Внеклассная работа
Повесть

Глава первая
В которой Сёмка открывает дверь.
- Так, дети, последнюю сцену - ещё раз! Сёма, Лёша, по местам! Когда девочки закончат диалог...
Сёмка тяжко вздохнул и поплёлся на своё место. Нет, ему нравилось в театре - но в который уже раз гонять один и тот же эпизод...
Английский театр 284-й школы города Москвы ставил «Чарли и шоколадную фабрику». Выбор этот Сёмка не одобрял - неужели мало английских пьес и книг, чтобы перепевать голливудскую лабуду? Вон, в прошлом году ставили «Робин Гуда»... И, к тому же, скажите на милость - кому в восьмом классе интересна эта конфетная история? Взрослые ведь люди - можно выбрать и что-нибудь посерьёзнее. Вот, к примеру, рассказ О Генри - про мошенника, который разводит продвинутого фермера, - сразу отбивает охоту смотреть фигню вроде «Магазина на диване»! Увы, не поняли. Вот и приходится теперь изображать шоколадного короля...
Сёмка как мог, отбивался от этого почёта. Напрасно - высокий, стройный, с неизменно насмешливым выражением на лице, он лучше других вписался в экранный образ хозяина фабрики. Цилиндр и фрак из театрального проката завершили трансформацию - оставалось лишь саркастически ухмыляться, приправляя реплики изрядной толикой яда. Людмила Ивановна понимающе хмурилась, но молчала - хватало возни с другими «исполнителями», не столь артистичными...
- Вознесенский! Проснись! Твоя реплика!
Сёмка вздрогнул.
- Да, Людмила Иванна, простите, сейчас...
Англичанка у них классная. Пожилая, сухонькая, в свои шесть с лишним десятков она сохранила порывистую манеру двигаться, св подходящую более подростку. «Шестидесятница» - говорит про неё дядя Витя. Это мамин хм... друг; отец Сёмки живёт в другом городе, а дядя Витя одинаково охотно и обсуждает и обновления к онлайн-играм, и новости политики - до них Сёмка недавно сделался большим охотником. Дядя Витя и в школу захаживает - это он помог соорудить декорации для спектакля. А в прошлом году притащил для спектакля «Робин Гуд» охапку луков, настоящих, железных кольчуг со шлемами и тяжёлых, упоительно оттягивающих руку мечей и кинжалов.
Школа у них замечательная. Старое, довоенной постройки четырёхэтажное кирпичное здание. Фасад украшен алебастровыми медальонами с профилями Менделеева, Ломоносова и других отцов Российской науки. Высоченные потолки, пол из старинного даже на вид, тёмного дубового паркета. Диван с кожаными валиками и резной деревянной спинкой, стоящий  в учительской  бог знает с каких времён.  И неповторимый, сладковатый аромат: иТатьяна Леонидовна, классная руководительница «Восьмого «В»  как-то рассказывала своим подопечным, что раньше полы в школе натирали самым настоящим воском.  Хапах этот никак не может выветриться, хотя с тех пор прошло почти 70 лет. Именно из-за этих пропитанных когда-то воском дубовых полов, учителя особо свирепствовали по поводу сменной обуви; в младших классах, это раздражало Сёмку несказанно, ведь  до дома  Верхней Радищевской две минуты бега, а тут - переобувайся каждый раз!  Потом привык - полы были предметом всеобщей гордости, а Сёмка, конечно, был  патриотом родной школы.
- Так всё, перерыв. - Англичанка устало взмахнула рукой. - Лямова, Овчинникова - неужели трудно, наконец, выучить текст? Через неделю премьера!
Из-за двери актового зала раздалась бархатная мелодия - закончился четвёртый урок. Раньше в школе звонок был дребезжащим, металлическим, пронзительным. Теперь не так - каждую неделю мелодия, означающая конец и начало занятий выбирается новая. Сёмка назло поставил на телефон старомодный сигнал - звонкий, задорный, как на старых-старых телефонах с наборным диском. У них в коридоре висит такой - в белом пластиковом корпусе. Маман наотрез отказывается менять его на современный аппарат. Впрочем, дисковый старичок играет роль скорее декоративную - Сёмка не помнил, когда последний раз пользовался этим анахронизмом. А вот звук ему нравился, позволяя, к тому же, выделиться на фоне мяукающих песенок и попсовых мелодий на смартфонах одноклассников.
- Все свободны, до завтра! - Людмила Ивановна укоризненно, поверх очков взглянула на «актёров». Те, сгрудившись на краю сцены, преданно смотрели в ответ - англичанку в школе любили, загонять палкой в «английский» театр никого не приходилось. - И, прошу вас, выучите, наконец слова!
С облегчением выдохнув: «Досвиданья, Людмилванна!» - «актёры» кинулись к своим рюкзачкам. От перемены осталось минут десять, не больше, англичанка сняла их на репетицию только на один урок. Сегодня она была «костюмной»; девчонки, хихикая, удалились в тесную каптёрку за сценой, а мальчики принялись стаскивать нелепые цветные пиджаки и головные уборы прямо в зале.
- Сэмэн, напомни - что у нас сейчас  у нас по расписанию?
Сэмэн - это он, Сёмка Вознесенский, ученик 8-го «В» класса общеобразовательного учреждения номер 284. Прозвище закрепилось за ним после того, как он притащил в школу на смартфоне ранние песенки любимого дядиВитиного Розенбаума - потом сильная половина класса неделю кряду мурлыкала:
«Четырнадцать мокрушников с собой взял Сэмэн,
Горячий был народ на паровозе!..»
Вопрос задал Балевский, Сёмкин однолассник. Давний сосед по парте и приятель - в-основном, на почве онлайн-шутеров.
- История. - вздохнул мальчик. - Сегодня доклад про этот... Порт-Артур, да! Старшеклассники делают - типа юбилей войны с японцами.
Ванька наморщил лоб.
- Порт-Артур? - это чё, про американских летчиков? Авианосцы там, крутые камикадзе?
Недавно они с Ванькой посмотрели у него дома «Пёрл-Харбор» и «Тонкую красную линию» - в-основном, ради кроваво-натуралистических боевых эпизодов, безжалостно проматывая на экране компа всё остальное. Балевский похоже усвоил материал фрагментарно - как, впрочем, и сам Сёмка. К сожалению, то же относится и  к внеклассному заданию, выданному по случаю сегодняшнего доклада - из четырёх рекомедованных книг Сёмка лениво пролистал только одну. В электронном виде, разумеется, не особо вдумываясь в прочитанное. 
- Хрен его знает. - пожал плечами мальчик. - Но вряд ли - с чего это в школе отмечать штатовские юбилеи? Их вон как кроют по телеку...
- Ну ладно, я побежал. - невпопад отозвался Балевский, закидывая на плечо рюкзак. У нас сёдня контра по математике, а я хочу ещё в буфет заскочить - проголодался.
Приятель обладал удивительной способностью поглощать пишу; прихваченные из дома глазированные сырки и бутерброды он приканчивал на первой же перемене, и к третьему уроку начинал с вожделением думать о буфете на первом этаже. За это Сёмка одно время пытался звать его Балоуном - в честь обжоры-денщика из бессмертного Швейка; но ни Балевский, ни другие одноклассники юмора не оценили.
Швейка Сёмке подсунул всё тот же дядя Витя, в виде большого, богато иллюстрированного альбома. Текстовая часть в нём была изрядно урезана в пользу картинок, но всё же книгу нельзя было назвать комиксом, вроже тех которые так любил тот же Балевский. Тот, правда, предпочитал японскую мангу - с многоэтажными космическими крейсерами, катанами и сексапильными школьницами с глазами на пол-лица.
Оставалось убрать аккуратно сложенный фрак и цилиндр в каптёрку - не таскать же громоздкий пакет с собой целых два урока? Для этого пришлось проторяать в актовом зале чуть ли не всю перемену - девчонки, как всегда, копались, и с негодованием отвергли предложение приоткрыть дверь, чтобы принять Сёмкин костюм. Но, наконец, и они управились - пропорхнули мимо чирикающей, смешливой стайкой, предоставив Сёмке пустую каптёрку.
Он защёл. Справа до потолка - облезлый шкаф с реквизитом. Вдоль стены разномастные стулья; на спинке одного белеет девичья футболка с мультяшной тварюшкой. Это Светки Лариной - она играет в пьесе одну из девчонок-экскурсанток, как раз в этом «сценическом костюме». Светка учится в их классе с пошлой четверти - её предки работаютв системе «Газпрома» и перебрались в Москву чуть ли не с Сахалина.
Сёмка подумал, что надо бы вернуть вещь хозяйке; но стоило взять футболку, как ноздрей коснулся  лёгкий аромат то ли духов то ли дезодоранта - и ещё чего-то, незнакомого, но сладкого. Мальчика будто током ударило, он поспешно бросил тряпочку на стул. Не хватало ещё, чтобы сейчас вот вошли - а он, как извращенец, нюхает девчачью майку!
Света Сёмке нравилась; неделю назад он даже решился проводить её до дома  и поднёс её рюкзак. Поскорее, чтобы не было соблазна, мальчик отвернулся от стула со скомканной футболкой. Надо поторапливаться - вот-вот гомон школьных коридоров прорежет музыкальная трель «звонка».
Внизу что-то звякнуло. Сёмка наклонился. Возле ножки стула валялся большой ключ.
Такие ему приходилось видеть разве что на винтажных развалах «Вернисажа» возле «Первомайской», куда они пару раз ездили с дядей Витей. Массивный, со сложной гребенчатой бородкой... бронзовый? Пожалуй, да - для латуни слишком глубокий красноватый оттенок, а благородная тяжесть в руке отметает версию с напылением поверх дешёвого цинкового сплава. Интересно, кто это притащил в школу такой раритет? Может, для спектакля? Да нет, в сценарии такого не предусмотрено.
В любом случае, старый ключ - не девчоночья футболка. Нет ничего такого, чтобы прибрать его - хозяин наверняка сыщется в самом скором времени.
Ох, уже первый звонок! Что-то он завозился,  историчка Татьяна Георгиевна наверняка посмотрит с упрёком. И тоже ничего не скажет; к Сёмке учительница благоволит, хотя и поругивает порой за слишком вольное отношение к программе. «Ты, Вознесенский, по любой теме можешь ответить благодаря хорошо подвешенному языку. Но не надейся, на ЕГЭ тебе это не поможет!»
Ну, это мы ещё посмотрим - поможет или нет... да и кто сказал, что он собирается брать для ЕГЭ историю? Физика с химией - дело другое; наслушавшись рассказов дяди Вити, Сёмка видел своё будущее в технике. Даже скачал на планшет старые подборки журналов «Моделист-конструктор» и «Техника-молодёжи». Журналы оказались презабавные и лишь подогрели интерес мальчика к инженерному делу. Особенно интересными оказались статьи по истории техники - как раз сейчас Сёмка изучал серию, посвящённую советским тракторам. Необычно для современного подростка? Сёмка, в отличие от большинства сверстников, обожал фыркающее, движущееся и плюющееся выхлопными газами железо.
Не так давно они с мамой побывали в железнодорожном музее возле Павелецкого вокзала, и Сёмка, обманув бдительность музейных тётенек, вдоволь полазил по «овечке»* дореволюционной постройки. К сожалению, рубка паровоза оказалась задраена фанерными щитами - а так хотелось покрутить штурвалы парового котла, подёргать рычаги, управляющие удивительной ретро-механикой. Это не стеклянная лепёшка айпада... в тот день Сёмка твёрдо решил связать жизнь с железными дорогами, и даже скачал на планшет ещё одну журнальную подшивку - «Локомотив», издание МПС. Окончательное решение продержалось почти два месяца, пока дядя Витя не отвёз его к своему приятелю, подмосковному фермеру с повадками калифорнийского сноба. И там Сёмка уселся за рычаги самого настоящего, антикварного ДТ-54**. Вот где настоящая мощь! С тех пор мальчик с презрением косился на лакированные внедорожники, при каждом удобном случае вворачивая «Танки грязи не боятся»».

