Иеромонах Паисий, судовой священник броненосца «Орел», исповедовался долго и трудно. Тяжело дыша, стоя коленопреклоненно сбоку от Св. Престола судовой церкви и, накрытый епитрахилью брата во Христе, батюшка, поминутно останавливаясь, буквально выдавливал из себя накопленные за последний переход грехи. Наконец исповедь закончилась, иеромонах Назарий с броненосца «Князь Суворов», прочитал молитвы, священники облобызались, вновь испрашивая друг у друга прощения.
Дальше собирались испить чаю в каюте священника, но примчался вестовой отца Паисия и срывающимся голосом объявил:
— Там, это … на катере требуют вас, батюшка. На флагмане сигналы подняли, должно быть, далее плывем.
Священнослужители переглянулись.
— Что ж брат, прощай, — произнес иеромонах Назарий, поднимаясь с жесткого кресла, – даст Бог, свидимся. А над твоими словами я подумаю.
Отец Паисий, молча, поклонился, хотя из груди рвалось «И вы меня» [1]. Однако кому, кроме как Богу, нужны наши невысказанные мысли.
Удержав себя уздой смирения, батюшка проводил до трапа своего духовного гостя. Наложил крестное знамение на гребной катер, но тихонько, почти украдкой, чтобы не оскорбить брата во Христе и, вздохнув, отправился наводить порядок в Святая Святых. За работой думалось легче.
Вот уже почти месяц он здесь. А ведь так все хорошо начиналось, но, мы помним, если все идет гладко – жди неприятностей. Пообщавшись со своими друзьями по форуму АИ, а кое с кем поговорив и по телефону, один из тех, кого называли продвинутыми батюшками, решил-таки написать свое произведение про Цусиму. Только вот в результате непонятного катаклизма, у него резко поднялась температура, сознание несколько затуманилось, а очнувшись, он обнаружил себя в каюте неизвестного судна. Ну что вы право, какой такой бред. Синяки заживали долго [2], а один так вообще загноился. Прямо как в Хабаровском крае, в учебке, зимой 1988 года.
Поняв, как он влип, «вселенец» не стал буянить и требовать вернуть его обратно. Во-первых, у кого требовать? Ведь если он оказался здесь, значит, это было угодно Богу, а это было уже, во-вторых. Неверующим такое трудно понять, но наш человек как раз из противоположного стана. А посему антирелигиозным товарищам можно дальше не читать. Зачем накручивать себя, требовать разных доказательств или вовсе доказывать недоказуемое. Как сказал один хороший человек из Челябинска по имени Андрей, переделывать сферического коня в вакууме в сфероидного. Хотя память штука такая, может и не он сказал.
Что было хорошо, так это знание церковно-славянского языка, все-таки 17 лет опыта даром не проходят. А вот что касается остального, так эти же 17 лет вредили как могли. Там служили так, а здесь простая вседневная служба, укладываемая обычно в час времени, могла совершаться раза в три дольше. Пришлось брать себя в руки и заново учиться.
Что-то стало получаться лучше, особенно правильное поминовение государя-императора и прочих представителей власти, недовласти и псевдовласти. Поговорив с матросом-регентом, если так можно было его назвать, не сразу, но наладили нормальный порядок богослужения. Большая часть команды прямо радовалась, что богослужение вроде, как и короче стало, да и память отца Паисия много что сохранила. Зря его Новиков так описал. Хотя некоторые свои обязанности батюшка сильно запустил. Но да ничего, опыт небольшой имеется. А баталер, да как-нибудь справимся, подставим грамотея.
Тут батюшка злорадно усмехнулся, но вмиг стер с уст улыбку и испуганно зашептал, накладывая на себя крестное знамение: «Свят, Свят, Свят еси Господи, Богородицею помилуй нас». А вы как хотели. Алтарь это вам не базар, здесь или о Боге или молчи. Время пролетело довольно быстро и порядком уставший отец Паисий побрел к себе в каюту переоблачиться в сухое. Эта духота его добивала.
И что люди в Таиланде находили этакого, — думал священник, скидывая влажное исподнее, — что перли сюда толпами. Оно конечно местным ничего, а приезжим без кондиционера не жить. Да и Вьетнам тоже, парилка еще та.
Обнаженное тело слегка подсохло, но духота, усилившись, снова напомнила о себе выступившей испариной. Батюшка постоял еще немного, как будто ожидание принесет облегчение, а затем чертыхнулся и поскору облачился в новый комплект белья и поношенный подрясник, немного подождал, прислушиваясь к чему-то, а потом рявкнул:
— Вестовой.
