ДЕНЬ СЕДЬМОЙ,
21 сентября 2054 года вторник.

МЦК,
Станция «Площадь Гагарина»
Покрытая жёсткой щетиной туша гулко стукнулась о дощатый пол вагончика-теплушки. Егор утёр пот со лба и с трудом унял дрожь в руках. Помощник машиниста, парень лет двадцати, с веснушчатой физиономией и большими, как лопаты, руками, восхищённо рассматривал добычу.
- Ох, и здоровенный! Пудов семь потянет. И как вы его дотащили, мужики?
Бич посмотрел на него с жалостью.
- Это, юноша, не кабан, а подсвинок, ему и года-то нет. Здешние кабаны до двухсот килограммов вымахивают, а то и больше.
- Да ты не слушай его, Бич, молодой он ещё. – Путеец накрыл добычу куском промасленного брезента.  – Две недели как с Поляны,  жизни не понимает…
- А Матвей где? Он же вроде у тебя ездил за помощника?
Путеец потемнел лицом.
- Нет больше Матвея. Третьего дня в Сокольниках получил стрелу в шею. Аватарки словно озверели: пять нападений за две недели, дрезину Зарипа-Чайника сожгли, семь пораненных.  Мы и Мотьку думали довезти, стрела-то неглубоко зашла, кишки не задела. Только она оказалась отравленная - получаса не прошло, как помер.
- Сильно мучился? – тихо спросил егерь.
Путеец мотнул головой и длинно, матерно выругался. Егор в удивлении поднял брови: за своё недолгое время пребывания в Лесу он успел заметить, что местные обитатели старательно избегают нецензурной лексики.
- И что же вы теперь, через Сокольники не ездите?
- Вот уж не дождутся! На железке мы хозяева, чтоб из-за всяких обезьян бесхвостых… впрочем, ты Бич, вроде, с ними дружишь?..
- Я со всеми стараюсь дружить.  – не стал спорить егерь. - Работа у меня такая. А к аватаркам подход надо иметь, тогда вполне можно…
- Подход им… - путеец злобно сплюнул в открытую дверь вагончика.  -  Д я с этими зелёными упырями на одном поле дристать не сяду! А ты чего вылупился? - прикрикнул он на помощника.  - Вали в рубку, пары разводить будем.

«Путейцы», большое сообщество, обосновавшееся на Трёх Вокзалах, монополизировали в Лесу железнодорожные перевозки – подобно тому, как жители Нагатинского затона подмяли под себя сообщение по рекам. На своих дрезинах они курсировали по рельсам, пересекающим бывший мегаполис во всех направлениях, сообща содержали ремонтные мастерские и перевалочные станции. По странной прихоти Леса, железнодорожные магистрали, уцелевшие после Зелёного прилива, неизменно обрывались за пару километров до границы Леса, причём восстановить их не было никакой возможности. Деревья в таких местах стояли сплошной, непроходимой стеной. И всё же, если бы не путейцы, сухопутный транспорт в границах Леса свёлся бы к крепким ногам лесовиков да четвероногим средствам передвижения, вроде немногочисленных вьючных лошадок да  длинноухих родичей петюниного Мойши.
По уцелевшим магистралям дорогам катался туда-сюда пёстрый набор транспортных средств: от низеньких тележек с ручным приводом-качалкой до больших ремонтных дрезин с закрытыми будками, кранами и площадками для шпал. Попадались похожие на обрубок пассажирского вагона автомотрисы, грузовики и «уазики», переставленные на рельсовый ход и моторизованные крохотульки, размером с письменный стол, едва вмещающие четверых пассажиров. Оставшиеся после Зелёного Прилива запасы жидкого топлива давным-давно превратились в комковатое негорючее желе, так что любителям механической тяги пришлось срочно переходить самопальный биодизель. Для тех же, кто предпочитал заготавливать топливо прямо возле путей, в мастерских Трёх Вокзалов наладили изготовление газогенераторов. 
Среди этих независимых  властителей рельсовых путей, нынешний знакомый Бича  занимал особое положение. Он был одним из ветеранов сообщества и катался по железным магистралям без малого двадцать лет. Когда-то он ездил на самодельной газогенераторной дрезине, но однажды судьба подбросила ему подарок в виде найденного на запасных путях станции  Москва-Товарная танка-паровоза серии 9П. Лёха взялся за раритетный механизм и два года оживлял его: менял проржавевшие трубки котла, выискивал по локомотивным депо запасные части, заказывал недостающее из-за МКАД. А когда грандиозный труд был завершён -  обновил покраску своего детища, включая красные, с белым ободком колёса и большую звезду на передней крышке котла. С тех пор Лёхин 9П считался гордостью железнодорожного парка Леса, а сам он приобрёл вполне заслуженное прозвище «Кочегар».

