- Не люво, не хлухай, а ввать не мехай - Мартин зубами вытаскивал пробку из очередной, третьей по счёту бутылки.
Егерь поморщился. Лысый пьянчуга хлестал коллекционный "Спарапет" как самогонку, по полстакана залпом. Увидь это дядя Рубик - сначала бы поседел окончательно, а потом свернул бы варвару его тупую башку.
- Вот ты говоришь, Щукинская Чересполосица… - Мартин опрокинул стакан, шумно выдохнул, и закурил. - Жил я там, давно, до Прилива, пока на Соколиную не перебрался. Женщина была одна… Такие сиськи, м-мух... Бич, ты любишь баб с вот такими сиськами?..
Егерь мужественно молчал. Отвечать было себе дороже - заведётся, начнёт троллить, а информации в итоге ноль. А ведь именно ею, информацией, Мартин набит под завязку – правда, поди, пойми, где пьяный бред, где пустые сплетни, а где жемчужина в куче известно чего. Что ж, при необходимости можно и проверить - на своей шкуре, не на чужой…
- … куролесили мы с ней - я, молодым, любил это дело...
- А сейчас, значит, разлюбил? - не сдержался Егор. Любвеобильность приблудного алкаша, как и популярность его среди бестолковых первокурсниц стали в ГЗ притчей во языцех.
- Так ведь, Студент, всё по взаимному согласию. Они мне, значит, любовь, а я им - иммунитет к эЛ-А.
- Вы что, правда, верите, что он так передаётся?
- Есть многое на свете, друг Гораций... - Мартин прищурился – Главное, что они в это верят. Так о чём мы... а, да. Щукино. Там ещё в ранешние времена интер-ресные вещи творились. Иду я как-то домой - ну, принял, конечно, не без этого - и решил добавить. Взял в магазине через дорогу пару банок джин-тоника - ты, Студент, такого не помнишь, а вот Бич с Гошей наверняка...
Егерь с лешаком синхронно кивнули.
- Выхожу я, значит, на набережную у шлюзов - променад там такой, розового гранита - сажусь на скамеечку. Закат красивый, рыбки плещутся, - прихлёбываю потихоньку. Хорошо так посидел, отмяк душой и телом - пора благоверной ползти. Практически на эшафот. Не любила она Пампу, то есть, меня, пьяного...
- Какую пампу? - Егор потерял нить алкогольного повествования.
- Не, не, ты слышал? - Мартин потряс пальцем где-то между Гошей и Бичом. - Нонешняя молодёжь ваще ничего не соображает. Ну, ты-то хоть, лешак, скажи, - трудно, матьиво, быть богом?
- Эххх... – огорчённо проскрипел Гоша. – Кто сейчас Стругацких помнит? Ты да я, да мы с тобой…
По заросшей корой физиономии было угадать реакцию непросто, но в целом, лешачиная мимика демонстрировала полнейшее сочувствие. Егерь тоже кивнул и пробурчал что-то вроде "К чему вам подорожная...»
- Дорожка от променада к дому известная, сто раз хоженая, пять минут до подъезда. Однако... - филолог замолк и протянул Гоше стакан. - Плесни…
Про этот стакан ходили легенды: когда грянул Зелёный Прилив, Мартин, убегая со своей Соколиной, прихватил единственное дорогое. Так и явился в ГЗ, сжимая в ладони шестнадцатигранного друга. И с тех пор пил только из него, принципиально игнорируя другую посуду.
- …так я по этой дорожке, мать её несуразную, полчаса шагал. И где-то по дороге хвои в капюшон куртки насыпало. Отродясь там ни ёлок, ни сосен не росло, клёны да тополя! А ты говоришь – насекомые, деревья…. Я полчаса шёл заместо пяти минут! И хвоя, поэл? Херня эти твои Разрывы…
- Хочешь сказать, что Зелёный Прилив начинался постепенно, уже тогда? - Бич тоже пригубил рюмку. Нет, ну действительно, изуверство: так жрать армянский нектар!..