#* Паровоз О («Основной») — первый паровоз, ставший основным в локомотивном парке российских железных дорог.
#** ДТ-54 —первый отечественный гусеничный дизельный трактор . Выпускался с 1949 года.

Интервал между звонками - минуты две; кабинет истории располагался сразу за большим рекреационным залом, уставленным по периметру стеклянными шкафами с вымпелами и грамотами. Стены коридора увешаны доходчиво-яркими плакатами с портретами русских полководцев, видами Москвы и батальными картинками. От угла рекреации до двери кабинета таких было три - большая репродукция с Петром Первым, вышагивающим вдоль ряда строящихся галер, портрет маршала Рокоссовского и большой фотоплакат с чёрно-белой панорамой морской бухты, покрытой военными кораблями. Надпись внизу, старославянской вязью, сообщала зрителю - «Порт-Артуръ». 
Сёмка на бегу затормозил - да так, что чуть не споткнулся.
Рядом с фотографией с бухтой, почти что впритык с двербю кабинета  в стене возниклаа неизвестно ещё одна  дверь. Низкая -  чтобы пройти в неё Семке с его 177-ю сантиметрами пришлось бы согнуться.
Пройти? Куда, скажите на милость?  За стеной - кабинет истории; Сёмкины одноклассники уже рассаживаются за парты, и Татьяна Георгиевна привычно поглядывает на часы.
Странно - коридор будто вымер, никого, словно уроки уже идут полным ходом. Может, звонок был вторым, а он просто зазевался, разглядывая в каптёрке Светкину футболку? Да нет, быть того не может!
- Сём, ты чего в класс не идёшь?
Мальчик вздрогнул. Светка. Вот ведь... ноги внезапно подкосились, и, чтобы не упасть, Сёмка машинально опёрся от непонятную дверь.
И чуть не заорал: руку, до самого плеча пробило будто электрическим разрядом. А в ладонь отдалось жёсткой, затухающей пульсацией. Ключ? Да. Оказывается, всё это время Сёмка сжимал его в правой руке... да нет, он ведь убирал ключ в рюкзак? Разумеется, в верхний кармашек, украшенный логотипом «Сплава» на липучке!
- Сём, что с тобой? - в голосе светки прорезалась лёгкая тревога.  . - Ты  весь побледнел, давай, помогу!
- Не, Свет, всё в порядке, не надо... - Сёмка с усилием выпрямился и попятился. Взгляд неумолимо притягивала непонятная дверь - вся в вертикальных, ровных желобках. Она что, из досок сколочена? Не бывает таких дверей!
- Гхм... Свет... - выговорить имя удалось со второго раза; в горле стоял колючий комок, будто свёрнутая клубком сухая мочалка. - Слуш... ты дверь эту видишь? Откуда она, а?
Девочка недоумённо посмотрела.
- Какую дверь, Сём... ты о чём? - и тут Светка хитро улыбнулась:
-А-а-а, решил на историю не ходить, хочешь, чтобы я тебя отмазала? Так не надейся, не буду ради тебя перед всем классом дурочку валять! Разве что очень попросишь... - и кокетливо улыбнулась,с клонив голову на бок.
«Как это - какую? Да вот эту самую, из досок, покрытых глубокими морщинами, будто обветренное лицо старого моряка.. и цвет подходящий - красновато-бурый. Ручки нет, зато имеется замочная скважина - массивная, окантованная позеленевшей медью... стоп! Если есть ключ - значит найдётся и замок? Вот он и нашёлся...»
Не слушая щебета одноклассницы, Сёмка принялся нащупывать бородкой ключа отверстие. Руки плохо слушались, в ушах отдавался скрежет бронзы по металлу. Вот... туго как!
Дверь распахнулась. В глаза ударил дневной свет, пахнуло холодным ветром. Что-то непонятное, чужое, холодное накрыло ребят, будто покрывало, наброшенное на голову пристроившегося на хозяйской постели щенка. Накрыло - и тут же отпустило, забрав с собой всё привычно-знакомое. Пропал школьный коридор, пропал линолеум под ногами; Светка и Сёмка стояли, ошалело вертя головами, щурясь от яркого утреннего солнца, бившего навстречу, сквозь густое переплетение мачт.
Напитанный ароматами порта - рыбой, угольной гарью, гниющими водорослями, - воздух, пронизал отдалённый гул. Бам-м! Бам-м! Бам-м! Угрожающий звук накатывался со стороны смутной горной гряды; вдогон ему вырастал из голубого купола над головой заунывный, протяжный вой. Светка крупно вздрогнула, взвизгнула, и больно вцепилась в Сёмкину руку повыше локтя.
- Зря вы тута гуляете, барышня! - раздался из-за спины добродушный голос. - Эвон как макаки шпарят! Аккурат сюды, по Западному бассейну! Тогов-адмирал с моря подошёл со всею силой. Оченно не терпится ему кораблики наши утопить. А сейчас вона, Электрический утёс ответит...
И точно - вдали, там, откуда раздался грохот - со стороны высящейся над морем пологой сопке ухнуло, и почти сразу, в ответ, на глади воды, далеко от пирса, выросли два грязно-пенных столба.
- Это он стрелит, япошка-то - прокомментировал неожиданный собеседник. - Двенадцатью дюймами жарит с броненосцев. Ну да ничо, батарейцы с Утёса его приголубят. Вы бы шли до дому, а то не дай бог, снаряд залетит - маменька ваша непременно убиваться станут!

Отредактировано Ромей (17-06-2015 14:34:40)

Глава третья
В которой Сёмка знакомится с городом Порт-Артуром - и ещё кое с кем.

