Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Московский Лес
Вид он имел достаточно нелепая – размером с крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке.
нелепый...
ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
25 сентября 2054 года, суббота.
ГЗ МГУ,
лаборатория экспериментальной микологии
Дверь заскрипела. Егор оторвался от исписанного листа и поднял голову.
- Жалнин? Начальство до себя вимагае, йди!
Багровая физиономия Вислогуза источала злорадство.
- Що, хлопчику, не по соби? Вирно! Ничо̀го казенне майно розбазарювати!
Явившись с утра в лабораторию, Егор взялся за дело – следовало сопроводить итоги вылазки надлежащим количеством документов. Вчера его хватило только на то, чтобы сдать найденные бумаги, да путано изложить обстоятельства гибели Конкина. Шапиро, увидев его измученную физиономию, сжалился и отослал отсыпаться с условием назавтра оформить всё, как полагается. А именно: составить отчёт о выполнении задания, приложив к нему кроки маршрута, докладную записку о гибели студента первого курса А. Конкина (в двух экземплярах), и объяснительную по вопросу утраты двух единиц подотчётного имущества. Последний документ вызвал ярость хохла-завхоза: сначала он предложил с позором уволить нового лаборанта, а когда в этом было отказано – согласился на взыскание ущерба в тройном размере. И вот, наконец, приближался сладостный миг, когда злостный вредитель получит по заслугам.
Егор нашёл среди разбросанных по столу бумаг чистовой вариант отчёта и направился к завлабу. Вислогуз с сопением топал за ним - по всему было видно, что ему не терпится подтолкнуть проштрафившегося лаборанта в спину, но здравый смысл подсказывает не торопиться вперёд руководства с карательными мерами…
- Заходь, шкидник!
Егор не смог отказать себе в небольшой шалости: когда Вислогуз распахнул дверь, он заложил руки за спину, вошёл и встал посреди кабинета, повесив голову, как настоящий арестант.
Завлаб в удивлении поднял брови.
- Что же вы, голубчик? Проходите, садитесь…
На физиономии завхоза отразилась целая гамма чувств – от растерянности до искреннего непонимания.
- Як же ж так, Яков Израилевич? Вин... це ж халатнисть!..
В голосе Шапиро прорезался металл:
- Я вас не задерживаю, Михаил Вонгянович! А вы садитесь, юноша, садитесь. Выспаться-то хоть удалось?
Завхоз выразил возмущение тем, что чуть громче, чем следовало, затворил за собой дверь.
- Вы на него не сердитесь, Егор… простите, отчество запамятовал?
- Можно просто Егор.
- Да, конечно… Так вы, Егор, на него не серчайте. Бесценный в своём роде человек, сколько уж лет у нас в завхозах! С ним порой непросто, но зато хозяйство в порядке и отчётность – комар носу не подточит. У Михася Вонгяновича родственник в Лесу, староста какого-то села ниже по реке. Так он раз в неделю присылает с оказией гостинцы, так мы всей лабораторией устраиваем пир. Кстати, завтра как раз празднуем всей лабораторией – вот и попробуете! У него, знаете ли, такая ветчина, копчёная гусятина и медовые настойки…
Завлаб мечтательно причмокнул.
- А что за праздник, Яков Израилевич?
- Как? Вы не знаете? – на лице завлаба отразилось искреннее изумление. – Наш главный профессиональный праздник, день Ботаника.
- А разве такой есть?
- Ну… не совсем. Когда-то, ещё в СССР отмечали День работника леса – тогда у каждой профессии был свой праздник. После Зелёного Прилива стало не до того, а несколько лет назад наш Фомич нашёл где-то отрывной календарь. Вот он, смотрите….
В рамочке под стеклом висел пожелтевший листок, оборванный по верхнему краю. На нем в два цвета, красный и чёрный, была отпечатана незамысловатая картинка: мужчина в форменной тужурке рассматривает ветки дерева на фоне лесных посадок. И надпись: «День работника леса. 15, сентябрь, воскресенье, 1974».
- мы и подумали: чем не праздник для университетских? Все мы тут в той или иной степени занимаемся Лесом… И представьте – прижилось! Правда, название взяли другое, «День Ботаника», и празднуем в последнее воскресенье сентября. Как раз - послезавтра, двадцать шестого. Вот и отметите вместе с новым коллективом!
- Конечно, Яков Израилевич, спасибо. Я тут отчёт принёс, вы просили…
Завлаб принял у Егора листки, мельком проглядел и убрал в папку.