- Я хочу сказать…
Коньяк брал своё - язык у Мартина уже заплетался,
- Я хочу сказать, что эти ваши «Разрывы», они же «червоточины», имеют в районе Щукина чр-рез-вычайно плотную кон-цен-тра-цию. Спросишь, куда они ведут ? Да вот хрен его знает. Тебе куда надо? Эээ... может, в другие Леса. Тоись, дурак ты мой родной, Леса, в сущности, есть единый Лес, понимаешь, бестолочь? Хотяааа...
Он совсем поплыл.
- Тут дело такое... я ж говорю - куда тебе надо? А то, понимаешь, выдумали - гайками кидаться! Гайки, мля… они ещё неизвестно куда заведут, гадай потом…
Он, шатаясь, поднялся со стула.
- Ща, минутку…
Назад Мартин вернулся довольно быстро - освежённым, с мокрым воротником. Плеснул себе, игнорируя собутыльников, коньяку, опрокинул, и продолжил почти трезвым голосом.
- Имейте в виду: Щукино не единственное место с "норами". По крайней мере, парочка есть в Измайловском парке, и ещё штук пять разбросаны по совсем уж неожиданным местам. На Рижской, например, в метро, аккурат между второй и третьей нишами на платформе по ходу из центра... жёлтенькие такие… коричневые...
- В Измайлово точно есть. - внезапно встрял молчавший доселе Гоша - Только туда не пройти. И на Новослободке, в парке, у трамвайного круга.
Лешак обычный алкоголь не употреблял – предпочитал настойку собственного изготовления, на спорах жгучих дождевиков. Развозило его при этом не хуже, чем от самогона.
- …а ещё - на Чистых прудах, у памятника Чернышевскому. Да много где, только в путь…
- А! - вспомнил Егор. – Тут недавно один человек просил вам привет передать. Некий Шмуль, не припоминаете?
- Я многих… ик… припоминаю.
- Он сказал – вы работали в издательстве редактором, а он вам книги свои приносил, на публикацию. Говорит – об этих… как это он сказал?.. О попаданцах, да! А сейчас он недалеко от Щукина шинок держит.
- Автор, говоришь… - Мартин потёр лысину и криво усмехнулся – Чтоб я ещё помнил всех, кто про попаданцев, клин им в членоразделие… Хоть каков он из себя? Может и припомню…
Егор, как, мог, описал внешность шинкаря, припомнив, заодно коллективное фото, на которое затесался и сам Мартин.
- Погоди-погоди… - оживился тот. - Роскон-2020, так? Москвич, образованный такой, графоман… Так он теперь что, в шинкари подался? Ну, Саня, ну молодца… Шмуль, ага, ну конечно!
- Ты должен помнить его книжонки. – обернулся он к лешаку. – Длинная была серия: всё рвался СССР спасти своей густопсовой мерисьюшностью. Я, грешным делом, думал, он сгинул - а вот, гляди ж ты, приличным человеком стал! Был бы я выездной, непременно заглянул бы в его шинок…
- И что мешает? – осведомился Егор.
- Студент... вот ты хороший вопрос задал! Сколько раз меня об этом спрашивали. Вот и Яша тоже, да... Анализы брал, то-сё… Нет ответа. Не могу, понимаешь… не пускает что-то.
Мартин в задумчивости поцокал краем стакана по верхним зубам. Глаза у него сделались отсутствующими, подёрнулись туманной поволокой.
- Есть, правда, версия... Что я пьяный в Лес войти не могу. Трезвым, грят, можно будет. Только понимаешь, Студент, какая засада - я всегда пьяный.
Бич понял, что собеседник вот-вот отключится.
- Так ты полагаешь, через Разрывы, червоточины, то есть, можно попасть в другие Леса – в Манхэттен, скажем, или в Сан-Паулу?