- Погодите, мужики, я с вами!
Крик гулко отразился от стен и низких сводов станции. Егор высунулся из вагончика и увидел, что по путям, со стороны моста через Москву-реку торопится группа людей. Идущий впереди сильно напоминал Бича – станковый рюкзак с притороченным чехлом для ружья,  рогатина. За ним четверо в рубахах-вышиванках волокли по двое длинные, изогнутые то ли трубы, то ли брёвна. Похоже, ноша весила немало -  все четверо изрядно запыхались и обливались потом.
- Лёха, ты, что ли? Подбросишь к ВДНХ?
- А-а-а, Мамонт!.. – Кочегар выглянул из рубки локомотива.  - Откуда дровишки?
- Из долины Сетуни. Туда с Крылатских холмов забрела парочка слонопотамов – ну, я подсуетился, завалил одного. Вот, везу на продажу.
- Полезай в теплушку. Там Бич сидит, составишь ему компанию.
- Серёга? -  при виде егеря физиономия новоприбывшего расплылась в улыбке. – Вот сюрприз! Слышал, ты обзавёлся нитроэксперссом - так, может,  поохотимся вместе?
Егор с напарником переглянулись. Похоже, белка была права – слухи о его внезапном интересе к охоте на слоновьих предков успели разойтись среди обитателей Леса.
Втроём они затащили у носильщиков длиннейшие, куда там мамонтовым, бивни. Всего их было два, каждый весом под сто килограммов. Охотник расплатился с носильщиками несколькими горстями желудей.
- Вот, понимаешь, застрял на мосту, у Кузнеца. Туда-то меня сетуньцы подбросили, на ручной дрезине. А там сказали, что Лёха-Кочегар дожидается кого-то на Гагарина. Ну, думаю, надо поспешить, иначе ещё невесть сколько просижу! Нанял парней с Малиновки – и сюда. А это тебя, значит, Кочегар ждал?
- Меня. –  кивнул егерь. – Только мы ведь через восток поедем, через Сокольники.  Подождал бы немного, глядишь, и случилась бы оказия в другую сторону?
- Двое суток жду, сколько можно? Сокольники – это стрёмно, конечно, ну да уж как-нибудь…
- Ну, дело твоё, я  предупредил…- Бич обернулся к Егору. - Вот, Студент, знакомься – Саня-Мамонт, в миру Александр Клименко. Первейший во всём Лесу охотник на стегодонов, мастодонтов, мамонтов и прочих доисторических тварей, в просторечии именуемых слонопотамами. Нам тоже на ВДНХ, так что поедем вместе. Кстати, может переберёмся на платформу?  Погода отличная, прокатимся с ветерком. У Лёхи там буржуйка приспособлена, чайку согреем. Опять же, если что – спрыгнуть можно, в любую сторону. А то здесь тесновато, да и попахивает…
И кивнул на кабанью тушу, наполняющую теплушку, на две трети забитую какими-то ящиками и тюками, запахом свежей крови и тяжёлым звериным духом.
А что, я «за».  – охотник поднял рюкзак. – У меня и горилка с салом найдётся, картошечка вареная, гусятина – запасся в Малиновке, пока ждал.
Паровоз издал протяжный гудок, откуда-то из-под колёс на платформу повалили клубы белого пара.
- Поезд отправляется! – заорал Кочегар и потянул за проволочную петлю. – Провожающим просьба покинуть вагоны!
Раздался длинный гудок. Лязгнули буфера и локомотив, скрежетнув ребордами, сдвинулся с места, выехал из-под сводов станции «Площадь Гагарина» и покатил на юго-восток, в сторону Тульской.

Отредактировано Ромей (13-07-2019 16:51:47)