- Честно говоря, это чистой воды формальность, уж извините, что усадил вас за писанину. К сожалению, от журнала, который вы принесли, особого проку нет. В нём данные по калибровке оборудования – видимо, профессор Новогородцев забрал их домой, чтобы подготовиться к очередному эксперименту. А вот за блокнот спасибо – в нём обнаружилось нечто действительно ценное…
- Что?
Егор постарался, чтобы вопрос прозвучал нетерпеливо, даже жадно – как и подобало юнцу, жаждущему положить силы и даже жизнь на алтарь науки.
- Теперь мы точно знаем, где искать записи Новгородцева. Они в сейфе, в его лаборатории…
«…»мы»? И кто это успел за ночь разобраться в документах и сделать вывод? Уж точно, не кандидат наук Шапиро. Физика элементарных частиц – это не его…»
Но сказал то, что от него и ожидали.
- Так может, сходить и туда? Найдём, заберём, не впервой уже…
Завлаб покачал головой.
- Это в Курчатовский-то? Больно вы шустрый, юноша… Это один из самых опасных районов Леса. Люди там не живут, одни чудовища, мутанты. Одно слово – Щукинская Чересполосица. Тут нужно подойти основательно, всерьёз…
Он вытащил из шкафа пачку потрёпанных карт пухлый скоросшиватель с надписью на обложке «Определитель фауны Московского Леса».
- Вот вам кое-какие материалы. Сегодня и завтра – читайте, смотрите, набирайтесь сил. А там видно будет…
Егор открыл папку наугад. С карандашного рисунка на него смотрела кошмарная тварь, состоящая из пучка то ли стеблей, то ли щупалец, каждое из которых оканчивалось круглой, усаженной в три ряда крючковатыми зубами.
Ну-ка – ну-ка, что вам выпало? – Шапиро заглянул Егору через плечо. А, грибочерви…
- Кто?
- Хищные и чрезвычайно опасные твари, обитают в затопленных тоннелях метро. У нас, видите ли, есть примета – какое животное новичок в определителе в первый раз увидит – с тем и встретится. Пусть не сразу, но обязательно. Мне, например, выпала самая обычная сойка.
- И как, встретилась она вам?
- Увы! – завлаб виновато развёл руками – Я же «невыездной», не могу удаляться от Главного здания дальше, чем на сотню метров. Чёртова Эл-А, пропади она пропадом... А вот в окошко наблюдал, случалось. Так что примета не обманула.
- Гоша что-то рассказывал о метро. – припомнил Егор. – Мне снова с ним идти?
- Нет. Для такой авантюры вам понадобится проводник посерьёзнее. Есть один на примете - мой старый знакомый, лучший егерь Леса. Его тут называют «Бич».
«…вот и Гоша о нём упоминал, и тоже в связи с подземными жителями. Совпадение? Ох, вряд ли…»
- Но ведь Курчатовский Центр – не профессорская квартира, там одних письменных столов несколько сотен. В каком из них искать ваши бумажки?
Шапиро строго посмотрел на лаборанта.
- Не «бумажки», юноша, а материалы, имеющие огромную научную ценность. Нам точно известно, где находится лаборатория Новогородцева. В бумагах, что я вам дал, поэтажный план здания Центра, фотографии – изучайте, готовьтесь… Конечно, всё это тридцатилетней давности, но других, увы, нет.
- Значит, отправляемся, решено?
Завлаб немного помедлил.
- Я послал Бичу сообщение. Если он согласится – тогда можно будет попробовать. А без него даже и пытаться не стоит, ни единого шанса…
- Яков Израилевич, можно вопрос? Мне бы хотелось разузнать побольше о Конкине. Не подскажете, где найти его одногруппников?
- Конкин - это погибший студент?
Завлаб подошёл к доске с расписанием.
- Сто третья группа… у них сейчас лабораторки по генетике у профессора Симагина. До конца пары четверть часа – вполне успеете застать. Знаете, где?
- Найду.
- И загляните к секретарю кафедры. Я распоряжусь, чтобы вам выдали его личное дело. И… если что-нибудь узнаете - поставьте меня в известность.
- Обязательно.
Отредактировано Ромей (26-06-2019 14:07:23)
- Но ведь Кучатовский Центр – не профессорская квартира, там одних письменных столов несколько сотен. В каком из них искать ваши бумажки?
Курчатовский
Северный Речной Вокзал.
- Не укладывается у меня в голове, Бич, за что тут платить такие деньги? Моему внуку шестилетнему краску дай, кисточку – он так же нарисует, ни один учёный искусствовед не отличит. А тут - двадцать миллионов зелёных!
