XIII
Яков Израилевич снял очки и принялся протирать их большим клетчатым платком.
- …значит, в Башню Федерации?
- В восточную. – подтвердил Егор. – Примерно на уровне восьмидесятого этажа. Яськина подруга как раз была неподалёку – говорит, адресат был в Медицинском Саду. Она и видела. Говорит, подхватило порывом ветра и зашвырнуло в древолианы, которые оплетают небоскрёб. Хотела даже подняться туда, поглядеть, что случилось – не смогла. 
- Пауки-птицееды? - понимающе кивнул Шапиро.
- Да, а ещё эти, как их… резиновые…
- Гуттаперчевые. – поправил завлаб. - Да, они там тоже должны быть.
- Ещё какие-то особо опасные черви. Яська называла их «олгой-хорхой». Ни разу не слышал, что это за пакость?
Яков Израилевич водрузил очки на нос и поглядел на своего лаборанта поверх стёкол. Как всегда в подобных случаях, лицо его приобрело добродушно-ироничное выражение – как у старенького доктора, относящегося к пациенту с симпатией, но не испытывающего иллюзий по поводу его умственных способностей.
- Вы, юноша, надо думать, и Ефремова не читали?
- Нет, а кто это?
- Фантаст и палеонтолог, ещё прежних, советских времён.  У него в одном из рассказов фигурирует чудовищный червь из пустыни Гоби, поражающий жертвы на расстоянии.
Шапиро порылся в книжном шкафу и достал потрёпанную книжку. На бледно-зелёной обложке красовался вставший на дыбы доисторический ящер с замершей перед ним человеческой фигуркой, и, выше – крошечный космолёт в окружении звёзд. Надпись на книге гласила: «И. Ефремов. Библиотека приключений. Сердце змеи».
- Вот, извольте убедиться…
- «Олгой-Хорхой не попадал в руки ни одному из исследователей … отчасти из-за того страха, который питают к нему монголы. Этот страх, как я сам убедился, вполне обоснован: животное убивает на расстоянии и мгновенно. Что это за таинственная сила, которой обладает Олгой-Хорхой, я не берусь судить. Может быть, это огромной мощности электрический разряд или яд, разбрызгиваемый животным, – я не знаю...»
Егор сдержал ухмылку – страсть заведующего лабораторией экспериментальной микологии с фантастике, особенно старой, советской,  была общеизвестна. Оставалось только удивляться: как получалось, что книга, о которой заходил разговор, непременно оказывалась в его заветном шкафчике?
- Это я предложил назвать  древесных электрический червей в честь чудища, описанного Иваном Антоновичем. – похвастался Шапиро. -  Конечно, они обитают не  в пустыне, да и размерами уступают гобийскому, но в остальном сходство несомненно.  Кстати, впервые мне о них рассказала  Яська - она как-то пыталась забраться на одну из башен и встретила этих тварей.
- Для людей они опасны?
- Несомненно, юноша! – закивал завлаб. – Ещё как опасны! Но вам стоит опасаться не столько их, сколько самых обычных птицеедов.  Гуттаперчевые пауки обитают, по большей части, на древолианах, вне самой башни, вам там особо делать нечего. Олгой-хорхои не слишком подвижны, да и мало их. Но если всё же напоретесь – легко перестреляете  их на расстоянии. А пауки-птицееды, если верить той же Яське, вырастают до размеров овчарки и имеют неприятное свойство нападать стаей, со всех сторон сразу. Вообще-то, для пауков это нетипично – они, как правило, охотники одиночки.
- Пауки, значит… - Егор задумался. – Кстати, вы что-то говорили насчёт средства против насекомых? Тот распылитель, который испытывали партизаны?
Шапиро кивнул.
- Споры, пожирающие хитин? Да, разумеется. Но, должен заметить, что пауки – не насекомые, они относятся к членистоногим. А гуттаперчевые пауки вообще головоногие, в их организме хитина нет…
- Да Лес с ними. Я о птицеедах – на них ваши споры действуют?
- А как же! Мне передали куски хитиновых панцирей, подвергнувшиеся их воздействию – отличный, просто превосходный результат!