МЦК,
станция «Соколиная Гора».
Местность слева от путей походила на пейзаж постапокалиптической компьютерной игры. Лес словно обошёл её своим вниманием - ни буйно разросшейся акации и сирени, ни пятидесятиметровых гигантов, взломавших фундаменты, ни даже вездесущей ползучей зелени. Между мёртвыми многоэтажками – чёрные, высохшие деревья, растрескавшийся, весь в ямах и промоинах асфальт, уставленный проржавевшими остовами машин. На подслеповатых, зияющих выбитыми окнами, фасадах то тут, то там - угольно-чёрные языки копоти; провалившиеся крыши топорщатся в небо изломанными балками стропил. Четырнадцатиэтажная коробка за путепроводом вся обуглена, почернела, словно извлечённая из костра головешка.
– Вокруг Измайловского повсюду так. – Егерь сидел на мешке с песком и гонял по стволу своего штуцера шомпол. – Запретный Лес, известное дело…. Рассказывают, когда начался Зелёный прилив – из кварталов, прилегающих к парку, почти никто живым не выбрался, так все здесь и остались. С тех пор никто сюда не заходит, ни зверь, ни человек. Чувствуешь, как мозги прессует? Это ещё ничего, а вот если забраться поглубже…
Егор кивнул. С тех пор, как состав миновал железнодорожную эстакаду через шоссе Энтузиастов – так же, как и Ленинский проспект, свободное от лесных гигантов – он постоянно ощущал нарастающее давление, исходящее из глубины чащобы, раскинувшейся слева от путей. Поначалу это было лёгкое беспокойство, постепенно перешедшее в приступы острой тоски пополам с необъяснимыми всплесками паники. Голова стала тяжёлой, в ушах плыл густой звон, и больше всего хотелось забраться под брезент, накрыть руками голову и ждать, пока всё это останется позади…

Теплушку отцепили за платформой Нижегородская – груз предназначался для фермеров Кусковского парка. Вагон зацепила большая, воняющая горелым биодизелем дрезина и поволокла по соединительным путям, ведущим на Курскую ветку. А паровозик с платформой впереди бодро постучал дальше, в сторону шоссе Энтузиастов.
И вот – Измайлово.

- Это, наверное, самая загадочное место в Лесу. – продолжал егерь. Рассказывают, когда начался Зелёный прилив – из кварталов, прилегающих к парку, почти никто живым не выбрался, так все здесь и остались. С тех пор никто сюда не заходит, ни зверь, ни человек. Там, дальше, Лес становится совсем непроходимым, что понизу, что в верхних ярусах. И животных нет – мёртвенная зелёная тишина, ни ветерка, ни шороха листьев…
- Похоже, кое-кто туда всё-таки заходил? – спросил Егор. Беседа хоть немного отвлекала от незримого пресса, давящего на сознание, позволяла хотя бы отчасти взять себя в руки.  – Например – тебе? Чего там, признавайся, видно же…
- Ну… работа у нас, егерей, такая – лезть туда, куда остальным хода нет. Был я тут пару раз, признаюсь.. И больше не хочу. Яська говорила – белки  пытались несколько раз пройти поверху – но тоже не выдерживали, поворачивали прочь. Если кто и знает, что там на самом деле происходит – это лешаки. В Измайловском парке у самой МКАД, есть одно местечко – Терлецкое урочище, Голосовой овраг. Место древнее, дремучее - о нём ещё при царе Горохе рассказывали, что там родина всех леших. Пословица даже была: «Леший Перовский зовёт Куликовского в гости, на родные кости».  Это значит,  что перовские, терлецкие то есть, лешие померли и в землю легли раньше иных прочих.  Рассказывали, что сам Яков Брюс, чернокнижник, который Сухареву башню, построил, попробовал местных леших себе подчинить -  да только они не захотели под него идти, выгнали ни с чем. А позже, поклонник Брюса,   граф Терлецкий, искал в Голосовом овраге секрет  эликсира бессмертия и, как говорят, нашёл. И с тех пор появляется в Терлецком урочище со своей чёрной собакой…
- Вот, значит как… - Егор  удивления забыл даже о гнетущем присутствии Запретного Леса. – А я-то, дурак, сострил, что мол, Гоша похож  Кощея Бессмертного… Выходит, угадал?
Ну, этого никто не знает. Но старых байках точно есть своя правда - недаром лешаки Московского леса считают Терлецкое урочище своей святыней. Деревья их здесь стоят, те, с которыми они накрепко повязаны. Так что проси – не проси, а ни Гоша, ни другой его родич ни слова о Терлецком урочище, да и вообще о Запретном Лесе не скажет, хоть ты их огнём жги…
Над головой длинно загудел свисток – Лёха-Кочегар на свой манер пробовал разогнать свинцовую тоску и хмарь Измайлова. Платформа нырнула под своды станции – такой же безрадостной как и всё, что простиралось слева от путей. Ни зелёного листика, ни травинки в трещинах тротуара, ни прядки проволочного вьюна на голом, облезлом бетоне - лишь пустые переплёты эстакад и пешеходного мостика  безжизненно скалятся осколками стекол. 
Егерь посмотрел на часы.
- Ну вот, Соколиную гору мы миновали - это, считай, середина дистанции через Измайловский парк. Ещё минут десять потерпеть – и начнёт полегоньку отпускать…

