XXI
После жуткой расправы над «зеленушкой» Лиска больше суток  провела в полубеспамятстве, лёжа тощем матраце, брошенном на  дощатый пол  клетки, не двигаясь, ни на что не реагируя. Вопреки зловещим предсказаниям добросердечного уборщика, никто за это время не пришёл за ней, не забрал, чтобы превратить  в «грибного» зомби. Трижды под дверь подсовывали миску с тепловатым варевом и лепёшку. Во второй раз она заставила себя похлебать немного, но пища не удержалась в желудке. Ещё пару раз новый знакомый являлся в сопровождении охранника – дверь открывали и выносили из клетки смердящее ведро, заменявшее парашу.
Но девушка не обращала на это внимания - перед глазами стояли страшные подробности недавней трагедии, кожу обжигали разлетающиеся во все стороны кровавые брызги, уши закладывал звериный вой несчастной, погибающей под бензопилой татуированного палача…
Из очередного приступа чёрного забытья её вывел знакомый голос.
- Ты как там, жива?
Давешний уборщик поставил перед клеткой ведро с водой  - так, чтобы девушка могла до него дотянуться. Это было наслаждение – Лиска зачёрпывала воду кружкой и, сбросив футболку, поливала лицо, плечи, грудь. Уборщик с интересом косился на соблазнительное зрелище, но когда она стянула и штаны, чтобы перейти к более деликатным процедурам, соизволил все же отвернуться.
Кстати, пока ты валялась в отрубе, ещё одного вашего привели!  -  сообщил он, стоя к клетке спиной.
Лиска замерла с кружкой в руке. 
- Нашего? Это ещё кого?
- Ну, который нормальный, не «зеленушка». Его вместе с вами на носилках принесли, раненого. Видать, оклемался, вот и кинули сюда, в подвал.
Это спутник Виктора,  поняла девушка. Тот, едва не загнувшийся от Эл-А, кому она накладывала «слизней» на простреленную грудь. 
Но ведь её спутников было четверо? Да, всё верно: этот раненый, потом Виктор, и боец, последний  уцелевший из их отряда.
Лиска поспешно натянула мокрую одежду.
- Спасибо, можешь повернуться… А где ещё двое наших, не в знаешь?
- Как не знать? – уборщик выплеснул остатки воды на каменный пол. – Один здесь сидит, в подвале. А второго вместе с одним «зеленушкой» сразу забрали к Порченому.  Говорили, будут делать эта…. сравнительное вскрытие, вот!
Девушку передёрнуло. Пустить под нож двух живых людей ради научного любопытства…
- Тот, которого забрали – он какой был? Молодой, постарше?
- Молодой. Второй, здоровенный такой,  бритоголовый – здесь, в клетке. К нему подранка и засунули. Сказали – сам теперь ухаживай!
- А где их клетка?
- Там, у стены…. – уборщик махнул рукой. – Крайняя в ряду.
- Крайняя?   А сколько их вообще?
Она слышала, конечно, гвалт и причитания «зеленушек» - но определить, сколько их, не представлялось возможным – клетки были разделены деревянными щитами.
- Восемь. В дальней эти двое, в четырёх «зеленушки» , а две, по соседству с твоей, пустые.
- Ясно…- девушка облизнула внезапно пересохшие губы.  - Слушай, ты не передашь ему пару слов?
- Я так и знал, что ты попросишь! - обрадовался уборщик. - Вот, держи, я заранее припас…
Он просунул между прутьями клочок бумаги с четвертинку тетрадного листа и крошечный огрызок карандаша.
Лиска принялась карябать грифелем по бумаге. Очень хотелось - почему он ей помогает?
«Нет, нельзя! Спугнёшь – второй раз так не повезёт…»

Отредактировано Ромей (16-04-2020 15:23:29)

XXII
Удивительно, но церковь пострадала не так уж сильно. Башенки, стоявшие когда-то по углам, сгинули, развороченные корнями деревцев,  завоевавших кровлю. Центральная же башня по-прежнему возвышалась посреди «висячего сада», и даже  купол, изысканный, в стиле итальянского барокко, был на месте – разве что, был трачен кое-где  дырами.