- Слушай, холодно что... - Сёмка как-то вдруг, сразу, почувствовал, что погода стоит отнюдь не летняя. С залива тянет ощутимо холодным ветерком, так Светкина дрожь  - это, пожалуй, не только от нервного потрясения. - Вот, держи,  а то  совсем замёрзла...
- Спасибо, Сём! - девочка отлепилась от Сёмкиной руки и принялась натягивать толстовку. Нет, всё-таки нервничает - вон, и в рукава попадает не сразу...
Ожидая, пока спутница разберётся со своим туалетом, мальчик порылся в рюкзаке. Так, что там у нас? Учебники - информатика, ОБЖ, география... так, ещё история. Пенал, пластиковая коробочка с бутербродами и глазированными сырками - мама всегда даёт Сёмке завтрак с собой, чтобы не приходилось толкаться в очереди в буфете. Планшет? Сёмка и сам забыл, когда засунул девайс в рюкзак - обычно он старался не таскать его в школу, вполне разделяя ироническое отношение дяди Вити к повальному увлечению одноклассников гаджетами. Сунул, между прочим, не просто так - собирался поснимать репетицию, и забыл. Ну ничего - теперь вот нашлась натура поинтереснее...
Сёмка шагнул поближе к краю пирса, к здоровенной металлической тумбе, похожей на гриб лисичку - только многократно увеличенный, и не рыжий, а чёрно-чугунный - лишь кое-где тронутый рыжими пятнышками ржавчины. Включил видеосъемку - и поймал в рамку экрана силуэт крейсера. Как там называл его Задрыга - "Паллада", кажется?
- Снимаешь, да? Думаешь, сможем дома показать? Сень, мы ведь вернёмся, да?
Светка надела толстовку и теперь зябко куталась в чересчур длинные рукава. Она была заметно ниже своего спутника - голова на тонкой шейке смешно торчала из воротника. Вид у девочки был жалкий и в то же время трогательный - как у нахохлившегося на холодном ветру птенца.
Сёмка медленно обвёл объективом гавань, снова задержался на «Палладе», потом, схватил камерой дымящие у далёкого берега корабли. Потом перевёл кадр на берег, прошёлся вдоль линии набережной, пакгаузов. Что-то неловимо знакомое было в этом пейзаже, будто он уже видел нечто подобное. Вот только где? Ладно, потом....
И он запихнул планшет обратно в рюкзак.
- Ладно, пошли, а то вон, офицер этот на нас как-то странно косится! Может, заметил, что я снимаю, а здесь это запрещено?
- Не! - помотала головой Светка. - Я видела в Музее техники тогдашние фотокамеры: они большие, как... как пылесос наверное! И с такими чёрными гармошками. Ну ни чуточки не похоже на планшет!
- А что же он тогда на нас пялится? - упорствовал Сёмка. - Смотри - прям глаз не отводит!
- Ладно, пошли. - вздохнула девочка. - Да и дует здесь сильно, я вся замёрзла. Ноги  заледенели совсем...
Сёмка вдруг хлопнул себя по лбу:
- Точно, ноги! Слушай, я всё понял! Видела, как он на них уставился?
-А что у меня не так с ногами? - с подозрением спросила девочка и принялась, было, вертеться, осматриваясь.
- Да стой ты! - зашипел мальчик. - Сама же говорила - в каком мы году?
- В четвёртом, тысяча девятьсот. Ну и что? Сём, я не понимаю...
- А то, что тогда.. то есть сейчас женщины сплошь носят длинные юбки! До самой земли - как в фильме «Статский советник, помнишь? А если из под юбки хотя бы лодыжка видна - это считается неприличным.  А у тебя - вон, даже колени!
Светка недоумённо посмотрела на мальчика и вдруг стремительно покраснела. И стала немедленно озираться -затравленно, беспомощно.
«Осознала. - сообразил Сёмка. - А я тоже хорош!  Нет чтобы как-то помягче, и вообще потом... как бы сейчас в слёзы не ударилась! Хотя, подумаешь - чего тут такого? Дома,  летом  и не такое носит - и хоть бы что!»
Девочка, и точно, чуть не плакала - она мёртвой хваткой вцепилась в рукав Сёмкиного пиджака и теперь тащила его прочь - подальше от иронически усмехавшегося (никаких сомнений!) офицера, подальше от открытого пространства, от людей.
Вдали ухнуло и над головой опять пропели дальними перелётами снаряды с японских броненосцев. Грохнуло - близко, дребезжаще, рассыпчато; над крышами дощатых сараев поднялся чёрный гривастый столб близкого разрыва. Светка, однако, не обращала обстрел никакого внимания - ей владело единственное желание: убежать, скрыться от позора, а уж там....
Сёмка тяжко вздохнул и поплёлся за спутницей. Вот уж действительно - свяжись с девчонками!