Дверь каюты немного погодя приоткрылась и голос вестового, немного смущенно зачастил:
— Молитвами святых отец наших …. [3]
— Заходи, заходи братец. Что плотник говорит?
— Сделали они скамеечку. Как седьмую склянку отобьют, будет туточки.
— Вот это здорово. Еще, какие новости имеются?
— Катер на «Орел» будет только третьего дня.
— Ну, вот и ладненько, на нем и поедем, ступай братец.
Вечером, вооруженный новым седалищем, отец Паисий на полубаке общался с матросами.
Первый раз подобное общение началось с анекдотического случая. Еще плохо разбиравшийся в хитросплетениях переходов корабля батюшка свернул куда-то явно не туда. Большое помещение с иллюминаторами и пушками. Какие-то люди тут были, но кто они и что делают, священник вообще не понимал. Поняв, что ошибся, он спросил путь к своей каюте. Матросики заулыбались и даже выделили провожатого, но перед самым выходом кто-то из собравшейся толпы, язвительным голоском вопросил:
— Батюшка, а что такое паки и паки?
— Снова и снова, — автоматически ответил вопрошающему священник, но очередной вопрос заставил его остановиться:
— Батюшка, а вот, иже Херувимы…
Тут отец Паисий хмыкнул, буквально воткнул взгляд в очередного спрашивающего и ответил загадочной фразой, да еще и с интонациями:
— Паки, паки иже херувимы, житие мое … какое житие твое пес, смердящий [4], — и ушел.
Позади осталась тишина, взорвавшаяся затем громким хохотом, причем провожатый, отсмеявшись, ухмылялся до самой каюты.
— … Так вот братцы, не сразу принял такое послушание иеромонах Николай. Однако же через какое-то время согласился. Учил он детей при консульском храме в Хакодате и сам усиленно учился. Через восемь лет весьма хорошо, даже по японским меркам, знал историю, культуру и язык. И в один из дней пришел к нему самый настоящий самурай Такума Савабе, известный фехтовальщик и языческий жрец в придачу. Говорит, убью я тебя. Ты сам как злодей для меня, а вера твоя самая, что ни на есть чародейская. [5]
— Так и сказал?
— А, что он мог еще сказать. Самурай ведь, врать-то не имеет права по самурайскому закону. Да и демонов в у него голове, как блох на собаке. Одно слово — язычник.
— Эка его … А дальше, дальше что?
— А ему отец Николай и отвечает, как ты можешь говорить что-то про мою веру, если ты о ней ничего не знаешь. Тот и отвечает, так расскажи мне. И начал отец Николай ему про православие рассказывать.
— Ишь ты. И как же…?
— После нескольких бесед появился в Японии первый православный японец Такума Савабе, во святом крещении Павел. А потом таковых стало уже двадцать… Ого братцы склянки бьют, да много-то как.
Отец Паисий с трудом поднялся со своей скамеечки, осенил, собравшихся на баке слушателей, крестным знамением и тихонько пошаркал в корму. Уже удаляясь, услышал за спиной какую-то возню и тихий вопрос:
— Чевой-то с ним?
— А, кто его разберет. Тогда был такой, а сейчас другой. Рассказывает правда – хорошо. Да и поет не то, что раньше…
Корабельный инженер Костенко расположился в шезлонге под тентом, на палубе госпитального «Орла». Читать не очень хотелось, поэтому книга лежала на коленях даже не раскрытая. С того момента как на ноге Владимира Полиевктовича образовалась рана, прошло довольно много времени, и он мечтал поскорее возвратиться на свой броненосец. Дел было много, да и общения с товарищами, в том числе по кают-компании хотелось. Как не веселы и разговорчивы были медсестры, но мужского общения они, увы, заменить не могли.
Только вот вкусить несколько опостылевшей неги ему, именно в этот день, не пришлось.
— Добрый день раб Божий Владимир, или вы предпочитаете Владимир Полиевктович, — произнес неизвестно откуда взявшийся отец Паисий.
Впрочем, почему неизвестно откуда, подумал корабельный инженер, очень даже известно, с броненосца «Орел». Вот только что ему от меня надо?
— Если вы наложите на меня крестное знамение, то я не исчезну. Потому что не привидение. А что касается немого вопроса в ваших глазах, то дело у меня к вам. Серьезное дело. Может, не теряя времени начнем?