Рубен Месропович Манукян, владелец лавочки «Старьё-бирём» критически обозрел холст с большим чёрным квадратом, окаймлённым широкой белой полосой. Больше на холсте ничего не было.
- Сарьян лучше, да, Рубик, уважаемый?
Физиономия старого армянина расплылась в улыбке.
- Ай, дарагой, порадовал старика! В раму золочёную вставлю, на самое видное место повешу, гостям показывать стану! Скажу – сам Бич подарил, вспомнил, что у меня радость!
Две недели назад хозяин «Старьё-бирём» получил из дома известие о рождении третьего внука. И не замедлил поделиться новостью с Сергеем, заглянувшим на Речвокзал обсудить условия заказа. Егерь, попав в Третьяковку, об этом не забыл - благо, в тубусе хватило места для ещё одной картины.
- В раму лучше другую, с цветами. Была там одна, «Глицинии» называется. Я её сначала хотел, да она на картоне. А его - как в трубку свернуть? Не донёс бы. Так что извини, взял эту… «Постройка народного дома» .
- Э-э-э, зачем извиняешься? Какой народный дом, да? Там оперный театр построили, самый красивый в Ереване, я туда молодым дэвушек водил!
- Ну, тебе виднее… - пробормотал Егерь. На его вкус, пара синих волов, запряженных в красный воз на фоне карьера и далёких гор не слишком ассоциировалось с театром. Но потомственному эриванцу, конечно, виднее.
- Ну, Бич, ну, молодчина! Никто не брался – а ты взялся и справился! Фрунзик, ара, забери – и осторожнее, эта ерунда сотни твоих бестолковых голов дороже!
Четырнадцатилетний племянник Кубика-Рубика шустро скатал картины в трубку, увернулся от подзатыльника и умотал в задние помещения.
- Ну что ж, Бич, как говорите вы, русские: долг платежом красен. Ты заказ выполнил – я тоже всё сделал, как ты просил.
И выложил на стол длинный деревянный футляр. На крышке блестела начищенным серебром табличка с надписью «Holland & Holland Ltd». И, ниже: «Royal Warrrant»
Сергей открыл крышку, и у него перехватило дыхание.
Классические, строгие линии. Ложа из драгоценного палисандра. Изящная гравировка, змеящаяся по воронёной стали. Произведение искусства, вышедшее из рук английских мастеров.
- Ну что, он? Да ты не торопись, рассмотри, как следует. Хочешь, Фрунзика кликну, чаю принесёт…
Егерь протянул руку и прикоснулся к холодному металлу – деликатно, кончиками пальцев. Мечта многих поколений читателей Буссенара, совершенство, воплощённое в оружейной стали…
- Спасибо, Рубик-джан! Если не возражаешь, я схожу в парк, опробую. Тут рассматривать – это всё равно, что вино нюхать, и не пригубить, сплошное издевательство!
- Конечно, иди, дорогой, иди! Фнунзик-джан, где тебя носит?
- Я здесь, дядя Рубик!
- Иди, помоги нашему дорогому гостю опробовать его заказ. Вот, держи, и не урони, эта штука….
- Знаю–знаю, дядя Рубик, сотни моих бестолковых голов стоит! – дерзко ухмыльнулся мальчишка, принимая футляр.
- Больно дерзок стал, бала-джан! А ты, Бич, вот, возьми! На пробу хватит, остальные у меня в кладовке - сотня, как заказывал! Надо будет – ещё привезём!
- Спасибо, Рубик-джан. – ответил Сергей, засовывая в поясную сумку длинные пятнадцатисантиметровые патроны в латунных гильзах и тупоносыми пулями. – А энфилдовские найдутся? Хотелось бы все стволы…
Армянин хлопнул себя по лбу, покопался в комоде и достал жёлтую картонную пачку.
- Как я мог забыть, ара! Ты постреляй, Бич, а я пока стол велю накрыть. Посидим, вина выпьем, отметим это дело!
- Конечно, Рубик-джан. Но я ещё хотел сказать…
- О втором заказе, да?
- О нём. Мне очень жаль, но не вышло. Здание деревья разрушили, внутри хлам один. Я долго искал, рылся – ничего! Ещё и лианы-трупоеды проросли - Чернолес в двух шагах, сам понимаешь…
- Да, беда… - хозяин лавки сокрушённо покачал головой. – Прямо и не знаю, как говорить буду – уважаемый человек, солидный заказчик, расстроится… Ну да ничего не поделаешь: Лес, он не спрашивает. Забрал – значит, судьба такая…
- Именно, так. Судьба.