До сараев они добрались - и тут же об этом пожалели. Навстречу, из узких, заваленных невообразимым хламом проходов, бежали люди - мужчины, женщины, все перепуганные, в испачканной, очень бедной одежде. Многие кричали; на глазах Сёмки двое проволокли под руки перемазанного кровью молодого парня. Раненый мотал головой и охал: «Полехше, дорогие, родимые... помру!» перемежая жалобы чёрной матерной бранью. Тётки, модожые женщины - все, как одна, с головами подвязанными платками, многие - с корзинами или тряпичными кулями. Повсюду мелькали лица китайцев; то тут, то там виднелись лохматые папахи солдат.
Укрываясь от людского потока, они со Светкой прижались к дощатой стене.
Снова бухнул взрыв, на этот раз - куда как ближе. Под ногами земля дрогнула; зазвенели разбитые стёкла, и все звуки перекрыл многоголосый вой толпы. Особо громко, заполошно звучали женские голоса; Светка, и думать уже забывшая о неприличной, по местным понятиям о приличиях юбке, тихо скулила, намертво вцепившись в спутника. На них налетел мужичонка в коротком, топорщащемся по краям клочками овчины жилете; под мышкой мужичонка волок здоровенную амбарную книгу в картонном переплёте, а другой судорожно массивныме конторскиме счёты.
- Последний день настал! - орал он. - Всем нам погибель назначена, потому - господа бога прогневили! Говорили, предупреждали святые старцы, а мы, неразумные...
В чём провинилась эта толпа перед непонятными «святыми старцами» Сёмка так и не узнал - владельца счётов и амбарной книги унесло толпой, а за сараями снова солидно бабахнуло. На фоне узкой полоски неба, между железными корявыми крышами, пролетели, медленно вращаясь, какие-то обломки.
Толпа снова взвыла. Ребят чуть не смяло; Сёмка, изо все сил упираясь в разгорячённые тела, пытался оградить девочку от панической ярости перепуганных людей.
- Осторожно, мальчик! Вы мне так руку сломаете! Право же, как медведь, разве так можно?
Сёмка от неожиданности отшатнулся, спиной впечатывая несчастную Светку в стену сарая. Перед ними стояла невысокая девочка - скорее, уже девушка, - в темно, зелёном, бутылочного цвета пальто со смешной накидкой на плечах - их той же ткани. Ярко-рыжие волосы растрепались; шляпку или иной головной убор она, видимо, потеряла в давке. На шее незнакомки алела свежая царапина; в руке она держала стопку книг и тетрадей, стянутых ремешком.
- Что же вы смотрите? - возмутилась незнакомка, отшатываясь от несущегося на неё детины в разодранном от плеча пиджаке. Для этого ей пришлось буквально впечататься в грудь Сёмке. - Сделайте что нибудь, вы же мужчина!
Грохнуло в очередной раз, да так, что с крыши на голову ребятам посыпался мусор. Улица мигом опустела; люди, бежавшие от разрывов, вырвались из лабиринта между сараями, и теперь крики доносились оттуда, со стороны пристани.
- Да не стойте де вы столбом! - рыжая освободилась из объятий Сёмки - мальчик и не заметил, когда успел прижать случайную встречную к груди, - Смотрите, вы совсем затоптали вашу даму, носорог вы эдакий!
«Теперь ещё и носорог... - отрешённо подумал Сёмка, потирая грудь, чувствительно ушибленную острыми уголками книг. - Интересно, дальше она меня гоблином назовёт, или мамонтом?» Но - виду не подал, а обернулся к Светке - та готова была уже лишиться чувств от ужаса.
- Ну-ну, дорогуша, ничего страшного, всё уже позади. - заворковала незнакомка. - Давайте вернёмся в школу. Скоро Казимир должен за мной прийти - это денщик папин, - он нас домой, на Тигровку отведёт... Ну а вы всё столбом стоите? - прикрикнула рыжая на Сёмку уже разгневанно. - И возьмите же, наконец, у меня книги, вот ведь какой бестолковый, право слово!
И чуть ли не швырнула мальчику свою ношу, бережно подхватывая обмякшую Светку.
- Топольская, Галина Анатольевна. Можно просто Галина, сейчас не до церемоний. Ну, ну, голубушка, не надо... - это уже Светке, - ...вот всё и прошло! -
Сёмкина спутница шумно всхлипнула, втягивая воздух, посмотрела по сторонам - и вдруг неудержимо разрыдалась на плече новой знакомой.
-... а когда в Новом городе стали падать снаряды - в гимназии поднялась паника. Один разорвался совсем рядом, и одну из гимназисток поранило осколком стекла. Тогда я выскочила на улицу и побежала куда глаза глядят - очень уж страшно было...
А вы здесь ещё и учитесь? Удивилась Светка. Она совсем уже отошла от потрясения, вызванного встречей с перепуганной толпой - щёчки порозовели, девочка бодро оглядывалась по сторонам, не забывая расспрашивать рыжую Галину. «Вон, и о слишком короткой юбке и думать забыли - подумал Сёмка». Хотя - их спутница нет-нет, да и покосится на слишком уж экстравагантный наряд новой знакомой.
- Мы приехали в Артур меньше года назад, - продолжала девушка. Наш папа - штабс-капитан Топольский, Анатолий Александрович; попросился сюда по собственному желанию, потому что у нас, в Екатеринославе, сильно поговаривали о войне. Вот папа и вызвался защищать эти края. Видели бы вы, как его провожали! Папа вместе со своей ротой прошёл через весь город с оркестром; на вокзале были открыты царские покои, вся знать города и старшие офицеры - все собрались! Проводы были с шампанским - а когда поезд двинулся, играла музыка и рота солдат кричала «Ура!» Так - что стёкла в здании вокзального дебаркадера чуть не повылетали! - с удовольствием добавила Галина. Видно было, что она не на шутку гордится отцом.
- А вы сразу с ним приехали? - уточнил Сёмка - скорее из вежливости. Его так и тянуло достать планшет и снимать, снимать, снимать... Вон, проскакали по улице несколько верхоконных - с первого взгляда ясно, что казаки. Мохнатые папахи, лампасы на штанах, сабли - или шашки? - побрякивают о стремена. Лошади невысокие, все в тёмных пятнах пота; острый его запах шибанул в ноздри ребят, когда кавалькада пронеслась мимо.
А дальше - китаец в синей робе и смешной плоской шапочке; бежит трусцой, впрягшись, вместо лошади, в тонкие оглобли легонькой коляски. Седок - тучный офицер в белом кителе; сидит напряжённо, одной рукой вцепившись в низкий бортик, а другой придерживает зажатую между колен саблю.
Когда рикша с седоком миновали ребят, офицер слегка приподнял фуражку, приветствуя Галину. Та на ходу слегка присела, отвечая на этот знак внимания.
- Капитан Биденко - пояснила девушка. - Папин сослуживец по Седьмой Восточно-сибирской стрелковой дивизии генерала Кондратенко, Романа Исидоровича. У него ещё дочка, Ниночка - моих лет. Мы с ней вместе танцевали, когда в честь нашего прибытия устроили бал в полковом собрании. Сёстры-то мои ещё маленькие, а мы с Ниночкой, да Вера Скрыдль - вот и все барышни.
Сёмка проводил рикшу взглядом. Что-то подобное он не раз видел по телевизору - только там возчики не бегали на своих двоих, а крутили педали велосипедов. Такие «велорикши» появились даже в центре Москвы и на ВДНХ - только там мускульной силе «рикш» помогали ещё и электромоторы.
- А приехали мы - нет, не сразу. - Галина вспомнила о Сёмкином вопросе. Сначала мы с мамой и сестрёнками, Лёлей и Ларочкой, остались в Екатеринославе; но папа так хорошо отзывался о Порт-Артуре в письмах, что мама, наконец, собралась ехать. Совсем мы решились, когда узнали, что здесь тоже есть хорошая гимназия, и меня даже пообещали принять во второй класс без экзаменов!
Сёмка хотел, было, переспросить, почему только во второй; на вид рыжей гимназистке было никак не меньше лет, чем им самим - то есть, 13, а то и все 14. Но не стал. Кто их знает, в каком возрасте у них тут в гимназии принимают?
- Вот и приехали! - фыркнула совсем уже успокоившаяся Светка. - Угодили прямо на войну! Наверное, мама-то теперь убивается, отца пилит, что он вас сюда затащил?
Галина даже фыркнула от возмущения:
- Что вы такое говорите, Светлана! - попеняла она девочке. - Мы же - дочери офицера, а мама с папой где только не побывала, прежде чем его перевели в Екатеринослав! Такая уж у нас планида - следовать за папенькой туда, где он несёт службу!
- Да ведь и вы, - продолжала девочка, - вы ведь с родителями тоже приехали сюда из России, верно? Где вы раньше жили - в Москве, в Петербурге?
В Москве - машинально ответила Светка. Но мы туда совсем недавно, с Сахалина...
Брови рыжей гимназистки удивлённо взлетели вверх.
- То есть - вы сначала из этих краёв в Москву, и сразу же - назад, да ещё и в Артур? Тогда я вас понимаю - непросто, наверное, вот так, через всю страну мотаться туда-сюда! Мы с какими трудами добирались из Екатеринослава до Читы...
И девушка немедленно поведала попутчикам о том, как они с матерью, и ещё с двумя девочками - четырнадцатилетней Верочкой и девятилетней Варей, дочерьми инженера Шварца, пересекли на поезде всю Российскую Империю - от Малороссийского Екатеринослава до самого Тихого океана. И хоть дороге женщин сопровождал денщик Казимир - тот самый, которого и дожидалась сейчас Галина, - и присланный инженером Шварцем человек, в пути всё равно было очень непросто. В Иркутске, в привокзальной гостинице, где больше двух суток пришлось ждать пересадки, они чуть не угорели. Казимир с Алексеем (так звали присланного Шварцем человека) лежали как мертвые Замок на двери, как назло, заело, и если бы не морозный воздух из распахнутого окна - всё могло окончиться весьма печально.
Отдельно Галина поведала, как тяжело было переезжать на санях по замёрзшему Байкалу - Сёмка с удивлением узнал, что железная дорога, оказывается, не огибала озеро, и пассажирам - как и грузам - приходилось преодолевать его на санях или в тёплое время, по воде, на пароме. Галина и её спутницы так замёрзли в пути, что не могли сами вылезть из саней и плакали от боли, когда их отогревали на станции, на другой стороне Байкала.
Но зато - как их принимали папа со своими товарищами по полку уже здесь, в Артуре! А какой хорошей оказалась новая гимназия! Галине понравилось решительно всё - и внимательное и ласковое отношение учителей, и огромный, светлый класс, в котором оказалось всего-навсего восемь парт и столько же учениц. Всякий раз девочку забирал из школы Казимир, к которому она уже успела привыкнуть во время долгого пути из России.
Идиллия, увы, продолжалась недолго - на третье или четвертое утро после первого учебного дня новая гимназистка проснулась ночью от ужасного грохота. Девочка хотела было встать, но потом решила, что это - всего лишь гроза, а что она случилась посреди зимы - так мало ли что бывает здесь, в самом Китае? Галина закрыла уши подушкой и уснула - и лишь утром мама сказала ей, что на эскадре была «учебная тревога» и что папа ночью ушел, позабыв вложить в кобуру револьвер.
- Только никакие это оказались не учения! - вздохнула рассказчица. - Когда мы с Казимиром с утра направились к пристани, чтобы отвезти меня в Гимназию - то сразу услышали разговоры.  Все спорили, шумели,  то и дело - «война», «японцы», и другие страшные слова. Я стала прислушиваться - но тут подошёл баркас. Я всё же сумела разобрать, что ночью началась война; что подлые японцы, без предупреждения, против всех правил, напали на Порт-Артур и их флот бомбардировал наш. Уже потом, под вечер, папа рассказал, что в гавани подорваны два или три броненосца, а один даже приткнулся к берегу, чтобы не потонуть*!
Рассказывая о вероломстве японцев, без объявления войны напавших на русские корабли, Галина возмущённо сверкала глазами и нервически стискивала кулачок. Сёмка же усмехался - про себя, конечно. Знала бы эта наивная девочка, как будут начинаться войны через какие-то пятьдесят лет!

#* Японские миноносцы, атаковавшие русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года сумели подорвать и на время вывести из строя броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан», а так же крейсер «Паллада».