- Может, ну его, а? – неуверенно предложил Мессер. – Когда в прошлый раз   сунулись в церковь -  в такой блудняк влетели, мама не горюй! Но там хоть интерес был, а сейчас что?  Чисто за ради погулять? 
Чекист недовольно покосился на бойца. Возразить было нечего –при попытке проникнуть в  храм близ Третьяковской галереи на предмет поисков особо ценной иконы (заказ Кубика-Рубика), отряд чуть не угодил на обед стае шипомордников.
- Родители у меня здесь венчались. – неохотно объяснил он. – Раз уж дом найти не удалось,  так хоть сюда загляну.
- Родители – это святое. – одобрил Мехвод. – А ты, Мессер, не сцы. Не хочешь  - постой снаружи, вон с этим…
-  Я с вами, с вами! – торопливо отозвался Хорёк и нервно облизал пересохшие губы. «Перебежчик» отчаянно трусил – до Грачёвской усадьбы, логова загадочного и опасного  «Порченого» было рукой подать.
Мессер сплюнул.
- Ладно, начальству виднее, у его зарплата больше. Но потом чтоб не ныли, я предупреждал...

Притвор храма сплошь зарос колючкой, однако к амвону вело нечто вроде тропки – недавно кто-то тут прошёл, орудуя тяжёлым мачете.
Стена иконостаса почернела, покрылась пятнами мохнатой, густой плесени и бесстыдно зияла прорехами на месте выломанных образов. Толстые жгуты ползучей зелени свешивались из проломов в куполе до самого амвона, так, что образовали перед царскими вратами сплошной зелёный занавес. Единственная створка висела на одной петле.
Мехвод заглянул внутрь – и протяжно присвистнул.
- Гляньте, пацаны, что тут творится!
Зайдя в помещение алтаря, Чекист едва удержался от матерной тирады. Стены, некогда богато украшенные, были безжалостно ободраны. Повсюду, поверх остатков былого узорочья – чёрные разлапистые символы самого зловещего вида: волчьи крюки, коловраты, обыкновенные свастики. То тут, то там раз повторялся знак - треугольник с крючками по углам, увенчанного ромбом. Знак напоминал гротескное изображение человека с раскинутыми в стороны руками.
- Какая-то сволочь нарочно церковь изгадила. – вынес вердикт Чекист. – Типа осквернили, как сатанисты. Поймать бы козлину и по рогам…
- Я… эта… я, кажется,  знаю, кто! – пискнул Хорёк. В алтарь он заходить не стал - заглянул и испуганно отпрянул, увидев «наскальную живопись».
- Когда кажется – креститься надо! – злобно огрызнулся Мессер. Ему тоже не нравились чёрные знаки. -  Колись, чё замолк, как рыба об лёд?
- У одного из грачёвцев, которые приходили к нашему председателю, были такие на руках, такие знаки, татуировки. Бритоголовый, Блудояром кличут. Я так думаю, он и постарался.
- Я, по ходу, тоже такую хренотень видал. – Мехвод ковырнул ногтём грубо вырезанный на крышке престола коловрат.  – У родноверов, которые на Большой Якиманке сидят.
- У чернобожцев? – удивился Чекист. – Ты что, их встречал? 
- Случилось разок побуцкаться… -  боец отвечал неохотно, воспоминания явно не доставляли ему удовольствия. – Ещё до того, как я к вам пристал. Я тогда ходил охранником с караваном челноков, и как-то раз, у входа в тоннель на Калужской, нас эти суки и прижали. Ну, мы засели, постреляли, а как патроны пожгли - двинули в рукопашную. Отбились еле-еле. Я потом рассматривал мертвяков - так у них на бошках  точь-в-точь такие значки были наколоты. И на руках и на груди тоже.
- На груди? – хохотнул Мессер. – Вы чё их, раздевали? Не знал, что  ты у нас некрофил!
- Дурак ты, и шутки твои дурацкие. – беззлобно ответил Мехвод. – Родноверы  в серьёзную драку всегда лезут, раздевшись по пояс. Те, на Калужской, как мы за ножи взялись, тоже  кожанки свои поскидывали, и на нас. Понятия у них такие: правильным пацанам  холодняком резать круче, чем валить из стволов.
