Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Воробьёвы Горы,
родник.
Всякий раз, попадая сюда, Сергей испытывал благоговейный восторг. Деревья, захватившие склоны Воробьёвых гор слева от смотровой площадки и до самого устья Сетуни, не пытались соревноваться друг с другом в высоте, зато с лихвой возмещали это массивностью стволов, разлапистостью корней и сучьев. Неимоверной толщины стволы отращивали у земли воздушные корни; они переплетались между собой, служа стропилами сводчатых залов и галерей, где вместо крова были сплошные пологи проволочного вьюна и лиан. Иные корни возвышались, подобно контрфорсам или образовывали под потолком галереи, хоры, кафедры из переплетённых жгутов малых древолиан. Здесь, в древесных криптах и приделах царил вечный золотисто-зелёный полумрак, а ближе к ночи вспыхивали мириадами свечей и гирлянд разноцветные светляки.
Родник в овраге, прорезающем склон Воробьёвых гор, обустроили задолго до Зелёного Прилива. Когда-то сюда вели каменные супеньки, а вода вытекала из трубы, вцементированной в бетонную плиту. Но корни превратили плоды рук человеческих в щебень, и теперь вода скапливалась в небольшом углублении, стекая к реке весело журчащим ручейком.
Рядом с родником чьи-то заботливые руки соорудили из половинки бревна большую скамью с удобной спинкой. Сергей снял рюкзак, прислонил к нему рогатину и штуцер долго, с наслаждением пил, зачёрпывая воду ладонями, стараясь ни в коем случае не поднять со дна ямки муть. Напился и потянулся за флягой, притороченной к «Ермаку», как вдруг в черепе, где-то позади глаз вспыхнуло, забилось сигнальным маячком ощущение.
Он медленно, стараясь не делать резких движений, выпрямился и сосредоточился на своих чувствах.
Трое. Нет, четверо – двое поднимаются снизу, и ещё двое подходят справа. Идут хорошо, умело – ни звука, ни хруста. Тёплые, пахнущие ружейной смазкой, металлом, тревогой и агрессией.
Люди.
Сергей, стараясь двигаться непринуждённо, расстегнул кармашек и потащил оттуда свёрток с копчёным мясом. Развернул подвявшие листья и отодвинул вещи в сторону, освобождая на скамейке место для трапезы. Ладонь при этом как бы невзначай легла на приклад штуцера.
Едва слышный звук - один из тех, что шли справа, неосторожно поставил ногу на сухой сучок. Сергей спиной кувырнулся вперёд, за колоду-скамейку. Мясо полетело на землю. Над головой прошелестела и глухо стукнулась в древесный ствол арбалетная стрела.
- А ну руки в гору! Дернешься – стреляю!
Пятый. И ближе, шагах в двадцати, за спиной. И как это он ухитрился его не почувствовать? Не различил лёгкую ауру среди четырёх других?
- Медленно повернись. Вот так… а ружьишко брось…
Из прорехи в завесе дикого винограда на Сергея смотрело узкое, зеленоватое лицо с огромными глазами.
Сильван. Аура детей Леса растворяется в естественном фоне, так, что её не в состоянии зафиксировать даже обострённое чутьё егеря. Особенно – здесь, где деревья почти одушевлены, где привычный сторожкий настрой охотника и следопыта смывает волна восторга, порождённая великолепием лесного Храма.
«…но надо же было так облажаться! Водички, называется, попил…»
Теперь видны были все четверо. Золотолесцы, конечно – кому ж ещё тут быть? Двое с арбалетами, один – с потёртым охотничьим карабином. У сильвана – короткое копьё с широким листовидным наконечником. Другого оружия не видно, но обольщаться не следует – опытный охотник способен всадить такое копьецо в кленовый лист с дистанции в десяток метров. А сильвану, судя по тому, как тот держит древко, опыта не занимать….
Тревожный сигнал по-прежнему бьётся в черепной коробке – низким, пульсирующим гулом.
- Ах ты, мать твою!
Шёку – ту самую, многострадальную, траченную третьего дня шипомордником – ожгло огнём. Сергей инстинктивно хлопнул по щеке, под ладонью противно хрустнуло. Со стороны неприятеля тоже раздавались хлопки – золотолесцы упоённо предавались самоистязанию.
Гул стал громче – теперь он уже звучал не под черепом, а наползал снизу, со стороны реки. Сергей посмотрел на ладонь. Крупная, размером с майского жука, антрацитово-чёрная тварь была ежё жива – перебирала лапками, судорожно скручивала и раскручивала раздавленное брюшко.
Между лопатками пробежала ледяная струйка.
- Бегите, идиоты! – заорал егерь. – Спасайтесь, пока не сожрали!
Сразу три жгучих жала впились в шею и в лоб. Инстинктом, а не охваченным паникой рассудком, Сергей понял, что бежать - поздно, да и не убежишь далеко вверх по крутому склону, спотыкаясь о корни, путаясь в кустах, перелезая через поваленные стволы. Он рванул из-под клапана рюкзака пучок картонных цилиндров, сколупнул с двух крышки, намотал на палец шнурки и дёрнул изо всех сил.
Два факела, зелёный и красный, ослепительно вспыхнули, с шипением рассыпая искры. Чёрная туча, готовая сомкнуться вокруг Сергея, разлетелась в стороны драными лоскутьями. Размахивая файерами, он попятился с скамейке, кое-как вдел руку в лямку рюкзака, зажал под мышкой штуцер. Золотолесцы, истошно вопя, катались по земле - над каждым повисло гудящее, клубящееся облако.
«…кинуть файер, отогнать? Поздно, поздно, они уже трупы…»
Зелёный факел погас. Сергей отшвырнул выгоревшую трубку и дернул за шнурок третьего файера. Их осталось ещё четыре – достаточно, чтобы убраться подальше, пока охотничий рой расправляется с жертвами…
Отредактировано Ромей (02-07-2019 23:37:01)