- Барышня! Галина Анатольна! А я уж бегаю-бегаю, вас ищу по всему Артуру! Куда ж вы, голубушка?
Навстречу ребятам торопился невысокий, тощий солдат. В шинели с подвёрнутыми к поясу полами - чтобы ловчее было бежать. На ходу он придерживал одной рукой плоский блин фуражки без козырька.
- Казимир! - обрадовалась Галина. - Денщик папенькин! Он всегда меня из школы забирает, Как хорошо, Казимир, что ты меня нашёл! Надо нам срочно домой - а то мои друзья потерялись при этом ужасном обстреле. Видите - Светлана... м-м-м...- как вас по батюшке?..
- Андреевна. - отозвалась Светка. - Только зачем, не надо...
Сёмка предупредительно сжал ей руку - молчи, мол, и делай, что говорят!
- Светлана Андреевна сильно напугалась от стрельбы - так давай-как поспешим, голубчик Казимир. Что, баркас ещё не ушёл?
- Так что, барышня, баркаса нету! - развёл руками денщик. - Как бонбы японские на город стали падать - они и ушли невесть куда. Придётся нам с вами теперь пешедралом вокруг бухты. В гавань-то снаряды залетают - ни одна даже шампунька китайская переплыть не решится!
Ничего! - храбро ответила Галина, но Сёмка уловил, что голос девушки дрогнул. - Дойдём. Не так уж тут и далеко, до темноты должны поспеть... И, вот что, Казимир - Светлана Андреевна, как видишь, одета неподходяще. Дай ей свою шинель, что ли...
Светка пыталась протестовать, но слушать её не стали - накинули на плечи солдатскую шинель. Та оказалась велика, и девочка не стала вдевать руки в рукава, а скрестила их на груди, под сукном, радуясь долгожданному теплу.
Дорога вокруг бухты на полуостров с забавным названием «Тигровый хвост» или по простому «Тигровка», где располагались казармы стрелкового полка и офицерские квартиры, заняла довольно много времени. Обстрел вскоре прекратился; вода во Внутреннем бассейне уже не взлетала к небу пенно-грязными столбами, но китайские лодчонки, любая из которых могла бы переправить путников на другую сторону гавани, испуганно жались к берегу. Галина, прыгала через лужи, как самая обычная шестиклассница московской школы. Заодно она поведала, что недавно ещё дальний конец бухты был забит льдом; но в марте снег сошёл совсем, земля подсохла - а до того старый, китайский город утопал в грязи. Навстречу всё чаще попадались люди: рабочие, угрюмые пехотные и артиллерийские солдаты, и китайцы, китайцы - в темно-синих одинаковых робах, с забавными косичками, спускающимися на затылки из-под круглых шапочек. Многие почти скрывались под неподъёмными на вид тюками, которые китайцы тащили с ловкостью, говорящей об изрядной практике.
Попадалась и публика поприличнее: продефилировал морской офицер под руку с барышней; прошествовал господин азиатской наружности, но в европейском платье - котелок, тросточка, золотая часовая цепочка поперёк круглого живота. За господином, оскальзываясь, поспешали трое китайцев. Каждый из них тащил при себе короткую бамбуковую палку и бесцеремонно пускал ее в ход, всякий раз, когда надо было расчистить дорогу господину среди толпы бедняков-соотечественников.
Строения теснящиеся вокруг гавани, да и сам город - та часть, которую довелось увидать ребятам во время недолгого путешествия - вызывали только лишь уныние. Бесконечные ряды дощатых сараев (Галина назвала их «пакгаузы»), покосившиеся домишки, будки, горы хлама. Повсюду копошатся всё те же китайцы; не слишком многочисленные европейцы - по всей видимости, русские, - по большей части надзирают за работами. Грузы перемещают либо на себе, либо силами мелких, неказистых лошадёнок или ослов. Несколько раз проходили команды солдат и матросов; один раз прошли все, как один, краснолицые, весёлые с узелками и вениками под мышками. «В баню ходили» - сказала Галина и почему-то хихикнула. Сёмка насупился и переспрашивать не стал.
В общем, смотреть в этом самом Порт-Артуре оказалось не на что - если бы не набившиеся в гавань корабли. От Сёмка не отрывал взгляда - красавцы! Он то и дело поднимал планшет, фиксируя боевые корабли то на видео, то на фотографии. Конечно, они были намного скромнее тех, что он не раз видел по телевизору - мальчик не разбирался во всяких мудрёных «водоизмещениях», но и без того понимал, что рядом с атомным авианосцем самый большой броненосец в этой гавани не более чем речной трамвайчик. И всё же они были красивы - эти русские крейсера и броненосцы, оказавшиеся по воле императора здесь, на краю света, в китайском порту. Галина, оказывается, знала их все наперечёт - вот «Диана», вот «Баян», там; дальше, стоят «Победа» с «Пересветом», а за ними - длинный, узкий, как клинок нахимовского палаша, низкотрубный «Новик». О нём и его командире, капитане второго ранга Эссене девочка говорила так восторженно, что Сёмка решил, что она неровно дышит к этому неизвестному ему моряку. Не так уж он оказался и неправ: молодой, успевший прославиться отчаянной храбростью офицер представлял предмет воздыханий не одной артурской барышни.
Сёмка не уставлял удивляться осведомлённости гимназистки в военно-морских делах и даже рискнул высказать это удивление вслух. Та только усмехнулась: «Чего ж вы хотели? Артур-  база флота, здесь каждый китаец наперечёт знает и все корабли русской эскадры, и всех старших офицеров...»
За разговорами обогнули гавань; перемазали обувку в ледяной каше у раздолбанных бревенчатых пирсов, где теснились баржи-грязнухи и шаланды, пренадлежащие управлению порта. Казимир предлагал то одной, то другой девочке перенести из через очередную канаву на руках, но предложения были с негодованием отвергнуты. Пришлось денщику и Сёмке вязнуть в грязи, подавая руки барышням - чтобы те могли перепорхнуть с доски на доску, не замарав туфелек.
К казармам пехотного полка, за которым располагались дома офицеров, подошли уже в полной темноте - ни о каком уличном освещении здесь, похоже, слыхом не слыхали. Здесь было всё же почище - дорожки выложены булыжником, а через особо непролазные колдобины перекинуты дощатые мостки. Казимир успел, впрочем, поведать, что недавно грязь здесь была непролазная - но генерал Кондратенко, к чьей дивизии причислялся расквартированный на Тигровке стрелковый полк, недавно посетил расположение, изгваздал генеральские брюки и устроил полковому командиру изрядную «распеканку». С тех пор солдаты выложили дорожки булыжником, натасканным с каменистого, грязного пляжа.
- Вот мы и пришли! - Галина остановилась перед небольшим аккуратным домиком, украшенным веселенькой ажурной верандой. - Здесь мы и живём - а с другой стороны вход на половину Скрыдлей. У них ещё дочка, Вера, помните,я вам рассказывала?
- Галина? Куда ты подевалась, негодная девчонка? - на веранду вышла стройная, моложавая - лет тридцати пяти, не больше! - дама в персиковом платье до пола и с высокой причёской. В руке дамы была свернутая в трубку газета. - Мы места не находим себе от волнения - решили, что тебя убило во время обстрела! Зачем, скажи на милость, понадобилось уходить из гимназии? Отец сразу, как началась бомбардировка, поехал за тобой, а вы.... уж от вас-то, Казимир, никак не ожидала такого легкомыслия! - дама закончила гневную тираду, обращаясь к денщику.
Так ведь, барыня, Татьяна Еремевна, нешто я это удумал? - пытался оправдываться солдат. - я и сам барышню, почитай, по всему городу искал, а япошка бонбами так и сыпал!
- У-у-у, предатель! - и Галина состроила по адресу отцовского денщика недовольную гримаску: - Всенепременно надо всё маменьке рассказывать, не мог помолчать...
Хозяйке эти препирательства похоже, надоели.
- Ну довольно, Галина, уймись, марш переодеваться и мыть руки! Ужин уже остыл...
И тут только заметила спутников дочери.
- А это кто с тобой? Простите, господа, что сразу не заметила.. что же ты, дочка, не представишь меня свои друзьям?
- Светлана и Семён... - э-э-э... - девочка виновато улыбнулась. - Представляешь, мам, мы встретились возле пакгаузов, в порту. Повсюду бегали люди, меня чуть с ног не сбили, а мадемуазель Светлане даже сделалось дурно! 
- Ну ладно, потом. - решительно сказала мама Галины и тут только разглядела на плечах девочки солдатскую шинель. - Проходите, молодые люди, проходите, сейчас я велю горячего чаю! - засуетилась она, боясь  что её могу заподозрить в недостатке гостеприимства. - Дуняша, неси поскорее плед, а то наша гостья совсем зазябла...
И ребята вслед за новой знакомой шагнули в уютное, пахнущее  печёным хлебом, тепло дома.

Отредактировано Ромей (17-06-2015 14:36:46)