- Значит, чернобожцы… - подвёл итог дискуссии командир. – Ну, Рубик-джан, ну тварь хитрозадая! Я ему эту подставу просто не так не оставлю. Говорил же – будет один друид, а тут ещё и эти твари!
- Слышь, командир… - Мессер заговорщицки понизил голос. – А, может, ну их к нехорошей маме? Скажем Кубику-Рубику, что видели Порченого здесь, и пусть его заказчики, которые из Обители,  сами дальше разбираются. А мы, типа, не при делах.
Чекисту остро захотелось заехать придурку в зубы.
- Ты не охренел, боец? Соврёшь друидам – а потом  что, всем вместе из Леса валить? Нет, в такие игры я не играю, и вам не позволю. Слушай приказ: проверить оружие, боекомплект, оправиться. Выход – через пять минут.  Мехвод, поищи, где тут рюкзаки приныкать, да чтоб понадёжнее – сам видишь, сюда кто-то шастает. В Грачёвку идём налегке.

Отредактировано Ромей (17-04-2020 01:47:08)

***
- «Сработаю-сработаю»!..  – Командир партизан не пытался сдерживать праведный гнев. - Трепло ты, Мессер, а не боец! Дешёвка!
Он в мельчайших деталях представил, как кулак с размаху втыкается в наглую, чернявую физиономию; как брызжет из-под костяшек юшка, как цыганистый недоумок хватается за разбитую рожу и скулит, униженно моля о пощаде.
Увы, эта сладостная картина существовала лишь в воображении. В реальности же суровая, но справедливая кара откладывалась на неопределённый срок - по случаю кожаного ремня, стянувшего за спиной его запястья.
«..может, с ноги?..»
– Ну и как, сработал, сявка приблатнённая? К стенке бы тебя, как пособника врага…
- За кадык берёшь, начальник? Я подписался что барбоска не тявкнет  – она и не тявкнула!
- Ага, не тявкнула! Зато гестаповца этого привела, с кодлой!
Чекист лютовал зря. Надо отдать Мессеру должное – загадочная «чукабра» действительно не издала не звука.  Он ловко, не шелохнув ни травинки, подполз к твари на пять шагов приподнялся и коротко взмахнул рукой. Бритвенно-острая финка вошла туда, куда он и целил – под левую лопатку жертвы. Но та словно ничего не заметила – даже не взглянув в сторону неудачливого убийцы, «чукабра» повернулась и деловито потрусила к маячащему среди великанских клёнов зданию усадьбы.
Такого поворота не ожидал ни один из партизан. Они, не веря своим глазам,  смотрели  вслед гнусному созданию, медленно – слишком медленно! -  осознавая: похоже, что-то пошло не так.
И не ошиблись.
Отойдя от шока, Чекист скомандовал общее отступление. Бойцы один за другим выбрались из канавы и, пригибаясь, кинулись к стене колючих кустов, сквозь которые вела в сторону площади узкая, двоим не разминуться, тропка. По ней можно было уходить, не опасаясь окружения – через сплошные заросли терновника, опутанного проволочным вьюном, задержали бы и носорога.
Им хватило совсем чуть-чуть – полминуты, не больше. Но «чуть-чуть», как известно, не считается.
Первой на поле боя появись сразу четыре «чукабры»; за ними спешила толпа с двустволками и охотничьими арбалетами. «Партизаны» торопливо заклацали затворами, готовясь принять неравный бой, и тут на правом фланге позиции возник вражий засадный полк в виде кучки вооружённых чем попало фермеров. Командовал ими бритоголовый, обильно украшенный наколками тип в кожаной безрукавке - в нём Чекист сразу опознал осквернителя давешней церквушки.  Татуированный вандал воодушевлял своё воинство, полосуя поверх голов неприятеля длинными очередями из «ксюхи» с бубном от РПК вместо рожка. А в перерывах стрельбы  выкрикивал призывы немедленно сдаваться – глумливо, с деланным акцентом, подражая оккупантам из старых фильмов про войну. 
