Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Московский Лес-4. "Леса хватит на всех".


Московский Лес-4. "Леса хватит на всех".

Сообщений 1 страница 10 из 51

1

Мор-павлин ещё спокоен, и мартышкам нет заботы,
Коршун-Чиль ещё кружится в облаках,
Но скользят по джунглям пятна, но в ветвях вздыхает что-то
Это страх к тебе крадётся, это страх…
Тень внимательная ближе, меж стволами подползая,
Шёпот ширится и прячется в кустах…
Пот на лбу твоём, и пальцы сводит судорога злая —
Это страх к тебе крадётся, это страх!
Р. Киплинг. «Книга Джунглей»

I
За 30 лет до описанных событий.
Москва, ул. 8-я Соколиная.

Сирена выла – мерзко, заунывно, протяжно. Порой к ней присоединялись клаксоны автомобилей – но быстро смолкали, не выдерживая конкуренции с динозавром давно ушедшей эпохи, раритетом канувшей в Лету системы гражданской обороны.
Оказывается – не канувшей. Раз завывает, да ещё так громко, что сумела продраться сквозь тяжкое похмельное забытьё…
Через окно (стекло мутное, не мытое не годами, с трудом пропускающее солнечный свет) удалось разглядеть лишь какое-то неприятно-упорядоченное движение людей во дворе. Они сплошным потоком вытекали из подъездов и исчезали за углом. Шли, держа за руку детей, навьюченные сумками, рюкзаками, чемоданами…
Память, контуженная вчерашней (или уже сегодняшней? Поди, разбери…) порцией спиртного, помедлив, подкинула картинку из советского прошлого. Пожелтевший плакат на казённой, крашеной салатовой масляной краской стене; на плакате – мужчина с противогазной сумкой на боку крутит рукоятку механической сирены. И рядом - вереницы аккуратно одетых людей с чемоданами и детьми, организованно выходящих из подъезда и направляющихся туда, куда указывает стрелка с надписью «убежище».
Гражданская оборона, ну конечно… Значит - эвакуация? Война? Техногенная катастрофа? Откуда ей взяться посреди города, из которого последний завод убрали лет пятнадцать назад?
Мартин с натугой отодрал разбухшую за зиму раму – весна в этом году выдалась поздняя, и он до сих пор не открывал окна. Комнату сразу заполнил вой сирены. Стал слышен и другой звук - гул голосов, собачий лай, истерические крики, плач, и эту тревожную какофонию не могла заглушить даже не замолкающая ни на миг сирена…
Он высунулся из окна, стараясь рассмотреть «эвакуируемых». Ему тут же замахали, явно предлагая присоединиться ко всеобщему исходу. Спасибо, конечно, но мы пока пешком постоим…
В толпе выделялся долговязый, с волосами до плеч, парень, терзавший на ходу радиоприёмник с длинной блестящей антенной. Люди вокруг жались к нему, оттесняя друг друга, жадно вытягивали шеи.
Им-то хорошо, подумал Мартин. А тут, на третьем этаже, ни рожна не слыхать, даже и без треклятой сирены…
Что вообще происходит, а? Смартфон в ответ на движения дрожащих пальцев, высветил предложение зарядить батарею, после чего перестал подавать признаки жизни. Мартин выругался – зарядка, как назло, осталась на работе, в издательстве. Телевизора в доме нет, ноутбука тоже – в квартиру на Соколиной (любой, хоть немного более требовательный, не задумываясь назвал бы её бомжатником), он приезжал с единственной целью: нажраться. И, как следствие, полагал лишними любые устройства, сложнее кухонной плиты и унитаза.
А сирена всё выла.
Сверху навалился гулкий свистящий грохот. Мартин высунулся из окна – низко, над самыми крышами прошёл большой вертолёт. Судя по камуфляжной раскраске и бочонкам ракетных подвесок - военный. Люди внизу провожали вертушку взглядами, пока та не скрылась за крышами домов, уходя в сторону Измайловского парка.
…радио же!..
Он метнулся в комнату, по пути болезненно зацепившись плечом за косяк – похмелье давало о себе знать. Древний, обшарпанный (как, впрочем, всё в квартире) сервант, на полках под стеклом – выставка разномастных рюмок, чашек, графинов, блюдец. Он присел на корточки (организм отозвался на это приступом головокружения) и открыл нижнюю дверку.
Искомое нашлось почти сразу – серая коробка из серого рыхлого картона с приёмником «ВЭФ». Небольшой ящичек из чёрной пластмассы, перфорированная алюминиевая панель, скрывающая динамик, над ним - пёстрая шкала настройки и многочисленные верньеры. Когда он включал его в последний раз? Не в этом веке точно…
Мартин щёлкнул самой большой ручкой. Никакого эффекта – ну да, он же на батарейках. Облом? Стоп, кажется, тут было ещё и питание от сети…
Шнур с розеткой нашёлся в гнезде, скрытом на тыльной панели агрегата. Шкала тут же ожила, засветилась изнутри, вспыхнула встроенная в панель зелёная лампочка – никаких светодиодов, старая-добрая транзисторная аппаратура! В динамике засвиристело, завыло – атмосферные помехи, разумеется. Так, а где тут ФМ-диапазон?
После нескольких минут возни с настроечной шкалой дитя латвийской радиотехнической промышленности выдало нечто вразумительное.
«…необъяснимые аномалии, уже успевшие получить название «Зелёный прилив», отмечены практически во всех районах Москвы. Гигантские деревья и кустарники, с невероятной скоростью появляющиеся из-под земли прямо сквозь асфальт и бетон…»
…пш-ш… т-р-р… виу-виу…
….стремительно распространяется. Экстренно созданный городской штаб МЧС приступил к с эвакуации…».
…виу-виу… тр-р-р…пш-ш-ш -…
…оставаться опасно, поскольку аномальная растительность разрушает дома. Гражданам следует как можно скорее покинуть…."

Гигантские деревья? Аномальная растительность? Что за хрень?
…тр-р-р… пш-ш-ш…. пиу-пиу…
«…электро-и водоснабжение, телефонная и сотовая связь во многих районах выходит из строя. Подразделения МЧС пытаются оказывать помощь…
…не пытайтесь пользоваться автотранспортом – большинство городских магистралей перекрыты многокилометровыми пробками. Постарайтесь добраться до сборно-эвакуационных пунктов. Их расположение….»

Приёмник, пискнув напоследок, умолк Шкала и зелёная лампочка погасли, на лихорадочные щелчки ручек агрегат больше не отзывался. Мало того – свет отказывался включаться, что в комнате, что на кухне, что в коридоре.
…впрочем, в коридоре лампочка давно перегорела…
Мартин приоткрыл входную дверь - чуть-чуть, только чтобы выглянуть. И, первое, что увидел – соседку, запирающую дверь своей квартиры. Рядом с женщиной стояли две туго набитые сумки, ещё одна свисала через плечо. На лестнице слышались шаги – видимо, жители двух верхних этажей торопились присоединиться к всеобщему исходу.
- Кх-х-х… э-э-э… простите, у вас тоже света нет?
Женщина повернулась к Мартину – лицо заплаканное, волосы растрёпаны.
- Какой ещё свет?! Глухой что ль? По радио сказали – всем выходить из домов и поскорее выбираться из Москвы. И ты шевелись, а то так и накроет в одних труселях!
Мартин хотел спросить, что должно его накрыть, но организм подкинул неожиданную подлянку – вместо вопроса получилось только громко и мучительно икнуть. Видимо, причина такой реакции была написана у него на физиономии, потому что соседка отшатнулась и пробормотала, особо не скрываясь «алкаш бесстыжий…» и вернулась к своему замку.
Мартин машинально пошарил рукой по бедру и запоздало устыдился своего внешнего вида. Но женщина уже забыла о собеседнике - она справилась, наконец, с дверью, подхватила поклажу и ринулась вниз по лестнице.
…собственно, а он чего хотел? Сказали же специально обученные люди: связь и электроснабжение отключаются. Вот оно и отключилось…
Мартин прикрыл дверь, подтянул сползшие семейники и поплёлся на кухню.
Надо что-то предпринимать, это ясно. Но сначала – надо привести себя в сколько-нибудь пристойное состояние. Если, конечно, осталось чем.

К счастью, среди бутылок, украшавших кухонный стол нашлась едва початая. Мартин совершил героическое усилие, заставив себя кое-как одеться, и лишь после этого набулькал водки в гранёный стакан, притулившийся тут же, по соседству с пустой упаковкой из-под янтарной рыбки – нехитрая закуска, увы, истреблённая вчера подчистую. Жизнь сразу сделалась терпимее: отпустили стискивающие виски шипастые клещи, да и стены перестали покачиваться и подсовывать в самый неподходящий момент углы и косяки дверей.
Зато что-то изменилось за окном. Во-первых, умолкла, наконец, сирена, а во-вторых – стало сумрачнее. Словно небо, недавно ещё по-майски бездонное, внезапно затянули свинцовые грозовые тучи. И дело не ограничивалось нехваткой солнечного света –это ощущение пёрло из оконного проёма, давило на психику чем-то мрачным, безнадёжным… чужим. Сумраком, одним словом – в понимании иных писателей-фантастов.
Или это всё же похмелье?..
Он подошёл к окну – и сразу обнаружил источник тревожных перемен. Не было никаких туч, майская синева по-прежнему светилась в кроне старой липы. А вот само дерево стало, без преувеличения, неузнаваемым. Ещё вчера ветви его были подёрнуты свежепроклюнувшейся листвой, а смолистый дух, волной льющийся в открытую форточку, казалось, можно было резать ножом. Теперь же – ничего подробного: сухой, затхлый, какой-то мёртвый воздух; вместо весёленькой зелёной листвы – какая-то рыхлая чёрная плесень, свисающая фестонами с веток и на глазах – буквально на глазах, Мартин даже головой помотал, чтобы отогнать морок – расползающаяся по стволу и по сучьям. Знакомое с детства дерево стремительно превращалось в абстрактное изваяние, чёрную дыру в окружающем мире.
С остальными деревьями (двор считался зелёным) творилось то же самое. Кусты в придомовом палисаднике уже выглядели, как беспросветно-чёрные сугробы высотой в два человеческих роста, и люди, идущие мимо них (ручейки «беженцев» успели стать пожиже) испуганно жались к середине дорожке, изо всех сил стараясь не задеть, не потревожить зловещую черноту.
Мартин попятился, нашаривая ручку рамы – остро захотелось запечатать окно, чтобы хоть этим хрупким барьером отгородиться от зловещих непонятностей, творящихся снаружи. Он не заметил, кто из людей зацепил угольный «сугроб». Куст вдруг вспух чёрным облаком, захлестнув людей, идущих мимо. Спасаясь от неведомой напасти, те кинулись врассыпную – и один за другим задевали другие кусты, свисающие ветви, стволы деревьев. И каждое в свою очередь, осыпалось на беглецов чёрным пылевым дождём – нет, не дождём, настоящей лавиной!
Он, как заворожённый, наблюдал, как клубящаяся туча поглощает и мечущиеся внизу фигурки, и стену дома напротив и жалкие клочки синего неба, мгновение назад просвечивающие в переплетениях чёрных, словно руки обгоревших мертвецов, ветвей. Последней «среагировала» старая липа, и волна мрака хлынула в распахнутое окно, в лицо оцепеневшему от ужаса наблюдателю….
Оконное стекло жалобно зазвенело, по нему наискось пробежала трещина – с такой силой Мартин захлопнул створку. Ноги внезапно сделались ватными, и он уселся на табурет, едва не повалившись на пол.
Успел. В самый последний момент, но – успел.
За окном бушевала чёрная метель, а на подоконнике чернела россыпь чёрных точек.
Убрать? Стряхнуть на пол, стереть мокрой тряпкой? Нет уж, спасибо, я пешком постою…
…а ведь по радио о такой вот дряни не было ни слова. Всё больше о каком-то «Зелёном приливе», об аномально огромных деревьях. Или он просто не успел услышать, прежде чем вырубилось электричество?..
…нашарить бутылку, вылить остаток водки в стакан, выхлебать в два больших глотка. Гляди-ка – он так и оставался в руке… похоже, так и вцепился в него с того, первого опохмела. Хорошо хоть, не уронил, когда судорожно захлопывал раму…
Он вяло пошарил в холодильнике – бутылка, как и ожидалось, была последней. Стакан по-прежнему в ладони, хотя необходимости в нём не было уже никакой. Но – разжать пальцы, отпустить родимые шестнадцать мухинских граней оказалось выше его сил - Мартин держался за них, как за единственную знакомую и безусловную реальность.
Может, всё это лишь похмельные глюки? И отвратная чернота за окном, и загадочные сообщения по радио, и даже соседка с её неподатливым дверным замком?
…нет, товарищи дорогие. Не бывает таких глюков...
На кухне было совсем темно, хоть глаз выколи. Сумрачная метель, затянувшая двор, совершенно не пропускала солнечного света. Электричества нет, смартфон сдох – пришлось, роняя пустые бутылки, нашаривать на кухонном столе коробку спичек, наощупь добираться до серванта и, скидывая с полки какую-то мелочь, искать подсвечник, в котором с незапамятных времён торчали два оплывших огарка.
Запах горячего стеарина неожиданно принёс успокоение. Снаружи понемногу становилось светлее – зловещая пыль медленно оседала. Следовало подойти к окну, выглянуть наружу, но Мартин никак не мог заставить себя сделать это. Разыгравшееся воображение услужливо подсунуло картину двора, покрытого ровным слоем чёрной гадости. Повсюду – на капотах припаркованных машин, на качелях и горках детского городка, на неподвижных телах «беженцев», в беспорядке разбросанных то тут, то там…
…и водки, будь она неладна, не осталось ни глотка. Как жить дальше?..