Мартин состроил удивлённую мину. Впечатление слегка портила струйка слюны, тянущаяся из угла рта.
- Эт-тоо когда я сказал такую хрень? Не, ты конечно, попробуй...
Он качнулся, нырнул головой вперёд, свалился на пол и сразу, без перехода, захрапел.
- Всё, спёкся. - вздохнул Гоша. – Давайте-ка отнесём его в каптёрку. До утра больше ни слова не скажет, проверено.
Пьяного филолога волокли втроём. Егор сгрузил недвижное тело на топчан в узенькой комнатушке под лестницей, и принялся, было, осматриваться - лешак оттеснил его со словами "Спасибо, дальше я сам…" Единственное, что он успел увидеть среди картинок, налепленных на стену - фото девушки в обнимку с рыжим котом.
- Идите мужики, идите. Я тут с ним посижу. Ему завтра совсем хреново будет, а у меня лекарство есть. - Гоша порылся под замшелой бородой и извлёк крошечный, тёмного стекла, пузырёк.
– Вот он, родимый…
Егор пытался возражать, но Бич настойчиво подтолкнул его к двери.
- Ты это имел в виду, когда говорил, что мы ещё услышим о ссыльных?
- Что? – егерь непонимающе уставился на напарника. – А, вот ты о чём… Нет, Студент, я об этом понятия не имел. Может, ты, Яша?..
Шапиро покачал головой.
- Мало ли, что Мартин спьяну наплетет! Мне вообще порой кажется, что у него в голове смешалась вся та фантастика, которую он прочитал за свою жизнь. И теперь он не различает, где реальность, а где прочитанное - и выдаёт порой такое, что впору за голову хвататься. Завиральное, одним словом.
Егор скептически хмыкнул, но спорить не стал. Рассказ лысого алкаша произвел на него впечатление.
«…вот и Гоша подтвердил насчёт червоточин…»
Яков Израилевич уже говорил о другом:
- Ну, мужики, прямо слов нет, как вы нас выручили? В первую очередь меня, конечно, но и лабораторию тоже! Начнись расследование – все бы огребли, по полной, и завкафедры прилетело бы!
- Это уж точно. – Егерь поболтал бутыль «Спарапета», посмотрел зачем-то на свет лампы бутыль. - Вот чёрт, пусто… Кстати, ты с Вислогузом что решил?
- А что с ним решать? Он у меня теперь вот где!
Шапиро потряс сухим кулачком, демонстрируя, где у него проштрафившийся кладовщик.
- Всякий раз, как встретит меня в коридоре – кланяется, чуть не ботинки облизывает: «дорогой Яков Израилич», да «как ваше драгоценное здоровье…» Давеча вон, полный баул снеди приволок – якобы кум из Малиновки навестил, велел мне кланяться.
- И ты взял?
- А чего ж не взять? Михась Вонгяныч мне ещё до-олго свои грехи будет отмаливать…
- Ладно, Лес с ним, с Вислогузом. – егерь встал, покопался в рюкзаке и выложил на стол продолговатый свёрток в промасленной бумаге. - Скажи-ка, Яша, что это может быть? Предупреждаю: вариант «фаллоимитатор» не предлагать. «Ритуальный костяной член с островов Туамоту» – тоже.
Егор развернул бумагу. Материал содержимого – полумерового стержня, свитого из множества отдельных, очень тонких, волокон - действительно напоминал кость.
- Это что за диковина?
Егерь пожал плечами.
- Понятия не имею. Чекист, командир «партизан», мне отдал. Его боец - чернявый такой, приблатнённый, помнишь, Студент?..
- Мессер?
- Он самый. Так вот, Мессер нашёл эту штуку в подвале Порченого – шарил там в поисках чего-нибудь ценного, и вот, надыбал.
Яков Израилевич решительно завладел стержнем.
- А для чего это служит - он заодно не объяснил?