— Прошу вас … э-э-э …
— Просто батюшка. Этого вполне достаточно. Вопрос номер один. Может ли броненосец «Орел» развить часов на пять скорость в 21 узел?
Было в этом вопросе нечто такое, неуловимое, да и интонация выдавала какое-то смущение что ли. Поэтому ответ корабельного инженера был краток и правдив.
— Ну что вы … наш «Орел» на испытаниях и 18 узлов не выдал. И это с опытными кочегарами и машинистами.
— Хорошо. А если мы для достижения этой скорости разобщим машину с гребным валом?
— Батюшка, из этой затеи точно ничего не выйдет, — после небольшой паузы ответил Костенко, — впрочем, откуда вам это могло быть известно.
— Ну почему же, мне как раз это известно, от миноносников. Они давече говорили, что их облегченная машина выдает до 325 оборотов вала [6]: Вот и представьте себе, что наша орловская машина пыхтит себе оборотах на 50-ти, а гребной вал вращается на все 300 оборотов. Плюс винт усовершенствованной формы. Или по-иному. Турбина господина Парсонса вращается со скоростью в две тысячи оборотов, а наш гребной вал выдает всего триста. Нужен-то всего лишь редуктор. Соответственно повышающий или понижающий. Вот и весь сказ. А вот как это сделать, требуется именно ваше образование. Я в этом не силен, а вы… Вы запишите для себя, что бы потом память не винить. Я вот тут бумагой запасся и карандашиком.
Потрясенный таким неожиданным началом разговора Костенко машинально принял из рук священника стопку бумаги и карандаш.
— Теперь вопрос номер два. С учетом уроков, полученных в ходе этой войны, вырисовывается совершенно другая концепция линейного корабля. И здесь вам, как корабельному инженеру, карты в руки. Какой тип линейного корабля должен почти идеально соответствовать новейшим условиям войны?
— Хм… Вы знаете, трудно вот так сразу сказать.
— Хорошо. Давайте будем мыслить правильно.
— Как это правильно?
— А вот так. Возьмем английскую систему под названием all big gun. Она нам подойдет более всего.
— А, почему именно она?
— А, потому что быстро сокрушить врага могут только крупнокалиберные орудия. У нас таковых только четыре, да и то – не шибко скорострельные. Остальные, только дополнение. Так вот Владимир Полиевктович, представим себе несколько иной корабль. Для повышения мореходности оборудуем его небольшим полубаком. Поскольку наши орудия главного калибра имеют низкую скорострельность, то увеличим их количество в два раза. Да еще и добавим в каждую башню по одному дополнительному. Итого двенадцать двенадцатидюймовых пушек. К ним прибавим штук двадцать – двадцать шесть противоминных пушек. Если учесть, что крейсер «Новик» является, точнее, являлся, грозой японских миноносцев, то его главный калибр вполне сойдет за противоминный на нашем гипотетическом броненосце.
— !?
— Не удивляйтесь Владимир Полиевктович, то ли еще будет. Для экономии средств, не менее половины котлов будем питать только жидким топливом. Команды будет меньше, припасов немного больше. Из оставшихся котлов не менее половины оснастим смешанным отоплением. Опыт «Ростислава» здесь будет весьма полезен. Добавим пару сигнальных пушек и с вооружением закончим. А вот угол возвышения орудий главного калибра сделаем по черноморскому образцу градусов в 30 – 35. Про двигатели и винты мы с вами уже говорили. Вот и получился у нас весьма сильный корабль. Водоизмещение ему определим в 22 – 25 тысяч тонн. Вот вам набросок [7].
Афанасий, что там, зовут уже? … Увы мне пора. Третий вопрос обсудим с вами уже, так сказать «дома», вместе с лейтенантом Гирсом. До встречи.
Осенив корабельного инженера крестным знамением, батюшка отправился к трапу.
До самой ночи корабельный инженер Костенко смотрел, считал, размышлял и писал. Это ж надо так было ошибиться в человеке. Совсем необразованный, где-то и вовсе недалекий, священник предстал пред ним совсем в другом облике.