Пятая глава
В которой приходится  строить планы

Сёмка закинул руки за голову, потянулся. Этот безумный день отнял у него все силы.  Загадочная дверь в школьном коридоре, Порта -Артур, артобстрел, прогулка по городу в обществе новой знакомой и наконец - смахивающий на допрос ужин в доме Топольских. По хорошему ему полагалось бы просалиться в сон, едва щека коснулась подушки. Но вот - не спалось; как только хозяйка, милейшая Татьяна Андреевна поправила напоследок ему подушку и со словами «Спите, Семён, приятных снов вам!» вышла прочь, мальчик испытал острое желание вскочить и забегать по комнате. Полоска желтоватого света под дверью, от керосиновой лампы, которую женщина унесла с собой, давно исчезла. По потолку гуляли отсветы белого электрического света, пробивавшиеся сквозь плотные гардины. Отсветы эти не были похожи на те, что отбрасывал уличный фонарь, что стоял под самым окном его комнаты. Там, дома, в двадцать первом веке... интересно, улица-то их уже существует? Скорее всего да - Таганка всё-таки район исторический, это каждому москвичу известно. Мама тоже всегда заходила в комнату, целовала маленького Сёмку и заботливо задвигала плотные гардины - чтобы свет фонаря не мешал спать. Потом Сёмка вырос, и мама стала заходить реже...
К горлу вдруг подкатил комок - ещё чуть-чуть и отзовётся самыми что ни на есть банальными слезами. Комната.... мама... отсветы уличного фонаря...  Полосы света  на потолке чужой комнаты (его уложили в кабинете  Анатолия Алексеевичка, на пухлом, обтянутом кожей диване со смешными валиками)   - это, оказывается, от прожекторов военных кораблей на рейде. Японцы каждую ночь испытывают на прочность боевое охранение русской эскадры: забрасывают внешний рейд минами, пытаются в темноте прокрасться на рейд внутренний, чтобы снова, как в первую ночь войны, утопить торпедами русские броненосцы. Забавно, здесь торпеды называют почему-то тоже «минами», и он даже не понял о чём речь, когда отец Галины стал рассказывать, как той страшной февральской ночью японцы незаметно проникли в гавань и подбили несколько  кораблей. Нападения никто не ждал; война не была объявлена, и в городе решили даже что моряки устроили учения. С тех пор японские миноносцы еженощно рыскали по внешнему рейду, и корабли, обвешанные противоминными сетями, бдили, шаря по воде ярко-белыми лучами прожекторов. А торпеды здесь называют, оказывается, самодвижущимися минами» или вовсе уж мудрёно - «минами Уайтхеда»...
Чего только не узнаешь! Когда Галинин отец упомянул про эти сети, Сёмка ужасно удивился, и стал расспрашивать, как вылавливать ими мины, если корабли стоят на месте? Оказывается, «противоминные сети» - это и правда огромные, тяжеленные сетки, которые вывешивают вдоль борта корабля на стоянке.  В них должны запутаться торпеды, пущенные подкравшимся противником. Но в ту роковую ночь сети почему-то не поставили.
С моря донеслась далёкие, приглушённые расстоянием хлопки - стрельба. Корабли на внешнем рейде. Татьяна Андреевна предупреждала, чтобы он не пугался - на внешнем рейде стреляют каждую ночь, и обычно - по воображаемым целям; мало ли что привидится матросу у орудия? Только спать людям  мешают... Сёмка хмыкнул про себя - вот они, женщины! Везде одинаковы - война, а им бы всё о домашнем уюте!
Кстати, вот интересно - а ведь девочкам, Галине и остальным, наверное эта стрельба уже стала привычной, и предупреждать их не надо? Значит, что - Топольские давным-давно раскусили странных гостей, только оставили серьёзный разговор на потом? Утро вечера мудренее, но наивно было бы думать, что штабс-капитан, увлёкшись изумительной электронной игрушкой, позабудет и о Сёмкиных оговорках и о странной неосведомлённости гостей в самых обычных вещах. «Ещё за шпионов примут! - тоскливо думал мальчик. - Впрочем, если бы приняли, то уж, наверное, не стали бы укладывать спать, да ещё так заботливо? Тут же сдали бы жандармам, или как у них тут называется контрразведка?»
Скрипнула дверь, и Сёмка вскинулся, садясь на постели. Тяжёлая, массивная створка слегка приоткрылась, в проёме мелькнула фигурка, закутанная во что-то вроде белой простыни. Шаги лёгкие, будто сквозняк пролбежался по комнате. Светка?
- Сём, ты не спишь? Галка как заснула - я на цыпочках выбралась из её комнаты и сюда.  Давай поговорим, а?
Девочка аккуратно, стараясь не скрипнуть петлями, прикрыла створку и присела на краешек Сёмкиного дивана. Она была одета в длинный, до пят, то ли халат, то ли платье, и поверх него закуталась в тёплый платок. УСёмкиной мамы был точно такой. «Оренбургский» - так она, кажется, его называла? Сёмка недовольно поморщился, и уселся, укутавшись в одеяло и обхватив обеими руками колени. Поговорить и правда, надо, тут Светка права. Тем более, что сна ни в одном глазу - да и как заснёшь, когда за окном стреляют из настоящих пушек?
  - Ну давай, поговорим... - буркнул Сёмка. - Хотя чего там, говори не говори, вляпались мы по самые не могу...
Светка слегка поморщилась, недовольно дёрнув плечиком, и он тут же припомнил -  там, дома, девочка сторонилась не то что матерщины, но даже и сравнительно безобидных скабрёзностей, которыми так и сыпали одноклассники обоих полов. Многих злило Светкино «чистоплюйство»;  Сёмка и сам, бывало, посмеивался над новенькой, но быстро перестал - его странным образом стала привлекать эта её особенность.
- Сём, что делать-то будем? - продолжала тем временем девочка. - Ну ты дал за столом - я думала,у  Галки глаза вылезут, когда ты начал про американцев плести - так она на тебя уставилась. А уж папаша её...
- А чего он?  - огрызнулся Сёмка. - я, если хочешь знать, вообще запутался, у меня всё в голове перемешалось. Порт-Артур там, Перл-Харбор... и вообще, мы этого ещё не проходили!. Вон, мы с тобой даже на  эту презентацию не успели. А то бы знали, что тут творится!
Светка кивнула. Коварная дверь, забросившая их с Сёмкой в начало прошлого века, появилась ровнёшенько в тот момент, когда они собирались заявиться «историческую» презентацию, что затеяли старшеклассники. Да, это бы теперь эти сведения пригодились...
- Так что делать-то будем?  - повторила Светка. Она сразу  сделалась какой то беспомощной, куталась в свой платок, будто замёрзла. - Сём, я ужас как боюсь! А если завтра японцы снова стрелять станут по городу, и в нас снаряд попадёт?
- Не будут. - неуверенно отозвался мальчик. - Анатолий Алексеич говорил, что флот больше им не позволит обстреливать город.
За ужином - ещё до того, как Сёмка увяз в своих выдумках, - отец Галины подробно изложил домашним последние артурские новости - и о гибели Стерегущего, и о том, сколько снарядов с батареи Электрического утёса угодило в японские броненосцы. Самую же главную новость - о разносе, устроенном адмиралом Макаровым, командующим Первой Тихоокеанской эскадрой (а что, есть ещё и вторая?) командирам броненосцев, не успевшим вовремя вывести боевые корабли из гавани,  - он пересказал целых два раза.
О геройской гибели «Стерегущего «ребята уже слышали от незабвенного Ивана Задрыги, о чем и не замедлили подробейше рассказать.  Нет, чтобы на этой теме тогда и остановиться - подумал с досадой Сёмка. - И надо было Галкиному отцу начать его расспрашивать? Ну кому, скажите на милость, интересно мнение восьмиклассника о причинах войны? Или въедливый штабс-капитан уже тогда что-то заподозрил? А что, очень даже возможно...
- А ты тоже хорош! - Светка будто прочитала его мысли. - Вот кто, скажи пожалуйста, надоумил тебя ляпнуть, насчёт этого несчастного миноносца? Тоже мне, знаток нашёлся - всё-то он понимает, потому как в кораблики играл!
Мальчик  виновато втянул голову в плечи. Когда Анатолий Алексеевич рассказал, что «Стерегущий» погиб в бою с японскими истребителями, он тут же ощутил себя в своей тарелке. Ещё бы - не далее как вчера вечером Сёмка до двух ночи гонял кораблики в бета-тесте «Ворд оф варшипс» и отлично помнил, чем может закончиться атака утыканных реактивными снарядами штурмовиков на одиночный эсминец. Но он же понятия не имел, что здесь, в 1904-м году «истребителями» - точный перевод английского слова «дестроер» - называют миноносцы с сильным пушечным вооружением, особо предназначенные для борьбы с вражескими миноносцами и минными катерами?
Всё это объяснил ему даже не штабс-капитан, а Галина. Изрядно, надо сказать, удивлённая тем, что он, взрослый четырнадцатилетний юноша, не знает очевидных истин.  Это, наверное, и помешало ей зацепиться за странную реакцию Сёмки - а вот отец, услышав «точно, звено палубников запросто может с бреющего полёта «браунингами» и эрэсами всё на палубе расколотить», сразу насторожился. И принялся задавать вопросы, вопросы,  в которых Сёмка запутался как муха в паутине. Он видел таких на даче - здоровенные, черно-зелёные, с тошнотворным металлическим блеском, они вязли в серой паутине и долго ещё жужжали в ней. А потом от мухи оставался ссохшийся в пыльный уголёк трупик....
Сёмка поёжился. И придёт же в голову такое... впрочем, очень даже уместно - если они сейчас расслабятся, то жужжи-не жужжи, а из этой ловушки, похоже, не выбраться. Да и куда?  Кто знает, какие силы забросили их аж на сто десять лет назад, и чей коварный ум измыслил эту дверь в коридоре? Стоп! Дверь... ключ?! 
Сёмка, отбросив одеяло, - как был, в одних боксерах, начисто забыв о сидящей на диване Светке, - пошлёпал к висящим на стуле джинсам.
Ключ оказался на месте - в кармане, куда мальчик сунул его, обалдев от неожиданного перемещения во времени.  Тяжёлый, массивный, он лёг в ладонь успокаивающей тяжестью. Раз есть ключ - значит, найдётся и замок? В прошлый раз, во всяком случае, нашёлся - так может, где-то прячется и дверь, ведущая из этого чужого и опасного города назад, домой, в мирный двадцать первый век?
- Ой, это тот самый? - Светка схватила увесистую бронзовую штуковину, да так ловко, что Сёмка даже запротестовать не успел.
- Теперь мы сможем вернуться домой?
И закружилась по комнате. Она прижимала драгоценный ключ к груди, к щеке, тискала его, как пушистого котёнка, мурлыкая под нос незамысловатую вальсовую мелодию. Глаза её лучились от радости, пуховый платок развевался, подобно шлейфу бального платья.
- Сёмочка, миленький, мы ведь отправимся назад, к нам, правда-правда?
И прежде чем мальчик успел хоть что-то ответить, девочка обеими руками,  ослепительно-белымив  тревожных отсветах, прорывающихся через гардины, обняла его -   и поцеловала в щёку. Смутившись, мальчик отшатнулся: диван коварно ударил под колени и Сёмка с размаху шлёпнулся на одеяло. Светка проделала ещё несколько танцевальных па, замерла у окна. Где-то вдали снова затрещало - часто-часто, словно кто-то на бегу провёл палкой по щелястому забору из досок.
- Свет, ты погоди радоваться-то! - выдавил  из себя ошарашенный столь бурной реакцией девочки Сёмка.  - Ещё неизвестно, какую дверь надо этим ключиком отпереть!  И вообще - может завтра нас из этого дома не выпустят? Тебе Галина по этому поводу ничего не говорила?  Вы, вообще, о чём трепались перед сном?
Светка озадаченно нахмурилась.
- Знаешь, а я как-то даже не подумала...  Она пыталась меня разговорить, но я сделала вид, что очень спать хочу - чтобы, когда она заснёт, сразу к тебе. надо же было решать, что делать!
Сёмка с досадой помотал головой.
- Ну да, конечно, как под столом лягаться - так ты подумала! А как сообразить по делу расспросить - нет, ты вид делала! Ясно же, что они что-то насчёт нас заподозрили и завтра начнут выяснять, кто мы такие? Здесь, на секундочку, война - не забыла? А вдруг у них тоже шпиёнов ловят, как в том фильме, про милицию?
Недавно классу вместо урока ОБЖ показывали старый, чёрно-белый ещё, советских времён фильм про оборону Москвы - в рамках празднования семидесятилетия Победы. Ребята потом долго обсуждали, как милиционеры в фильме ловили на улицах фашистских шпионов и мародёров и расстреливали без суда, прямо в подворотне.* Светка поёжилась.
- Нет, ну там же приказали врагов расстреливать, верно? И вообще, Москва была на осадном положении...
- А мы здесь на каком? - Сёмка,  возмущённый непонятливостью спутницы, чуть не завопил. - ты что, не помнишь, как называлась та презентация, на которую мы с тобой так и не попали? «Осада Порт-Артура», вот как! ОСАДА, понимаешь? А раз так,  то и положение тут самое что ни на есть осадное! Вон, вчера по городу из пушек стреляли!

