«…милый Алёшенька, и хотела бы порадовать тебя, да нечем. Варя не встаёт третью неделю, а мучается так, что и словами не передать. Доктора дают ей не больше месяца, и если есть хотя бы крошечный шанс заполучить лекарство, о котором ты писал в своём прошлом письме – заклинаю тебя, поторопись. Все говорят, что у вас, в Лесу, модно найти средства от любых недугов, так что на тебя  единственная наша надежда. И ещё - Варя просила передать, чтобы ты приезжал,  даже если ничего не получится. Она хочет увидеть тебя перед тем, как…»
Обрывок бумаги Егор нашёл только с третьей попытки, в складках скомканного одеяла. Были там и другие клочки – похоже, письмо разорвали в клочья в приступе то ли ярости, то ли отчаяния. При наличии некоторой усидчивости, можно было бы собрать его, как паззл, но и без того всё было яснее ясного: студент получил из дома известие о близкой смерти матери.  Вместе со слёзной мольбой раздобыть  лекарство от смертельного недуга. 
Итак, головоломка постепенно  складывалась. Парень наслушался баек о сетуньских эликсирах, кинулся на поиски – и очень быстро выяснил, что никто не собирается делиться с ним чудодейственными средствами.  И согласился выполнить какую-то просьбу в уплату за помощь.
Какую именно? Ну, скажем, разузнать, куда и зачем доцент Шапиро собирался посылать своего нового лаборанта. Который, к слову,  обладает полным иммунитетом к Лесной Аллергии и способен проникнуть сколь угодно далеко в Лес. Остаётся понять: мог Конкин, случайно, или намеренно услышать, как завлаб инструктировал упомянутого лаборанта насчёт бумаг профессора Новогородцева?
Егор в волнении заходил по комнате. Не просто мог – он наверняка это слышал! Ведь ни кто иной, как Конкин вошёл сразу после того, когда Шапиро стал показывать на карте дом профессора!  Значит – подслушивал под дверью, понял, что самого-то главного не узнает, и тут же, на ходу сочинил подходящий повод. Толково, ничего не скажешь…
«..а дальше что? Бежать следом, пырять посланца в живот, отбирать бумаги? Неужели этот лопоухий недоносок надеялся завалить его своим дурацким копьецом? А ведь едва не завалил -прийдись удар чуть левее…»
И всё это – по поручению неведомого сетуньца? Вздор, вздор!  Конкину наверняка велено было всего лишь сообщить о готовящейся вылазке кому-то ещё.  Кому? Третьему лицу, не присутствовавшему при том унизительном разговоре. Для того, кстати, студенту и вручили медальон – он должен был послужить паролем.  Но почему парень решил всё сделать сам?..
Паззл сложился со щелчком, пронзившим Егора как разряд электрошокера.  Элементарно! Элементарно, черт подери! Конкину обещали отдать эликсир только когда бумаги физика  будут у заказчика. Но ведь Шапиро  тогда велел Егору торопиться, добавил даже, что проводник долго ждать не будет…
Значит, рассуждал Конкин, пока он доберётся до этого «третьего», пока тот найдёт исполнителя, организует погоню -  посланец Шапиро успеет  не только изъять бумаги, но и отнести их в лабораторию. И тогда о награде можно было бы забыть.
«…как и о надежде спасти умирающую мать. Интересно, что за гнида додумалась подцепить парня на такой крючок?..»
Да. Именно так. И мальчишка в отчаянии решился сделать всё сам - с известным уже результатом…
Но тогда получается, что никакого эликсира в комнате не было – он его ещё не получил.  Но зачем тогда понадобился обыск? Неужели ради этого письма? Но ведь его-то взломщики и не нашёл!
«… не нашёл – потому что ты его спугнул, болван!..»
Егор приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого. Он  вышел, тихо притворил за собой дверь с номером 517 и направился к лифтам.
«...рассказать Лине насчёт сбежавшего золотолесца? В принципе, с её помощью можно попробовать его отыскать.  Или… не стоит?  Взломщик – единственная ниточка к таинственному заказчику, но кто знает, что у них тут за расклады?  Гоша прав – эта история определённо с душком, так что разумнее всего пока затаиться…»

Отредактировано Ромей (30-06-2019 21:13:08)