- Вот и хорошо. Скажите, а вы не сможете подготовить для нас  два… нет, лучше три таких же распылителя? Думаю, в башне Федерации они нам пригодятся.
- Несомненно, юноша, несомненно. Но, я надеюсь…
- Полный отчёт об их действии вы получите, как только мы вернёмся! – Егор в просительном жесте выставил перед собой ладони. – Только одна просьба, Яков Израилевич: можно как-то это ускорить? Чем дольше мы тут торчим -  тем выше вероятность, что девчонку в башне попросту сожрут. Те же птицееды.
Шапиро строго посмотрел на Егора поверх очков.
- А вы наглец, юноша. Я даже слов не могу подобрать, какой вы наглец.  Где это видано - чтобы мой собственный лаборант ставил мне сроки!
- Так вы сделаете?
- Что с вами поделать!.. – завлаб всплеснул руками, признавая капитуляцию.  - Но уговор: вам тоже придётся поднапрячься. Сотрудники все заняты, готовимся к проверке…
- Не вопрос, Яков Израилевич! – Егор широко улыбнулся, довольный своей маленькой победой. – В конце концов, я,  как вы совершенно справедливо отметили, ваш лаборант.
- Хотелось бы, чтобы вы вспоминали об этом почаще.

Отредактировано Ромей (20-05-2020 19:50:31)

***
Угол ржавой двери проскрежетал по бетону. Егор, уже бывавший здесь, ожидал что внутри - полумрак, с трудом разгоняемый одинокой лампочкой, могильная тишина и затхлый, пропитанный сыростью воздуха с отчётливой ноткой разложения.
Вместо этого в нос ему ударил густой запах кислятины, в котором без труда угадывался спиртовой дух. Тёплый воздух волнами распространялся от агрегата в центре лаборатории. Он напоминал творение кустаря-самогонщика, дорвавшегося до свалки химического оборудования. Центральное место занимал бак лабораторного автоклава; из крышки медная трубка   ныряла в стеклянный бак с водой и криво закручивалась там змеевиком. Из кончика трубки  в большую колбу падали весело звенящие капли. Рядом стоял глубокий чан из нержавейки – в нём булькало и исходило подозрительными миазмами неаппетитное варево.
- Брага. – безошибочно определил завлаб. – Это где ж он сахар раздобыл?..
- И дрожжи. – добавил Егор.
- Это как раз не вопрос.  Не забывайте юноша, вы в лаборатории микологии. Чтобы здесь да не нашлось паршивого  Saccharomyces?
Творец этого удивительного образчика алкогольного стимпанка обнаружился в самом дальнем от входа углу. Мартин, в шлёпанцах,  грязной майке-алкоголичке  и трениках с пузырями на коленях, раскачивался на трёхногом железном табурете, делал непонятные пассы руками руками и что-то жужжал себе под нос. Перед ним, на потрескавшемся кафеле стены происходило нечто удивительное. 
Грязно-бурое пятно плесени на глазах потрясённых визитёров превратилось изображение мужского полового органа, каким его рисовали в прежние времена на стенах вокзальных сортиров. Орган, снабжённый парой часто трепещущих  ангельских крылышек, порхал по кафелю, изгибаясь и тряся… тем, чем и полагалось трясти в подобном случае. Невооружённым глазом было заметно, что двигалась эта сортирная анимация строго в такт  взмахам руки Мартина, сжимающей  полуметровый белый стержень.
В этой «дирижёрской палочке» оторопевший Егор узнал не что иное, как  Жезл «порченого» друида Эремана – того, самого, на чьей карьере они недавно поставили жирный крест.  Жезл же, которым гонялись друиды всего Московского Леса, могучий инструмент, служащий для трансформации грибниц – а, может, и прочих живых тканей - по настоянию Бича спрятали здесь, в «секретной» подвальной лаборатории, устроенной Яковом Израилевичем для самых важных экспериментов. Он  и Жезлом здесь занимался, потратив уйму времени на  попытки проникнуть в его тайны. Насколько знал Егор – безуспешно.