#*     Похоже, школьникам показывали одну из серий замечательной телеэпопеи "Рождённая революцией» - про службу московской милиции в тяжёлые дни осени 31-го года.

- Так что же делать? - растерянно пролепетала девочка. - глаза её набухли слезами. - Сём, придумай что-нибудь, ты же мужчина!
Несмотря на отчаянное положение, Сёмка чуть не расхохотался. Вот они, женщины: чуть что - и «придумай, что нибудь, ты же мужчина!» Прямо анекдот какой-то! Впрочем, чего скрывать - ему это было даже приятно, тем более, что Светка схватила дрожащими ладошками его, Сёмкину руку. Ключ она ри этом не выпустила, и его бородка больно впилась Сёмке в мякоть ладони.
Мальчик осторожно высвободил артефакт из руки девочки.
- Для начала - не паниковать и хорошенько выспаться. - солидно заявил он. - Давай-ка, ступай к себе, а то Галина проснётся и что-нибудь заподозрит. А утром будь готова к тому, что в любой момент может понадобиться сбежать. Перед завтраком, пока душ, то-сё - постараемся выбрать момент.
- А может прям сейчас побежим? - предложила Светка. - Пока все спят? Чего утра дожидаться-то? Я быстренько за вещами сбегаю, а ты одевайся пока!
- Нет, сейчас нельзя.  - решительно помотал головой Сёмка. - Темно, города мы не знаем, какая тут грязь - сама видела. Светает поздно, пока дождёмся утра -  помёрзнем. А в темноте - как нам ээту дверку искать?  Нет уж, лучше  завтра.  Выберемся на улицу,  добежим до пристани - помнишь, дощатая такая, за сараями?  Казимир, денщик Анатолия Алексеича,  вчера говорил -  с неё китайцы-лодочники пассажиров возят в Новый Город, через гавань? Деньги у нас теперь есть, наймём китайца с лодкой -и в порт. Поищем там - вряд ли эта дверь далеко от места, где мы появились здесь в первый раз.
- Ладно, - вздохнула Светка, поплотнее укутываясь в платок. - Тогда я - спать. Что-то и правда, глаза слипаются...
И упорхнула лёгкой белой тенью.
А Сёмка, укладываясь на диван, всё вспоминал этот нечаянный поцелуй. Щека горела, но он боялся прикоснуться к ней рукой, чтобы не стереть это удивительное ощущение. Так и заснул, положив на подушку другую щёку.

Отредактировано Ромей (17-06-2015 14:16:02)

Глава седьмая
В которой делается небольшое, но существенное отступление

Чань Ли, разносчик, нерешительно мялся на пороге комнаты дядюшки Ляо. Войти он не решался - ждал, когда позовут. Чань Ли, подобно любому из своих соплеменников, обитающих в Люйшуне, хорошо знал своё место.
Кто не знает дядюшку Ляо? Его слово в квартале - закон; старейшины других кварталов хорошо знают дядюшку Ляо. Знают и уважают - всякому жителю квартала известно, что старик рассудит любой спор так, что все останутся довольны. Или поможет попавшему в сложное положение соплеменнику, найдёт ответ на любой вопрос. А его, Чань Ли дело - подчиняться; недаром дядюшка Ляо живёт в Люйшуне уже больше шести десятилетий.
Люйшунь - так назвали новый город ещё в царствование императора Чжу ди, почти семьсот лет назад, в самом начале эпохи правления династии Мин. Будущий император, возглавлявший тогда  оборону северо-восточных границ Поднебесной, направил в эти края двоих посланников. Путь оказался спокоен и удобен - люйту шуньли, а добравшись сюда, посланники обнаружили меж гряд сопок удобную гавань. Как полагается, чиновники послали обстоятельный доклад своему повелителю - и по приказу Чжу Ди местность эта была названа Люйшунькоу*

*# Бухта спокойного путешествия - с китайского.