Воображение не подвело. Всё, находящееся во дворе, действительно покрывал толстый налёт зловещей пыли. В том числе и людей – они валялись на земле среди беспорядочно разбросанный сумок, чемоданов, рюкзаков, кто ничком, кто навзничь, кто скрючившись, на боку, в позе эмбриона. Вот только мёртвых среди них, похоже, не было. То одно, то другое дело сначала начинало подёргиваться, потом – биться в судорогах, поднимая вокруг себя облачка чёрной мути. И, наконец, страдалец поднимался в рост – неуверенно, с третьей или четвёртой попытки, хватаясь за машины, ограды палисадников, а то и вовсе за стволы обглоданных неведомой чернотой деревьев. Вставал, покачиваясь – и деревянными шагами направлялись куда-то – явно, не туда, куда гнала беженцев сирена оповещения. Мартин машинально прикинул – «ожившие мертвецы» (сознание упорно отказывалось воспринимать их, как живых людей) все, как один, плелись в сторону станции МЦК «Соколиная гора».
Шли, не по-человечьи, словно киношные зомби: раскачиваясь на ходу, нелепо мотая свисающими, как плети, руками, не делая попыток подобрать брошенные вещи.
Вот один из зомби налетел на куст и увяз в путанице ветвей. Мартин с удивлением отметил, что «чёрного обвала» на этот раз не случилось – видимо, всё, что могло осыпаться, уже осыпалось и слоем покрывало теперь толстым асфальт и палисадники. Вон, даже видно, как при каждом шаге поднимаются тёмные облачка – но маленькие, не достающие даже до колена.
…а ведь уходить всё равно придётся. Кто его знает этот… Зелёный прилив, так, кажется, сказали по радио? Может, обещанные ненормально гигантские деревья как раз и должны проклюнуться как раз после чёрной метели? Или МЧСники попросту не знают об этой аномалии?..

Мартин решился выбраться из дома в половину одиннадцатого, если верить старенькому механическому будильнику. С начала захлестнувшего Соколиную Гору чёрного апокалипсиса прошло не меньше двух часов, и большая часть этого времени ушла на поиски чего-то, способного сделать предстоящее путешествие хоть немного безопаснее. Он уже понял, что зловредная пыль оказывает на организм действие, схожее с эффектом «зомбирования» – за неимением подходящего термина, Мартин решил пока называть его так. А значит – что? Правильно, надо позаботиться о том, чтобы чёрная мерзость не добралась ни до кожи, ни до глаз, ни до лёгких. Лучше всего, конечно, подошёл бы армейский комплект химзащиты – но их в доме не имелось. Противогаз, правда, когда-то был - но лет двадцать назад он собственноручно отправил его в ближайший мусорный контейнер – вместе со сварочными очками-консервами, которые тоже могли бы сейчас пригодиться.
…знать бы заранее…
После упорных поисков нашлись: три здоровенных полиэтиленовых мешка из-под цемента, резиновые сапоги, и защитные перчатки – не резиновые, хозяйственные, а тонкие, прозрачные, оставшиеся после отбушевавшей год назад пандемии. Нашёлся и относительно свежий, не высохший моток широкого скотча, и этой находке Мартин обрадовался больше всего. Что делать дальше - подсказали бесчисленные «коронавирусные» телерепортажи. Мешок с прорезанными дырами для рук и головы он натянул поверх одежды, двумя другими, разрезанными на куски двое, замотал руки и ноги, кое-как закрепив скотчем. На лицо наложил сложенную в несколько раз марлю, обильно смоченную водой, надел очки – самые обычные, с диоптриями – после чего, замотал голову шарфом, а поверх него, остатками полиэтиленовых полос.
Одежда, плотно, укутанная треклятой плёнкой, жарила немилосердно. Мартин постоял в прихожей, чувствуя себя полным идиотом в своём импровизированном ОЗК, пощёлкал зачем-то мёртвым выключателем, вышел на лестничную клетку и зашагал вниз, думая только о том, чтобы не навернуться по ступеням в своих неуклюжих «доспехах. Между вторым и первым этажом он вспомнил тот, старый плакат по Гражданской Обороне –женщина, перед тем, как покинуть дом, закручивает кран газовой трубы. Вернуться, сделать, как советуют умные люди? Незачем – что-то подсказывало, что сюда он больше не попадёт…
Лишь выходя из подъезда, Мартин обнаружил в своей руке ладони стакан.
…хорошо, когда в жизни есть что-то устойчивое, неизменное…

Верхушки несуразно огромных деревьев выглядывали из-за крыш домов где-то в районе Будённовского проспекта. С противоположной стороны они нависали над Северо-Восточной хордой и рельсами МЦК кудрявой зелёной стеной, не ниже иной двенадцатиэтажки. И останавливаться новорожденные гиганты не собирались – на глазах Мартина ясень, который он приметил в просвете между домами у самого окружного проезда, прибавил в высоту пару этажей. А дальше, к северу, примерно там, где находился измайловский Кремль, полыхало на половину неба изумрудное, с чёрными сполохами, сияние. При попытке задержать на нём взгляд, виски немедленно пронзала острая боль, ноги делались ватными, тело покрывал ледяной пот, и оставалось одно – старательно избегать даже мимолётного взгляда в ту сторону….
Здесь же – во дворах и вдоль 8-й Соколиной улицы – ничего похожего на гротескную растительность не наблюдалось. Мёртвые скелеты лип и тополей тянули к майскому небу свои корявые, навсегда почерневшие сучья. Попадались и «нетронутые» экземпляры – все в чёрных мохнатых лохмотьях, ожидающие лёгкого прикосновения, чтобы обрушить на неосторожного зловещую пылевую лавину. Но вызвать её было некому – большинство беженцев успели вовремя выбраться из поражённого неведомой напастью района, и лишь отдельные фигурки, нагруженные сумками и чемоданами, мелькали кое-где в проходах между домами.
Куда больше было других – кукольно переставляющих ноги, с безвольно свисающими руками и мёртвыми, как восковые маски, лицами. Эти выходили на Соколиную и плелись в сторону МЦК – не обращая внимания ни на что и даже не замечая препятствий. Если на пути попадалась брошенная машина или киоск – утыкались в него и долго пытались обойти, слепо тычась в преграду. Мартин имел неосторожность заглянуть в лицо одному из этих бедолаг - и испытал шок такой силы, что опомнился, лишь отбежав шагов на двадцать, и едва не угодив сослепу в сиреневый куст, сплошь покрытый лохмотьями неосыпавшейся пакости. Пустые, белёсые бельма глаз; серая в крошечных чёрных точках кожа; застывшие, ничего не выражающие черты, словно сведённые параличом – ни подёргивания уголка губ, ни дрожи века, ни даже шевеления крыльев носа, словно владелец его не дышит вовсе.
…а, может, и правда, не дышит? Кто его знает, а вот он, Мартин, того гляди, задохнётся в своём самопальном «костюме биозащиты». К тому же чешется повсюду, та так, что впору выть волком. Струйки горячего пота сбегают по спине, по бокам, бельё давно пропитано им насквозь. Нет уж, если кому охота – пусть возятся с «зомби», а ему пора выбираться из «чёрной зоны» деревья так деревья – там, по крайней мете, можно содрать с себя осточертевшую амуницию…
Он огляделся. Пойти к Будённовскому проспекту? Отчего-то туда его категорически не тянуло – стоило только представить мостовую, забитую вопящими людьми. В противоположную сторону, в Измайлово, вслед за «зомби»? Ищи дураков на Поле Чудес. Добраться до МЦК - и на север, по рельсам? Тоже не годится: примерно в той стороне полыхало изумрудно-чёрное зарево. Оно, правда, сделалось поменьше и лишь изредка выбрасывало вверх одиночные сполохи – но доверия это направление может вызвать разве что у личности насквозь суицидальной…
Оставался один-единственный разумный вариант. Мартин доковылял до эстакады, постоял немного, глазея на стену великанских деревьев, рвущихся к небу за рельсовым полотном. После чего – перебрался через невысокое ограждение и зашагал по шпалам на юг, в сторону Шоссе Энтузиастов.
Гранёный стакан он по-прежнему сжимал в кулаке.

+2

2

II
2054 год, осень.
Московский Лес,
ГЗ МГУ.

«Сегодня гостья студии "Слова для Леса и Мира" очаровательная Франа Монтанари. Вернее сказать - мы представляем вам запись беседы с ней, сделанную ранее. Сама же Франа в данный момент уже на пути в прекрасный и загадочный Московский Лес.
- Добрый день, Франа, как настроение?
- Buon giorno, Евгений, прекрасно.
- В прошлый раз мы говорили с вам об эЛ-А. Давайте же продолжим обзор Лесных Патологий.
- С удовольствием.
- О Зелёной Проказе ходит множество слухов, от восторженных - она, дескать, чуть ли не как панацея, исцеляет прочие болезни, вплоть до самых пугающих...»