Дело оборачивалось скверно – противопоставить такой огневой мощи «партизанам» было решительно нечего. Окончательно они сникли, когда с противоположного фланга зашла третья группа – полдюжины «ополченцев» с дрекольем, прячущихся за спинами двух инфернальных созданий, натуральных зомби, словно сошедших с экранов ужастиков. Увидев их Чекист невольно перекрестился, Мессер помянул грязные интимные привычки Кубика-Рубика, втравившего отряд в «конкретный блудняк». Хорёк тонко взвыл и обмочил штаны; Мехвод же, осознав, что это и есть их последний и решительный, встал в полный рост и, окатив супостатов яростными матами, перехватил винтовку за цевьё. В плен он не собирался.
К сожалению - пришлось. Свирепо обивающегося Мехвода и Чекиста, расстрелявшего по неприятелю полную обойму своего «Маузера», попросту сбили с ног  - выяснилось, что ни пули в упор, ни удар с размаху окованным железом прикладом не производят на зомби и «чукабр» ни малейшего впечатления. Мессер, визжа, крутился на месте, крестя перед собой узкой, как рыбка, выкидухой. Он даже ухитрился распороть предплечье одному из грачёвцев, когда чукабра – та самая, с торчащей под лопаткой финкой, - прыгнула ему на спину, повалила и прижала к земле,  дыша в лицо трупным смрадом из оскаленной, мертвенно-бледной, без единой кровинки, пасти.
На этом сражение и закончилось. Чернобожец (его участие в баталии ограничилось длинной очередью поверх голов) деловито распоряжался фермерами, вязавшими пленников. На его груди, под распахнутой жилеткой виднелась вязь языческих символов. Почётное место среди них занимала свастика, старательно вписанная в венок из дубовых листьев - за что владелец и был произведён в «гестаповцы». Чекист со стянутыми за спиной руками, бессильно наблюдал, как обыскивавший его фермер попытался спрятать за пазуху изъятый «Маузер»  – но был немедленно уличён бритоголовым нацистом и жестоко избит. Трофей же, вместе с обшарпанной деревянной кобурой, перекочевал к злодею на плечо, окончательно вогнав прежнего владельца в уныние.
- А я говорил,  пацаны, говорил… - не унимался Мессер. Похоже, понял Чекист, у парня начинается истерика. – Я предупреждал, не надо было в церковь соваться…
- Глохни, гнида. – беззлобно посоветовал Мехвод и сплюнул густой, кровавой слюной. Физиономия его на глазах заплывала тёмно-лиловыми кровоподтёками, щека разорвана, глаза – узкие щёлочки. Били Мехвода  крепко: сначала зомби, об которых он сломал шейку приклада своей мосинки, а потом и подоспевшие грачёвцы.
- Ну чё, отморозки, оклемались?
«Гестаповец» вразвалочку приблизился к пленникам. Автомат он закинул за спину, и теперь картинно поигрывал ножом - точной копией того, что лежал на престоле в осквернённом храме. Мессер при виде кривого, в тусклых разводах, лезвия, громко сглотнул  и нервно облизал губы.
- Сами скажете, кто вас подписал на наезд? По-хорошему?
Подавленные «партизаны» угрюмо молчали, и только Хорёк безостановочно икал, распространяя вокруг себя едкий запах мочи и дикого, животного ужаса.
  - Значит, придётся по-плохому. – недобро ухмыльнулся родновер и кивнул угрюмому мужику с рукой в окровавленной тряпице.  – В подвал их, Васильич, и чтоб самолично проследил! А я - к Хозяину, за указивками. Ох и не завидую я этим придуркам…

Отредактировано Ромей (18-04-2020 01:58:17)

XXIII
- Записывай, Яша: «гражданин Вислогуз признаёт, что сбыл  похищенные им  образцы некромицелия, представляющие потенциальную опасность для жизни,  неустановленному лицу...»
Егерь наслаждался казёнными оборотами, как библиотекарша Татьяна - недавним скрипичным концертом. Каждое слово падало на несчастного кладовщика той самой последней соломинкой, неумолимо пригибая его к полу.
- Действительно, Михась Вогнянович,  как же так? Вы уж объяснитесь, будьте добры…
В голосе Шапиро звучали нотки сочувствия проштрафившемуся подчинённому. Но Егор не обманывался: пальцы завлаба, тискавшие перо, дрожали, и эта дрожь  не сулила Вислогузу ничего хорошего.