Перед вечерним правилом на «Орле», в каюте священника стоял на цыпочках старший боцман Сайм, покрытый испариной, едва сдерживаясь чтобы не кричать от боли, чувствуя, как в его подреберье впились железные пальцы отца Паисия. А тот с любовью, от которой хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, выговаривал:
— Запомни боцман. Христос никого не бил. Он действовал исключительно словом. Так и ты больше не бей никого. Отвыкай от этой дурацкой привычки. И Афанасия моего тоже не бей. Вот как ему теперь пред светлы очи командира показаться… А забудешь мои слова, тебе на голову кирпич упадет, или трехдюймовка стукнет или ино что приключится. Корабль у нас большой, железа много. Если понял, кивни.
Дождавшись кивка, батюшка ослабил захват.
— Ступай раб Божий.
Отпустив повинного во всех отношениях старшего боцмана, отец Паисий занялся приготовлениями к неизбежному сражению. Затем наступило время вечерней молитвы, а потом «вселенец» непонятно каким образом оказался в кают-компании. По случаю перенесенная в адмиральскую столовую, а что вы хотите уголь требовал все больше помещений под себя любимого, новая кают-компания расположилась в адмиральских «покоях» и, представляла собой довольно просторное помещение. Она была уже заполнена господами офицерами, исключая конечно стоящих вахту. Насколько понимал батюшка, он считался вроде как в гостях и на многое не претендовал, к тому же его пока терпели, и вот настал момент вживления так сказать частички гумуса.
— О, кто к нам пришел господа, — встретил его громкий голос старшего минного офицера Никанова, — что вам налить батюшка.
— Большую кружку чаю, Иван Владимирович,- и тут же немного повысив голос, — вы не поможете мне Всеволод Львович песню под гитару исполнить.
Младший минный офицер броненосца с немалым удивлением внял просьбе, и уселся рядом с батюшкой, настраивая гитару.
— Господа. Это песня на стихи одного немецкого поэта, Грейнца, по-моему. Написаны эти стихи совсем недавно. В основу положены события от 9 февраля прошлого года произошедшие на рейде Чемульпо. Правда один куплет подвергся цензуре и в песню не вошел.
В кают-компании воцарилась тишина. А священник, повернувшись к лейтенанту Модзалевскому, произнес: «как марш Всеволод Львович».
— Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варягъ»,
Пощады никто не желает.
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимая.
Готовые к бою орудия в ряд,
На солнце зловеще сверкают.
— К сожалению господа, это все что сохранила моя память. Есть еще окончание:
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят вовек
Геройскую гибель «Варяга». [8]
Даже в таком, урезанном, если не сказать обгрызенном, донельзя виде, песня произвела сильное впечатление. Быстро возникла дискуссия, перешедшая в споры, пока старший офицер броненосца капитан 2-го ранга Шведе не отправил кают-компанейских завсегдатаев по каютам. А батюшка, воспользовавшись словоблудием господ офицеров, удалился и вместе с лейтенантом Гирсом сидел в каюте последнего.
— Понимаете Александр Владимирович, терзают меня смутные сомнения. Давече был в кормовой башне главного калибра. Матросики тренировались и я, обратил внимание на довольно медленное заряжание. Выходит, наша двенадцатидюймовая пушка выдает выстрел в полторы минуты, против минуты противника. И все из-за ручного открывания и закрывания затвора. А предположим, если пристроить на эту работу электродвигатель, положение сильно изменится?
— Батюшка, — после паузы воскликнул Гирс, — так это просто гениально. Можно выиграть несколько десятков секунд.
— Благодарю за похвалу Александр Владимирович. Теперь о пристрелке. Мои думы в сторону центральной наводки некоего англичанина Перси Скота далеко не простираются, но поднять высоко один из дальномеров просто необходимо. Как и пристреливаться по очереди из каждой башни, включая главный калибр.
— Но ведь это … так никто не делает. Ведь моя башня скорострельней и пристреляется быстрее.
— Александр Владимирович, я согласен. Но командиры башен должны пересчитать ваши шестидюймовые данные под свои параметры, а это потерянное время. Каждый выстрел до момента накрытия обязательно корректируется. И только в момент накрытия открывается залповая стрельба. Как-то так. Вот вернется на броненосец инженер Костенко, он покажет вам некий рисунок, и мы вернемся к этому разговору.
8 мая командир броненосца «Орел», капитан 1-го ранга Юнг принимал в своем салоне необычную депутацию. Хотя бы потому необычную, что в составе оной пребывал корабельный священник.
— Николай Викторович. Господа офицеры попросили меня донести до вас некоторые соображения по возможному эскадренному бою. Почтительнейше прошу вас прочесть этот документ, — с этими словами старший артиллерист лейтенант Шамшев, подал капитану 1-го ранга Юнгу, весьма толстый пакет.
