Общежитие, располагающееся в одном из боковых корпусов Главного Здания, удивило Егора своим запущенным видом. Когда-то, ещё до Зелёного Прилива, администрация Университета не пожалела средств, украсив потолки декоративного панелями и бордюрами из негорючего пластика. Теперь на месте сожранного Лесом евровеликолепия осталась лишь обшарпанная извёстка, покрытая тёмными, неопрятными пятнами потёков. О былой, ещё пятидесятых годов прошлого века, роскоши напоминал, разве что, дубовый паркет, да деревянные оконные рамы, которые к счастью не успели заменить на пластиковые стеклопакеты.
Нынешние обитатели общежития – абитуриенты и аспиранты Московского Университета – старались содержать его в чистоте и, как могли,  боролись с вездесущей «синей плесенью» и ползучими лишайниками. Лесное море плещущееся у подножия красных, имперского гранита, колонн, скоро век, как стерегущих оба парадных крыльца, не делало попыток проникнуть внутрь. Но, главное, в стенах Главного Здания люди не страдали от Лесной Аллергии, загадочного синдрома, тридцать лет назад изгнавшего жителей мегаполиса за МКАД - и с тех пор успешно противостоящего любым попыткам обитателей внешнего мира вернуть утраченное.
Подобных «экстерриториальных» кусочков прежней Москвы в границах Леса было всего три. Ну, четыре, если считать загадочный Кремль, о котором Егору успели поведать несколько леденящих кровь историй. На Северном Речном вокзале располагался главный перевалочный пункт для людей, перемещающихся между Лесом и внешним миром - «Замкадьем», как называли его лесовики, следуя московской традиции, возникшей задолго до Зелёного Прилива. На ВДНХ раскинулся самый крупный внутренний рынок Леса - здесь крепко обосновались замкадные коммерсанты, державшие в павильонах бывшей выставки склады и целые торговые представительства. Через Ярославку шёл весь оборот товаров центральных, северных, восточных и юго-восточных территорий, от Кузьминок до западной кромки Большого Болота. А вот переселенцев из-за МКАД на ВДНХ было немного – страдающим даже лёгкими формами Лесной Аллергии непросто выдержать пеший переход по Ярославке. К тому же, по реке куда проще добраться до МГУ, а так же до Полян Серебряного Бора и Коломенского - куда, как правило, и стремилось восемь из десяти пришельцев из Замкадья.
Все эти полезные сведения он почерпнул из буклета, полученного в приёмной комиссии. Как и обещал секретарь, с размещением в общежитии проблем не возникло. Предъявив направление, Егор получил ключ у дежурной по этажу – немолодой, бесформенной тётки в синем сатиновом халате и войлочных тапках - и отправился обживать своё новое обиталище. Население ГЗ сократилось с прежних времён чуть ли не вдесятеро, так что, при желании, можно было получить в единоличное пользование комнату, где раньше обитали двое, или даже четверо. А то и целый отсек из двух комнат. Такой ему и достался – с санузлом и маленькой, полтора на два метра, прихожей.
А вот кухоньки, даже самой крошечной, не было. Пришлось идти в конец коридора, где располагалась общая для всех обитателей этажа кухня. По совместительству – местный Форум, Майдан и Дом Культуры.