Яков Израилевич перевернул страницу. Читать дальше не хотелось. Что, в самом деле, ценного (в профессиональном плане, разумеется) можно извлечь из интервью на популярном телешоу с претензиями на интеллектуальность? Если ты, конечно, не домохозяйка в глухой саксонской дыре вроде Карл-Маркс-Штадта. Впрочем, сейчас он, кажется, называется, как-то иначе. Хёмниц, Кемниц…
Да и наплевать.
«Вестник Биофака» - издание солидное, с репутацией, несмотря на ничтожный тираж в три-четыре сотни экземпляров. Говорят, за МКАД его тонкие книжицы, отпечатанные на скверной серой бумаге на примитивном ротаторе считаются чуть ли не библиографической редкостью – в среде понимающих людей, разумеется. Во всяком случае, стажёры и аспиранты, которых регулярно присылают для прохождения практики, стараются увезти с собой десяток-другой экземпляров. А с тех пор, как доцент кафедры экспериментальной микологии пошёл на поводу у завкафедры ксеноботаники профессора Адашьяна согласился публиковать по нескольку страничек из своего «определителя Фауны Московского Леса» - с карандашными рисунками и комментариями тех, кому посчастливилось иметь дело с образцами этой самой фауны. Или, наоборот, не посчастливилось.
Резоны заведующего кафедрой можно было понять: в негласном рейтинге Биофака не последнюю роль играло то, сколько страниц очередного выпусках «Вестника» занимают материалы, предоставленные той или иной кафедрой. А вкладки со скверными фотокопиями страничек «Определителя» (большего университетская типография с её антикварным оборудованием потянуть не могла, а печатать «Вестник» за МКАД заведующий Московским Филиалом отказывался категорически) быстро стали чуть ли не главной достопримечательностью выпусков. Кое-кто уже начал их коллекционировать, а Серёга-Бич как-то упоминал, что на Речвокзале и ВДНХ выпуски «Вестника» стабильно прибавляют в цене, и кое-кто из посредников, например, знаменитый владелец «Старьё-Бирём» Рубен Месропович Манукян (известный больше, как Кубик-Рубик) даже стал принимать заказы из-за МКАД на очередные номера.
Так что, оставалось только удивляться – зачем отводить аж два полных разворота на никчёмный, в общем-то, материал, простое повторение прописных истин? Может, дело в том, что главное действующее лицо, та самая итальянская исследовательница, в данный момент находится здесь, в ГЗ – и отнюдь не в роли простой экскурсантки?
Яков Израилевич вздохнул и перевернул страничку. Хочешь-не хочешь, а читать приходилось – Профессор Адашьян не зря отпустил туманный намёк, что госпожа Монтанари вскорости может посетить кафедру. А за ней - опять же, если верить слухам - стоят весьма солидные спонсоры. И средства из их фондов весьма пригодятся кафедре ксеноботаники, развернувшей в последнее время несколько новых исследовательских программ…
Так что – читайте, доцент Шапиро, знакомьтесь с образом мыслей будущего визави, и не чирикайте. Не в той вы, дорогой коллега, должности…

«…несмотря на пугающее название, Lebbra Verda, Зелёная Проказа, не имеет никакого отношения к своей грозной «тёзке». Более того, она даже не является Лесной патологией. Это своего рода комплекс болезненных проявлений - утрата социализации, навыков речи и повседневной деятельности, резкие изменения моторики организма – который возникает у людей, живущих за пределами Леса, но при этом злоупотребляющих его продуктами. Точнее - препаратами, созданными на основе этих продуктов. Не секрет, что существует целая индустрия, не всегда легальная, использующая компоненты, импортируемые из Леса. И если в некоторых случаях, - парфюмерия, косметика, официальная фармацевтика - препараты проходят апробацию, то чёрный рынок не preoccuparsi , как это... не за-мо-ра-чивается побочными эффектами. Речь не идёт непременно о наркотиках. Афродизиаки, стимуляторы, иммуномодуляторы... Однако, по большому счёту, Зелёная Проказа - не что иное, как тяжёлая форма абстинентного синдрома.
- Вы хотите сказать, что Лес подсаживает людей на свою иглу?
- Grossomodo ma vero. Как и в случае с Лесной Аллергией, мы имеем дело с отсутствием у обычных людей резистентности к продуктам Леса. Однако, если при эЛ-А это абсолютное неприятие, rigetto, отторжение, то Проказа, напротив, формирование зависимости. Известно, что она проходит быстро и безболезненно, стоит поражённому организму оказаться в Лесу.
- Насколько я понимаю, существуют серьёзные осложнения...
- Евгений, вы снова употребляете клинические термины. Это не осложнения, это consequenze, adattamento . Организм меняется для жизни в новых условиях. Certo, со стороны эти изменения могут выглядеть непривычно. Да, зелёная кожа, разрез глаз, - и это только лёгкая форма мутации. Но это не нарушает функций организма, напротив, modificaro, улучшает его в соответствии с требованиями среды.
- И лечение за пределами Леса невозможно?
- Dio mio! Снова «лечение». Именно от этого отношения возникают те отвратительные явления, которые мы наблюдаем в обществе. Вы знаете, что в Южной Америке существуют целые лагеря для dei Verdi, «зеленушек» - по-русски так просторечно называют людей с проявлениями Проказы? Их пытаются именно лечить, per forza, насильно. Честнее в таком случае даже как в США - отправлять в Лес поголовно. Я понимаю, что Манхэттен - не лучшее место для жизни, но принудительное заключение - это assolutamente barbarie, fascismo.
- Политика ворвалась в нашу беседу. Так что же происходит с... эээ... зеленушками, оказавшимися в Лесу, кроме выздоровления? Я имею в виду те случаи, когда изменения заходят достаточно далеко.
- Вы говорите о так называемых «аватарках». Увы, Евгений, но здесь я не могу выступать экспертом. Моя стажировка, как вы помните, проходила в стенах МГУ, и я была лишена возможности личного общения с такими людьми. Вот теперь, когда у меня будут полевые исследования, я всё узнаю и, обещаю, по возвращении всё расскажу…»

Дочитав до этой строки, Яков Израилевич скривился, словно откусил лимон. И почему любой учёный-замкадник, сумевший выбить грант на работу в Лесу, нисколько не сомневается, что именно ему суждено осчастливить страждущее человечество поразительными открытиями? Как будто те, кто годами сидят в стенах Главного Здания, и не могут выйти хоть на пару десятков шагов наружу (Эл-А, будь она неладна!) мышей тут не ловят! Посмотрел бы он, доцент Шапиро, чего добьются эти импортные «умники и умницы», не будь у них под ногами твёрдого фундамента, заложенного десятками лет работы Московского Филиала! Но нет: рвутся, едут, спешат ошеломить провинциалов грандиозными планами – а потом убывают несолоно хлебавши, и хорошо, если без серьёзного ущерба для организма. Хотя к сеньорите Монтанари это относится в меньшей степени – она уже стажировалась в Московском Филиале а, следовательно, имеет некоторое представление о реалиях как Леса, так и научного коллектива, обосновавшегося в ГЗ…

«…стоит упомянуть о другой стороне Лесной зависимости – о Зове Леса. Академически говоря, именно он есть полная противоположность Лесной Аллергии. Люди с эЛ-А не могут жить в Лесу, люди с ЗЛ не могут жить вне Леса. Однако, проявления его совершенно иные. Аллергия, как мы уже говорили, вызывает соматическую реакцию организма - удушье, кожные поражения, e cosi via . В свою очередь, Зов действует на уровне психики. У людей, пытающихся покинуть Лес, возникают сильнейшие головные роли, глубокая, вплоть до попыток суицида, депрессия, в отдельных случаях – признаки разрушения личности. Как и в случае Лесной Проказы, всё это почти мгновенно исчезает при возвращении в Лес. Однако, как и эЛ-А, Зов может быть разной степени тяжести; при самой тяжёлой форме патологии развиваются при пересечении МКАД, страдающие же лёгкой формой могут удаляться от Леса на десятки, в отдельных случаях, сотни километров. Главное, что следует отметить, - Зову Леса в той или иной степени подвержены все, кто прожил на его территории больше двух лет.
Самая же неприятная особенность Зова Леса заключается в том, что он, как и Проказа, может выработаться за пределами Леса у тех, кто принимает произведённые из лесных компонентов препараты – лекарства, наркотики, БАДы. В сочетании с Лесной Аллергией это обрекает человека на жалкое существование в пределах узкой, в несколько километров территории, в варианте Московского Леса - по контуру МКАД.
- Ходят слухи, что средством для выработки сопротивления Лесной Аллергией может служить секс с теми, у кого имеется к ней иммунитет. Верно ли это и в случае других лесных патологий?
- Евгений, не верьте шарлатанам. К сожалению, в науке их предостаточно. Есть люди падкие на гранты. А суеверий внутри самого Леса - великое множество. Во время работы в МГУ меня обещали познакомить с одним molto straordinari  персонажем. Говорят, он настоящий ко-ло-дезь историй о Лесе. Точнее, даже познакомили. Ahime , по некоторым причинам, наше общение не смогло быть достаточно продуктивным.
Но неважно. Перед тем, как попрощаться, я снова хочу повторить самую важную вещь, в которой я уверена: все так называемые Лесные Патологии имеют один источник. И его секрет я намерена раскрыть…»

