-…таким образом, работы с «египетскими манускриптами» продолжаются. – Евсеин подвёл итог своего повествования. – И, надо сказать, уже сейчас удалось извлечь из них довольно много. Что даёт нам право надеяться на определённый прогресс в этой области.
Каретников, как, впрочем, и Корф, терпеливо выслушал лекцию, затянувшуюся, по счастью, всего на четверть часа. Состояла она, по большей части, из повтора того, что хорошо было известно обоим слушателям: краткий пересказ истории знакомства доцента Московского Императорского Университета Евсеина с немецким археологом Бугхардтом, занимавшим пост хранителя собрания древностей египетского хедива и описание недавнего визита самого Евсеина и главы «африканской» экспедиции Д.О.П.а господина Семёнова к упомянутому хранителю. Трагическое завершение этого визита – перестрелка в тоннелях на секретном уровне хранилища древностей,  взрыв заложенной им динамитной мины, гибель самого Бурхардта под завалами. И трофеи – невероятно древние записи, сделанные не на папирусах, бумаге или пергаменте – на пластинах из загадочного металла. Они, будучи сложенными определённым  способом, образовывали листы, содержащие составленный из незнакомых символов-иероглифов текст. 
Листы эти с лёгкой руки Семёнова стали называть «египетскими манускриптами»; как и ожидалось, содержали они тайные знания, сулящие власть над порталами-червоточинами. Но учёные лишь подбирали к этим знаниям ключик: по словам Евсеина, пока удалось разобрать лишь малую их толику. Но и того хватило, чтобы вернувшийся с драгоценной добычей в Петербург доцент затеял рискованные эксперименты с червоточинами. А сам Семёнов двинулся дальше, вглубь Чёрной Африки, где, если верить вычитанным из «египетских манускриптов» указаниям,  невесть сколько веков скрывалась  подлинная разгадка этих тайн.
- Прогресс, говорите? – Корф не скрывал скепсиса. – Вы уж простите, Вильгельм Евграфыч, но пока я вижу не прогресс, а одну только бестолковщину. Вы всё же не мальчик – пуститься в такую авантюру, да ещё и подбить на неё поручика Смольского и господина Гиляровского…
Каретников покосился на Евсеина: доцент после слов Корфа смущённо потупился. Возразить было нечего: затеянный без ведома начальства эксперимент провалился с оглушительным треском. Схлопнувшиеся порталы восстановить не удалось, а вот сам доцент и его спутники при возвращении из будущего угодили в  «туманный мир", лежащий где-то на пересечении «червоточин» - и даже встретились с его обитателями. Чем закончилась эта встреча, доктор Каретников знал лучше других: один из участников Евсеинской авантюры  Роман Смольский  пострадал от таинственного оружия «четырёхпалых» и до сих пор пребывает в коме. И медицина, что девятнадцатого, что двадцать первого века, была в данном случае бессильна…
Я понимаю ваш научный энтузиазм, уважаемый Вильгельм Евграфыч. … - продолжал Корф. – Но прошу вас дать слово, что впредь воздержитесь от рискованных экспериментов. Вот вернётся господин Семёнов – тогда и посмотрим…
- Если вернётся… - буркнул Евсеин.
- Типун вам на язык, господин доцент! – Корф даже поперхнулся от возмущения. -  Даже и думать не смейте о чём-то подобном! И вернётся, и результаты интересные привезёт. Вы их, как полагается, изучите – и продолжите работать дальше. Разумеется, получив соответствующее разрешение.
При слове «разрешение» Евсеин скривился. Каретников вполне мог его понять – натура истинного учёного не готова была принять любого рода ограничения в науке.
«…так-то, друг мой, добро пожаловать в новую эпоху. Придётся привыкать к её реалиям, и одна из них – контроль над развитием науки…»
- Кстати… - Корф сделал вид, что вспомнил что-то незначительное, до чего раньше не доходили руки. – Вы ведь сумели разузнать кое-что важное  касательно этих самых червоточин? Если не ошибаюсь, их пытался изучать один из подельников нашего общего знакомого, Геннадия Войтюка, но оставил на той стороне портала? Где сейчас материалы его исследований?
Евсеин замялся.
- Вы о тетрадях Виктора… э-э-э… господина Анцыферова? Разумеется, мы прихватили их с собой. Сейчас они у меня, в лаборатории. Увы, мне не хватает знаний, чтобы разобраться в них по существу, тут надо хорошо разбираться в физике  – причём далеко не на нашем нынешнем уровне.
_ У вас? Вот и хорошо. – Корф удовлетворённо кивнул. - Разумеется, мы взяли их с собой. Сейчас они  уменя.
Тогда, не сочтите за труд, передайте их в нашу лабораторию.  Пусть их там отсканируют и, на всякий случай, сделают ещё и фотокопии. Согласитесь, было бы опрометчиво иметь столь ценные материалы в единственном экземпляре!
Евсеин пожал плечами.
Конечно, почему бы и нет? Только с тетрадей Виктора уже сделали копии. Они сейчас у дяди Ю… господина Лерха. Кстати, старик уверяет, что несколько  раз обращался к вам с просьбой позволить ему побеседовать с Виктором - но ему всякий раз отказывали. Это что, по соображениям секретности?
Барон рассеянно покрутил в пальцах незажжённую «гавану».

- Как вам сказать… Я с большим уважением отношусь к господину Лерху, ценю его, как инженера и учёного и далёк от того, чтобы заподозрить его в нелояльности,  но…  - тут он сделал паузу, - но откуда мне знать, что творится у него в голове?  Может, ваш «дядя Юля»  секреты хранить не умеет и примется болтать о наших делах с кем попало? Вот вы – готовы за него поручиться?
- Я?.. – казалось, Евсеин был озадачен. Простите, я как-то не задумывался… Мне казалось, что он уже допущен ко многим нашим секретам. К примеру, к тому же  аэроскафа Костовича - разве не так?
- Вот пусть им пока и занимается. Пока нет результатов экспедиции Семёнова – считаю, поднимать тему червоточин преждевременно. 
- Вы позволите, Евгений Петрович?
Корф обернулся к Каретникову.
- Да, конечно,  дорогой доктор.
- Я присоединяюсь к просьбе господина доцента. Надо бы пойти старику навстречу. А то насочинял себе невесть что: вы-де ему не доверяете, намерены  спрятать материалы Виктора, а то и его самого, под замок. А на любое изучение червоточин и вовсе введёте запрет!
- Вот как?  - Барон покачал головой.  - Это, пожалуй, что и лишнее. Ладно, господа, считайте, что вы меня убедили. Пусть господин Лерх и его помощник – он ведь тоже в курсе? - встретится с Виктором. Обсудят втроём его идеи, глядишь, и выйдет какой-нибудь толк.