Кухня тонула в уютном полумраке – верхний свет не горел, и настольной лампы с треснутым абажуром зелёного стекла едва хватало на то, чтобы осветить открытую книгу и ещё чуть-чуть – её владелицу. Она сидела вполоборота, и вытертая до белизны клеёнка, свисающая со стола, не скрывала круглых, отсвечивающих под лампой коленок.
- Вы не позволите воспользоваться вашим чайником? А то у меня пока нет своего…
Хозяйка книги подняла на пришельца глаза и, чуть помедлив, выпрямилась на табурете. Он машинально отметил, что незнакомка не заморачивается бюстгальдерами и прочими лифчиками – крупные соски легкомысленно просвечивали сквозь белую ткань топика.
«А ничего так - третий размер, не меньше…»
Незнакомка приветливо улыбнулась.
- Новенький, что ли?
- Да, только что заселился. Купил внизу, в буфете, пару булочек – вот, не хочется всухомятку…
«И улыбка очень даже ничего – эдакие задорные ямочки на щеках….»
Девица встала - Егор испытал лёгкое потрясение, убедившись, что выражение «ноги от ушей» вовсе не фигура речи – и щёлкнула выключателем.
Это было второе потрясение – при ярком свете стало заметно, что кожа девицы, безупречно матовая, безупречно гладкая - не кожа, а мечта производителя рекламы косметических средств – имеет легкий зеленоватый отлив. И глаза под стать коже - ярко-зелёные, с коричневыми радиальными лучиками. Ведьминские глаза. В сочетании с блондинистой, редкой густоты гривой –убойно.
- Испугались? – девица усмехнулась, как показалось Егору – невесело. – Да, я из местных. «Золотые Леса» - приходилось слышать?
Молодой человек едва нашёл в себе силы, чтобы кивнуть. Изумрудные глаза завораживали.
- Вообще-то я не здесь живу, а в посёлке под смотровой площадкой, возле Трёх Ясеней…
Она так и сказала – «Трёх Ясеней» - с больших букв.
- …а сюда заглянула навестить подруг – и вот, засиделась.
- Кхм… так я насчёт чая… не подскажете?
- Так вот же титан, наливайте. Заварка-то есть?
Здоровенный, не меньше метра в высоту, никелированный бак стоял на столе, в углу кухни. В нижней части имелся блестящий металлический краник, из которого в подставленное блюдце падали редкие капли.
- Осторожно, горячо же!
Совет запоздал. Егор зашипел, дуя на пальцы – металл был нагрет чуть ли не до ста градусов. Это подтверждала и круглая шкала термометра, вмонтированного рядом с длинной, во всю высоту бака водомерной трубкой. На прикрученной возле трубки облупленной жестяной табличке значилось: «Кировский завод «Электробытприбор».
- Ну и чудище! А что, электрических чайников здесь нет?
- Комендант запрещает держать их в комнатах, боится пожара. Ну, ребята и приспособились делать бульбуляторы.
- Бульбу… что? 
- Вы как ребёнок! – рассмеялась девица. Смёх у неё был мелодичный, звонкий – словно разом зазвучало множество хрустальных колокольчиков. - Всё-то вам, замкадышам, надо разжевывать… Берёте два безопасных лезвия… знаете, что это такое? Так вот, берёте два лезвия, прокладываете между ними несколько спичек – только головки не забудьте обломить, с вас ведь станется… Потом обматываете всё это нитками, покрепче, и прикрепляете к каждому лезвию провод. Опускаете в стакан, а кончики проводков – в розетку.
- И что, помогает?
- Ещё как! За полминуты литровую банку запросто можно вскипятить. Правда, если комендант застукает – скандала не оберёшься. Тут вообще полно старья - нормальная-то техника не работает, вот и выкручиваются, как могут…
От такого технического креатива Егор несколько завис. 
- А откуда его берут… старьё то есть?
- Да откуда угодно! Хотя бы  складов в подвалах. Знаете, какие они здесь? Говорят, туда много лет сваливали всё, что устарело, а выбросить жаль. Ну и барахольщики, конечно, таскают…
- Барахольщики? А это кто?
Но девица будто не услышала вопроса.
- Там и бомбоубежища, огромные, на случай атомной войны. В них полно всяких припасов - закладывали чуть ли не сто лет назад!
Егор вспомнил хохла-прапорщика с его коллекцией военного антиквариата.
- Знаю, выдали сегодня кое-что – как раз оттуда…
- А на самом нижнем уровне даже ядерный реактор есть! – таинственным тоном поведала зеленокожая.
- Ядерный реактор? Да ладно, быть не может…
- Не может, значит? – в голосе собеседницы звучал язвительный скепсис – Да что вы говорите? Конечно, вы в вашем Замкадье самые умные… А вот скажите, откуда тогда электричество берётся? Сети-то давно нет!
А ведь верно, прикинул Егор. Вот и на лифте он сегодня покатался вдоволь - и в центральном корпусе, когда искал лабораторию и здесь, в общаге. Не от дизель-генераторов же они работают? И не от городских электросетей, тут она права…
И, тем не менее, продолжал возражать:
- Нет здесь никакого реактора, это я вам как физик говорю. Ядерный реактор не может работать без навороченной электроники - а она вся на полупроводниковой базе.
Девица собралась ответить, и даже открыла рот, но передумала. Егор поспешил закрепить достигнутый успех:
- А вы на какой кафедре учитесь?
Он уже знал, что из всех факультетов в Университете осталось четыре – биофак, химфак, факультет почвоведения и, в сильно обрезанном виде – социологический, пытающийся изучать новообразованные сообщества лесных обитателей. Впрочем, и остальные занимались только и исключительно Лесом.
- Я работаю в библиотеке. Ты как-нибудь заходи, поболтаем. А сейчас – извини, подруги ждут…
«Они что, уже перешли на «ты?»
- Конечно, зайду, спасибо за помощь!
- Кстати, меня зовут Лина. – девица кокетливо сделала ему ручкой.
- Егор. Так я загляну…в библиотеку?
- Заглядывай, буду рада.
Как же, подруги её ждут… - Егор завистливо проводил точёную фигурку взглядом. – Повезло ведь кому-то – заполучить такую красоточку…. А что зелёная кожа – это ерунда, в этом можно даже найти своеобразную прелесть. Скажем, на чёрных простынях, или под малахит – любой поклонник фэнтези будет в восторге…

Отредактировано Ромей (28-05-2019 00:03:52)

точно, я и забыл...
обязательно вставлю вкусное и почти забытое слово.