Яков Израилевич с трудом справился с накатившим раздражением. Раскрыть она намерена, вот как! А ведь речь идёт о загадке, на д которой учёные Филиала бьются далеко не первый год. Нет, но до чего наглая девица! Одно хорошо - в Лесных болячках разбирается, на весьма приличном уровне. Некоторые нюансы, содержащиеся в тексте, позволяют уверенно об этом говорить. Хотя, конечно, проверить не помешает…
Скрипнула входная дверь.
- Вon giorno, signore!
Женский голос – нет, не голос, а чарующее, подлинно итальянское сопрано, при звуках которого перед глазами немедленно возникает знойное неаполитанское побережье, оливковые рощи на крутых склонах, античные руины и черноволосые смуглые красавицы. Яков Израилевич от неожиданности закашлялся и повернулся, едва не опрокинув вращающийся лабораторный табурет - внешность гостьи полностью соответствовала её голосу.
- Здра… - то есть, бон джорно, сеньорита Монтанари. Счастлив приветствовать вас во вверенной моим заботам… э-э-э… лаборатории Факультета Биологии Московского государственного Университета!
Гостья из солнечной Италии никак не отреагировала на выданный завлабом казённый оборот. Она яркой бабочкой впорхнула в комнату и защебетала, мешая русские и итальянские слова, и Якову Израилевичу понадобилось немало усилий, чтобы как-то вклиниться в этот поток и выставить прочь любопытствующих, по одному просачивающихся в кабинет. Последним за дверь вышел Умар. В отсутствие Бича сильван вполне обжился в лаборатории - выполнял мелкие поручения за пределами ГЗ, а заодно - проходил с помощью сотрудников лаборатории ускоренный курс наук, потребный для поступления на подготовительное «Лесное отделение» отделение университетского колледжа. Особенно усердно помогали ему молоденькие лаборантки, одна из которых, прежде чем покинуть кабинет завлаба, смерила итальянскую гостью вызывающе-ревнивым взглядом.
Уже через пять минут выяснилось, что сеньорина (что вы, зовите меня просто Франна, я уже привыкла…), счастлива представившейся возможности поработать в лаборатории экспериментальной микологии, поскольку надеется проверить одну свою гипотезу. И не будет ли глубокоуважаемый signore Шапиро столь любезен, что ответит на несколько её, Франны Монтанари, вопросов. Для начала: не объяснит ли signore, как именно получены результаты, на которые он ссылается в своей статье, опубликованной в…
Яков Израилевич тяжко вздохнул и приготовился объяснять.
***
- Слыхали новость, Лавр Фёдорович? Наша  Франа времени зря не теряет, Доцент Шапиро подал Адашьяну план-график исследовательских работ на ближайший квартал. Тема сеньориты Монтанари - в числе приоритетных. Даже выходы в Лес, на полевые исследования предусмотрены! Предупреждал я: наплачемся мы с этой замкадной профурсеткой…
Симагин поморщился. Он не терпел упоминаний о собственных промахах. Но, увы, доцент Семибоярский прав – он действительно предупреждал. Мало того: буквально умолял патрона отнестись к бывшей аспирантке терпимее, не создавать проблем на пустом месте.
Заведующий лабораторией едва сдерживался, чтобы не наорать и на Семибоярского, и на лаборантку Зоечку, испуганно забившуюся в угол, и на аспиранта Петрозаводского, бочком пробирающегося к двери в коридор - тяжёлый характер завлаба был хорошо известен сотрудникам. Это его-то, профессора Симагина, амбиции – пустое место? Но кто ж мог подумать, что итальянская гостья, оттрубившая в симагинской лаборатории без малого пять месяцев, вернётся назад не просто с громадьём собственных (тоже, надо заметить, весьма амбициозных) планов, но и имея за спиной солидное финансирование. И вдобавок, его  источником был тот же фонд, что оплачивал две трети проектов самого Симагина, поскольку у узколобых идиотов из Научного Совета средств не нашлось. Приходилось искать поддержки на стороне, и профессор её нашёл – в виде грантов одного из частных фондов, зарегистрированных в Сан-Франциско.
Увы, в Московском Филиале с подозрением относились к любым организациям, так или иначе, связанным с Церковью Вечного Леса – репутация у этой организации, была, мягко говоря, неоднозначной. А спонсор Симагина был её «дочкой» и нисколько этого не скрывал. К тому же, фонд вёл свои дела этот в полном соответствии с заветами старика Сороса, по слухам – одного из учредителей ЦВЛ, и ни на минуту не оставлял своих подопечных без внимания.
Любопытно, подумал профессор, верны ли другие слухи, согласно которым дряхлый венгерский упырь жив до сих пор – причём исключительно благодаря геронтологическим снадобьям, разработанным в Московском Лесу? Но, так или иначе, представители фонда регулярно наведывались в Московский Филиал, вникали во все детали работы лаборатории и мягко, но достаточно навязчиво подталкивали Симагина в определённом направлении. В итоге, профессор и сам не заметил, как лаборатория, заточенная исключительно под генетические исследования, чем дальше, тем глубже переориентировалась на совсем иную проблематику. И у профессора были все основания полагать, что очаровательная синьорина Монтанари вольно или невольно выполняет роль очередного эмиссара. Нет, вряд ли она прислана сюда в качестве проверяющего. Скорее, дело в теме её исследований – видимо, фонд (читай – ЦВЛ) серьёзно в них заинтересовано и теперь хочет, чтобы Симагин отработал полученные деньги, оказывая итальянке всяческую поддержку.
И надо же было ему повздорить с итальянкой! Нет, она, конечно, сама виновата: не следует говорить с профессором, человеком заслуженным, признанном в научном мире, в такой бесцеремонной манере. Фонды там, или не фонды – простой вежливости ещё никто не отменял, да и субординации тоже. Раз уж приехала работать – изволь снова вливаться в коллектив, продемонстрируй уважение, понимание научной субординации и дисциплины - и вот тогда, тогда…
Увы, у сеньориты Франы оказалось своё мнение по этим вопросам, и скрывать она его не собиралась. Последовал получасовой разговор на повышенных тонах, закончившийся громким скандалом со взаимными обвинениями в научной слепоте и бездарности. После чего гостья удалилась, громко хлопнув дверью, заявив напоследок, что она и сама найдёт тех, кто поможет ей в работе.
И вот, пожалуйста – нашла.
Дурную новость принёс доверенный помощник профессора, доцент Семибоярский. Начисто обделённый способностями учёного-исследователя, он компенсировал этот недостаток недюжинным талантом к подковёрным интригам, а так же обширными связями – ив ГЗ, в сугубо университетской среде, и за МКАД и даже среди лесовиков. В том числе, и такими, о которых доцент предпочитал не упоминать, а профессор – не спрашивать. И стоит ли удивляться, что именно Семибоярский принёс известие о том, что сеньорита Франа отыскала единомышленников не где-нибудь, а на кафедре ксеноботаники, под крылышком профессора Адашьяна, с которым у Симагина были давние счёты, и не одни только научные?
Положительно, с этим надо срочно что-то делать. А пока – не стоит демонстрировать, как сильно задело его предательство бывшей аспирантки – чего доброго, прочие сотрудники расценят это, как проявление слабости. Допустить такого в собственной лаборатории Лавр Фёдорович, разумеется, не мог. А потому, он кивнул помощнику на дверь кабинета – высоченную, двойную, с узким тамбуром, обеспечивающую идеальную звукоизоляцию.
Предстоял непростой разговор.

Отредактировано Ромей (22-11-2020 21:10:17)

+1

3

III
2054 год, осень
Московский Лес,
Ходынская улица.

Пышный рыжий хвост с белым кончиком мелькнул в низко нависших над поляной ветвях  - и исчез, будто его никогда не было. Виктор помахал на прощание и покрутил в руках посылку. Узкий футляр в форме цилиндра, длиной был изготовлен из обычной бересты. Он зажал футляр под мышкой обрубка руки и попытался откупорить второй, здоровой. Крышка сидела крепко.
- Лешачья работа. – объяснила Ева. Она бесшумно подошла сзади и обняла своего мужчину за плечи. – Яська доставила?
- Кто ж ещё? Другие здесь не ходят.
Из всех почтовых белок о местонахождении Норы, двухэтажной кирпичной башни, возведённой ещё в девятнадцатом веке и неведомо как сохранившейся в кварталах, прилегающих к Белорусской железнодорожной ветке,   знала лишь одна. Она числилась  доверенным курьером егерей, к ней обращались, когда требовалась особая конфиденциальность. А кроме того – она была дочерью Хранителя Норы. История эта стоила приключенческого романа. Несколько лет назад у дочери отставного спецназовца  Виктора Чередникова диагностировали неоперабельный рак. Отец отказался принять неизбежное и обратился своему к давнему приятелю – обитателю Московского Леса. Тот откликнулся и прислал нужное лекарство – но оно, как как это нередко случалось с лесными снадобьями, оказалось хуже болезни: взамен побеждённого рака девушка обзавелась Зелёной Проказой.  С этого момента судьба несчастной была предопределена: изоляция в спецсанатории, постепенное превращение в «зеленушку», и - участие в медицинских экспериментах в роли подопытной крысы.
Бывший спецназовец и тут не смирился.  Он снова обратился к своему другу с просьбой забрать дочь в Лес, где, по слухам,  у неё был шанс избавиться от недуга.
Дело было непростым, не под силу обычному фермеру или челноку. Однако, друг Виктора был известен под прозвищем «Бич», и имел репутацию человека, способного справиться с проблемой любой сложности. Он переправил девушку за МКАД, где та присоединилась к «аватаркам» - бывшим жертвам Зелёной Проказы, а потом и к «почтовым белкам». Эти девчонки (все, как одна, рыжеволосые, зеленокожие и отличающиеся чрезвычайной ловкостью) сделали своей профессией доставку депеш, писем и мелких посылок по всему Лесу. Ярослава (в Лесу её имя сократили до «Яськи») вскоре завела дружбу с Бичом – девчонке было невдомёк, что егерь опекал её, в память давней дружбы с Виктором. Сам же он никак не мог помочь дочери – вырывать Яську из рук санитаров и сопровождавших их полицейских пришлось буквально с боем, так что следующие несколько лет Яськин отец провёл на нарах. И если бы не ещё одна история, способная стать сюжетом уже не приключенческого романа, а полноценного фильма ужасов – не видать ему дочку, как своих ушей. 
Но жизнь распорядилась иначе. Теперь он Хранитель Норы и, по совместительству – супруг самого уважаемого среди егерей медика. Который – вернее, которая – как раз и обнимала его сейчас за плечи, сопровождая этот жест игривым покусыванием за мочку уха.
Ева бесцеремонно завладела футляром.
- Не видишь, что ли – запечатано, залито воском! – сообщила она, осмотрев посылку. – А вот и печатка оттиснута, видишь?
Действительно, зазор между крышкой и цилиндром был заполнен желтоватой массой, на которой отпечатался силуэт дерева. Дуб, подумал Виктор. Или ясень. Или, может быть, граб. Лешаки обожают деревья с широкими, развесистыми кронами, и огромные, по плечо иной сталинской высотке. Таких великанов можно сыскать только в Лосинке, на Воробьёвых горах, да в обожаемом всеми лешаками  Терлецком урочище.
Тем временем женщина, орудуя ножом, освободила крышку от воска и вернула футляр Смотрителю.
- Давай уже, откупоривай!
Видно было, что ей не терпится взглянуть на содержимое.
- Сама, что ли, не могла?
- Мне не положено. – вздохнула Ева - Лешаки шлют такие послания в особо важных случаях, и ломать их печать может только адресат.
- Так мы же одни. Кто увидит?
- В Лесу никто не бывает один. – отрезала женщина.  - Разве что, под землёй  - в метро ещё где-нибудь. Да и то… в общем, хватит спорить, открывай уже!
В футляре оказался берестяной свиток. Виктор извлёк его, неловко орудуя пальцами единственной руки, и протянул жене.
- Разрешаешь?
- Зачем спрашиваешь? Будто мне есть, что от тебя скрывать!
- Порядок такой. – Ева развернула бересту.  - Говорю же: лешаки крайне чувствительны к таким вещам. Свиток предназначен тебе, но если ты не против, я тоже могу прочесть. Они не обидятся.
Виктору покачал головой. Усвоить тонкости здешнего этикета было непросто. Во всяком случае, за те два с небольшим месяца, что он успел прожить к Лесу.
- О, как! – на лице женщины проступило изумление. – Ты только прочти, что они тебе предлагают! Вот уж не ожидала…
Виктор принял свиток. Тёмные буквы, похожие на руны, отчётливо выделялись на светлом фоне. Они были не написаны чернилами или тушью – скорее выдавлены в мягкой бересте.
- Пальцем процарапано. Видал, какие пальцы у лешаков? Те же сучки. – прокомментировала Ева. – На древних грамотах, которые из новгородских раскопок, точно так же писали. 
- Пальцами?
- Сучками. Или особыми палочками - «стилос» называется, это по латыни. Да ты не умничай, а  читай, тебе понравится. А я пока побегу шмотки укладывать.
- Это кто ещё умничает… - попытался протестовать Виктор, но Ева его уже не слушала – упорхнула в дверь, не забыв бросить через плечо: «пять минут на рефлексию, и собирайся!»
Через полтора часа он запер единственную дверь и вышел на поляну перед зданием.  Пёс уныло плёлся по пятам. Морда его выражала крайнюю степень собачьего недовольства -  как ни вилял бедолага хвостом, как ни ластился к хозяину, тот безжалостно оставил его сторожить Нору.
- Побудешь вместо меня на хозяйстве, зверюга. – сказал на прощание Виктор. – Кого пускать, кого гнать прочь – сам, небось знаешь. А полезешь в клетку к курам – не посмотрю, что друг,  отвожу по загривку. Живности вокруг предостаточно, не отощаешь…
Пёс состроил умильную морду: «Что ты, хозяин, и в мыслях не было!» Куры же в вольере заквохтали, зашумели – явно почуяли неладное.
- Да они у тебя сами с голода передохнут. – заявила Ева. Она нетерпеливо барабанила пальцами по прикладу висящего на шее карабина. – Раньше, чем через неделю, не вернёмся, кто кормить будет?
- Я им пшена сыпанул от души.  – подумав, сообщил Виктор.  - Поилка тоже полная, на неделю должно хватить.
Ты мой хозяйственный… - она потрепала его по щеке. Ладно, будем на Белорусском - пошлём белку кому-нибудь из наших. Куры-курами, а нехорошо оставлять Нору без присмотра надолго.
- Думаешь, можем задержаться? – встревожился Виктор.
- Вряд ли. Если, конечно, не будем время терять на всяких там несушек…
- Вот запросишь омлета -  я тебе это припомню. – посулил Хранитель Норы. Он закинул на плечо рюкзак, пристроил поудобнее чехол с обрезом двустволки и вслед за женой направился в просвет между заросшими ползучими лианами и проволочным вьюном пятиэтажками.  Вдогонку им обиженно, по щенячьи,  тявкнул Пёс.
***
Московский Лес,
Белорусский вокзал.

