей Украине».
Прочим, впрочем, тоже здорово достанется, и тем, кто виноват, и тем , кто не при чем. Стирание с лица земли польской модели проходит всегда кроваво, и еще долго выжившие вспоминают о минувшем с содроганием. Он это видел дважды, а в первом случае поучаствовал лично. Мог бы и во втором, но его не призвали тогда, ибо работал на железной дороге. Может, это и к лучшему, может , и нет. Судьба все равно пришла к нему через два года без одного месяца.
А для чего сейчас все это возвращение из небытия и взгляд на будущее? Это кара за какие-то прегрешения или, наоборот, награда за что-то? Не припоминал Василий Ильич за собой ни великих подвигов, ни великих злодейств. Видимо, какая-то случайная ласка судьбы, как выигрыш в лотерею. Или проскрипция, но не потому что за что-то, а так : попал в некий список и всё. И никто не стал разбираться, ты там по делу или нет.
Что же касается людей, что жили сейчас, то Василий Ильич  не хотел быть им судьей. Много в них, современных , ему не нравилось, особенно то, что они не имели понятия о своем прошлом, но- пусть каждый сам делает, что делает и отвечает за содеянное. А он сам … наверное, это еще не все и он тоже ответит. Вот за что- если б знать…
Время шло,  наступила осень , пришла и закончилась зима,   зазеленела весенняя красота.
Летом же все чаще стала приходить мысль, что скоро все закончится. Поэтому Василий Илич постарался закончиться все, что делал по дому, чтоб не осталось  ничего недоведенного. Когда же наступит его срок, он не знал, но догадывался.
Утром девятого августа глаза открылись сами. Даже будильник не понадобился .
Позавтракав и попрощавшись с Надей, он вышел из дома и пошел по улице в сторону университета. Было еще рано, только полседьмого,потому народу  встречалось немного.
Ноги сами вывели к Днепру, и он поглядел на речную воду, на встающее солнце, на мост над днепровскою водою. Мост между временами. Можно было поехать и на маршрутке, но он все равно успеет. До заката времени достаточно.
Василий Ильич прошел к Дворцу Культуры, мимолетно усмехнувшись тому, как изменилось это место- был лагерь исправительных работ, а стал дворец , и теперь потомки жуликов могут ходить сюда и слушать музыку и не знать, что их прадед сидел тут за кражу госпитального белья. Был у о в его  цеху такой вот Ваня, отсидевший тут за кражу четыре месяца. После чего клепка в голове у него стала на место, Ваня воровать перестал и даже грамоте выучился. Жизнь заставила-начальник лагеря арестантов  домой отпускал, но по  письменному заявлению. А поскольку Ваня был неграмотный, то просил другого сидельца писать, и с ним за помощь хлебом делиться приходилось. Вот и дошло до Вани, что и воровать не хорошо, и неграмотным  быть не лучше.
Василий Ильич поднялся на мост и отчего-то перешел на левую его сторону. Поток транспорта в Крюков был немаленький, но он уже вполне квалифицированно перебежал дорогу,  и никто его не обозвал. Что уж там, невелика сложность…
На мосту  в левую щеку ударил довольно свежий ветер. Да и вообще было прохладно с утра. Солнце еще не успело прогреть все , это будет попозже, а пока весьма свежо и бодряще. Даже можно пожалеть , что нет на себе пиджака или курточки.Но это ненадолго, жара скоро заставит пожалеть, что вообще рубашку одел.  Вниз по реке(или это уже не река ?) проплыл довольно крупный катер. Василий Ильич попытался разглядеть, работают ли в речном порту краны, но не смог разобрать. Может, им еще рано погрузку начинать?
Спускаясь на крюковский берег, он поискал глазами тот самый уцелевший бронеколпак. А его и не было!Может, не туда глядит? Нет,  вот место колпака, на отходящей  от моста в сторону насыпи, только вместо него стоит  уже новый, серебристого цвета и с окошками на каждой грани. Да, и этого знакомца уже не стало.
Да, это тоже знак. Что же , когда знаешь, что надо делать, становится легче, ибо не надо сомневаться и беспокоиться о том, что выбрать. И сердце тверже становится, и сил прибавляется.
Василий Ильич шагал по улице Республиканской в сторону Деевской горы. Ноги не чувствовали усталости, хотя за спиной оставались уже многие кварталы. Идти было еще далеко, но он был готов пройти всю эту дорогу , до давно уже засыпанного противотанкового рва.
Ему нужно именно туда и он дойдет.
А что ждет его дальше? А какая, собственно, разница? Жизнь человеческая –дорога, и смерть-тоже дорога, последняя или нет, но какая в том тоже разница?
ПС.
Конец.
У меня были планы на роман,но я решил закруглить.