***
Двор Обители поразил его своей пустотой. Пространство, ограниченное квадратом построек, представляло из себя сплошной газон. Зелень карабкалась на полуразрушенные стен изумрудно-зелёными древолианами, пожарной лозой и вездесущими проволочным вьюном – обычная картина для Леса, украшавшего таким образом любое здание, что уцелевшее, что разваленное. Только здесь в плетях ползучей растительности выделялись кое-где большие лиственные сгустки, усыпанные ярко-белыми крапинками. Егор пригляделся – ягоды? Цветы с бутонами в виде крошечного шарика?
- Омела. – ответил на его невысказанный вопрос егерь. – Одно из трёх священных растений друидов – терновник, омела и дуб. Дубы ты сам видел, а омела – вот!
- А где терновник где?
- Снаружи, вдоль стен – сплошной пояс кустарника.
В центре двора громоздился большой, в три человеческих роста менгир – поставленный стоймя кусок скалы. Не бетонной глыбы, не куска кирпичной стены, уцелевшей после обрушения здания – именно скалы, дикой, из красноватого гранита, не тронутой инструментами каменотёсов. И где только хозяева Обители взяли такую махину посреди разрушенного мегаполиса?
У подножия скалы маячили несколько фигур в бесформенных, до пят, балахонах и с посохами в руках.
Друиды.
Один из стоящих поднял посох, и Бич, едва не споткнувшись, замер. Егор последовал его примеру, успев украдкой оглянуться, за что был наказан чувствительным тычком локтя и раздражённым шипением: «Стой смирно, Студент, кому сказано. Дождёшься, устроят нам вырванные годы…»
Он успел заметить, что Трен за ними не последовал – остался снаружи, у ворот, и теперь во всём обширном дворе Обители не было никого, кроме Егора и Бича.
Кроме неподвижных фигур у подножия менгира.
- Теперь ждём… - прошептал Бич.
- Долго?
- Как придётся. Может, пять минут, может час. А может и несколько суток, это уж как повезёт…
- А как же…
- Каком кверху! – вызверился егерь. - - Ты адиёт всегда, или только когда я тебя вижу? Сказано – «стоять», значит стой.
- А золотолесцы где? – не сдавался Егор. - Обещали же третейский суд, значит и они…
Новый толчок локтём, куда чувствительнее прежнего. Егор охнул, схватившись за рёбра.
- Ты того, полегче, я же…
- Я-я… - передразнил напарник. – головка от буя! Обещали ему! У друидов свои порядки. Выслушивают обе стороны по отдельности и выносят решение - и никаких тебе выступлений сторон, споров, адвокатов и прочих гримас демократии. Они говорят: «Не мы судим, Лес судит, а от нас ничего не зависит.» А раз так, то и спорить – голимый бесполезняк, клык на холодец!
- Тебе уже доводилось бывать на суде друидов?
- Было дело. - неохотно кивнул Бич. - Один раз, из-за… впрочем, неважно. Что не рассказал обо всём заранее – извини, сам поймёшь… потом.
Егор пожал плечами. Спорить, похоже, и правда, не имело смысла.
- И вот ещё что… - в голосе егеря отчётливо угадывалась тревога. - Ты, Студент, того… если задумал соврать или чего-то там недоговорить – лучше брось эту затею. Да ты и не сможешь, только опозоришься, клык на холодец!
- Не смогу? – удивился молодой человек. – Это почему?
- Потому что сначала придётся пройти особый ритуал, вроде присяги. Дают, понимаешь, отпить из Зелёного Кубка. Считается, что всякий, кто его пригубит из него воды из родника, что бьёт там же, в Обители, уже не сможет солгать.
- Какая-нибудь сыворотка правды, вроде тех пилюль, которыми ты Лину тогда у Шмуля пичкал?
Он не забыл допрос золотолесской «агентессы», предпринятый ими в шинке. Сам Бич валялся тогда с пропоротой после стычки с жуко-деревом ногой, что, впрочем, не помешало ему вполне успешно расколоть упрямую девицу.
- А я доктор? – пожал плечами егерь. – На вкус - вода и вода. А когда выпьешь, накладывают на запястья Белые Путы, то есть ветки омелы. Это чтобы ты молчал обо всём, что услышишь во время суда.
- И что, в самом деле не можешь потом рассказать?