- Так я ж, это… - уныло пробубнил он. – Откель мне було знать, шо вони таки небезпечны?
- Вы хоть отдаёте себе отчёт, что подставили и меня и прочих сотрудников лаборатории?  - Яков Израилевич медленно стервенел. - Это уже не внутреннее, университетское дело,  вроде ваших шашней с золотолесцами!
Об этой завлабу истории поведал Егор - конечно, с согласия напарника. Услыхав  сбивчивые мольбы Вислогуза - «Спасите!.. Вбьють… я усё, як на духу…»  - он, не раздумывая, выложил всё, что знал о прежних грешках кладовщика. В том числе – и о сговоре с агентами Метромоста.
- Так уж и внутреннее… - усомнился егерь. – Люди-то погибли, верно? Ладно, сетуньцы, но как быть с тем студентом? Это ж готовая статья - соучастие в шантаже, приведшем к гибели человека!
Первокурсник Лёша Конкин пал жертвой довольно циничной интриги, затеянной золотолесцами. Егору это воспоминание было неприятно – дело в том, что кроме вороватого хохла, к заговору была причастна  его прежняя пассия.
- Звидки ж мени було знати, що вин побегить за вами, да вступить в цю погану грибницу!
- Уверен, прокурор это оценит.  – посулил егерь. – Глядишь, и скидка тебе выйдет. Ты пиши, Яша, пиши. А будет юлить…
И, ухмыльнувшись, чиркнул пальцем по горлу. Вислогуз испуганно отшатнулся - и с грохотом полетел на пол вместе со стулом.
- Серёга, кончай этот цирк! – Шапиро кинулся собирать разлетевшиеся по полу листки с «протоколом допроса». – Ну вот, чернилами забрызгал! Придётся переписывать…
- Хочешь, я  тебе автоматическую ручку подарю? - осведомился егерь. – А то маешься с непроливашкой… Ну а переписать мы вот его попросим. Верно, дядку Михась? И будет форменное чистосердечное признание…
- Да я що, зроблю, як скажете.   – Вислогуз, охая, поднялся с пола. - Тильки не губите, шановний пан, Христом-Богом…
Я – и чтоб губить? – егерь картинно поднял брови. – Да я – само милосердие, кого хошь спроси. А вот контрразведчики такими добрыми вряд ли окажутся, это я тебе, Вонгяныч, гарантирую.
- Чому контрразведка-то? – взвыл завхоз. - Вони тут права не мають ...
- О правах вспомнил?  А как с обязанностями – беречь вверенное имущество?
Шапиро перебрал заляпанные чернилами листки.
- В самом деле, Серёг, при чём тут контрразведка? У нас в ГЗ, чтоб ты знал, международная юрисдикция, спецкомитет ЮНЕСКО…
- Юнеско-шмунеско, как выразился бы дядя Рубик. Вот скажи, Израилич, откуда у тебя эти образцы?
- Как откуда? Из РИИЛа прислали. У них в ГЗ постоянный представитель, он и передал.
- А РИИЛ их где надыбал, как полагаешь?
- Ну, не знаю… - Шапиро заинтересованно поглядел на егеря. – В сопровождающей записке было что-то насчёт Манхэттенского Леса…
- Ты же не думаешь, что америкосы отдали их по доброй воле?
- Вот уж нет… - Яков Израилевич невесело усмехнулся. - Всё, что имеет отношение к Лесу берегут почище ядерных секретов во времена Холодной Войны.
- Значит, добыл их – кто? Служба внешней разведки. И за кражу образцов, Вонгянычу, клык на холодец, светит статья о госизмене. И займётся этим не дисциплинарная комиссия МГУ, и уж никак не ЮНЕСКО,  а наша расейская контрразведка. Или, как вариант, ФСБ. Тебе, дядьку Михась, что больше нравится – контрразведка или ФСБ?
На Вислогуза было жалко смотреть. Бледность на его тучной физиономии сменилась густо-лиловым багрянцем, и Егору стало не по себе– так ведь и до инсульта недалеко. Шапиро, словно угадав его мысли, извлёк из ящика стола пузырёк, накапал в стакан  и подал кладовщику. Тот благодарно кивнул и застучал зубами о стекло,  проливая воду на китель.