Отредактировано Ромей (14-07-2019 10:22:10)

МЦК,
возле ст. «Белокаменная.
Нигде ещё Егор не видел таких громадных деревьев как здесь. Состав полз между ними, словно жук по муравьиной тропе между столетними дубами, и оставалось лишь удивляться, почему корни этих лесных Гулливеров – каждый толщиной с железнодорожную цистерну – пощадили железнодорожную насыпь. Егор не мог даже приблизительно оценить высоту деревьев – нижние ветви смыкались метрах в тридцати над головой, а выше всё тонуло в зелёном сумраке. На паровозе зажглись  калильные газовые фонари, и дальше они продвигались с черепашьей скоростью, не больше пятнадцати-двадцати километров в час.
Медленно уплыли назад руины платформы, сверху донизу оплетённые ползучим виноградом и проволочным вьюном. Осталась позади брошенная на параллельных путях электричка, укутанная шубой серо-зелёного мха.
- «Белокаменная». – глухо произнёс Бич. - Где-то здесь Митяя и подстрелили. Ты, вот что, Студент: если начнётся заваруха – прячься и не высовывайся.
И показал на бруствер из мешков с песком по бортам.
- Как же так? – удивился Егор. – Если нападут…
- А так! Аватарки в пассажиров стараются не стрелять, во всяком случае – нарочно. Правило у них такое, понимаешь? Может, конечно, случайно зацепить, но тут уж, как говорится, ничего личного.  Но если будешь отстреливаться и, не дай бог, кого-нибудь зацепишь -  навсегда окажешься в списке их врагов. Ты ведь, как я понял, хочешь стать рейдером?
- Ну… не пока знаю. Как получится.
- Раз не знаешь – не спеши портить ни с кем отношения. Успеешь ещё…
Раздался протяжный гудок,  паровоз дёрнулся, резко сбрасывая ход.
- Ах ты ж, вашу мамашу… накаркали!
Впереди, на путях громоздился завал из поваленных деревьев. Неведомые злоумышленники не смогли, конечно, повалить ни одного из лесных титанов, высящихся по обе стороны линии, но и того, что было, вполне хватало – толстенные, в два обхвата стволы легли на рельсы крест-накрест, образовав преграду, которую не преодолел бы не то, что маневровый 9П, но и самый мощный и тяжёлый локомотив.
Егор вытянул голову, рассматривая баррикаду.
Паровоз снова издал гудок и со скрежетом провернул колёса. Стены деревьев медленно поплыли в обратную сторону.
- Берегись!
- По ушам стеганул низкий свист. Егор испуганно дёрнулся – в полуметре от его ноги в дощатом настиле торчали две длинные оперённые стрелы.
Егор повалился под защиту мешков. Сверху на него упало что-то тяжёлое, мягкое.
- Рюкзаком! Рюкзаком накройся, чтоб тебя!
Совет егеря едва не запоздал.  Тупой толчок, из спинки рюкзака на два пальца высунулся плоский листовидный наконечник из тёмной, почти чёрной стали.
С паровоза длинно, на половину ленты, ударил пулемёт. А состав уже набирал ход – не полз, а бодро катился назад, под защиту козырьков и стенок «Белокаменной».
Ещё два удара в доски,  новый мягкий толчок. На этот раз стрела не прошла насквозь, застряла где-то в Егоровой поклаже.
- Что-то совсем они озверели… - придавлено просипел Мамонт. Он не успел дотянуться до рюкзака и, падая, обрушил на себя тяжеленные мешки с бруствера.
Пулемёт замолк. Состав с разгону проскочил платформу, протарахтел ещё метров триста  и, издав один за другим три коротких гудка, остановился.
Всё, студент, можно вставать… - Бич поднялся на ноги и принялся отряхиваться.  Из его «Ермака» торчали три стрелы, точно такие же как первая – с необычно длинным, на четверть древка  оперением белого цвета. Егерь выдернул одну, повертел в руках.
- Дети Ясеня.  Я так и думал…
- Кто-кто?
Егерь сломал стрелу и швырнул её за борт платформы.