- Комендант запрещает держать их в комнатах, боится пожара. Ну, ребята и приспособились делать бульбуляторы.
Ну, ребята и приспособились делать бульбуляторы.
- Бульбу… что? 
- Вы как ребёнок! – рассмеялась девица. Смёх у неё был мелодичный, звонкий – словно разом зазвучало множество хрустальных колокольчиков. - Всё-то вам, замкадышам, надо разжевывать… Берёте два безопасных лезвия… знаете, что это такое? Так вот, берёте два лезвия, прокладываете между ними несколько спичек – только головки не забудьте обломить, с вас ведь станется… Потом обматываете всё это нитками, покрепче, и прикрепляете к каждому лезвию провод. Опускаете в стакан, а кончики проводков – в розетку.
От такого инженерного креатива Егор слегка завис
- И что, работает?
- А куда он денется? За полминуты литровую банку можно вскипятить. Но если комендант застукает, скандал гарантирован. А вообще, тут полно старья - нормальная техника не работает, вот и выкручиваются, как могут…

Отредактировано Ромей (28-05-2019 00:05:08)

V
17 июня 2054 года.
Московский Лес.
Замоскворечье,
Добрынинский Кордон
Добрынинка входила в число редких в Лесу мест, где можно  видеть небо над головой. Высоченные клёны и ясени растут здесь только по контуру площади, а центральная её часть, где стоит памятник Алишеру Навоѝ, во всякое время дня свободно от тени. Потому, наверное, и люди здесь живут весёлые, жизнерадостные  - и, в отличие от большинства лесовиков, могут похвастать пусть и не слишком густым, но всё же загаром.
Ваха Исраилов уже два с лишним десятка лет возглавлял обосновавшуюся здесь большую общину фермеров – большую, разумеется, по меркам Московского Леса, где и дюжина человек сходит за толпу.  А население Добрынинки, считая детей и стариков, давно перевалило за полсотни. Крепкое хозяйство, гостеприимство обитателей, основательные, надёжные укрепления  создали Добрынинскому кордону репутацию главного перекрёстка Замоскворечья, на котором охотно принимают челноков, охотников и разный бродячий люд. Сергей был на Кордоне частым гостем и пользовался здесь особым уважением. Особенно после того, как несколько лет назад он ухитрился по просьбе Вахи перегнать с ВДНХ барана и пяток овец. Чего ему это стоило, Сергей не распространялся, но с тех пор в чайхане - центре культурной и общественной жизни Кордона – стали подавать превосходные, лучшие в Московском Лесу, шашлыки и шурпу. А авторитет егеря подскочил в глазах «добрынинцев» до небес.
А ещё на Кордоне выращивали виноград. Дикорастущий, терпкий, невыносимо кислый, какой можно встретить в любом уголке Леса -  здесь его сумели кое-как облагородить. Вина из такой «лозы» не получается, из-за слишком низкого содержания сахара; выжатый сок сгущают, смешивают с протёртыми орехами и мёдом диких пчёл. Получившийся продукт, нечто вроде твёрдой пастилы, очень ценится за питательные свойства и удобство транспортировки. Выжимки идут на брагу, а из мезги (твёрдые остатки после отжима ягод) Ваха приноровился гнать вполне приличную чачу.
Вроде той, что стояла сейчас на столе – в изысканном серебряном кувшине, рядом с чеканным блюдом с наваленными  горкой кусками  баранины, исходящими золотистым жиром. Ваха, довольно крякнув,  разливал бледно-золотую жидкость по серебряным же чаркам.
Ваха питал слабость к роскошной столовой утвари - благо, вокруг её хватало, что в квартирах, давным-давно лишившихся хозяев, что в ювелирных и антикварных магазинчиках, каких в Замоскворечье пруд пруди. На Кордоне  подавали исключительно  на серебре - хрусталя и фарфора Ваха не признавал принципиально, а на заверения Сергея, что никаких вампиров в Лесу отродясь не было, отвечал невнятным ворчанием. Один из добрынинцев  в прежней жизни был антикваром и теперь с удовольствием помогал Вахе заполнять буфеты дорогущими обеденными приборами и прочей необходимой в быту утварью – разумеется, серебряной.
Как вот эти, чернёного серебра, чарочки кубачинской работы.
- Вот ты скажи мне, уважаемый Ваха… - Сергей с удовольствием выцедил чарку и принялся пальцами копаться в кусках мяса – порядки за этим столом были исключительно кавказские. – Ты ведь, вроде мусульманин, а спиртное хлещешь – мама не горюй! Вам разве аллах не запрещает?