- И как же ты, Вонгяныч, дошёл до жизни такой? – продолжал безжалостный егерь. – Ты не спеши, водичку-то допей, мы подождём, время есть…
Следующие полтора часа ушли на то, чтобы вытащить из кладовщика все подробности, и аккуратно занести их на бумагу. Вислогуз, когда ему дали «протокол» на подпись, совсем раскис и пустил  слезу, рассказывая  о «малэньких хлопчиках двоюридной сестри з Винници», которой он «каженный мисяць шлет гроши, и все одно не хватае на життя». Поведал и о насквозь подозрительной личности по имени Блудояр -  тот, якобы, соблазнил кристально честного заведующего доходами от продажи «порошочков» студентам, а потом  - вполне ожидаемо! - попросил об услуге посерьёзнее. И, в конце концов, с потрохами сдал своему зловещему подельнику.
- Ну, ты попал, дядьку Михась! - егерь поцокал языком. – «Скачи, враже, як пан каже»?
Вислогуз потерянно молчал.
- Что же вы, Михась Вонгянович, сразу ко мне не обратились? –спросил завлаб. Допрос вымотал его не меньше, чем «подследственного». – Вам ведь известно,  что на территории ГЗ обитатели Леса не имеют влияния?
- Ви його не знаете!  - горячо зашептал кладовщик. Голос его, обыкновенно зычный, к концу допроса изрядно подсел, и заведующий складом, один за другим, опорожнял стаканы с водой. - Це ж страшна людина, и не людина зовсим, а справжний друид!  Ему когось вбити - що вам высморкатиси! Я тому до вас и прийшов – вин вчора депешу прийслав. Пише:   якщо не добуду этот, як його...
- Некромицелий – подсказал Яков Израилевич.
- ...якщо не добуду тот поганий некромицелий – вин мене вбьёт! Тильки на вас и надежда!
- Ну, допустим… -  егерь захлопнул блокнот, в  котором он делал пометки. – Тогда  вопрос: где нам найти этого… друида?
- Чи не видаю, Христом-Богом!..
- Похоже, не врёт… – Егор оценивающе посмотрел на «подследственного». – Тот словно скукожился, усох под его взглядом.
- А зачем ему врать?  Он уже на две высшие меры наговорил – одна по закону, а вторая от подельников. Так, Вонгяныч?
- Так… тилики не губите, шановний пан!
- Ну вот, снова-здорово!...  - скривился Бич. – не буду я тебя губить, уговорил. И друиду не позволю. Но ты уж, друг ситный, вспоминай – как связывался с ним, когда, кто письма носил?
- Так белки ж! – оживился кладовщик. - Тильки не от його, а от Блудояра - через него усё было велено слать. Якось белка принесла вид його депешу и попросила оплати. Ну, я дал пять жолудив…
- Всего пять?  - егерь насмешливо сощурился. – Негусто...
- Вона так и казала, що мало - бо добиралася аж з Ричвокзалу. И не вид нього даже, а вид села, там, по соседству. Каже - якщо не додам жолудив, белки  у мене ничого бильше брать не будут!
- Ну и как, додал?
Вислогуз насупился и опустил глаза. Названная плата  - пять желудей - втрое уступала обычной беличьей таксе за доставку на такие расстояния.
- Мотай на ус, Студент: и от хохляцкого жлобства порой случаются  гешефты!
Бич встал и прошёлся по комнате. Он заметно прихрамывал - сбитые во время подземных приключений   ноги давали о себе знать.
- Так что, имеем примерное местонахождение этого «друида» - окрестности Речвокзала. Ничего не приходит на ум?
  - Трен? Тот беглый…
- Ша, тётя Песя, помолчите сказать!
Бич взревел так, что Егор прикусил язык. И  - вспомнил намёк Трена о непременных условиях спокойной и долгой жизни.
Напарник выразительно постучал по лбу согнутым пальцем, и повернулся к Шапиро.
- Яша, я дико извиняюсь, но нас тут припекло поговорить за кой-каких маленьких секретов.  А ты пока Вонгяныча проводи – и напомни, чтоб без всяких там дурных глупостей! Дышать будет, как я скажу.