- Видишь ли, Студент, сообщество аватарок – это не что-то единое. Они разделены на группы, называемые кланами - душ по пятьдесят-сто. Что там между этими кланами происходит – одному Лесу известно, а только единства в товарищах как не было, так и нет. Аватарки вообще индивидуалисты – они и живут мелкими кучками, а то и вовсе поодиночке. Сколько-нибудь согласованной политики у них нет, каждый клан творит, заблагорассудится. Путейцев, конечно, все аватарки терпеть не могут, но всякий -  на свой, неповторимый манер. Скажем, Дети Дуба,  предпочитают их просто не замечать, как, впрочем, и всех остальных лесовиков. Засели в своей чащобе и носа оттуда не кажут.  Другие, например, Дети Сосны, ограничиваются тем, что пакостят по мелочам: канаты поперёк путей натягивают, чтобы людей с дрезины сбрасывало, колья вбивают между шпалами... А то устроят завал и напихают между веток гнёзд диких пчёл, чтобы  веселее было растаскивать.  Но есть и  отморозки, вроде Людей Ясеня – тем крови подавай. Видать, крепко их в Замкадье обидели, если они до сих пор людям простить не могут…
- Людям? – удивился Егор. – А они тогда кто?
- Я же говорил: аватарки себя людьми не считают. А уж те, с кем они воюют -  тем паче.
- Странно как-то они воюют -  завалы, засады…  Разобрали бы рельсы и дело с концом!
- Спасибо строителям МЦК, они  сварные, бесстыковые - взрывчатка нужна или автоген. Но ни тем ни другим аватарки не пользуются. Пару раз пробовали подкапывать пути, только ничего путного из этого не вышло – хлопотно, да и мало их, десяток-полтора в отряде, редко больше. А может, просто ленятся, кто их разберёт?
- Хорошо, хоть стволов у них нет. - Мамонт  уныло рассматривал указательный палец, продетый в дырку от стрелы. – Вот подлость какая, а? Новая ведь совсем куртка! Швырнул, понимаешь, на рюкзак, и на тебе…
- Ничего. Главное, своя шкура цела, а прорехи залатать  – плёвое дело. А насчёт огнестрела Мамонт прав: не испытывай аватарки такой неприязни к плодам цивилизации -  путейцы в Лосинку носу сунуть не посмели бы. А так - обходятся луками, копьями да изредка, самые продвинутые  - самодельными арбалетами. Есть ещё духовые трубки, как у амазонских индейцев, но сейчас они из них не стреляли. Не по правилам, пассажиров можно задеть!
- А стрелами - нельзя? – удивился Егор. - То-то мне весь рюкзак издырявили…
- Стрелы – другое дело. Далеко не всякая стрела валит насмерть, да и раны, обыкновенно, бывают лёгкие. Обратил внимание, что у стрел белое оперение? Значит -  чистые. А вот те, что с красным оперением и  дротики духовых трубок смазывают  очень сильным ядом, куда там кураре…. Такой стрелой и Митяя подстрелили.
- Вы там как, все целы?  - Лёха-Кочегар спрыгнул с паровоза и забрался на платформу. – Я же говорил – как озверели, макаки зеленозадые…
- Пронесло.
- Ну и мы тоже. Я, вроде парочку снял, хотя в листве поди, разбери… Вообще-то их немого было, голов десять.
- Что дальше делать думаешь? – осведомился егерь. При словах об убитых аватарках он поморщился, словно от зубной боли.
- А чего тут думать? Своими силами нам завал не растащить даже в спокойной обстановке, а эти падлы наверняка сидят по деревьям, дожидаются. Заметили – стрелы сверху летели?
Бич кивнул. Действительно, все стрелы, попавшие в платформу, торчали черенками вверх.
-Я дам знать на Северянина, там дежурит  бронедрезина и ремонтная бригада. А мы пока  вернёмся до Бульвара Рокоссовского. Ночь перекантуемся, а с утра, с двух сторон, краном, да под прикрытием – на полчаса работы.
-Толково.  - кивнул Бич. – Тогда счастливо оставаться, а мы пойдём. Часа за два дошагаем до Ярославки, и если ничего не случится, к ночи  будем на ВДНХ. Мамонт, может и ты с нами?
Охотник уныло покачал головой.
- Бивни мне на себе переть, что ли?  Нет уж, сойду на Ростокино, у эстакады,  а там либо челноков найму с лошадьми, либо белку отправлю, чтобы слали носильщиков…
- Ну, как знаешь.  – егерь протянул собеседнику ладонь. – Мы, наверное, на ВДНХ задержимся на денёк. Заглядывай к Саргису - посидим, вина выпьем. Говорят, ему барахольщики с Сухаревской приволокли что-то особенное – вот и продегустируем.
- Договорились.  Тем более, что я для него бивни везу…
- Тогда, до встречи, брат!
- До встречи.

Отредактировано Ромей (16-07-2019 00:57:53)