- Это я и сам знаю: с его помощью Порченый вживлял в своих зомби этот, как ты его называл… целий, да?
- Некромицелий?
- Точно. Сведения надёжные, получены от его холуйка, Блудояра. Перед судом я его слегка тряхнул, он и раскололся.
- А мне почему не сказал? - Егор с укором посмотрел на напарника.
- Потому что перпендикуляр. Меньше знаешь – крепче спишь, слыхал такую поговорку? Сдаётся мне, Студент, с этой штукой что-то крепко нечисто. Видимо, и Чекист так подумал, потому и отдал её мне. Мол, вы, егеря, всё про Лес знаете – вот и разберитесь, что к чему, а там видно будет.
- А ты?
- А что – я? Я, как и ты, в первый раз такое вижу. Но взял, разумеется: «партизаны» - ребята простые, незатейливые, скинут тому же Кубику-Рубику за горсть желудей, ищи её потом, свищи…
- Погодите… - Яков Израилевич порылся в столе и извлёк большую лупу на латунной ручке. – Ну-ка, ну-ка… очень интересно!
- Что там? – жадно спросил егерь.
- Действительно, похоже на окаменевшую грибницу. Поры отчётливо просматриваются… Я только одного не пойму: зачем ты мне-то его принёс?
Егерь поморщился.
- Яша, не разочаровывай меня! Кто у нас единственный и неповторимый специалист по этому гадскому целию?
- По некромицелию? Ну, предположим, я.
- Ты и есть, без всяких «предположим». А раз так, тебе и карты в руки – поковыряйся, разберись, какая от него может быть польза человечеству. Поковыряешься ведь?
- Ладно, поглядим...
Шапиро открыл сейф и положил загадочный предмет на полку - рядом с бутылью медицинского спирта, связкой ключей и плоской, измазанной фиолетовой краской, коробочкой с казённым штампом.
- Яша?..
- Ну, что ещё?
- Не сюда, а в свой секретный бункер. Запри на три замка и никому – слышишь, никому! – не рассказывай.
Скрипнула, растворяясь, дверь. По лабораторному кафелю простучали твёрдые, как голландские деревянные сабо, подошвы.
- Ф-фух, готово. – Гоша провёл ладонью по лбу, стирая воображаемый пот. – Раздел, уложил, пусть отсыпается, сердешный. Графинчик, опять же, оставил на тумбочке – здоровье с утречка поправить. Кстати…
Он заозирался по сторонам.
- Где его стакан? Полезет опохмеляться, не найдёт – сделается буен.
Шапиро позвенел стеклом в выдвижном ящике.
- Вот, держи, случайно убрал…
Гоша принял легендарную тару, дунул внутрь и хозяйственно упрятал в зелёные складки бороды.
Кстати, Гоша… - вспомнил Егор. – Ва мне случалось слышать о Лешачо… от лешаке-ребёнке? Маленький такой и, почему-то, не разговаривает. Мы его встретили в Грачёвке - ходит со стаей собак.
- Как же, знаю! - оживился лешак. - Он до Зелёного прилива жил в интернате для детей с ДЦП – родители, понимаешь, от него в роддоме отказались. Что с ним дальше было – только Лесу известно, а потом… ну да вы и сами видели.
- Видели. Лиска говорила – он владеет телепатией. И собак своих обучил.
- Ну, не знаю… - Гоша скрипнул трещинами коры на лбу, что, вероятно, должно было означать недоумение. Что-то такое наши говорили. Может, это Лес его одарил? За муки, скажем… хлебнул ведь парнишка. Или ДЦП его так изменилось?
Бич громко икнул.
- Слышь, Студент, ты чё тут развёл тележурнал «Хочу всё знать»?
Он уже успел изрядно охмелеть.
- …писатель какой-то, костяной член, теперь вот пенёк ходячий!
- Я бы попросил… - обижено буркнул Гоша.
- Прощенья просим, не о присутствующих…
Лешак пожал плечами и горько вздохнул.