— Это так срочно, господа?
— Скорее это архиважно, для броненосца, вас и некоторых господ офицеров и еще большего числа матросов и унтер-офицеров, — неожиданно вмешался отец Паисий, — пойдемте господа, не будем мешать командиру нашего корабля.
Если вы считаете, что разновозрастную и к тому же разнообразную компанию, которая собиралась в кают-компании броненосца «Орел» можно легко убедить сделать некие, совершенно не вписывающиеся в рамки Устава и иных правил, вещи, то вы сильный волшебник, лидер нации или вовсе Мессия. Никем из вышеперечисленных отец Паисий не был. Да и собственно наш «вселенец» тоже.
Но благодарный читатель, вероятно, знает или слышал где-то фразу «невозможное человеком, возможно Богу» (Лк. 18, 27). Так что если случился локальный перенос разума одного в тело другого, то это явно дело не человеческое. А посему сразу вспоминается целая фраза из Священного Писания: «Просите, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте и отверзется вам…» (Мф. 7, 7). В таком случае нам остается только так и поступать, ведь мы этим и отличаемся от насельников различных пенитенциарных заведений, что верим, боимся и просим. [9]
Вот таким образом отец Паисий, не за один раз, конечно, приобрел в кают-компании некоторую известность. Пока только ее. Однако после «Варяга», буквально на следующий день батюшка вновь озадачил господ офицеров.
— Господа. Сегодня вечером прошу всех придти на акафист в честь Божией Матери Албазинской.
Поскольку только чудотворных икон Пресвятой Богородицы насчитывается 287, из общего количества 689, то упомнить каждую довольно сложно. Вот и задали соответствующий вопрос отцу Паисию. Священник чинить препятствий к дополнительному знанию не стал:
— Во время известных событий в Китае, пять лет назад, подчиненные императрицы Цы-си обстреливали через Амур град Благовещенск. Во всех церквях служили молебны и ходили крестными ходами с чудотворной святыней всего Дальнего Востока. Было замечено китайцами, что их пушки и ружья очень часто не добивают до противоположного берега, а некоторые и вовсе видели на русском берегу большую Белую Женщину, которая лишала китайские пули и снаряды их убийственной силы. Вот к Ней и обратим наши молитвы. [10]
После вечерней молитвы пели пасхальное начало, потом слушали незнакомые слова тропаря «Заступнице усердная, мати Христа Бога нашего…», акафист «Радуйся невесто неневестная» многие нижние чины слышали, а то и знали наизусть.
Молился отец Паисий истово. Смотря на такое моление, многие присутствующие испытали некое ранее неизведанное состояние. Еще бы, их прежде силком загоняли на молитву, применяя далеко не божественные слова или словесные конструкции. А тут господа офицеры сами просили быть, да и батюшка после акафиста вовсе про необыкновенные чудеса рассказывал. На утренней молитве в дополнение к обычному молитвословию пели тропари святителю Николаю, святителю Спиридону Тримифунтскому и конечно Албазинской иконе.
Однако вернемся к депутации господ офицеров к командиру. Прочитав довольно объемное письмо с пожеланиями, капитан 1-го ранга Юнг долго сидел у себя в каюте и размышлял. После обеда в салон командира были по очереди приглашены старший артиллерист, старший боцман, командиры башен среднего калибра, механики и оба штурмана. Старшина сигнальщиков, после разговора с командиром и вовсе заперся в каюте священника с несколькими своими подчиненными, довольно громко о чем-то споря.
Вечером 10 мая старший офицер броненосца пригласил в кают-компанию Николая Викторовича Юнга. Здесь его ожидали офицеры броненосца. [11]
— Господа. Я ознакомился с вашим посланием. Что-то мне ясно, а вот кое-какие вещи мне не понятны. Зачем, например, поднимать дальномер Бара и Струда из боевой рубки на мачту?
— Чем выше дальномер, тем дальше и лучше видит свои цели старший артиллерист. Лучше видит, быстрей пристреливается.
Поскольку ответ давал почему-то священник, капитан 1-го ранга замолчал сбитый с толку. Однако довольно быстро справился с собой.
— Зачем лишать корабль 47-мм пушек и пулеметов?