«…извини, Рубик-джан. Не хотелось тебя обманывать, а иначе никак. Не могу я правду рассказать - не остановится твой «солидный заказчик», ещё кого-нибудь пошлёт…»
- Ладно, Бич, иди, опробуй свою игрушку. И возвращайся через полчасика – сегодня колола̀к будет, долма̀ - нельзя, чтоб остыло…
Отредактировано Ромей (28-06-2019 12:38:00)
Егерь, оказавшись в Третьяковке, взпоммнил об этом - благо, в тубусе, предназначенном для «заказа» хватило места для ещё одной картины.
вспомнил...
Перезалил с изменениями
ГЗ МГУ.
Биофак,
лаборатория генетики
- Взгляните, молодые люди: не правда ли, замечательные создания?
Прямо перед Егором сидела тощая студентка с волосами, собранными в конский хвост. Молодой человек подался вперёд, чтобы получше видеть демонстрируемые чудеса, и поморщился – девица пользовалась приторными духами с ноткой ландыша и явственно переборщила с дозой. Приходилось терпеть.
В стеклянном ящике на столе молниями метались крохотные белые комочки. Белые мыши.
- Какие лапочки! Какие крохотулечки! - завосхищались сидящие в первом ряду студентки.
Создания едва-едва дотягивали до половины размера обычной лабораторной мыши. С хвостом в них было сантиметра три, не больше.
- Срок жизни обычной особи составляет в среднем год-полтора года. А у этих - три дня! Всего три дня, на весь жизненный цикл – рождение, размножение, смерть. Вы понимаете, что это значит?
- Эти бедняжки так быстро умирают? - ахнула девица с конским хвостом. – Ой, как жалко…
Судя по выражению лица, профессор с трудом удержался от экспрессивной лексики.
- Вы, барышня, что-нибудь слышали о дрозофилах?
- Ну… это мушки такие, да?
- Замечательно! – саркастически рассмеялся Симагин. – Это такие мушки! Положительно, вы не зря занимаете место на Биофаке. Может, заодно поведаете и о том, какую роль эти «мушки» играют в генетических исследованиях?
На девушку жалко было смотреть. Казалось, если грозный профессор скажет ещё хоть слово – она разрыдается.
Но Симагин уже сжалился. А может, ему просто нравилось изрекать истины перед жадно внимающей аудиторией?
- Вдумайтесь: теплокровные млекопитающие с бешеным метаболизмом, причём их поколения сменяются раз в сутки! Потому я и дал проекту название «Однодневки». Теперь, когда мы добились успеха, учёные получат возможность работать с генами млекопитающих со скоростью, ранее доступной только на дрозофилах! Это переворот, молодые люди, и он стал возможен благодаря работам нашей лаборатории с биоматериалом, полученным в Лесу. Но, должен сказать – это лишь первый шаг в грандиозной программе, целей которых я пока не могу раскрыть!
«…сейчас он скажет, что в перспективе его ждёт Нобелевка. Что ж, здоровое тщеславие может порой оказаться и полезным…»
Но профессор Симагин не успел сделать столь опрометчивое заявление. Прозвенел звонок с пары, мыши заметались ещё сильнее, превратившись в размытые белые полоски. Студенты уже поднимались с мест; Девица с конским хвостом встала, отодвинула стул, повернулась – и нос к носу столкнулась с Егором.
- Простите, а вы… я вас не знаю! Из какой вы группы?
Лицо у неё было длинное, с тяжёлой челюстью и длинным носом - такие принято называть лошадиными.
- Меня зовут Егор. А у вас замечательные духи. Это ландыш, вербена?
Девица кисло улыбнулась.
- Ландыш.
«…и зубы крупные, как у кобылы. Будущий синий чулок, как это ни прискорбно…»
- Видите ли, Катя, мне бы хотелось… вас ведь зовут Катя?
- Откуда вы знаете?
Егор пожал плечами – с лёгким намёком на многозначительность. На этот раз лошадиная улыбка была шире.
«…как же не знать, если на том месте, где у женщин обычно бывает бюст, у тебя пришита ленточка с надписью «Екатерина Смольская, гр. 103?..»
-…так вот, Катя, мне необходимо уточнить кое-что об этом об этом несчастном юноше, Алексее Конкине.
- Об Алёше? Ужасная история… так вы следователь?
В глазах собеседницы мелькнуло жадное любопытство. Она бочком-бочком оттёрла Егора к лабораторному шкафу, подальше от сокурсниц.
