Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Санкт-Петербург,
Охта.
Май 1888 г.
Охтинская Адмиралтейские верфи располагались в устье Невы, с Петровских времён, с самого начала восемнадцатого века от Рождества Христова. В начале следующего, девятнадцатого века собственно верфь перенесли на Галерный двор, а в 70-х годах освободившуюся территорию продали под застройку. Однако, несколько старых эллингов военно-морское ведомство сохранило за собой – один из них и был отведён под «прожекты» инженера Костовича.
Шурик встретил меня у ворот и провёл внутрь. Стоящий на часах усатый унтер с нашивками артиллерийского кондуктора смерил меня настороженным взглядом, потребовал предъявить пропуск - и долго, старательно шевеля губами, разбирал написанные от руки строки.
- Господин Онуфриев Ярослав Леонидыч, значить? - спросил он, справившись с этой нелёгкой задачей. - Что ж, коли гумага имеется, по всей положенной форме - пожалте, проходьте! Курить только настрого запрещено, ихнее благородие Огнеслав Степаныч шибко ругаются...
Проверять документы у моего провожатого кондуктор не стал. Похоже, он, как доверенный помощник дяди Юли, считался здесь важной персоной.
Эллинг, отведённый начальством Адмиралтейской верфи Костовичу для постройки его воздушного корабля, был изнутри пуст и гулок. Сборочный стапель только-только начали монтировать, а пока выгнутые по шаблону балки дожидались своего часа на стеллажах вдоль стен.
- Арборит. – пояснил Шурик. – Ещё одно изобретение господина Костовича – что-то вроде многослойной фанеры. Он даже фабрику открыл здесь, в Петербурге – делают из арборита бочки, ящики, сундуки, разборные домики, рангоут для морских судов. Для наших целей– самое то. Да вот, сам полюбуйся…
Он подвёл меня к длинной, не меньше тридцати метров, трубе, аккуратно уложенной на особые бруски. Диаметром труба была около четверти метра.
Я наклонился, постучал по трубе пальцем.
- Тоже фанера?
- Она самая. - подтвердил Шурик. – Алюминия-то здесь пока нет. То есть он имеется, конечно, но… когда дядя Юля заикнулся о том, что вместо арборита лучше использовать алюминий, его чуть на смех не подняли. Здесь его называют «серебро из глины» и ценят на вес золота, в самом прямом смысле. Когда англичане захотели сделать богатый подарок Дмитрию Ивановичу Менделееву в знак признания его научных заслуг, то преподнесли ему аналитические весы с чашечками из золота и алюминия. А ты говоришь – каркас…
Про каркас я даже не заикался - но спорить с Шуриком не стал. Пусть рассказывает, у него это хорошо получается.
- Вообще-то, - продолжил он, - способ получения алюминия путём электролиза расплава глинозёма уже разработан уже года три назад. Дядя Юля говорит, что именно этот способ станет основой промышленного производства, и даже подал руководству Д.О.П.а записку по поводу организации чего-то в этом роде у нас, в России - но когда это ещё будет! А пока придётся обойтись, чем имеем. То есть - арборитом.
В ангаре мы задержались надолго. Шурик показал мне чуть ли не каждый из готовых узлов, а под конец отвёл в «моторную мастерскую» - здесь на испытательных стендах красовался «газовый двигатель» Костовича, а рядом с ним – до боли знакомый ВАЗовский движок. Творение сербского изобретателя выглядело, как воплощение эстетики на стимпанка: большое спицевое колесо, бронзовые цилиндры, массивные шатуны, присоединённые к коленвалу тонкими, словно ноги цапли, рычагами.
- А оно что, действительно работает? Я с опаской прикоснулся к агрегату.
- А то, как же! – физиономия Шурика лучилась гордостью. – Этот двигатель, можно сказать, уже серийно производят: два таких же, , только поменьше, стоят на «Корейце» и «Разбойнике», крутят динамо для питания радиооборудования.
Я кивнул. Два дня назад я в компании Яши и барона Корфа побывал в Кронштадте, на проводах отправляющегося на Тихий Океан отряда из двух боевых кораблей. И знал, что они, в отличие от прочих судов русского, да и любого другого флота, оснащены самыми настоящими радиостанциями. Изготовили их здесь, стараниями «научно-технической группы» Д.О.П. – и теперь тонкой аппаратуре предстояло пройти испытание океанским походом.
- Силовая установка - это вообще главная проблема. – продолжал распространяться Шурик. Было видно, что роль гида и лектора доставляет ему истинное удовольствие. – Четыре года назад, когда Костович уже развернул работы над аэроскафом, из Франции пришло сообщение о полёте дирижабля Ренара и Кребса. Их аппарат "La France" впервые в истории воздухоплавания смог описать в воздухе замкнутую кривую и возвратиться к месту старта. А мотор у них, не поверишь, был электрический, на гальванических батареях! Конечно, хватило их заряда ненадолго. Бензиновый же мотор Костовича – дело другое, он может обеспечить достаточно долгий полёт. Правда, особого доверия он пока не внушает. Одно дело на судне, в качестве вспомогательного механизма, и совсем другое – по небу с ним летать. Стрёмно как-то, знаешь ли… Вот дядя Юля и предложил поставить на первый построенный аэроскаф движок с «Жигуля». Опробуем конструкцию корабля, устраним детские болезни – а там, глядишь, и новое двигло подоспеет. Уже местного производства, потомок вот этого чуда.