Из всех путей в порядке содержался один – крайний, сквозной, примыкающий к жилым кварталам – по нему дрезины могли проскакивать под путепровод Ленинградского шоссе и следовать дальше, на север. Хоть Лес  и пощадил  прочие вокзальные сооружения, не стал взламывать их прорывающимися сквозь асфальт и бетон древесными гигантами, но всё остальное – козырьки над перронами, фонарные столбы, обглоданные непогодой киоски - старательно затянул сплошным пологом проволочного вьюна, ползучих лиан и прочей вьющейся флоры. В относительной сохранности осталось только само здание вокзала – вернее его внутреннее убранство.
- Ну что, послала белку? - спросил Виктор. Они устроились на рюкзаках, в стороне от рядов металлических каркасов, бывших когда-то креслами зала отдыха – спинки и сиденьях сиденья давным-давно сожрала пластиковая плесень, оставив на их месте рыхлые космы.
- А как же! – ответила, потягиваясь, Ева. – Яська, правда, не отозвалась, но я и не ожидала.
А кому?
- Вернеру, Уочиви… - начала перечислять докторша.  – Дяде Вове тоже, хотя он, скорее всего, сейчас с  Бичом, в Соколиной Обители.
- Конференция? – понимающе кивнул Виктор.
- Она. Честно говоря, не верила я в эту затею. Собрать за одним столом друидов, путейцев и аватарок – это из области фантастики.
- А вот Бич собрал. Хотя, строго говоря, это заслуга не его, а золотолесцев. Это они убедили друидов не просто принять участие, а предоставит одну из своих обителей в качестве площадки для переговоров.
- Зато именно он поднял тему, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. – возразила женщина. – Если бы не бумаги, которые он раздобыл в МИД-овской высотке – хрен бы кто согласился на это толковище. Убедить лесовиков в том, что пришла пора что-то решать совместно, а не поодиночке  - задачка, знаешь ли, нетривиальная...
Она знала, что говорит. Прежде чем рассылать депеши с предложением собрать обще-лесную конференцию, Бич обсудил эту идею с прочими егерями. Обсуждение, как нетрудно догадаться, состоялось в Норе, и Ева приняла в нём живейшее участие. Виктор тоже присутствовал, но, по большей части отмалчивался – знания политических реалий Леса не позволяли новому Хранителю принять сколько-нибудь деятельное участие в беседе.
- Куда сейчас двинем? – сменил тему Виктор. – К Савёловскому, и далее по МЦК,  через Сокольники?
Это был кратчайший путь до Измайловского парка, в глубине которого притаилось Терлецкое Урочище. Автор послания, лешак Гоша, собирался ждать его с Евой на одной из платформ МЦК.
Вот уж нет! – Ева решительно мотнула головой. – Конечно, по случаю конференции объявлено перемирие, но кто их знает, этих аватарок? В северных кланах хватает отморозков, и меня вовсе не греет перспектива получить стрелу в живот только потому, что кто-то решил поиграть в самостоятельность. Егеря, конечно, с аватарками не ссорятся, но в засаде – кто будет разбирать?
О междоусобицах, раздиравших порой сообщество аватарок, было известно всем. Как и о вражде между зеленокожими обитателями Лосинки и путейцами,  хозяевами железнодорожных магистралей Леса. Нападения на дрезины, пытающихся проехать насквозь дремучую чащобу, в которую превратился парк Сокольники, были, увы,  в порядке вещей.
Виктор встал, потянулся. Хотелось пить. Он поискал глазами пожарную лозу, нашёл. Дотянулся до полупрозрачного нароста на водянистом стебле, надкусил - вода немедленно хлынула в рот.
«…хорошо всё-таки устроено в Лесу: в любом помещении, всегда можно отыскать несколько таких стеблей, и всегда в них есть вода – прохладная, вкусная, почти родниковая. один-два стебля. И пожара не случится – учуяв близкий нагрев, наросты этого удивительного растения лопаются, заливая очаги огня водой. Именно из-за этого в давние дни Зелёного Прилива Москва и не превратилась в один огромный костёр – стебли пожарной лозы захватывали дома чуть ли не скорее гигантских тополей и лип, взламывающих асфальт мостовых…»
- Так аватарки всё-таки прислали своих представителей в Соколиную Обитель?
- Прислали, куда они денутся… - ответила Ева. - Раз уж друиды взяли это мероприятие под своё крыло – глупо было бы отказываться.
- А кто там ещё будет?
- Путейцы, сетуньцы. Золотолесцы – эти в каждой бочке затычка. Из старейшин челноков кто-то явился, у них свой интерес, торговый. Ещё – Коля-Эчемин из Нагатинского затона, от речников. Ну и Пау-Вау, конечно, им там рукой подать. 
- А из Древобашни кто-нибудь придёт? – поинтересовался Виктор. Накануне ночью, после долгих занятий любовью, Ева немало порассказала ему об основных группировках Леса.
- Вот уж без кого обойдёмся!  - женщина фыркнула, сразу сделавшись похожей на рассерженную кошку. 
- А лешаки?
-Тоже не придут. Вроде, их интересы будет представлять Бич.
- Они так доверяют вам, егерям?
- Не вам, а нам. Пора бы уже привыкнуть, что ты – один из нас.
В стороне платформы раздался протяжный гудок. Ева  встала, привычным жестом повесила на шею карабин. Виктор одной рукой поднял рюкзак – тяжёлый, чёрт! – и накинул лямку на плечо.
- Ну что, пошли?
- Пошли. Только сначала надо дождаться белку.
- Ещё одну?
- Ага. Хочу отправить записку «партизанам». Помнишь таких?
Их забудешь… хмыкнул Виктор. – С чего это они тебе  занадобились?
- Слышала, они сейчас в Крылатских холмах, охотятся на слонопотамов. Там, видишь ли,  растёт один ценный корешок – мой запас на исходе, а самой туда отправляться недосуг.
- Корешок? Что за срочность?
- А вот доберёмся до Терлецкого урочища – узнаешь.  – многообещающе ухмыльнулась Ева. - Не хочу тебя пугать, дорогой,  но вскорости тебе понадобятся самые сильные из моих снадобий…
***
Московский Лес,
Крылатские холмы.

- Тихо бойцы! - прошипел Чекист. - Спугнёте – втянет башку, и хрен мы его тогда достанем! Видите, у него на морде щиток? Это чтобы дырку от шеи закупоривать…
Егор кивнул – лоб пасущегося на поляне создания украшал щиток, набранная из костяных  пластинок. Точно такие же, разве что, покрупнее, составляли  огромный, не меньше двух метров в диаметре,  полусферический панцирь, стоящий на четырёх коротких ногах-тумбах. Из выреза спереди высовывалась недлинная толстая шея, увенчанная похожей на черепашью головой. С противоположной стороны имел место короткий, в форме морковки хвост – тоже сплошь защищённый роговыми кольцами.
- Слышь, Студент, как же его брали эти… недертальцы?  - шепотом осведомился Мессер. – Сам же говорил: его броню ни картечь не возьмёт, ни турбинка из гладкоствола. А они  - с топорами да копьями!
- Неандертальцы. – поправил Егор. – Читай книжки, боец, в жизни пригодится. Что до наших доисторических предков, то они действовали по-другому. Дожидались, когда глиптодон закупорится в своей скорлупе, потом опрокидывали на спину и прикалывали. Это сверху у него броня, а брюхо-то мяконькое…
Узнав, что «партизаны» собираются поохотиться в Крылатских Холмах на знаменитых тамошних слонопотамов, Егор не раздумывая, напросился с ними. И даже одолжил у Бича подходящее оружие –штуцер-вертикалка под патрон 450 «Нитроэкспресс». Выпрашивать у егеря его драгоценный коллекционный дриллинг-бюксфлинт  «Holland & Holland» он не решился. И теперь, разглядывая ползучий блиндированный холм, сожалел о своей деликатности: остановить миоценового гиганта представлялось возможным только из этого чудовищного слонобоя. За неимением, разумеется,  противотанкового ружья или гранатомёта.
- Гонишь, Студент!  - заспорил Мессер, в свою очерель, оценивший габариты «дичи». - Как его опрокинуть, тут тонны две, не меньше!
- Рычагами. Брали жерди покрепче и подваживали. Да и выбирали, небось, особей помельче, а не таких громадин!
- А для людей глиптодоны опасны? – поинтересовался Чекист. Как командир, он старался проявлять заботу о вверенном личном составе.
- Разве что, наступит сослепу. Сами видите – зверюга медлительная неповоротливая, вроде нашего броненосца. И жрёт только траву да ветки. У неё основная тактика – оборонительная:  закупориться в панцире и ждать, пока противнику не надоест его караулить.
- А если не надоест?
- Хищники обычно днём прячутся по своим логовам. – подумав, ответил Чекист. - Или ночью, если дневной образ жизни. Так что ждать не так уж и долго – часов пять-шесть, от силы. А зверюга пока выспится и снова будет пастись.
Словно в подтверждение его слов глиптодон и принялся жевать большой куст, оказавшийся у него на пути. Мессер вытянул шею – позади, в буйных травяных зарослях, покрывавших поляну, осталась широкая полоса земли, почти полностью лишённая зелени. 
- Чисто газонокосилка. – прокомментировал он увиденное. – Командир, как валить-то его будем? Кубик-Рубик просил, чтобы панцирь обязательно был целым, без дырок. Или – как те, которые недертальцы?
- Неандертальцы, сколько раз повторять? Нет, на этот раз обойдёмся без трудовых подвигов. Мессер, у тебя в  «мосинке» что за патроны? Розочки?
- В натуре они, начальник. Сам надпилы делал.
- А у тебя, студент?
- Фирменные, четырёхсотый «нитроэкспресс».
- Тоже ничего. Так, бойцы, ставлю задачу. Подпускаем шагов на тридцать, и по моей команде – бейте в основание шеи, туда, где нет костяных бляшек. Только оба-сразу, а то втянет башку – придётся тогда шкурку попортить.