Р-н Хамовники,
Новодевичий Скит.
- Что ж вы, отче, так упорствуете-то? Забрали бы этих бедняг прямо у моста – глядишь, и обошлось бы. Да и мне спину не ломать зазря… 
Сергей присел на покосившуюся скамейку, торчащую из травы. Ноги его не держали. Несколько сотен метров, отделяющие берег реки от Скита, дались ему тяжелее, чем иной суточный переход.
- Зазря, сыне, ничего не бывает. – строго произнёс отец Андроник. Пальцы его, старческие, узловатые, тискали грубый, вырезанный из простой палки посох.
-   Страдания и лишения укрепляют страждущих в вере. Добраться до обители, преодолев трудности,  опасности, телесные немощи – немалый подвиг. Но и те, кто, подобно тебе, помогает страждущим попасть сюда, совершает благое дело, за который будет ему воздаяние.
- И на том спасибо… - буркнул Сергей. – Хоть не задаром надрывался…
Лиска не обманула – пока караван из четырёх лодок добирался от Речвокзала до Лужнецкого моста, паломники не доставляли им никаких проблем.  Наравне со всеми орудовали вёслами, глазели по сторонам, удивляясь громадным, выше любых многоэтажек, деревьям, и зданиям, превращённым сплошными покровами мхов и лиан в бесформенные зелёные холмы. И наперебой сыпали вопросами, словно забыв, что едут не в Коломенское, подобно другим пассажирам,  а в Новодевичий Скит, чьи древние стены одинаково непроницаемы и для мирских соблазнов и для загадочного колдовства Леса.
Но, стоило сойти на берег и углубиться в заросли – всё изменилось разительным образом. Одного из паломников скрутил жесточайший приступ Лесной Аллергии. Снадобье из пузырька, предусмотрительно вручённого Лиской не помогло – гортань несчастного стремительно опухала, он страшно хрипел, лицо густо порозовело, как это бывает при анафилактическом шоке.  Сергей, поняв, что хуже уже не будет, прижал «пациента» к траве, подложил под плечи свёрнутую куртку, так, чтобы голова лежащего запрокинулась и, орудуя ножом, проколол трахею. Промокнул натёкшую кровь носовым платком, вёл в разрез изогнутую серебряную трубку – он, как и многие лесовики носил  её с собой как раз на такой случай -  и дважды вдунул через её воздух.
«Пациент» судорожно дёрнулся - раз, другой. Прикрикнув на второго паломника – «что стал столбом, руки держи!» – егерь стал делать искусственное дыхание: три выдоха в трубку, пять нажатий сложенными ладонями, три выдоха, пять нажатий…
Оставшиеся две сотни метров он нёс несчастного на руках. Его спутник тащился следом, навьюченный поклажей всей троицы и хрипел так, что Сергей боялся, что и с ним вот-вот случится приступ.  Но обошлось: монахи с носилками встретили их в воротах и утащили страдальцев в монастырскую больничку.
Отец Андроник широко перекрестил хрипящего пациента. Монахи на ходу обозначили поклоны и посеменили дальше. Рядом с носилками шагал с озабоченным видом скитский лекарь, брат Макарий.
- Ничего-ничего, с Божьей помощью  обойдётся.  В Скиту лесные недуги не страшны, а там, глядишь, и попривыкнет, приспособится…
Голос у настоятеля был низкий, благозвучный. Аромат ладана, исходивший от его рясы и длинной, волнистой бороды, напрочь перебивал привычные запахи Леса.
- Проголодался, поди?  - Отец Андроник повернулся к егерю. - Сейчас осенний мясоед, не строго. Брат кухарь кулебяками с фаршем потчует, щуками пареными, холодным из головизны с хреном.
- Не откажусь, батюшка… - Сергей встал, мышцы ног протестующе взвыли. – Барахло-то можно оставить в караулке?
- Оставь, отчего ж? Здесь ничего не тронут. И оружие  тоже оставь, негоже по обители с ним расхаживать. Я велю накрыть в малой трапезной – пообедаешь, заодно расскажешь, с чем пожаловал.