А лысый алкаш  использует загадочный артефакт, чтобы рисовать на стенах всякую похабщину! И не просто рисует  - ещё и по детски выпячивает губы, сопровождая  каждое движение звуками:  «Бжжжжжж! Вжжжжжжж!». Похоже, творческий процесс захватил его целиком.
Шапиро откашлялся. Мартин обернулся, чуть не свалившись с табурета, увидел посетителей,  громко икнул и уронил Жезл. В электрическом свете блеснуло множество тончайших нитей, связывающих загадочный инструмент с ожившей картинкой.
Он покосился на спутника. Доцент Шапиро стоял напротив Мартина, сжимая и разжимая сухонькие кулачки. Глаза его метали громы и молнии.
- Ну, и что всё это значит?..

- И далеко ты можешь загнать эту плесень?
- Да куда угодно! – с энтузиазмом заявил Мартин. В отличие от Якова Израилевича, выбитого происходящим из колеи, он был бодр и весел. Завлаб позволил ему приложиться к колбе, и теперь плешивый самогонщик охотно выдавал подробности своих занятий. В данный момент – рассказывал о том, как с помощью Жезла заставлял колонии плесневых грибков выбираться за пределы лаборатории. 
- Куда только я её не отправлял! – продолжал он, размахивая, для пущей убедительности, руками.  – И по всем подвалам, и в ДК, и в «шайбу» на первом этаже. Даже к нам, на двенадцатый этаж. Да по вентиляционным ходам куда угодно можно доползти, хоть до самого верха ГЗ!
И указал на вентиляционную отдушину под самым потолком.
- Погоди-ка… Шапиро с подозрением прищурился. – А ты откуда знаешь, куда оно проникало?  Только не пытайся врать, что всё рассчитал, не поверю!
Мартин поспешно отвёл глаза.
- А чё… я ж не виноват, что оно видеть может? Тоись, это  я могу… как бы его глазами. В смысле -  глазами, ясное дело а… чем оно там видит? 
- Что? – завлаб ничего не понимал и оттого разозлился ещё сильнее.  - Кто может видеть? Какие ещё глаза?  У тебя что, совсем крыша поехала  с перепоя?
Выяснилось, что старый алкаш, в числе прочего, научился каким-то образом подключать нервную систему к Жезлу, а через него и к управляемой таким образом плесени. Что заменяло бродячей блямбе органы слуха и зрения -  это была загадка. Несомненный же факт состоял в том, что Мартин отлично слышал  и видел всё, что происходило в помещении, куда она проникала, повинуясь командам Жезла. 
- Всё с тобой ясно… - Шапиро с отвращением посмотрел на «подследственного».  - За студентками в общаге подглядывать приспособился? Всё никак не уймёшься, старый ты козёл…
Судя по тому, как «старый козёл» потупился, завлаб угодил точно в десятку.
На сумбурный, бессвязный допрос ушло не меньше часа. Яков Израилевич не знал, что делать – то ли гнать Мартина взашей, пока тот не учинил ещё какое-нибудь свинство, то ли, наоборот, предоставить ему свободу действий – в расчёте на то, что в процессе удастся проникнуть секреты работы друидского Жезла. Победил второй подход; подробные исследования было решено отставить на потом, а пока, заняться, наконец, тем, зачем они сюда пришли – заряжать баллоны распылителя разъедающими хитин спорами. С тем они и направились в другой конец лаборатории, где стояли вытяжные шкафы. Напоследок Егор обернулся - Мартин,  глумливо усмехаясь, делал им ручкой. В другой руке он  держал Жезл, и прозрачные нити вновь тянулись от белого стержня к стене.  Летучий член (его головка изрядно увеличилась в размерах, и теперь образчик туалетной граффити напоминал, скорее, гриб на длинной, толстой ножке), в такт движениям Мартиновой ладони издевательски махал вслед незваным гостям крылышками.

Отредактировано Ромей (21-05-2020 01:14:18)

- Как спускаться-то будем?
Сергей выглянул из окна. До земли – вернее, до зелёных пушистых сугробов, выросших у стены – на глаз было метров двадцать. Лес бы побрал высоченные, парадные потолки сталинских высоток…
- Ты что-то говорил о пожарном щите?