- Ну вот, а вы боялись! Завалили, как миленького, хрюкнуть не успел….
- А они чё, в натуре хрюкают? – с интересом спросил Мессер.
- Не знаю, не слышал.
Командир «партизан» потыкал носком берца морду доисторической твари. При ближайшем рассмотрении сходство с черепахой было уже не таким явным – скорее, сурок, который обзавёлся бронированным щитком на лбу и переносице. На очень короткой, толщиной в грудную клетку взрослого человека, шее два аккуратных круглых отверстия – ни один из стрелков  не промахнулся.
Он наклонился и поискал выходные отверстия. Не нашёл. Самопальный мессеровский «дум-дум» - это серьёзно, да «нитроэкспресс» Студента отнюдь не мелкашка. Можно представить, что эти пули натворили в организме незадачливой твари…
Что ж, пора подумать о трофеях. Чекист поднялся, отряхнул колени своих щегольских галифе – «партизаны» предпочитали форму, оружие и снаряжение  времён Второй Мировой, сделав это чем-то вроде своей визитной карточки.
- Мессер, метнись, вырежи кусок побольше у основания хвоста, где костяных колец нет. Там мясо пожирнее, чисто филей!
Чернявый, циганистого вида, боец сплюнул и извлёк из рукава финку.
- А не западло черепаху жрать?
- Черепаховый суп, – наставительно поднял палец Егор, – издавна считался в деликатесом. Только такие дремучие типы как ты, мессер, от него харю воротят.
- Мало ли что у них там считается… - буркнул чернявый. Французы,в он, вообще лягушек жрут.
- Я ел таке. – сообщил Яцек. - Браздо добже, як челе… телёнок.
- Верно, вкусом черепаха напоминает телятину. - согласился с поляком Егор. – Только тебе её, Мессер, не попробовать, облом. Глиптодоны млекопитающие, а никакие не черепахи. Те – рептилии и вообще, яйца откладывают.
- Несушка, значит… - хмыкнул боец. Нюансы палеонтологии его, похоже, не интересовали. – Конкретная такая несушка, на две тонны живого веса.  Как мы его попрём-то?
- А никак. Утром  вырубим слеги, перевернём его брюхом вверх и оставим. За недельку местные твари очистят всё до костей.
- Полная тарелка халявной жратвы – сделал вывод Мессер. 
- Ну да. И нам останется только прийти и забрать пустую посуду.
- И кому же эта хренотень понадобилась? 
А тебе не пополам? Кубик-Рубик заказал – значит, понадобился кому-то. Мало, что ли, за МКАД прибабахнутых коллекционеров? А голову сразу заберём – я её себя в кабинете, в Башне повешу.
С некоторых пор обустройства базы в башне Федерации стало у партизан излюбленной темой бесед. Вот и сейчас – на охоту в Крылатские холмы отправились только трое. Двое других, Мехвод с Сапёром остались в Башне – помогают Майке расчищать место под будущую лабораторию, а заодно, утверждают авторитет «партизан» среди обитателей верхних этажей заброшенного небоскрёба. «Офиса», как те привыкли говорить. 
Ничего, новое начальство – новые привычки…
- И кто тут, в натуре, прибабахнутый коллекционер? – попробовал съязвить чернявый.
- А-атставить боец! В нарядах давно не бывал?
- Да я чё, я ничё…
- Раз ничё – как вырежешь мясо, отпили ещё и башку. И придумай, в чём её тащить, не сидора же кровью поганить…. До темноты надо быть в Серебряном Бору. Сегодня Большой Костёр в честь новоприбывших – говорят, есть приятные девочки.
- Девочки – хорошо…. - Мессер плотоядно облизнулся. – Будет сделано, гражданин начальник!
Чернявый уже предвкушал весёлый вечер на Поляне.
В нависших над поляной ветвях великанского гикори, что-то треснуло. Партизаны мгновенно припали к земле – кто на колено, кто на спину – и вскинули стволы вверх, шаря взглядами по листве.
- Белка. – Чекист первым определил источник тревоги. – Отбой, бойцы. Студент, жёлуди найдутся? Я свои на Поляне оставил, в Серебряном Бору, с прочим барахлом…
Почтовая белка – незнакомая долговязая девчонка с физиономией, густо усыпанной веснушками и неизменными ярко-зелёными глазами – уже сидела на нижней ветки, покачивая ножкой в мягком замшевом мокасине. Пышный хвост, в отличие от Яскиного, тёмно-рыжий, почти бурый, свисал вниз почти на метр.
Егор покопался в карманах, извлёк пять желудей и протянул юной почтальонше. Та ловко сгребла плату, лизнула по очереди каждый, ссыпала в поясной мешочек,  перекинула Егору конверт из тёмно-жёлтой крафт-бумаги, и исчезла в ветвях.
Чекист надорвал конверт и принялся читать записку.
- Чё там? – Мессер жадно вытянул шею.
- Чё-чё… ничё! – командир партизан сложил записку вдвое, потом щё раз, и убрал в планшет.  – накрылись твои девочки, Мессер. Письмо от Евы – просит, пока мы здесь, набрать ей каких-то грибов.
- Еве? Это егерьская медичка, что ли??
- Она самая. – подтвердил Егор. – Просит набрать не меньше пяти килограммов, и чтобы поскорее.
- Слышь, Студент, я чиста не врубился – она, часом, рамсы не попутала? Мы ей чё, грибники?
- А ну молчать, боец! – В голосе командира клацнул затвор чекистского «Маузера». – Если кто тут попутал, то не Ева, а ты. Забыл, как она нас штопала?
Чернявый немедленно умолк.
- Вижу, что не забыл. В другой раз думай, на кого батон крошишь. Ежели Ева попросила – сделаем, а баб в другой раз полапаешь, небось этого добра в Серебряном Бору до дури.
После приключений в Грачёвке, когда трое из их бригады оказались в подвале у Порченого друида и чуть было не разделили судьбу подопытных-«зеленушек», её авторитет у буйных «партизан» взлетел на недосягаемую высоту.
- Диспозиция, значицца, будет такая. – продолжал распоряжаться Чекист. Личный состав почтительно внимал.– Сейчас уже темно – ужинаем, готовимся к ночёвке, а завтра поутру – все по грибы. Яцек, Мессер, займитесь дровами. Студент, давай-ка папоротников нарежем, на лежанку. Шинели-то со спальниками на Поляне остались, мы ж не планировали здесь ночевать. И, прежде чем спать, озаботьтесь какой ни то тарой – корзин нет, не в карманы же их собирать!
- Яке вопросы, пан командир.. – подал голос Яцек. – Раз пани Еве потшебы гжибы - пошукаем. Мессер, бери топор, пошли до хруст… за хворостом. Ночи сейчас браздо зимне, без огня – помёрзнем как цуцики. Да и слонопотамов отшугнёт, а то, борони Езус, потопчут есче в темноте…

Отредактировано Ромей (22-11-2020 23:06:48)

+2

4

Пост 1

Ромей написал(а):

Нет уж, если кому охота – пусть возятся с «зомби», а ему пора выбираться из «чёрной зоны» деревья так деревья – там, по крайней мете, можно содрать с себя осточертевшую амуницию…

мере...
Пост 2

Ромей написал(а):

А с тех пор, как доцент кафедры экспериментальной микологии пошёл на поводу у завкафедры ксеноботаники профессора Адашьяна согласился публиковать по нескольку страничек из своего «определителя Фауны Московского Леса» - с карандашными рисунками и комментариями тех, кому посчастливилось иметь дело с образцами этой самой фауны. Или, наоборот, не посчастливилось.

Не завершённое предложение, что с тех пор?
Пост 3

Ромей написал(а):

Это они убедили друидов не просто принять участие, а предоставит одну из своих обителей в качестве площадки для переговоров.

предоставить

Ромей написал(а):

Черепаховый суп, – наставительно поднял палец Егор, – издавна считался в () деликатесом.

Или что то пропущено или в лишнее.

Ромей написал(а):

Французы,в он, вообще лягушек жрут.

вон...