«…старо, как мир: разнюхать что-нибудь погорячее и хвастаться перед нерасторопными подругами. Некоторые вещи не меняются, даже когда мир вокруг встаёт на дыбы…»
Вместо ответа Егор неопределённо пожал плечами.
- Вижу, вы были с ним хорошо знакомы? Не уделите мне несколько минут? Сейчас обеденный перерыв, давайте сделаем так: я напою вас кофе, и вы ответите на несколько вопросов…
Через полчаса Егор, бодро насвистывая, сбежал по лестнице главного холла. Расчёт полностью оправдался: девица с лошадиным лицом выложила ему всю подноготную погибшего. По её словам, покойный Конкин был человеком неприятным, себе на уме, хотя ничего особенного из себя не представлял - ни в плане успехов в учёбе, ни в каком другом. Выходило, что единственным достоинством покойника был полный иммунитет к Лесной Аллергии, которым он и пользовался без зазрения совести: выбирался, несмотря на запреты, в Лес и тащил оттуда всякие интересные штучки. Даже завёл знакомство – «вы не поверите, с настоящими сетуньцами! А наши овцы и уши развесили…».
Эти слова студентка прошипела сквозь зубы, и Егору послышалась в них застарелая обида. С плохо скрытым злорадством, она поведала «следователю», что у безвременно погибшего студента в Курске осталась больная то ли мать, то ли сестра. Причём сам он воспринимал это очень близко к сердцу - часто писал домой и носил письма в административное крыло ГЗ, не доверяя почтовым ящикам. И всё время расспрашивал о сильнодействующих лекарственных средствах, которые можно раздобыть в Лесу.
Это был уже след. Узнав напоследок, где жил Алёша Конкин, Егор распрощался и направился в корпус «Е». Клочок бумаги с именем и фамилией собеседницы, а так же номер группы и комнаты в общежитии, где она обитала, он выбросил в первую попавшуюся урну. 
Отредактировано Ромей (28-06-2019 21:39:03)
Северный Речной вокзал,
кафе «Волга-Волга».
Когда за несколько лет до Зелёного Прилива здание Речвокзала отремонтировали, кафе «Волга-Волга», расположенное в левом крыле первого этажа, поучило отделку, стилизованную под старинный речной пароход, прославленный в одной старинной кинокомедии. С тех пор декорации облезли, краска, фотографии актёров и старые киноафиши из фильма, висящие по стенам, пожелтели. Но в полумраке помещения, освещённого то ли ради экономии электричества, то ли из соображений приватности, масляными лампами, обшарпанные ретро-интерьеры смотрелись весьма недурно.
Народу в кафе было немного – занято не больше четверти столиков, да у стойки коротали время трое гостей. Один клевал носом над полупустой пивной кружкой, двое других увлечённо беседовали с барменом. И время от времени косились на мужчин, бесцеремонно клацающих прямо за столиком большим, богато украшенным охотничьим ружьём. Их спутница, судя по костюму, жительница одной из Полян, в беседе участия не принимала – молча потягивала медовый пунш, который в «Волге-Волге» варили просто превосходно.
- Тройка? – Коля-Эчемин переломил ружьё и посмотрел на просвет. Стволы сверкали нарезами, подобно трём глазам невиданной змеи с лепестковыми диафрагмами вместо вертикальных щёлок. – А что это за монстр внизу? Я поначалу решил – гладкий, а тут…
- Обычно в штуцерах для африканской охоты делают наоборот: верхняя пара стволов большого калибра, а третий, винтовочный, внизу – для подстраховки. Но у нас, в Лесу, своя специфика. Верхние стволы под винчестеровский .338 Магнум, на крупную и среднюю дичь. А вот нижний – главный калибр, 700 «нитроэкспресс», для особых случаев…
- Солидно… - Коля уважительно присвистнул. - Это на слона, что ли?
- Да хоть на мамонта. От удара такой пули атакующий носорог садится на задние ноги. Но лягается, доложу я…
- Кто, носорог?
- Шутник, чтоб тебя… - скривился Сергей, потирая плечо. – Тебе-то хорошо острить, а у меня, завтра сплошной синяк будет. Опробовал, называется… Отдача – как у гаубицы!
- Спецзаказ? – Коля защёлкнул замок и вскинул штуцер к плечу. - Тяжёлый…
- Пять сто. Через дядю Рубика написал в фирму, оплатил - так они потом полгода возились...
- Вижу, тут и кронштейн под оптику. Далеко бьёт?