- …прежде, чем идти за Малевичем, я решил поискать икону. Заказчик сообщил, что она в церкви при галерее, на углу Толмачёвского.
- Никола в Толмачах? – охнул отец Андроник. - Так там же…
- Верно, отче. – кивнул Сергей. –  Икона Владимирской Божьей Матери, так и значилось в заказе. В церковь я попал с трудом – её всю, сверху донизу  оплели древолианы, живого места не оставили. Едва пробрался сверху, через колокольню. Честно говоря, полез больше для очистки совести - был уверен, что и внутри ничего нет, кроме вьюна и корневищ. Насмотрелся я на такие дома - их только деревья и держат наподобие каркаса, рассыпаться не дают. Поначалу так оно и было – на лестнице, ведущей вниз, остался только узкий лаз и, остальное заросло. А вот внизу…
Сергей покачал головой, будто не веря тому, что собирался сказать.
- Помещение церкви – иконостас, приделы, колонны – всё покрыто зеленью. Идти очень трудно,  ноги проваливаются между корнями, а до пола не достают, каждый шаг - словно в западню. А икона -   чистая, и даже будто светится изнутри. Ни пылинки, ни веточки сухой! Глаза закрою и вижу, как вот сейчас: зелёная непроницаемая стена, а в ней окно в свет, в золотое… А по контуру, не поверите, цветы проволочного вьюнка! Он, отче, очень редко цветёт -  я тридцать лет в Лесу живу, а всего-то десяток раз и встречал. А тут - сплошь цветы, будто оклад жемчужный!  Я, как увидел – обмер. Не знаю, сколько я там простоял, а как пришёл в себя, двинул назад, через верх. Лезу и думаю – хорошо, что путь такой головоломный, не всякий справится…
- Не взял греха на душу?  - понимающе кивнул настоятель.
- Не взял. Я ещё подумал: меня ведь неспроста за двумя заказами туда понесло. Первый – пакость, которую держать бы подальше от Леса. И второй – вот эта икона.
- Образ Владимирской Божьей Матери с древлих времён Москву бережёт. От Мехмед-Гирея спасла, от Ахмата, от Едигея, Тамерлана.  И теперь, выходит, не оставила нас, сирых…
- Выходит, так. Но, вот какое дело, батюшка:  я вчера, когда отдавал Малевича, расспросил дядю Рубика насчёт того, кому понадобилась икона. Это посредник, на Речвокзале работает… Обычно он имена заказчиков держит в тайне, но я сказал, что церковь разрушена и икона пропала – нарочно, чтобы он другого исполнителя искать не стал. Так дядя Рубик признался, что заказ он получил от  представителя Московской патриархии.
- Вот оно как… - отец Андроник расхаживал взад-вперёд по трапезной. Шаги у него были тяжёлые. – Вот, значит, как… Патриарху понадобился образ Владимирской Божьей Матери? А ты  её забирать не стал, рука не поднялась... Так?
- Так, отче.
- Так, да не так!  - он обернулся к Сергею и гневно стукнул посохом об дощатый пол.  – Она тебе не далась! Господь не попустил чудотворному образу покинуть богоспасаемый град, хотя он и стал Лесом. А нам это знак – не оставлять паству, принимать страждущих, нести свой крест, как раньше несли. А ты, вот что  - сейчас целуй крест, что никому, ни словом единым об этом не обмолвишься! Кому надо – я сам расскажу, а ты хоть язык себе откуси, а ни слова!
Голос настоятеля гремел теперь набатом. Сергей встал - и, неожиданно для себя, склонился, припал губами к большому оловянному кресту, подставленному отцом Андроником…

- Теперь-то куда, сыне?
Сергей прощался с настоятелем Скита  там же, где встретились два часа назад – перед воротами, выходящими к Новодевичьему кладбищу.
- Меня утром, на Речвокзале нашла белка и передала записку из Универа, так что я прямо туда. Если потороплюсь  - есть шанс успеть дотемна.
- До Универа, значит… - отец Андроник в задумчивости пожевал губами. - Слыхал, у тебя нелады с золотолесцами?
- Придумаю что-нибудь.
- Ты погоди, торопыга! Придумает он…
Настоятель сделал многозначительную паузу и продолжил.
- - На набережной, в Лужниках, есть часовенка святого равноапостольного князя Владимира – там служит отец Михаил, наш, скитский.  Лужниковские  мужики рядом сколотили причал для рыбацких челноков. Рыбку в обитель шлют, Бога не забывают… Я это к чему говорю? Туда как раз двое послушников собрались, помочь отцу Михаилу по хозяйству. Может и ты с ними?  Проводят по-тихому, договорятся, чтобы рыбаки тебя на тот берег перебросили и лишнего не болтали. Лес там к самой воде подступает, вот ты в обход золотолесцев и поднимешься - а там и до Мичуринского рукой подать. Справишься?
- Не впервой. Только мне бы  на Лужники заглянуть, к отцу Паисию…
Знаменитый на весь Лес монах-сапожник держал мастерскую не в Скиту, а в посёлке фермеров у Большой Арены.
- Слыхал, ждёт он тебя. Брата привратника предупредил: мол, если зайдёт Бич, передайте – готов его заказ.  Что заказывал-то?
- Да вот, ружьецо новое прикупил – похвастался Сергей.  – Для него  - него кожаный чехол с бандольером. Это патронташ такой, не на пояс, а через плечо.
- Всё бы вам игрушки смертоубойные… - недовольно поморщился настоятель. - Ну да ладно. Ты егерь, тебе, стало быть, нужно. Благословляю.
- Спасибо, отец Андроник.
- Бога благодари. И зайди в храм,  поставь свечку святому мученику Трифона. Он покровитель всех охотников и рыболовов – стало быть, и твой тоже.
- Непременно зайду, как-нибудь в другой раз. Только вы вот что, отец Андроник…
- Что, заблудшая душа?
- Велите брату Макарию, чтобы трубку для трахеотомии вернул. Ему невелик прибыток, а мне – вдруг снова понадобится?

Отредактировано Ромей (02-07-2019 08:10:25)