- Э-э-э, дарагой, какой запрет? - старейшина Кордона успел оприходовать свою чарку, закусил куском баранины и теперь вытирал жирные пальцы о загривок лежащего у его ног Абрека. Пёс повизгивал от преданности и изворачивался, норовя лизнуть пальцы хозяина.
– Омар Хайям, «Рубаи», помнишь? «Отравлен день без чистого вина»! Покантуйся с моё по горячим точкам – поймёшь, что всё это глюпости. Меру надо знать, да?
Прапорщик военной полиции, получивший ранение на Ближнем Востоке, был застигнут Зелёным Приливом в реабилитационном отделении Бурденко. Не сумев в панике первых дней выбраться за МКАД, Ваха обнаружил, что недуг, гонящий людей прочь из города, совершенно на него не действует.  Собрал вокруг себя горстку таких же везунчиков,  и после нескольких месяцев скитаний по Лесу осел на Добрынинской. С тех пор община прирастала людьми, и не только кавказцами – вахиных земляков здесь насчитывалось едва ли полдюжины. Впрочем, остальные обитатели Кордона охотно перенимали манеры своего «аксакала»...
Поселение разрослось вширь и теперь по праву считалась одним из самых крепких и благополучных во всём Замоскворечье. Кроме винограда здесь выращивали овощи, занимались бортничеством, собирали орехи и ягоды. Но главным продуктом Добрынинки остаётся саго – рассыпчатая, богатая пищевым крахмалом субстанция,  получаемая из плодов дынного саговника – растения, дающего крупные, размером с дыню, плоды. Как и пожарная лоза, проволочный вьюн и сотни других растений, дынный саговник рос только на территории Леса.
Из саго пекли лепёшки-лаваш, варили кашу, делали лапшу и даже ухитрялись лепить пельмени. Именно саговая паста и крупа, а вовсе не фирменная добрынинская медовая пастила, не вахина чача, и даже не ингредиенты лесных снадобий, которые в изобилии высушивали, выпаривали и настаивали женщины Кордона, составляли львиную долю «экспортного» товара. Обычные злаки в Лесу не росли, и его обитатели испытывали потребность в доступных заменителях хлеба. А саговый лаваш стал, наравне с медовой пастилой, излюбленной дорожной пищей  челноков, егерей и прочих лесных скитальцев.
Абрек ухитрился-таки извернуться и облизал руку Вахи.  Получил от хозяина щелчок по влажному кожаному носу – не больно, но обидно же!  - чихнул  и шумно помотал кудлатой башкой.
- Хороший у тебя пёс, Ваха, сильный.
- Один шипомордника берёт! – похвастался чечен. - У мэня на Кордоне таких шесть. С ними можно на ночь караулов нэ выставлять - всё учуют, унюхают, и тревогу зря не поднимут.  Хочешь, щенка тебэ подарю?
Егерь посмотрел на пса. Тот оставил вахину руку в покое и теперь блаженно вытянулся у очага.
- Спасибо, уважаемый, но куда он мне? Щенка воспитывать надо, растить – а я всё время в дороге. Да и не годятся мне твои собаки – они сторожа, охранники. Мне, может,  лайка сгодилась бы – чтобы за версту всё брала верховым чутьём, и по следу сутками шла.  К тому же, я иногда по таким метам хожу, где собака не проберётся. На дерево, к примеру, залезть, или в развалинах каких…. Лайка, она небольшенькая, посадил её в рюкзак - и ладно. А с такой лошадью  – куда?
- Кстати, дарагой, давно хачу спросить - пачему тэбя называют Бичом? Ты же, вроде, нэ сидел, да?
В реалиях прежней жизни, в том числе, тюремной и лагерной, Ваха ориентировался вполне уверенно.
- Слава богу, не пришлось. А «бич» - это от фамилии. Бечёвниковы мы, со школы ещё прилипло…
Тут он слегка покривил душой. От отца Сергей наслушался рассказов о геологическом быте, в том числе и о бичах - освобождённых, а то и беглых, сидельцах, из которых в советские времена рекрутировались сезонные рабочие для таёжных изыскательских партий и разного рода артелей, от лесосплавных и сборщиков кедровых орехов, до старательских, промышляющих добычей золота, жадеита, и много чего ещё. Да и сам он  за лета, проведённых  на геологической практике, всякого насмотрелся, а потому прозвище своё воспринимал с некоторым даже удовлетворением. Нынешнему статусу, оно, пожалуй, соответствовало: вольный лесной скиталец, ни кола ни двора, рюкзак за спиной, двустволка на плече – в самом деле, чем не бич?

Отредактировано Ромей (28-05-2019 18:08:01)