- Нет, штуцер предназначен для средних и малых дистанций. Оптика трёхкратная, линзы «Карл Цейсс», титановый корпус, с азотной накачкой. Обрати, кстати, внимание: стволы на четверть короче обычных двустволок, специально обговорил в заказе.
- Да уж я заметил. – кивнул каякер. – Не то, что мой оленебой...
- Ты стреляешь, в основном, на воде, на открытом пространстве. А в Лесу, в кустах, в буреломе лучше иметь оружие покороче, вроде моей лупары. Думаешь, почему я карабины не люблю? Англичане тоже сначала удивлялись, всё не могли понять - зачем портить хорошую вещь? Потом сделали, конечно: желание клиента - закон! Но предупредили, что в каталог включать не будут: не вписывается, понимаешь, в концепцию фирмы. Так что, коллекционерам его не продать.
- А ты что, собирался? – хмыкнул Коля.
- Не дождутся. Это моя любимая игрушка.
- Зверь-машина! Но такой удачи, как с оленебоем, всё равно не будет. Потому как у меня всё здешнее, лесное. Кроме ствола, разумеется…
- Зато, до последнего винтика, ручная работа. Лес это оценит.
За стойкой зашипело, затрещало и полились тягучие звуки рэгтайма. Сергей узнал Джелли Мортона - владелец «Волги-Волги» слыл поклонником классического новоорлеанского джаза.
- Слушай, если не секрет… - Коля помедлил. - Не моё дело, кончено, но… не катит этот штуцер на двадцать лямов, никак не тянет, а ты «Чёрный квадрат» за него отдал! В чём подвох?
Сергей усмехнулся.
- Вот и дядя Рубик удивлялся. А между тем, никакого подвоха нет. То есть, насчёт штуцера ты прав - он, даже с учётом спецзаказа, тысяч на двести потянет, не больше. Но, сам посуди: зачем нам в Лесу ихние поганые баксы? Если понадобится, я этого хлама сколько угодно наберу я и больше наберу, да и ты больше. Мало ли осталось нетронутых банков и обменников? Толкьо это возня, а Малевича – пошёл и взял, на полдня работы…
- Это из Третьяковки-то? Да ведь там же Чернолес в двух шагах! Ничего себе – пошёл и взял…
- Подумаешь, великое дело – Чернолес! Что я там, не бывал никогда? А «Чёрный квадрат» я бы и бесплатно вынес, давно собирался… Как будто мало там всякой зловещей дряни! Истукан со штурвалом на стрелке, скульптуры эти жуткие, Дом на набережной, подвалы Малюты Скуратова. На Болотной вон, вообще казнили когда-то… Думаешь, там просто так нечисть расплодилась?
- Слыхала я от одного лешака сказочку о Калиновом мосту… - вступила в разговор Лиска. – Давно, ещё, когда в Золотых Лесах жила.
- Это от Гоши, что ли? Да, он эту историю любит. Только зря ты так пренебрежительно – лешачиные сказки иногда очень даже стоит послушать…
Ладно, фиг с ними, со сказками… - отмахнулась девушка. Лучше скажи, ты договорился со своими приятелями? А то у меня двенадцать человек, их надо на чём-то везти…
-А как же? – кивнул Коля. – Индеец сказал – индеец сделал. Три лодки, моя четвёртая. Завтра с утра и отправимся. Тебе, Бич, куда, до Бережковской?
- Высадишь на левом берегу, поближе к Новодевичьему. – отозвался Сергей. – Надо забрать у брата Паисия заказ – патронташ и чехол для этого красавца. Не таскать же его по Лесу прямо так?
И он похлопал по элегантному, в теснённой коже и ремнях, футляру.
Отредактировано Ромей (29-06-2019 10:07:30)
Радиола взвизгнула иглой звукоснимателя и замолкла. Сергей обернулся - двое посетителей заведения, судя по одежде, речников, - прижали к стойке третьёго, полноватого мужчину лет сорока в длинном чёрном пиджаке и фетровой, не по сезону, круглой шляпе. Правый глаз у него стремительно заплывал багровым. Рядом ещё один речник сдирал со стены большой постер. Когда Сергей и его спутники входили в «Волгу-Волгу», постера там не было.
А Коля-Жчемин уже вмешался в назревающую потасовку:
- Эй-эй, мужики, хорош беспредельничать! Не поделили что – ступайте на воздух, там разбирайтесь, и не кучей на одного, а по-пацански, в однорыльство!