+1

5

IV
2054 год, осень
Московский Лес,
Воробьёвы горы

- Это же Петюня! - прошептал Умар. – В смысле – дядя Петя. Челнок замоскворецкий, он к нам на Добрынинский Кордон часто захаживал. Ну, попал мужик…
Дыхание парня щекотало Фране ухо, но отодвинуться она не спешила.  Итальянке нравилась близость сильвана, исходящий от него запах – своеобразная смесь мужского пота и лёгкого травяного аромата. Ей было приятно ощущать прикосновения крепкого  плеча, слышать доверительный шёпот, тревожащий её воображение…
К тому же, следовало сохранять тишину. Умар прав: Петюня попал по крупному, и девушка отнюдь не горела желанием разделить с челноком его проблемы. 
Проблем было три: крепкие мужики в обычных для Леса брезентовых штормовках, таких же штанах и грубых башмаках. Один держал жертву на прицеле охотничьей двустволки, второй вертел в руках отобранный у челнока карабин. Третий же привязал к покосившемуся фонарному столбу ослика (безропотная животина почти скрылась под навьюченными на неё тюками и коробами) и явно прикидывал, с чего начинать «досмотр».
Короче – ничего особенного, обыкновенные бандиты.  Франу предупреждали, что подобные типы здесь попадаются. Да она и сама удивилась бы, будь оно иначе: Лес есть Лес, его законы везде одинаковы, что в Москве, на Манхэттене, что в таинственном Сан-Паулу. Петюне не повезло, и теперь ему предстоит расстаться с изрядной частью своего имущества. И хорошо, если удастся сохранить жизнь.
Лес есть Лес. В нём каждый сам за себя. Или, в лучшем случае – за свою банду.
Впрочем, к Фране с её спутником этот простейший закон выживания касательства не имеет.  Они, сотрудники солидной государственной организации,  занимались в этих диких краях серьёзным делом: вели «полевые наблюдения» по заданию заведующего лабораторией экспериментальной микологии signore Шапиро, нового научного руководителя итальянки. Сильван же был приставлен к ней в качестве проводника и охранника.
«Постарайтесь держаться подальше от неприятностей, сеньора Монтанари. – напутствовал её Шапиро. – В последнее время в окрестностях ГЗ неспокойно, поговаривают о каких-то проходимцах, нападавших на челноков и фермеров, ехавших на наш рынок. Впрочем, на сотрудников Университета нападений пока не было – видимо, опасаются… К тому же, с вами Умар, уж он-то приглядит, чтобы всё было комильфо.»
Но, как выяснилось, у сильвана имелось своё представление о том, как выглядит «комильфо». Он улыбнулся, приложил палец к губам - «сидите тихо, сеньорита!» - и неуловимым движением перетёк из кустов на тропу. Р-раз – ствол карабина втыкается ошеломлённому бандиту в солнечное сплетение, тот послушно сгибается вдвое. Два! – короткий взмах, и второй спиной валится в кусты, получив удар окованным металлом прикладом в челюсть. СКС отлетает в противоположную сторону. Три – ещё один удар прикладом, в скулу первому бандиту, который начал, было, разгибаться…
- Attenti!
Третий бандит, тот, что собирался потрошить вьюки, кинулся на сильвана сбоку, занося для удара огромный, зловещего вида  тесак. И – не достал: на пути, как чёртик из табакерки, появилась изящная девичья фигурка. Франа стояла, пригнувшись, выставив перед собой руку. Щёлкнуло, из сжатой в ладони перламутровой рукоятки выскочило узкое, дюймов шести в длину, лезвие стилета-выкидушки.  Бандит от неожиданности споткнулся, но сразу опомнился -  грязно выругался и широко замахнулся своим тесаком. Этого мгновения итальянке хватило, чтобы перейти в атаку. Она промахнулась самую малость -  нож вместо живота  скользнул по рёбрам. Но её противнику хватило и такой малости – он отскочил, прижимая ладонь к боку, откуда сочилась алая струйка, и испуганно уставился на Франу. А та не замедлила нанести coup de grâce , на этот раз, психологический:  зловеще улыбнулась, высунула острый язычок и сделала вид, что слизывает кровь с лезвия. В глазах злодея мелькнул дикий ужас. А когда итальянка, качнув бёдрами, сделала шаг вперёд - несчастный пронзительно взвизгнул,  выронил тесак и поспешно задрал руки. Франа скривилась – от бандита остро пахнуло свежей мочой.
На этом баталия и закончилась. Опомнившийся челнок принялся одного за другим вязать бандитов, Умар страховал его с карабином наизготовку. Итальянка не захотела принимать участия в процессе. Подошла к ослику - тот дружелюбно фыркнул, приветствуя новую знакомую, - и стала гладить его по тёплому мягкому носу.
- Молодец, Мойша, спокойно стой… - челнок, закончив с пленниками, добыл из торбы сухарь и протянул на ладони ослику. Тот сочно захрумкал угощением.
Как вы, сказали, signore, его зовут?
- Мойша. – ответил челнок. Он вытер ладонь о шкуру и принялся подтягивать ремни, удерживающие тюки. Был ещё до Зелёного прилива мультфильм, так в нём у княжны был ослик по имени Моисей. Если сократить, получится – Мойша. Впрочем, вы, наверное, не видели, мультик-то на русском…
- Не видела. – согласилась девушка.
- С этими что будем делать? – подошедший Умар кивнул на пленников. Те сидели, привалившись друг к другу спинами и угрюмо косились на победителей. – Да, надо бы перевязать того, что вы, сеньора, подрезали, а то кровью истечёт.
- Перебьётся. – ответил Петюня. – Помрёт - значит, планида его такая. Да и неглубокая рана, я посмотрел. Нож по рёбрам скользнул, кровь сама скоро остановится. Мы их золотолесцам сдадим - за порядком на Воробьёвых надзирают они, вот пусть и расследуют.
Франа удивлённо подняла брови. Насколько она помнила, в Манхэттене подобные вопросы решали прямо на месте, без привлечения «надзорных органов». Выстрел  в затылок, удар ножа, если было время, кусок верёвки с петлёй удавкой -  вот вам и суд, и следствие, и мера пресечения…
Но, похоже, в этом Лесу  - свои порядки. Не столь кровожадные.
- А вы куда собирались, дядя Петя? – спросил Умар.- Вижу, вы с товаром, вьюки-то полны…
На Франу сильван поглядывал с почтительным недоумением. Та, уловив взгляд спутника, усмехнулась, демонстративно сложила нож и спрятала в рукав.
- В Пионерское. – не стал скрывать челнок. – Большой заказ из усадьбы «Воронцово». Ну и в «Ладошки» по дороге заглянул, крюк-то невелик…
«Ладошки» - большой, богатый хутор, расположенный в самом центре парка  близ метро «Проспект Вернадского», получил своё название по странной скульптуре, много лет назад установленной на перекрёстке центральных аллей парка – контуры трёх человеческих ладоней, красная, синяя и жёлтая.  Обитатели хутора тщательно ухаживали за диковинной инсталляцией, благодаря чему она и простояла эти тридцать нелёгких лет.
Челнок оценивающе осмотрел пленников.
- Пожалуй, к золотолесцам мы их не поведём. Далеко, да и хлопотно. Я лучше придумал: разденем до подштанников, и пусть катятся. Посмотрю я, куда они уйдут в таком виде!
- И куда? – заинтересованно спросил Умар.
- Может, в Мичуринское, может,  охране ГЗ сдаваться пойдут. Или тем же золотолесцам. Эта троица – из начинающих, и наверняка уже успели напакостить здесь, в окрестностях, по мелочам…
- Верно. – подтвердил Умар. – Когда Шапиро нас отправлял – предупредил, что в окрестностях пошаливают.
- А я о чём? – обрадовался челнок. – Клык на холодец, как говорит Бич, это их работа. Вот и пусть.. как это... явку с повинной!
- Злой ты, дядя Петя. – с удовольствием сказал Умар. – разве можно с людьми так? Лучше уж прирезать.
- Зато ты, как я погляжу, добрый. – ухмыльнулся Петюня. Ну-ну, не обижайся, это я шуткую. Буду на Кордоне – обязательно скажу Вахе «спасибо». Хорошего сына воспитал, отважного!
- Вы закончили ваш диспут,  signore? – осведомилась Франа.  – Если нет, то решайте что-нибудь, рrego , а то у меня ещё мolti… много дел.
- Да, конечно... – заторопился Умар. – С этими только разберёмся -  и идём.
На выполнение коварного плана Петюни понадобилось минут десять. Один из бандитов – тот, с распоротым боком – попытался было, заспорить, но Петюня ткнул его сапогом под рёбра. Пленник заткнулся. Двое других угрюмо молчали, обречённо уставясь в землю. Умар помог челноку увязать на Мойшу трофеи, поулюлюкали вслед ковыляющим прочь налётчикам, и распрощались, вполне довольные друг другом. Напоследок сильван забрал в счёт их  с Франой долю добычи ружьё - ружьё двенадцатого калибра с укороченным прикладом и обрезанными на треть стволами. «В точности как у дяди Сергея… Бича, то есть… -  объяснил он Фране. - Состояние, вроде, приличное, почистить только надо.»
Итальянка спорить не стала – мужчине, в конце концов, виднее. Осмотрев трофей и клацнув пару раз стволами-переломками, она повесила кургузую двустволку  на плечо.
- Ладно, mio amico! , идём. А эта lupara мне, пожалуй пригодится – вдруг тут у вас не только banditi, водятся, но и волки?
До Главного здания они дошли примерно за час – сутки назад прошёл дождь, и Мичуринская улица снова превратилась в глубокий каньон, по которому неслись в сторону Воробьёвых гор потоки вспененной коричневой воды. Временные мостки, сооружённые фермерами, ежедневно шастающими на университетский рынок, снесло, и пришлось делать изрядный крюк, пока не нашлось поваленное дерево, по стволу которого удалось преодолеть провал.
- А вы – смелый юноша… - заметила Франа, когда уже они подходили к ГЗ. – наброситься в одиночку на троих вооружённых до зубов mafioso – это belissimo!
- Да какая мафия, сеньора Монтанари!  - смутился Умар.  - Так, мелкая шелупонь. Они и стрелять-то не решились, у одного вообще двустволка была незаряженная. А вот вы…
- Не скромничайте, mio amico! – итальянка как бы невзначай взяла  сильвана за руку. – Сейчас у меня действительно дела, а вот вечером, если вы не против – может,  поужинаем вместе? Я живу в корпусе «Е» на шестом этаже» - заходите, обещаю вам настоящую неаполитанскую лазанью!
И с удовольствием увидела, как побурела зеленоватая кожа собеседника.

Отредактировано Ромей (24-11-2020 16:32:25)

+1

6

Ромей написал(а):

Я лучше придумал: отберём всё, кто найдётся в карманах, разденем до подштанников – и пусть катятся.

что...

0

7

Перезалил

0

8

Ромей написал(а):