И опять ответ священника прозвучал необычно, — Их время прошло, не начавшись и, еще не пришло. К тому же боезапас для этих орудий может стать причиной поражения своего экипажа, попади в эти маленькие снаряды хоть один осколок. Поскольку брать на абордаж мы вроде никого не собираемся, то пулеметы нам и вовсе незачем.
— Лейтенант Гирс, что за способ новый способ пристрелки вы предлагаете?
— Николай Викторович. Орудия главного калибра делают один выстрел в две минуты. Японские пушки такого же калибра раза в четыре скорострельней. Есть только один способ не уступать врагу – раздельная стрельба. Старший артиллерист дает расстояние. Орудие номер один делает выстрел. Затем следует корректировка. Затем действует орудие номер два. И снова корректировка. В дело вступают шестидюймовые орудия. Когда происходит накрытие, дается залп из всех заряженных орудий. Потом идет по возможности залповая стрельба шестидюймовок, по одному стволу каждой башни, и по мере заряжания орудия главного калибра. Затем, по выходе вражеского корабля из накрытия, пристрелка начинается заново. Для этого дальномерный пост нужно соединить телефонной связью с башнями.
— Но это, же … так никто не делает.
— Уважаемый Николай Викторович, значит, мы будем первые, — негромко сказал отец Паисий.
— Ваше преподобие, — еле сдерживаясь, произнес капитан 1-го ранга Юнг, в его голосе появились визгливые нотки, — вы то, что понимаете в этом…
— Николай Викторович. В 1696 году некто Павел Гост издал два труда по военно-морской тактике и устройству кораблей. А ведь он был лицом духовным, хотя некоторое время состоял капелланом при эскадре адмирала Турвиля. Восемьдесят с лишним лет спустя, в 1782 году мелкий чиновник Джон Клерк, издал еще один труд, которым весьма успешно пользовались многие флотоводцы, в том числе адмиралы Ушаков и Спиридов.
Юнг покраснел, рванул ворот мундира ставший ему тесен, и замер, увидев перед собой стакан с водой поднесенный священником.
— Николай Викторович успокойтесь, — и немного позже, переступая комингс кают-компании, — Господа, я в корабельной церкви.
После ухода священника воцарилась тишина.
— Господа, — тихо произнес Юнг, — это точно отец Паисий?
— Вне всякого сомнения, — отвечал старший врач броненосца Макаров Николай Македонтович, — единственное, что могу добавить, все, что мы видим и слышим сейчас, произошло с батюшкой после приступа лихорадки сопровождаемого высокой температурой. Однако изучать этот феномен здесь и сейчас никак невозможно.
Опять в кают-компании наступила тишина.
— Николай Викторович, — произнес лейтенант Гирс, — давайте все же определимся с нашими предложениями.
Капитан 1-го ранга Юнг сразу как-то сгорбился, будто из него выпустили воздух и по-стариковски махнул рукой:
— Делайте все что считаете нужным.
Следующие несколько дней броненосец «Орёл», внешне не отличаясь от других кораблей эскадры, внутренне очень изменился. Не считая ранее предпринятых усилий инженера Костенко, была проведена работа по защите паропроводов, изъятию дерева везде, где только можно, подготовке к демонтажу пушек Гочкиса и многое другое. Убрали с марсов пулеметы. Повоевали с углем, правда в темноте, просто сбрасывая за борт мешающие куски. Несколько раз, с прилежанием, окатили забортной водой палубу и надстройки, пытаясь избавится от угольной пыли.
Подготовили места для выносного дальномера на марсе фок-мачты и еще выше на фор-марсовой площадке. Для защиты расчета и самого дальномера приспособили специальные крепления для щитов от 47-мм скорострелок. Артиллеристы проводили бесконечные тренировки, в которых принимали самое активное участие расчеты противоминной артиллерии. Каждый плутонг вместе с командиром был прикреплен к одной из башен и учился управляться с новой техникой. Рулевые проводили до полудня в боевой рубке и центральном посту, обучаясь вести броненосец в условия ограниченной видимости или вслепую. На погрузках угля постоянно проверялись данные о расстоянии до транспортов и других кораблей эскадры.
Плюс ко всему отец Паисий, а точнее «вселенец», предложил дистанционно управлять кораблями 1-го отряда. Сначала его даже и не поняли, однако, выслушав доводы священника, господа офицеры согласились. Была написана специальная брошюра, имеющаяся у командира, старшего офицера и всех сигнальщиков с десятком наиболее важных сообщений. Естественно имелась подобная и отца Паисия.