Шурик ласково прохлопал изобретение Костовича по бронзовой станине.
- По местным меркам конструкция вполне удачная. На испытаниях исправно выдаёт восемьдесят лошадок, и это при весе в четверть тонны! А лучший на сегодня немецкий бензомотор весом вдвое больше едва развивает пятнадцать! Схема, как видишь, оппозитная, четырёхтактник, даже электрическое зажигание есть. И всё же – сырой, с ним ещё работать и работать.
- А смысл? – спросил я. – Скопировали бы ВАЗовский движок, чего велосипед-то изобретать?
- Я тоже так предложил. – вздохнул Шурик. – Уровень технологий не позволяет. И для этого-то агрегата большую часть деталей детали пришлось заказывать в Германии, у нас пока не тянут. И потом, дядя Юля против – говорит, надо развивать местную инженерную школу, и для этого проекты Костовича подходят, как нельзя лучше. Он для этого даже собирается затребовать лучших студентов из Питерской "техноложки" - так они здесь называют Технологический институт. Но, конечно, кое-какие решения позаимствуем, не без этого…
Я подошёл к большому чертежу, пришпиленному к дощатой стене эллинга. Да, затея Костовича воистину грандиозна: корпус объемом в пять тысяч кубических метров будет иметь в длину шестьдесят четыре метра и двенадцать – в диаметре. Посередине насквозь через корпус проходит вертикальная шахта-труба, в которой расположены машинное отделение и кабина для экипажа. Скелета-каркаса из поперечных обручей-шпангоутов и продольных балок-стрингеров, как на германских цеппелинах жёсткой конструкции, тут нет и в помине. Основой каркаса аэроскафа служит горизонтальная круговая ферма, прилегающая изнутри к шелковой оболочке баллона. От верхнего и нижнего концов шахты к ферме, подобно спицам к ободу колеса велосипеда, протянуты расчалки – они, согласно задумке изобретателя, должны придавать всей конструкции необходимые жесткость и прочность.
Главный приводной вал – та самая тридцатиметровая арборитовая труба – проложен по оси баллона, от моторного отделения в центральной части шахты до кормы, где его увенчивает здоровенный четырёхлопастной пропеллер. Руль же я после недолгих поисков обнаружил не на корме, а на носу.
- И когда состоится первый полёт?
- Костович планирует через полгода. Кстати, пилотировать его собирается не кто-нибудь, а сам цесаревич Георгий – если к тому времени вернётся из плавания. Но, боюсь, придётся цесаревичу подождать ещё годик, очень уж много непроверенных, сконструированных буквально с нуля узлов, которые придётся допиливать по месту.
- Да уж… - я хмыкнул, не собираясь скрывать своего скептического отношения в конструкции сербского изобретателя. - Один руль на носу чего стоит! Да и затея с трубой-валом, прямо скажем, сомнительная. Лучше уж использовать классическую схему: установить двигатель в гондоле, а пропеллеры вынести по сторонам, на решётчатых фермах. Ну, или на крайняк, в задней части самой гондолы.
- Вот и дядя Юля так считает. – Шурик поглядел на меня с явным одобрением. – Костович поначалу ни в какую не желал что-то менять - ругался, спорил до хрипоты. Сдался, только когда мы показали ему на ноуте чертежи германских цеппелинов времён Первой Мировой. Сейчас днюет и ночует у себя в конторе – переделывает всю конструкцию…
Я отошёл от чертежа. Пожалуй, хватит с меня разговоров о железках и прочем арборите. Пора перейти к главной цели моего визита.
«Попробуй прокачать своего приятеля на предмет дальнейших планов. – инструктировал меня Яша. Только мягко, ненавязчиво. Пойми главное: Д.О.П. не собирается навязывать вам что-то помимо вашей воли - но, конечно, заинтересованы в том, чтобы использовать таланты каждого наиболее полно. А с тобой он, надеюсь, будет откровеннее…»
- Если не секрет - чем собираешься заняться? В смысле – когда достроите аэроскаф? Будешь и дальше работать с дядей Юлей? Ты же, если мне память не изменяет, айтишник, программист – и вдруг подался в инженеры-механики!
- Так-то оно так, Славка, но тут вот какое дело. Свои компьютеры здесь появятся ещё очень нескоро, а возиться с привезённым из будущего софтом мне, откровенно говоря, скучно. С этим и Колян справится. А тут – реальная возможность утереть нос Сантос-Дюмону и графу Цеппелину. А там, глядишь, и до самолётов дело дойдёт.
Шурик немного помедлил. А когда ответил – в голосе его звучала решимость.
«Похоже, этот уже определился. Яша расстроится, грамотные компьютерщики у Д.О.П.а на вес золота. Но отговаривать Шурика я не собираюсь…"
Мой собеседник словно прочёл эти мысли.
- Ты пойми, я ведь не отказываюсь: если понадобится консультация по прямой моей специальности, то всегда рад помочь. Но воздухоплавание и авиация – это у меня всерьёз и надолго.
Он похлопал меня по плечу.
- Что это мы всё обо мне, да обо мне? У тебя-то как дела?
Я вздохнул и приготовился рассказывать.
Отредактировано Ромей (01-12-2021 09:39:42)