Двадцать с лишним лет назад Бэйян дачэнь Ли Хунчжан повелели строить  в удобном заливе Люйшунь порт для военных судов. Повеление было выполнено, а как же;  уже через четыре года в городе разместился отряд стрелков, для охраны от высадки с моря  хищников-французов. Командир китайского военного корабля «Вэйюань», доблестный офицер Фан Боцянь возвёл на берегу земляную батарею. Она получила название «Вэйюань паотай»  - так Люйшунь стал крепостью. Позже приглашённые  немецкие инженеры усилили оборону крепости; одновременно их коллеги под руководством надменного баварца майора фон Ганнекен (тётка супруги Чань Ли служила в его доме кухаркой) же возвели  два дока - большой для ремонта броненосцев и малый, для москитного флота. Землечерпалки сутки напролёт плевались паром, вычёрпывая со дна бухты чёрный ил - Люйшунь стремительно превращался в базу Бэйянского флота империи Цин.
А десять лет назад  началась война с захватчиками, явившимися с  островов за Восточным морем. Защитник Люйшуня, генерала Цзян Гуйти, дезертировал; злобные людишки из страны Ниппон захватили город  и вырезали двадцать тысяч его жителей. Потом другие варвары, пришедшие с запада и с севера, вынужили захватчиков уйти прочь. Эти  варвары придумали городу новое название - Порт-Артур, в честь  никому в Китае не интересного английского лейтенанта Уильяма Артура, чей корабль чинился здесь сорок три года назад. Нынешние хозяева Люйшуня, русские, люди, пришедшие из страшных северных земель, тоже использовали это название. Как будто Люйшунь звучит хуже!
И в любое время был свой дядюшка Ляо, к которому жители квартала шли за советом и справедливостью.
Большой он человек,  дядюшка Ляо. У такого не грех и на пороге постоять. В конце концов, он Чань Ли, тоже не побродяжка какой-то. Его тоже знает весь квартал - семья Чань Ли проживала в Люйшуне уже не одно поколение; его отец и дед и его трец, как и он, торговали пирожками из рисовой муки на этих кривых улочках.  Чань Ли хорошо помнил ту, десятилетней давности, резню - ему посчастливилось пережить её совсем  мальчишкой, спрятавшись в груде навоза в доме своего дедушки Вана. А дедушка погиб - ниппонские варвары отрубили ему голову своими изогнутыми, бритвенно-острыми мечами. Впрочем - как и почти всем остальным жителям квартала, кто не догадался тогда вовремя убраться из Люйшуня. Маленький Чань Ли, выбирался по ночам из своего смрадного убежища и своими глазами видел многих из тех трёх дюжин несчастных, на чью долю выпало захоронение тел казнённых.  Японские командиры приказали написать на шапках этих китайцев иероглифы, читающиеся как «корера ва коросу там райд ва примасэн» -  «этих не убивать».
Будущий разносчик рисовых колобков прятался в навозе целый месяц - и весь этот месяц тридцать шесть спасённых таскали тела; потом японцы приказали облить огромную груду тел маслом и поджечь. Огонь пылал целых десять дней, а пепел и обгоревшие кости пришлось хоронить в четырёх огромных гробах у  подножия горы Байюйшань.
Дядюшка Ляо как раз и оказался в числе тех трёх дюжин. Старик не стал уезжать из обречённого города, оставшись с  теми, кто привык полагаться на его мудрость и справедливость. Да... дядюшка Ляо. Такой дурного не посоветует. Слушать надо. Тем более, как говорят в квартале, дядюшка Ляо знает целых десять тысяч иероглифов - как песец губернатора целой провинции! Гуань Вей, составляющий за медную монету письма и жалобы для неграмотных соотечественников, знает куда меньше иероглифов - всего-навсего две тысячи. Оно и неудивительно -  куда уличному писцу Гуань Вею до дядюшки Ляо!
Скрипнули циновки. В проёме двери возникла - как всегда, неслышно, - сухонькая, согбенная фигура. Дядюшка Ляо мелко семенил, опираясь на толстую лакированную трость работы Бейджинских мастеров - трости, как рассказывали, насчитывалось больше трёхсот лет. В квартале ещё поговаривали, что в ней скрыт особый, гибкий, как полоса рисовой бумаги и острый, как японский меч, клинок. Об этом Чань Ли предпочитал не задумываться - не его ума дело. Всякий должен знать свой место, и только тогда можно жить в мире и спокойствии.
- Разносчик Чань Ли? - голос хозяина дома был сух и рассыпчат, как песок на морском берегу.  - Проходи, присаживайся.
Чань Ли благодарно склонился, сложив руки перед лицом и замер. В дом, однако, не вошёл - приглашение было всего лишь знаком вежливости, не более. Чань Ли знал своё место.
С чем ты пришёл, разносчик Чань Ли? - песчинки снова просыпались на укрытый циновками пол.
Чань Ли слегка разогнулся и протянул дядюшке Ляо небольшую тёмно-жёлтую монету.  Золото?  Нет, это дядюшка Ляо понял сразу - это Чань Ли уловил. Разумеется, лицо старика ничего не отразило, но вот лёгкий наклон головы... Не золото, что и говорить.
- Вот, это мне дал вчера вечером торговец рыбой, Ван Люй. Он заплатил за рисовые колобки, заказанные на день рождения его жены. Мы с моей семьёй всю ночь готовили рисовые колобки, не спали, но всё успели в срок. Вы ведь знаете, дядюшка Ляо, у меня самые вкусные рисовые колобки в квартале!
Дядюшка Ляо степенно кивнул.
- Рыбник Ван Люй заплатил мне русской медной монетой - тридцать семь копеек, как договаривались. Но среди монет оказалась вот эта. Я не заметил, потому что хорошо знаю Ван Люя, он честный человек и никогда не платил мне негодной монетой!
- Почему ты считаешь эту монета негодной? - прошелестели песчинки.
- Я не считаю! - поспешно отозвался Чань Ли.  - Кто я такой, чтобы считать? Я всего лишь пеку рисовые колобки,  человек, а на свете так много самых  разных монет!
Дядюшка Ляо снова кивнул, соглашаясь с визитёром. Воодушевлённый разносчик продолжил:
- Дома я пригляделся повнимательнее и увидел, что надпись на монете какая-то странная. Вот, смотрите, дядюшка Ляо - и он выложил на ладонь другую монетку. Грубой работы, густо-медного цвета, с когда-то выступавшими, а теперь почти  сточенными от долгого употребления кромками. Надпись гласила: 1\2 копѣйки. Ниже цифры - «1870» и нечитаемые буковки под ними. Разносчик подождал, затем перевернул полушку. Цимператорская корона, а под ним - амысловатый, наполовину стёртый сотнями пальцев вензель - «А II». *

*# Медная полушка времён Александра 2-го

- Видите, дядущка Ляо? А монета рыбника совсем другая - и вензель не такой, и цифры! А без неё в плате, которую дал мне  Ван Люй недостаёт целого алтына!  Три копейки - это немалые деньги, для такого бедняка, как я!
Снова  кивок.
- Вот, посмотрите, как стёрта русская полушка! А эта - совсем новая, но ведь в Люйшун редко попадают такие новые  русские деньги! - подобострастно зачастил разносчик.
-  Если я пойду сейчас к Ван Люю и потребовать заменить монету, он может обидеться на меня. А кому нужны ссоры с соседями? К тому же Ван Люй и сам мог не разглядеть монету - у него покупают рыбу солдаты с батареи на Золотой горе и платят русской мелочью. Я маленький человек, откуда мне знать, какие монеты чеканят в казначействе русского царя? Вот я и решил показать монету вам. Посоветуйте - принять мне её или всё-таки пойти к Ван Люю и попросить замену? Если я скажу, что поступаю так по вашему совету, и тогда он не затаит на меня злобы. Вы всегда говорили, что мир среди своих - самое важное в нашей жизни!
Пауза - и снова посыпался песок:
- Ты хорошо сделал, что принёс эту монету мне. Тебе сейчас дадут за неё не один алтын, а алтын и ещё одну копейку - чтобы ты запомнил, как важно и впредь поступать правильно и осмотрительно. Иди, разносчик Чань Ли и продолжай жить в мире со своим соседом, рыбником - он не желал тебе зла и сам обманулся. Монету же я заберу себе. Это будет разумно. Ты доволен, разносчик Чань Ли?
Гость с готовностью закивал. Мальчик лет десяти неслышно возник из-за спины дядюшки Ляо и протянул визитёру две медные монетки. Чань Ли схватил из и принялся пятиться, мелко-мелко кланяясь - каждый раз он сгибался чуть ли не до пояса. Песок больше не шелестел - хозяин дома так же неслышно растворился в комнатах. И как это он ухитряется ходить с тростью совершенно бесшумно?
Впрочем, «меньше знаешь - крепче спишь», как  сказал однажды один знакомый Чань Ли русский варвар.
Разумеется, Чань Ли остался вполне довольным. Он уйдёт от дядюшки Ляо  просветлённым истинно конфуцианской справедливостью, на которой уже которое тысячелетие только и зиждется Поднебесная. Да, только так - с самых низов, из трущоб, и до волшебных дворцов Запретного города!
Что будет дальше с загадочной монеткой он, разумеется, не задумывался. Да и какое дело ему до того, что металлический кружочек с неожиданным для подобной монеты достоинством в 10 рублей и непонятными цифрами «2014»  осядет в особом ларчике у дядюшки Ляо  - чтобы когда-нибудь потом, при подходящем случае, быть извлечённой, приобщённой и ОБДУМАННОЙ - вместе с новыми фактами.
Но когда оно ещё будет... уж кому-кому, а дядюшке Ляо торопиться точно некуда.
Правда, в самом скором времени торговца Ван Люя навестят двое дальних родственников дядюшки Ляо - и рыбник, конечно же, не станет скрывать от таких больших людей, что получил монетку от своего троюродного племянника, семи лет от роду, которого Ван Люй взял из милости после того, как его деревню сожгли бандиты-хунхузы. Семилетний парнишка старательно помогает своему благодетелю, а порой и пополняет семейную казну одной-двумя монетками, которые удаётся раздобыть на улице.
Родичи дядюшки Ляо навестят и шайку оборванных ребятишек, к которой прибился племянник Ван Люя, и те в свою очередь расскажут о двоих русских подростках, облагодетельствовавших юных попрошаек целой горстью таких вот монет. Тем временем сам дядюшка Лю встретится за чайником молочного улуна с господином Минем, самым известным менялой Люйшуня - и тот лишь усугубит его сомнения, заявив, что никогда и нигде не видал монет, подобных этой. После чего рассказ об этом расследовании, записанный на полоске тонкой рисовой бумаге  - вместе с ещё двумя монетками, столь же странными, как и первая, - присоединятся к ней в заветном ларчике дядюшки Ляо. Пусть себе лежат - мало ли когда пригодятся?
Мудрый он, дядюшка Лю. И мудрости его вполне достанет на то, чтобы такими вот непонятностями ни с какими ниппонскими или  русскими варварами не делиться. Обдумать ведь надо - а когда ещё до этого руки дойдут?
Что тут скажешь? Китай...