Перезалил

Ошибка осталась.  http://read.amahrov.ru/smile/smile.gif

0

9

***
- Ни на минуту отпустить нельзя!  - кипятился Яков Израилевич. – Просил же быть осторожнее, осмотрительнее… А если бы вас убили? А уж от вас, Умар, я и вовсе такого не ожидал. Что,  заняться было нечем, кроме как бандитов ловить?
Итальянка и сильван виновато переглянулись. Скрыть происшествие не получилось: изобиженные налётчики, как и предсказывал Петюня, сдались охране ГЗ, и история получила широкую огласку. К Фране уже успели пристать с расспросами – правда ли, она в одиночку обезвредила двоих вооружённых бандитов, а потом ограбила из до нитки? Одно хорошо - успела перед визитом в лабораторию заскочить к себе в общагу и оставить там трофейную лупару. К чему давать лишнюю пищу для пересудов?
- Ладно, Умар Вахович, ступайте. – разрешил Шапиро. - И учтите, я вами крайне недоволен, и сообщу об этом происшествии вашему… хм… наставнику. В самом деле, никакого понятия о дисциплине!
Сильван с облегчением выдохнул и скрылся за дверью, успев бросить короткий взгляд на Франу. Итальянка на прощание одарила его улыбкой, и это не укрылось от внимания начальства.
- А вы, сеньора Монтанари, прекращайте мне тут разлагать сотрудников! Думаете, я не в курсе ваших похождений?
Франа кротко потупилась. В самом деле, было несколько скандальчиков… довольно пикантных. Но и завлаб тоже хорош - вечно эти русские делают из мухи слона…
Но Яков Израилевич уже сменил гнев на милость. В отличие от профессора Симагина, в чьей лаборатории Франа стажировалась во время прошлого визита в Московский лес, доцент-миколог был отходчив и не злопамятен.
- Вы, кажется, хотели меня о чём-то расспросить? Вероятно, это связано с темой ваших будущих исследований?
Следующие полтора часа пролетели, как одна минута – Франа и Шапиро обсуждали планы работы, составляли графики, пару раз даже слегка повздорили – но в меру. В рабочем, так сказать, порядке. А под конец итальянка подняла тему, ради которого, собственно, и затеяла беседу. Графики-то она и сама могла составить, не впервой…
Яков Израилевич, услыхав вопрос, крякнул, стащил с носа очки, извлёк из кармана большой клетчатый платок  и принялся протирать стёкла. Франа уже успела усвоить,  что это действо означало у завлаба крайнюю степень озадаченности.
- значит, неизвестные патологии, связанные с Лесом? Но, сами посудите, сеньорита: если они неизвестные, то откуда же мне о них знать? Это вам надо к тем, кто много времени проводит снаружи. Я-то сижу безвылазно в ГЗ. Лесная Аллергия, будь она неладна…
Франа кивнула. Практически все сотрудники лаборатории экспериментальной микологии в той или иной степени страдали от Лесной Аллергии. Потому доценту Шапиро и приходилось  прибегать к услугам стажёров, вроде неё и Умара – тех, кого этот недуг обошёл стороной.
И других, о ком она уже услышала…
- А кто может знать?
Франа постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно непринуждённее.
Шапиро засунул платок в карман и водрузил очки на переносицу.
- Пожалуй, вам мог бы помочь лаборант, Егор Бечёвников. Он, хоть устроился к нам совсем недавно, но  о Лесе знает больше, всех сотрудников лаборатории, взятых вместе.
- А где его найти? – жадно спросила Франа. Она, разумеется, знала уже об этой легендарной личности. Впрочем, не только о нём.
Шапиро развёл руками.
- Увы, не в курсе. Признаюсь вам, сеньорита: Бечёвников только числится у нас лаборантом, а на самом деле, не вылезает из разного рода авантюр. Вот, недавно…
И доцент принялся рассказывать о похождениях непутёвого сотрудника. Франа слушала, но больше из вежливости – эти самые байки ей уже успели поведать девочки-лаборантки во время обеденного перерыва.
- Неужели, кроме него, расспросить больше  некого?
Шапиро задумался.
– Можно, конечно, зайти на кафедру экзомедицины. В принципе, болезни, связанные с Лесом – их вотчина. Но вряд ли вы узнаете там что-то новое. Их работы регулярно публикуются, уверен, вы уже всё изучили…
Франа кивнула. Этот вариант она отработала в первую очередь – и без малейшей пользы.
- Что-то ещё?
Попробуйте побеседовать с Мартином. Он, как бы вам сказать… наш нештатный сотрудник. Помогает по мелочам, пробирки моет, убирается, то, сё… Дело в том, что он – лучший знаток разного рода баек, легенд и сплетен о Лесе. В том числе – и о всяческих мифических болезнях.
Я понимаю, источник информации  не самый надёжный… - торопливо добавил Яков Израилевич, увидав скепсис, проявившийся на лице собеседницы, - но вы всё же отнеситесь к нему серьёзно. Случалось находить и в этой помойке бриллианты… Только учтите:  вытянуть из него что-нибудь связное будет непросто. И, умоляю вас,  осторожнее!
- А в чём дело? Он неуравновешен? Или…
- Да, собственно, никаких «или». Но если будет наливать – отказывайтесь. Печень – она, знаете ли, одна…

+1

10

2054 год, осень
ГЗ МГУ

"…штурмовой танк с оглушительным треском ломился через заросли высоченного, в три человеческих роста, ядовито-зелёного кустарника. Толстенной многослойной, с керамическим усилением и навесными динамическими блоками,  броне нипочём были клешни  ракопауков и шипомордников..."
- Твоювгосподабогадушупресвятуюгробамать! - Мартин тряс тощим журнальчиком с кислотно-аляповатой обложкой. Франа пригляделась: грошовое «замкадное» издание, одно из многих, паразитирующих на теме Леса. Неизвестно, где старый алкаш раздобыл журнал, но теперь он устроился здесь, в кафе в «Шайба», на первом этаже Главного Здания, и развлекал слушателей - по большей части студентов и лаборантов - литературоведческими сентенциями. Разумеется, на свой, неповторимый манер.
Мартин обернулся к публике и картинно вздел журнал над головой.
- Танк, вам ясно? Штурмовой! С блоками, мля, динами...ик.... динамическими!  Воюет с шипомордниками! В Лесу! Спасибо, мля, хоть не «мамонт»…. И вот это называется современная фантастика?!
- А что тут такого? – возразил долговязый студент-третьекурсник с нашивкой факультета Почвоведения на выцветшей стройотрядовке.  – В Карачи, в пакистанском Лесу то есть, именно танки и воюют. С шипомордниками. Правда, они там размером с носорога, и пули их не берут, даже бронебойные. И называются они как-то по-другому…
Окружающие (их, на взгляд Франы собралось не менее двух десятков) поддержали почвоведа нестройным гулом.  Тридцатилетняя безнадёжная война, которую пакистанцы вели со своим Лесом, давно стала одной из любимых тем авторов боевиков.
Мартин облил знатока презрительным взглядом и громко икнул.
- Я тя умоляю, парень! Дело-то не в Карачи, а в Нью-Йорке, в Манхэттенском Лесу! Да вот, тут дальше…
"…Игнасио вскинул верный «Томми-ган» и дал длинную, на пол-диска очередь от живота. От ствола титанической, метров двадцати  в диаметре, секвойи, взломавшего асфальт на перекрёстке Бродвея и Пятой авеню, раздался вопль.
«Бокор будет доволен!» – подумал лутер и перебежками, пригибаясь и ныряя под плети вьющихся лиан, то тут, то там пересекающих улицу, кинулся к подстреленному врагу. – Теперь-то он точно позволит мне сделать новую татуировку: пусть все видят, какой умелый воин Игнасио Роха, мексиканец!»
- Не, ну ты поэл? – Мартин чуть ли не рыдал. – Умелый воин! Ныряет он под кустики! Очередь у него от живота на пол-диска - а в нём, между прочим, сотня маслят… Убейте меня ап стену, а лучше налейте! Мой интеллект не в состоянии этого вынести!
Момент был слишком удобен.
- Sono d’accordo con lei … вы всё правильно сказали, signore Мартин.  – торопливо заговорила Франа. Взгляды слушателей немедленно обратились к ней.  - Prima di tutto , автор сompletamente… как это на русский… совсем не знает, о чём пишет, и on c'è alcun dubbio ....  это есть правда.. Латиноамериканец в банде, возглавляемой колдуном Вуду, бокором – это senza senso … неправильно. Там только негры, даже мулатов не принимают, fottuti razzisti… проклятые расисты! К тому же лутеры, собиратели spazzatura… хлама, который остался в брошенных домах  -  самая презренная каста, а вовсе не бойцы…
- Во! – Мартин снова икнул. – А я вам чё говорил? Козлы они все, пишут не пойми что…
-  In secondo luogo , - продолжала итальянка, - ни секвой, ни вьющихся лиан на перекрёстке Пятого авеню и Бродвея нет, и быть не может. Там только древолиана на небоскрёбе-утюге, действительно, очень толстая. И давно morto… мёртвая, сухая.
- Мёртвая? Почему? – жадно спросил почвовед. На Мартина он уже не смотрел.
- Это есть главная enigma… загадка Манхэттенского леса. – Поначалу остров зарос огромными деревьями, лианами – всё, как в Московском Лесу. Но позже, когда nordamericani стали ссылать туда banditi, всё изменилось. Везде проросли чёрные колючие лианы, и они стали soffocare… душить гигантские деревья одно за другим. Та древолиана на небоскрёбе-утюге вся окутана чёрной колючкой. А когда негритянские банды возглавили адепты Вуду, бокоры и хунганы, стало совсем плохо. Чёрный терновник catturato… захватил весь Манхэттен, теперь там кроме него, ничего нет, только мхи, грибы да лишайники. И улицы сплошь им заросли, пройти нельзя. Приходится передвигаться metropolitana… в тоннелях под землёй.
- Складно звонишь, чувиха! – подал голос Мартин. – Словно сама всё это видела!
- Я и видела. – согласилась итальянка, не обращая внимания на непонятное обращение. – около года работала на Манхэттене в caritatevole… благотворительной миссии.  Много видела: и заросли чёрного терновника на улицах, и войны банд и даже зомби случилось встретить однажды!
Итальянка сделала паузу.
- Мне говорили signore Мартин, что и здесь встречаются зомби? Такие… чёрные? Не negros, как в Манхэттене, а обитатели этого Леса, только больные… sconosciuto… неизвестной болезнью?
- Да всё это сказки… - неуверенно начал почвовед, но Франа цыкнула на него так, что студент немедленно заткнулся. Мартин же шумно почесал грудь в вырезе майки, в два глотка прикончил стоящую перед стакан с чаем (Франа поморщилась, уловив отчётливо спиртовой запах) и согласно кивнул.
- Верно она говорит, парень. Не знаешь – не толкуй, как писал поэт Тва.. ик!..  Твардовский. Да вы тут, небось, и Тёркина не читали?
Почвовед развёл руками. Студенты-слушатели по одному прятали глаза.
- Не читали, конечно… - горько вздохнул Мартин. – Куда мир катится… то есть докатился? А зомби тут водятся, красавица. – сказал он, обращаясь к Фране. – Хорошие такие зомби, развесистые. И чёрные, что твой смазной сапог. Я сам их, правда, не видел, а вот Бич или Егорка, - его ещё Студентом кличут – тем да, случалось. Ты их расспроси, ежели интересуешься…
- Да всё это сказки… - неуверенно начал почвовед, но Франа цыкнула на него так, что студент немедленно заткнулся. Мартин с отвращением покосился на «знатока», скривился и шумно почесал грудь в вырезе майки.
- Девчонка верно излагает, парень, хоть и из Европы приехала. Не знаешь – не толкуй, как писал поэт Тва… ик!..  Твардовский. Да вы тут, небось, и Тёркина не читали?
Почвовед развёл руками. Студенты-слушатели по одному прятали глаза.
- Не читали, конечно… - горько вздохнул Мартин. – Куда мир катится… то есть, докатился?
Он пошарил по столу, сграбастал стоящий перед ним стакан и  в два глотка прикончил его содержимое, и повернулся уже к Фране.
- Не люблю я об этом. Скверная тема, гнилая. Но, раз уж пошла такая пьянка… - он снова скривился и заглянул в стакан. Тот, увы, был пуст. Итальянка едва не выругалась  -  ну что стоило запастись для этого разговора бутылочкой крепкого? Намекал же Шапиро, ясно намекал! Как бы сейчас пригодилось…
Мартин  уже отвлёкся от своего гранёного друга.
- Уж не знаю, синьора, от кого ты про тутошних зомбаков наслушалась, но они, и верно, есть. Хорошие такие, развесистые. И чёрные, как говорят, что твой смазной сапог. Я сам их, правда, не видел, а вот Бичу или Егорке, - его ещё Студентом кличут – им да, случалось.
Франа едва сдержала довольную улыбку – ради этого единственного вопроса она и встряла в разговор.
- Scusi , signore Мартин, а где именно в Лесу ваши amici видели зомби?..
- А ты что, искать их собралась? – прищурился Мартин. Ты это дело брось, красавица. Сгинешь. Дождись Бича со Студентом, их расспроси – сейчас-то ни того, ни другого в ГЗ нет, разбежались по своим делам. А более никого не спрашивай - врать будут, точно тебе говорю…
Доцент Семибоярский, до сих пор прятавшийся за спинами студентов, бочком выбрался из толпы и торопливо пошагал к лифтам. У проблемы, над которой они с Симагиным ломали головы весь предыдущий день, наклёвывалось решение.

+2


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Московский Лес-4. "Леса хватит на всех".