-А, это ты, Эчемин… - отозвался один из тех, кто держал человека в пиджаке. – Вот, полюбуйся: гость из Братства башни, с Останкино, значит… Проскочил в бар, мы обернуться не успели, как он свой плакатик на стену налепил. Надо полагать, нацелился проповедовать…
- Его счастье, что не успел. – кивнул второй, не отпуская рукава пленника. А то бы подбитым глазом не отделался! А ну, сволочь, говори – будешь ещё людям отдых портить?
И замахнулся увесистым кулаком. Неудавшийся проповедник в съёжился, сделал попытку закрыться от удара. При этом шляпа свалилась у него с головы, обнажив аккуратную, блестящую в свете масляных ламп лысину. Речник загоготал.
- Говорю же, заканчивай, Шнейдер! – твёрдо повторил каякер. – Люди на тебя смотрят, заказчица. Подумает – кого Эчемин рекомендовал для серьёзного дела, отморозка?
И кивнул на Лиску, с интересом наблюдавшую за происходящим.
Речники переглянулись и отпустили «узника». Тот подхватил шляпу с пола и шмыгнул за дверь. Сергей – он успел подойти и держался у Коли за спиной – отобрал у речника надорванный плакат. На большом листе мелованной бумаги был отпечатан красочный пейзаж: мужчина и женщина идут по колено в густой траве. На плечах у мужчины сидит ребёнок, все трое весело улыбаются яркому солнцу. На заднем плане заброшенные здания, подёрнутые вьющейся растительностью, в небе – птичьи стаи и большой белоголовый орёл на переднем плане.
И надпись на русском и английском языках: «Церковь Вечного Леса – путь в будущее человечества! Отриньте ненужные костыли цивилизации!»
- Это же ЦВЛ – сказал Коля, усаживаясь обратно за столик. Если бы я не вмешался – вполне мог и покалечить. Шнейдер их страсть, как не любит. Он как-то на ВДНХ с ними сцепился, так ему три зуба выбили и нос сломали. А вообще-то я его понимаю. Мутные они какие-то, ЦВЛ-овцы, склизкие… Как начнут вещать на языках своих непонятных, извиваться – всё, беда, сливай керосин. Не иначе - злыми духами одержимы, хоть к шаману веди, чтобы изгонял...
Радиола снова играла – на этот раз из динамика звучал бессмертная труба Армстронга. Официантка, бледная долговязая девица в кружевной наколке и передничке, принесла и поставила на столик кружки пива, тарелку жареных карасей и большое блюдо с картошкой-фри.
- На языках - это не они – лениво отозвалась Лиска. – Такими делами пятидесятники балуются. В Коломенском есть их община, маленькая, десятка полтора душ. И никакие они не одержимые – мирные, весёлые даже. Отец Михаил, их, правда, терпеть не может, но мы его не слушаем. Живут – и живут, лишь бы не мешали никому.
- Отец Михаил? - Сергей оторвался от тарелки с жареным картофелем. – Это, который в храме Вознесения служит?
- Он самый. Говорят, он на днях возвращается в Скит – вот мы и гадаем, кого на смену пришлют. Привыкли уже, жаль…
- А он у вас там попадью не отыскал? – ухмыльнулся Коля-Эчемин. – Я слышал, попам не возбраняется…
- Ну и дурак, что слышал. – отрезала Лиска. – Это священникам не возбраняется, а скитские – монахи, они в святости живут. Потому их и меняют время от времени, на Поляне –то по этой части соблазнов – сам знаешь… А пятидесятников мы никому не позволим, хоть отцу Михаилу, хоть новому. Леса на всех хватит, нечего…
ГЗ МГУ,
общежитие.
Лифт звякнул и остановился. Пятый этаж. Егор вышел из кабины и двинулся по коридору. На часах – 17.42, пятая пара вот-вот закончится. Время пока есть.
Проснувшись утром, Егор не обнаружил рядом с собой в постели Лину. Девушка исчезла, оставив, правда, записку: «Сегодня занята, встретимся завтра. Заходи в библиотеку. Целую». И отпечаток губ красной помадой на уголке. Оставалось предаваться приятным воспоминаниям – ночь действительно была великолепна! – да ругать себя задним числом за то, что, размякнув от грибовухи и секса, он выложил подруге все перипетии прошедшего дня. Рассказал всё: и о задании, полученном от завлаба, и о его интересе к бумагам профессора из Курчатовского Центра, и о гибели Алёши Конкина и, конечно, о Наине с её диким ритуалом. И уж конечно, о своём видении. Лина выслушала его предельно серьёзно, задала множество вопросов, а под конец взъерошила Егору волосы на голове и посоветовала выбросить всё это из головы. История, конечно, донельзя подозрительная, но в Лесу и не такое случается. Что же до лешака и его подружки-ведуньи – эти двое давным-давно спятили от одиночества и отваров подозрительных грибочков. И не факт, что всё, что привиделось Егору, имело место на самом деле, а не явилось плодом галлюцинаций, вызванных какими-нибудь травами – в подвале же были жаровни с курениями? Ну вот, и не стоит забивать голову дурацкой мистикой, чтобы не выставить себя идиотом в глазах людей…
Но – утро вечера мудренее. Припомнив за завтраком все подробности кошмарного происшествия, Егор укрепился в решимости расследовать его до конца. Следствием чего и стали визит в лабораторию генетики, беседа с однокурсницей покойного и последующее посещение общежития.