- Не знаю, не пробовал. Оно мне надо? Друиды, Студент, не любят, когда кто-то распространяется об их делах.
Один из друидов снова вскинул посох, и двор заполнил густой медный гул, словно кто-то с размаху ударил молотком по огромному гонгу. Егор чуть не сел на траву – ноги враз сделались ватными, едва держали тело.
Бич подхватил напарника под локоть.
- Давай, Студент, соберись – и пошли. Не стоит заставлять их ждать.
***
Оценить высоту деревьев не представлялось возможным - так далеко ввысь уходили их кроны. Даже те места, где могучие искривлённые корни сливались с бугристыми стволами, возвышались далеко над головой Егора, никогда не жаловавшегося на недостаток роста. Хотя - сейчас он не стоял, а сидел, обессилено прислонившись к узловатому, чудовищной толщины, корню. Здесь, как и в поясе «танцующего леса», не было хвойных деревьев. Дубы, грабы и буки росли редко, а по плотному, пружинящему ковру из прелых листьев можно было при необходимости, бежать – подлесок с трудом выживал в густой тени сплошной листвы. Разве что, вездесущая омела украшала почти все стволы, да мелькали кое-где островки терновника.
Терновник. Дуб. Омела.
Друиды, мать их…
Со стороны Петровского тянуло сыростью – между посёлком и Обителью, раскинулись затянутые плотными одеялами мха пруды, возникшие на месте обвалившихся тоннелей метро. А дальше величественная дубрава плавно перетекала в обычные для Леса непролазные чащобы, где передвигаться можно только по звериным тропам, или по дорожкам, предусмотрительно пробитым людьми.
- Ты как, Студент? - в голосе Бича слышалась тревога. – Идти-то сможешь? А то смотри, я слетаю до трактира, приведу кого-нибудь с носилками. Мигом тебя дотащим, как меня тогда до шинка…
Егор вспомнил, как Партизаны, компания отмороженных барахольщиков, утаскивала раненого егеря с места стычки с охотничьим отрядом, отправленным Золотыми Лесами на их поиски. Побоище, которое напарники тогда учинили преследователям, и стало одной из причин сегодняшнего суда.
Который они, кажется, выиграли. Во всяком случае, не проиграли, поскольку судьи сочли претензии сторон взаимно погашенными. Да, золотолесцы потеряли людей, но ведь и егерь тоже пострадал – на него без видимой причины объявили охоту и к тому же, распустили слухи, ославив по всему Лесу убийцей и отморозком.
О погибших же наёмниках-сетуньцах никто предпочёл не вспомнить. Как и о том, куда делся единственный выживший, Сердрик, беглый лидер Сетуньского стана, ввязавшийся на свою голову в замысловатую интригу, спланированную на Метромосту.
Причём, спланированную довольно-таки халтурно. Будь оно иначе, Егору с напарником, известным всему Лесу егерем по прозвищу Бич, не пришлось бы стоять в Кругу Омелы. Так друиды называли двор своей Обители, где проходили «судебные заседания».
Век бы их не видеть вместе с ихней омелой…
Егор попытался изменить положение. Не тут-то было - бок отозвался острой вспышкой боли.
- Ничего, как-нибудь доберусь… ох! А ты меньше локтями бы размахивал!
- А ты меньше языком бы молол! – тут же ощетинился егерь. – Нашёл место права качать! Сам, небось, понял теперь, что к чему.
Егор кивнул. Он действительно понял… ну, почти всё.
Судей было трое. Они, как и все друиды, носили кельтские имена – Лугайл, Адна и Седна. Вынырнувший из-за их спин мальчишка-послушник с поклоном подал Егору глубокую чашу, словно склеенную наживую из живых дубовых листьев, и молодой человек понял, что это и есть Зелёный кубок, о котором предупреждал егерь. Он до краёв был полон прозрачной водой, и Егор принял его с некоторой опаской – казалось, хрупкий материал сомнётся в ладонях, и содержимое выплеснется на одежду. Но выяснилось, что кубок не уступает в прочности своим хрустальным и серебряным собратьям.