- Я стал замечать, уважаемый Бич, что вы не склонны проявлять толерантность к тем, кто хоть чем-то отличается от вас!
Гошина реплика произвела эффект. Егерь поперхнулся, ошарашено уставился на лешака – и гулко захохотал. Тот расплылся – вернее сказать, растрескался – в улыбке и засмеялся вслед за ним. Шапиро мелко хихикал, изображая ладонями аплодисменты, и только Егор хлопал глазами, силясь понять смысл разыгранной перед ним сцены.
Ну, Гоша, ну уел… - отсмеявшись, егерь принялся вытирать глаза. - Давно так не веселился, аж слеза прошибла! А ты, Яша, чего сидишь, как не родной? Доставай, что у тебя там…
- Коньяк йок.– Шапиро виновато развёл руками.- Есть ещё, Вислогузова горилка – ну, я вам говорил…
Он запустил руку под стол, пошарил и извлёк большую бутыль с мутной жидкостью.
- И вот ещё – надеюсь, оценишь по достоинству…
На свет появился большой квадратный конверт из пожелтевшеё старой бумаки. В центре конверта егор увидел большое круглое отверстие с чем-то чёрным, снабжённым потёртой синей наклейкой.
- Фирма «Мелодия» - пояснил завлаб. – Не винил, шеллаковая, из последних - их до семьдесят первого года выпускали.
Он крутанул ручку патефона и опустил на диск никелированную штангу звукоснимателя. Раздалось шипение, треск – и кабинет наполнил хрипловатый мужской голос завёл знакомую с детства мелодию:
- В тёмно синем лесу, где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов облетает листва,
На поляне траву зайцы в полночь косили
И при этом напевали странные слова…
Егерь замер. На его физиономии медленно проступал восторг.
- Я тут подумал: ведь эта песня про нас, про наш Лес. Как ты, Серёга, согласен?
- …А нам все равно, а нам все равно
Пусть боимся мы волка и сову
Дело есть у нас - в самый жуткий час
Мы волшебную косим Трын-траву!
- Ну, Яша, ну голова! - Бич в восхищении развёл руками. – Это… прямо не знаю… это не голова, а цельный совет министров! За сколько лет ни один … а ты… это ж готовый гимн! Её утром надо крутить по общей трансляции!
- Точно! - заметил Егор, разливая горилку. – У студентов зайдёт только так, особливо про травку. Что вы, Яков Израилич, говорили про торговлю порошочками в ГЗ? Самая подходящая тема!
- …А дубы-колдуны что-то шепчут в тумане
У поганых болот чьи-то тени встают
Косят зайцы траву, Трын-траву на поляне
И от страха все быстрее песенку поют…
- Оставьте ваши манцы, Жора, не опошляйте святое! – возмутился егерь. - Яша, не слушай этого шлемазла, наливай!
- Кто-то, кажется, собрался мешать? - с ехидной ухмылочкой поинтересовался Шапиро. - А не ты ли мне в прошлый раз мозг выносил?
- Яша, вот только не делайте мне нервы, их есть кому испортить!
- …А нам все равно, а нам все равно
Твердо верим мы в древнюю молву:
Храбрым станет тот, кто три раза в год
В самый жут… вз-з-зз-шшшс-с-с…
Патефон взвизгнул иголкой и умолк – кончился завод пружины.
- Ну, за что пьём?
- За зайцев? – неуверенно предположил Гоша. Он, незаметно для собутыльников, извлёк из бороды ещё один флакончик и опорожнил его себе в стакан. Горилка немедленно вспыхнула тысячами крошечных золотых искорок.
- Верно мыслите, товарищ лешак! – Бич с размаху ударил кулаком по столу. - Чтобы.. эта… все напасти нам были трын-трава!
Яков Израилевич улыбнулся и закрутил ручку патефона.
Отредактировано Ромей (03-05-2020 11:40:11)