Комната 517, где обитал погибший, находилась в дальнем конце коридора. Егор вынул нож, намереваясь отжать дверь от косяка, и с удивлением обнаружил, что этого не требуется. Дверь была не заперта – она чуть приоткрылась и дразнила непрошенного гостя язычком замка в прорези металлической пластины.
Внутри царил кавардак. Выдвинутые ящики письменного стола, разбросанное по полу содержимое, перевёрнутая постель, стеллаж с книгами сдвинут с места… Комнату явно обыскивали, причём делали это наспех, второпях. И совсем недавно – вода из разбитого графина не успела ни подсохнуть, ни впитаться в истёртый паркет.
Егор подошёл к стеллажу, намереваясь осмотреть книги - и едва успел отпрянуть. Хлипкое сооружение со скрипом наклонилось и повалилось на него, посыпались книги. Из щели между стеллажом и стеной – и как он не заглянул туда сразу? – метнулась за дверь человеческая фигура.
Егор перепрыгнул через груду книг, выбил плечом дверь и кинулся в погоню. Он нагнал беглеца на середине лестничного пролёта, на бегу переложил нож в левую руку, а правой толкнул в спину так, что незнакомец с разгона впечатался в стену.
Это был шуплый парнишка, двадцати, с длинными волосами, собранными над левым плечом в длинный хвост. Детали одежды, едва заметный зеленоватый оттенок кожи и широкий, с золотистыми узорами, браслет, выдавали в нём «соплеменника» Лины.
- Ну и что тебе понадобилось у Конкина?
Золотолесец затравленно переводил взгляд с лица преследователя на нож в его руке. Чтобы окончательно сломить беглеца, Егор зловеще ухмыльнулся и поиграл лезвием.
- Сам расскажешь, или помочь?
Наверное, это было уже лишнее. Золотолесец взвизгнул и вдруг выбросил руку вперёд, словно целя противнику в глаза пальцами, сложенными в «орлиный коготь». Егор инстинктивно вскинул руку с ножом, защищаясь от удара, кривое лезвие распороло предплечье беглеца – но было уже поздно. Шепотка какого-то порошка полетела в лицо, глаза пронзила жгучая боль. Егор попытался ухватить беглеца за руку, но тот уже сбегал вниз по лестнице, оставив позади заходящегося в кашле преследователя.
Егора едва хватило на то, чтобы кое-как добрести до комнаты 517 и на ощупь добраться до умывальника. Хорошо хоть, удалось сдержать инстинкты, требовавшие немедленно, сейчас же, тереть пылающие огнём веки – тогда дело приняло бы совсем скверный оборот. А так, через четверть часа непрерывных промываний холодной водой, он стал уже кое-что различать.
Часть порошка угодила на одежду. Егор осторожно соскрёб крупинки на листок бумаги, чтобы потом, на досуге, изучить повнимательнее. Хотя, и без того всё было ясно: кайенская смесь в местном исполнении, красный перец в сочетании с высушенными и перетёртыми в пыль травками. Китайские браконьеры и контрабандисты, которых сержант Жалнин ловил в приамурской тайге, тоже, случалось, применяли подобные средства – правда, не в рукопашной схватке, а чтобы присыпать следы от собак. И надо же было попасться, как последнему лоху…
Спешить ему было уже некуда. Злоумышленник наверняка далеко; спускаться, расспрашивать о пробегавшем по лестнице человеке – не факт, что поможет, да и стоит ли привлекать к себе внимание? Конкин жил один, так что появления соседа можно не опасаться. Конечно, известие о гибели постояльца вскорости дойдёт до коменданта общежития, и комнату опечатают – но два-три часа у него гарантированно есть. Егор дождался, когда утихнет жжение в опухших, покрасневших глазах, и взялся за обыск всерьёз.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Московский Лес
|
|