Мальчишка дождался, когда свидетель (так друид, носивший имя Седна определил статус Егора) осушит кубок до дна, после чего его сменил другой послушник, постарше. Этот наложил на егоровы запястья согнутые в кольца прутья, покрытые белой корой, и те сами собой стянулись в наручники. Егор попробовал пошевелить руками и едва удержался от болезненного возгласа – Белые Путы (а это, несомненно, были они) немедленно сжались, чувствительно впившись в кожу. Строгий взгляд старшего из троицы, Лугайла, дал понять, что лучше воздержаться от подобных экспериментов.
Дальнейшее слилось в череду невнятных, обрывочных картинок. Вот Лугайл что-то размеренно говорит, и Егор послушно повторяет за ним непонятные распевные фразы. Вот третий друид, Адна, задаёт какие-то вопросы на чужом языке – и он, Егор отвечает, и что удивительно, на том же незнакомом наречии. Вот двое послушников берут его под руки, один проводит по Белым Путам маленьким бронзовым серпом, и те послушно распадаются на куски…
Ни егеря, ни Лины, ни прочих золотолесцев Егор так и не увидел, хотя точно знал, что их должны допрашивать после него. Но вместо этого он вдруг осознал, что стоит рядом с воротами Обители и никак не может вспомнить, как попал сюда, и что решили в итоге судьи. Рядом оказался егерь – он жмурился и мотал головой. Похоже, его донимали те же проблемы с памятью...
Появившийся ниоткуда Трен подал обоим по свитку из грубой, неровной бумаги - в листе кое-где были вкрапления в виде мелких щепочек и мелких стебельков.
- Судебное постановление, по всей форме… - пробурчал егерь. – бюрократы хреновы, а ещё друиды!
Егор торопливо развернул свиток. Внизу текста вместо гербовой печати был выписан зелёными чернилами замысловатый вензель в виде знакомого дерева Иггдрасиль. Трен, не обративший на пассаж егеря ни малейшего внимания, схватил того за руку и бесцеремонно кольнул подушечку пальца палец крошечным бронзовым ножичком. Выступила капля крови, Бич зашипел, едва сдержав матюги, а друид уже прижимал пострадавший палец к бумаге. Егор с удивлением увидел, как кровавое пятно в виде отпечатка пальца, оставшееся поверх вензеля, побледнело и растаяло без следа, словно впитавшись в пористую поверхность.
Решив, что настала его очередь, он со вздохом протянул Трену ладонь. Но друид покачал головой и спрятал ножичек в рукав. С запозданием Егор сообразил, что кровавая печать – это своего рода «расписка в ознакомлении подсудимого с приговором». Свидетелю же подобной чести не полагалось.
- Ну вот, припечатали… - прокомментировал Бич, посасывая пострадавший палец. – Пошли отсюда, Студент, а то мне что-то не по себе. Вот скажи, почему я, всякий раз, когда имею дело с друидами, чувствую себя самую множе̂чко поиметым?
Егору и самому не хотелось даже лишнюю минуту оставаться возле Обители. Но его многострадальные рёбра были другого мнения на этот счёт - а потому, миновав полосу «танцующего леса» и прошагав с полкилометра по тропке, он запросил пощады. Каждый шаг отдавался в боку жгучей болью, так что пришлось пристроиться на мягкой листве, привалившись к корневищу великанского граба.
Он посидел немного, переводя дыхание, потом медленно досчитал до десяти и предпринял новую попытку подняться на ноги. И со стоном осел на землю - рёбра прострелило жгучей болью, куда сильнее, чем в прошлый раз.
Бич засуетился, подсовывая подсунул ему под спину сложенную куртку.
- Вот что, Студент, хватит маяться фигнёй! Сиди тут и не дёргайся, а я край, через полчаса буду назад. И не психуй, здесь ничего с тобой не случится, возле Обители никто шалить не рискнёт, ни зверь, ни человек. Тут даже комары не кусают – место такое, особенное.
Он отстегнул от пояса флягу, положил возле Егора, ободряюще улыбнулся и зашагал по тропинке в сторону прудов. Молодой человек проводил его взглядом, нашарил на всякий случай рукоять ножа – мало ли что тут за комары? – и осторожно завозился, устраиваясь поудобнее. Пока егерь ходит туда-сюда, есть время собраться с мыслями. Теперь, когда неприятности, вроде как, остались позади, можно подумать о предприятии, которое собирался ему предложить. Правда, Егор рассчитывал, что они, как и встарь, будут в этом деле напарниками – но, как известно, человек предполагает, а Лес располагает.
Ладно, как-нибудь, да выкрутимся…