Стоит немного отвлечься от нашего повествования и поведать терпеливому читателю немного о обязанностях судового священника. Начнем, пожалуй, с Устава:
Из Морского Устава 1853-го года:
1. Священник обязан посещать страждущих, подавая им духовное утешение и заботясь о своевременной исповеди и причащении Св. Тайн опасно больных. Во всех случаях, когда признает нужным, он доводит до сведения командира, в каком положении найдены им больные.
2. Перед боем, если командир признает возможным, священник служит молебен с коленопреклонением о даровании победы, обходит палубы и окропляет корабль и команду святою водою. Во время сражения он должен находиться при раненых, подавать им возможное пособие и утешение, исповедовать и приобщать умирающих и тяжело раненых, которые того пожелают.
При похоронах в море покойник отпевался и тело опускалось в море. В этом месте набиралась фляжка воды. По возвращению к родным берегам священник совершал чин погребения, а в могилу укладывалась эта фляжка и парадная форма усопшего. Вот эта могила и считалась местом его упокоения, которое могли посещать родственники.
Кто же попадал в качестве священников на военные корабли? В подавляющем большинстве это были иеромонахи (т.е. монахи, возведённые в сан священника) и призывались они к служению в основном из Александро-Невской лавры. Хотя потом география расширилась. Были и обычные священники, но довольно редко.
Священники имелись не на всех кораблях. Во времена парового флота они служили на эскадренных броненосцах, броненосцах, броненосцах береговой обороны, крейсерах 1 ранга. На менее крупные корабли их приглашали по мере возможности для выполнения различных служб. При отсутствии на борту священника богослужение мог проводить специально назначенный для этого один из корабельных офицеров, знавших церковную службу. На кораблях выделялись специальные помещения, называвшиеся церковной палубой, где разворачивалась походная церковь.
По уставу
1. При совершении Божественной Литургии, обедницы и в торжественные дни молебствий, обязаны находиться: командир, все офицеры и Православного исповедания нижние чины, кроме больных и занятых службою; а при остальном Богослужении присутствуют одни желающие.
2. При Богослужении команда присутствует с должным благоговением и соблюдается как на шканцах, так и в палубах возможная тишина, о чем заботятся старший офицер и вахтенный начальник. Вообще в это время должно избегать производства работ, и воспрещаются учения, игры, курение табака, и исполнение телесных наказаний.
3. Во время Богослужения не отдаются никакие почести приезжающим на корабль и съезжающим с него особам, но вахтенный начальник предваряет их, что идёт Божественная служба.
Принимая во внимание многочисленность команды броненосца «Орёл», нашему герою, пришлось изрядно потрудиться наверстывая упущения отца Паисия. Так что к 14 мая 1905 года священник чувствовал усталость, но не прекращал говорить с командой на баке, господа офицеры часто приходили к нему в каюту. Ведь в отличие от других соплавателей, служба священника не прекращается ни на минуту. Предстоя за всех перед Господом на общественном богослужении, он обязан совершать и свое, личное правило. В общем молитва занимает почти все свободное время и, в основном в ночное время.
В день будущего Цусимского сражения батюшка проснулся довольно рано. Придя в церковь зябко поежился, так как было довольно свежо, приготовил богослужебные книги и начал читать утренние молитвы. Как-то незаметно молитвы перетекли в утреннее правило для команды, затем также незаметно окончились. Только часам к 10-ти отец Паисий словно очнулся, недоуменно огляделся, все также находясь в корабельной церкви. Тяжело вздохнул и начал готовиться к исповеди. Затем подготовил Дароносицу и аккуратно, с помощью своего вестового стал готовить храм к сражению тщательно укладывая Святые Дары, Священные Сосуды, Напрестольное Евангелие в специальный сундучок. Туда же последовали хоругви, иконы и книги. Затем все это с должным благоговением было отнесено под броневую палубу. Вестовой получил краткую инструкцию, если корабль будет взят на абордаж, утопить в море сундук, не допуская что бы к нему прикоснулись неверные. В специальную сумочку батюшка положил Св. Антиминс [12] и спрятал у себя на груди.
Перестрелку с крейсерами японцев священник пропустил, потому что исповедовал нескольких матросов и одного мичмана, а затем служил молебен, не до этого было. Вскоре после обеда обойдя корабль и окропив святой водой оружие и команду, батюшка оставшись в одной епитрахили и поручах, поднялся на кормовой мостик. Быстро просмотрел брошюрку с сигналами и стал дожидаться первого действа будущей драмы.