- Было. Весь этаж обыскал, пока нашёл тот, на котором есть топор.
- Вот и иди, ищи снова. На этот раз нужны пожарные шланги, все, что найдёшь. Помнишь «Крепкий орешек»?
Седрик посмотрел на егеря с недоумением, потом лицо его просветлело.
- Первый? Тот, где Брюс Уиллис на рукаве с небоскрёба спускается? Дело! Сейчас притащу, штуки три точно есть. Если не хватит – на других этажах пошарим…
Размотать тяжеленные рулоны и состыковать их один с другим другом при помощи металлических соединительных муфт было делом нескольких минут. Сергей прижал шланг ногой и хорошенько дёрнул – тот выдержал. Видимо, в материале рукава не было полимеров.
Получившуюся «колбасу» расстелили в коридоре и измерили шагами. Вышло около тридцати метров – больше, чем достаточно, объявил Седрик. Один из концов обмотали вокруг квадратной колонны (дело происходило в холле четвёртого этажа) а другой спустили вниз. Длины, и правда хватило, причём с запасом.
Сетунец вызвался спускаться первым. Сергей выразил сомнение, что он одолеет спуск  с покалеченной рукой, но тот только злобно фыркнул в ответ. Егерь отстал: если Седрик считает, что справится – значит, ему виднее. Не зелёный новичок.
«Я пошёл!» – крикнул сетунец, перевалился через подоконник и скользнул вниз. Рукав он обмотал вокруг тела и постепенно вытравливал его свободной рукой. Сергей успел подумать, как он справится с муфтовым стыком, когда в ноздри ему ударил едкий кислотный запах.
Пятно подстерегало сетуньца между третьим и вторым этажами – в падающих на фасад солнечных лучах оно совершенно терялось. Седрик влепился в хищную плёнку двумя ногами сразу, и Сергей отчётливо видел, как при новом толчке от стены отделились, потянулись за его подошвами, длинные, клейкие полосы. «Прыгай! – отчаянно заорал егерь, и тут же понял, что делать этого нельзя ни в коем случае. Пятно было не только на стене – оно покрывало пространство перед фасадом не меньше, чем на два десятка метров. Егерю  ни разу не доводилось видеть таких огромных экземпляров – видимо, Пятна сумели учуять добычу и сползлись к высотке, образовав сплошной губительный покров, в который невозможно было не вляпаться…
Сердрик тоже понял, что угодил в западню. Он неуклюже попытался влезть наверх – повреждённая рука не позволяла. Жгучая плёнка, тем временем, разъела обувь и кожаные штаны – и вцепилась в незащищённую кожу. Сетунец завопил от боли – он извивался, болтаясь на пожарном шланге, как сломанная марионетка на ниточке, и наконец, не выдержал – сорвался, пролетел десяток метров и  рухнул прямо в объятия Пятна.  Оцепеневший от ужаса Сергей видел, как смертоносная плёнка со всех сторон наползла на несчастного. Он бился в судорогах, катался по Ковру - но жгучая дрянь только сильнее облепляла его, превращая в подобие куколки шелкопряда – визжащей от нестерпимой боли, дёргающейся, никак не желающей умирать.
Огромным усилием Сергей стряхнул с себя оцепенение. Мысли понеслись вскачь:
«…«Чёртов пух»…  «жгучие дождевики»… а вдруг Пятна – тоже своего рода грибницы?.. А, чем Лес не шутит, пока Замкадье спит...»
Он рванул из кармашка рюкзака распылитель, встряхнул – вроде, ещё есть…. Пустить струю спор прямо из окна?  этажа? Пустой номер: рассеются, снесёт ветром.
Лезть следом? Долго: минута, максимум, две, и Седрику конец. Боль прикончит его раньше, чем едкая дрянь доберётся до внутренних органов.
Сергей вытащил кукри, задержал дыхание, крепко зажмурился и ткнул острием в жестяной бок баллончика. И когда пронзительно зашипел, вырываясь из дырки, сжатый воздух, смешанный со спорами – швырнул «бомбу» наугад, зная, что ни за что не промахнётся мимо десятков квадратных метров отвратной субстанции, расстилающейся внизу.