И вновь броненосцы перестраивались на виду у противника, вновь случилась куча мала, но вначале неудачного маневра, когда броненосец «Ослябя», начал выкатываться из кильватерной колонны вправо, когда с кормового мостика впереди идущего «Орла» замахал флажками сигнальщик.
Через минуту на «Ослябе» прочли:
— Приказ флагмана. Принять еще правее, пропустить на свое место «Сисоя Великого», самим оставаться в пяти кабельтовых от колонны первого отряда. Ваша цель – броненосные крейсера.
Отец Паисий наложил на себя крестное знамение, вздохнул и отправился в перевязочный пункт. Все что было в его силах, он сделал. Почти.
Как сложилась судьба эскадры на этот раз, мне не известно. По некоторым данным иеромонах Паисий Цусиму не пережил, в отличие от складского Новикова (Прибоя). Вообще же в этом сражении погибли 8 священников:
Анастасий (Рукин), иеромонах — крейсер 1-го ранга «Аврора» (погиб в Гулльском инциденте);
Варлаам, иеромонах — эскадренный броненосец «Бородино» (погиб);
Виктор (Никольский), иеромонах — эскадренный броненосец «Ослябя» (погиб);
Герасим, иеромонах — эскадренный броненосец «Сисой Великий» (погиб);
Иннокентий, иеромонах — эскадренный броненосец «Император Александр III» (погиб);
Кириак, иеромонах — эскадренный броненосец «Наварин» (погиб);
Назарий, иеромонах — эскадренный броненосец «Князь Суворов» (погиб);
Недригайлов Александр Алексеевич, иерей — эскадренный броненосец «Император Александр III» (погиб. Так в документах. Возможна опечатка или вовсе ошибка);
Паисий, иеромонах — эскадренный броненосец «Орел» (погиб);
Хандалеев Феодор Павлович, иерей — крейсер 1-го ранга «Светлана» (погиб, возможно мученической смертью, когда японский крейсер «Нийтака» раздавил часть команды).
Примечания
1. «И вы меня» — конечная фраза священника в завершение разговора с предпринимателем. Сериал «Спас под Березами», 1-я серия.
2. Ведь советуют в таких случаях ущипнуть себя иль губу там прикусить. Вот и старался «перенесенец» как мог.
3. Обязательное правило в любом монастыре. Перед тем как войти в келию, нужно произнести молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас». Не будет в ответ «аминь», стой хоть до второго Пришествия.
4. Весьма известный диалог из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».
5. Вольная трактовка жития святителя Николая Японского (Касаткина). Ищите, читайте.
6. Понятно, что священнику никто такого не говорил. Впрочем, объяснять корабельному инженеру в 1905 году принципы работы интернета … то еще занятие. А делать что-то надо. Не хочется быть мальчиком для битья, и жить охота, да и знание давит … «Многия знания, многия печали» Экклезиаст гл. 1 ст. 18.
7. Мне скажут «мелко плаваете». Как могу. Сваять на коленке парой лет раньше «Гангут», с полубаком от «Октябрьской революции» много проще, чем продвигать проект строящегося «Мичигана» или вовсе германского «Дойчланда» (который карманный линкор).
8. Господа придирчивые читатели. Зададимся простым вопросом. Вспомните ли вы, без подсказки, прямо сейчас, читая эти строки, да хоть «марш ВДВ». Поколение, начавшее применять съёмный жесткий диск, попало-таки в собственную ловушку. У нас есть флешки, тырнет, мп3, а памяти-то и нет. Помним кусками.
9. Говорят, что в тюрьме, зоне и тп закон один: «Не верь, не бойся и не проси».
10. Чудеса от Албазинской Пресвятой Богородицы известны с момента принесения на Амурскую землю в 1666 году. Описанный выше случай, произошел в 1900 году во время восстания ихэтуаней. Новейшие чудеса продолжают собирать в Благовещенской епархии Русской Православной Церкви с центром в городе Благовещенск-на-Амуре.
11. Капитан 1-го ранга Юнг командует кораблем, а старший офицер Шведе – командой. Так что без приглашения, тот же Юнг не может в кают-копанию войти.
12. Почти прямоугольный плат с помещенными внутрь Св. Мощами. Если Св. Антиминса в храме нет, невозможно совершить божественную Литургию.

Отредактировано Vasia23 (14-06-2021 09:43:06)