Потерпите. Всё скоро прояснится

Девушки-курсистки! Да-да,  не институтки-смолянки, которых приглашают на корпусные балы и прочие открытые мероприятия, где подразумевается женское общество (будущие морские офицеры должны уметь вести себя с дамами!), а самые настоящие слушательницы Елагиных курсов – там мы почти сразу прозвали наше новоявленное учебное заведение. В отличие от нас троих, появлявшихся здесь только на выходные, они жили в небольшом флигеле почти постоянно и проходили ускоренный курс специфических наук – по большей части, с упором на иностранные языки, современную политику и физическую подготовку. Все они, как и мои товарищи, входили в круг посвящённых – и угадайте, с кого начинался короткий, всего в семь строк, список наших курсисток?
Ну, конечно, Варенька Русакова и её душевная подруга  Марина Овчинникова, двоюродная сестра Николки. Барон Корф, подбирая «контингент» для женской части спецкурсов, прежде всего обратился к ним. Вполне разумный выбор: девушки были в курсе всех обстоятельств «гостей из грядущего», а к тому же, у обеих свежими ещё были раны от прошлогодней потери – гибели во время мартовских событий Варенькиного кузена, юнкера и командира «волчат» Серёжи Выбегова.  И когда поступило предложение – заняться очень серьёзным, хотя и не слишком типичным для благовоспитанных московских барышень делом – обе долго не раздумывали. Перевод из Елизаветинской женской школы, где обе учились, и где преподавал Николкин дядя  Василий Петрович овчинников,  некое частное, чрезвычайно закрытое учебное заведениие для девочек оформили быстро. Больше всего Варю и марину поразило, что ради четырёх слушательниц на Елагиных курсах содержали полный штат преподавателей, обучавших девушек, в числе прочего, и по обычной гимназической программе. Свободное же время, которых у учениц Елизаветинской школы всегда было в достатке, теперь дочиста съедали занятия по «спецпредметам», иностранным языкам, а более всего – физическая подготовка и разного рода воинские упражнения. Стрельба, фехтование, навыки рукопашного боя – могло ли такое привидеться им даже в страшном сне?
Когда мы с Николкой насели на барона с вопросом: «что тут делают девчонки»?  он ответил, что готовят нас отнюдь не к роли пластунов-живорезов, снимающих вражеские посты и взрывающих пороховые погреба (хотя и этими навыками в своё время придётся овладеть), а к работе в качестве оперативников, тайных агентов, в том числе и за границей. «И неужели вы, молодые люди, - насмешливо осведомился Корф, - думаете, что на этом поприще вы сможете обойтись без помощи соратниц женского пола? Наверняка во многиех из предстоящих вам миссий помощь девушек окажется незаменимой – и его прямая обязанность, как начальника Департамента, вовремя подготовить для нас боевых подруг. Причём часть подготовки мы будем проходить вместе, в слётанных боевых парах – юноша и девушка. Пары эти будут составлены специалистами Д.О.П.а с учётом соображений, вникать в которые вам, молодые люди, незачем…»
Так и получилось, что на грифельной доске в преподавательской комнате появилась таблица с малопонятными непосвящённым надписями: «Группа Алеф», «группа Бейт», «группа Гимель» - и так далее, согласно буквам древнееврейского алфавита. И всё – никаких фамилий, только расписание занятий. Почему были выбраны именно такие обозначения – я не знаю, а барон в ответ на вопрос только хмыкнул и ничего не сказал. Так что, группа «Алеф» - это теперь мы с Варей, Группа «Бейт» - Николка с незнакомой мне ранее девицей из Смольного института, а группу «Зайн», седьмую и последнюю в этом списке, составили Воленька Игнациус и Николкина кузина. После окончательного утверждения списков все мы получили блестящие, никелированные двуствольные пистолеты «Дерринджер» под мощный смит-вессоновский револьверный патрон с выгравированными литерами своей группы. У нас с Варей это – «Алеф», похожая одновременно  и на кириллическую «Ж» и на латинскую «N».
Когда барон вручал нам оружие, собрав всех в небольшом зале на первом этаже учебного корпуса, я на секунду почувствовал себя членом то ли масонской ложи, то ли тайного рыцарского ордена, проходящего церемонию инициации.
Впрочем, так ли уж сильно я ошибся?

VII
Из дневника гардемарина
Ивана Семёнова.
Середина октября, вечер субботы, Елагин остров. День выпал длинный и на редкость насыщенный; после занятий мы долго гуляли по парку, а потом устроились в гостиной флигеля и проговорили чуть ли не до полуночи. К чему нас готовят? Какая миссия ждёт нас первой? Во Франции? Может, в какой-нибудь другой европейской стране?
В итоге, мы так ни до чего и не договорились.  Спать хотелось зверски; на часах была уже половина первого ночи, когда мы покинули гостиную и разошлись по своим комнатам. У каждого из нас была такая, индивидуальная, которую не нужно было делить с соседями. 
Мы вообще мало общаемся с однокашниками во время обучения на Елагиных курсах – напарники по группам, разумеется, не в счёт. Учебные программы сугубо индивидуальные, за исключением общеобразовательных уроков – впрочем, мы с Николкой и Воленькой от них избавлены и отдаём это время, по большей части, физподготовке.
Корф как-то обмолвился. Что собирается расширить курсы, набрав особо талантливых учеников столичных гимназий и кадетских училищ. Но до этого пока далеко – первым выпускникам, то есть нашим группам сперва предстоит доказать, что сама идея подобного учебного заведения имеет право на существование. И сделать это можно только на практике, а значит – ждём с замиранием сердца первого задания. Если верить туманным намёкам, которые отпускает барон – ждать осталось уже недолго.

Осеннее утро выпало на редкость тихим и тёплым – бабье лето, да и только!  На часах половина восьмого утра, занавески раздвинуты, столб света падает прямо на изголовье кровати.
Я подошёл к распахнутому окну. В парке орала звонкая птичья мелочь - будто в густой листве колыхалась завеса стеклянных иголочек. Сильно, терпко пахло сосновой смолой,  и  липы по обеим сторонам аллеи, ведущей к учебному корпусу, стояли дымные, светло-зеленые. Солнце ярко вспыхивало на окнах; я рассмеялся - так было радостно в  это утро! - и как был, в синих боксерах, выскочил в окошко и припустил вокруг домика, к озеру. Завтрак начинается пол-восьмого, и можно успеть окунуться в воду, вместо того, чтобы лезть в душ.
Озерко в нашем парке крошечное, но проточное, и вода в нём всегда холоднющая, особенно, подальше от берега, там, где бьют ключи. Да и октябрь, никуда от этого не деться – купальный сезон давным-давно закрыт. Тем не менее,  я дважды переплыл озеро и как был, не вытираясь, босиком, побежал назад. От флигеля уже тянулись курсанты и курсистки - завтракать здесь положено в столовой, расположенной в главном корпусе. Это пообедать или поужинать можно в своей гостиной, взяв из столовой «на вынос»  блюда в жестяных ванночках. Тут их называют   смешно, на старомодный манер - «судки».
Когда я влетел в комнату, стрелка уже подползала к восьми. Натянув широкие «спортивные» шаровары и гимнастёрку,  я попрыгал на одной ноге, зашнуровывая туфлю, и подумал, что стоит, пожалуй, одеться поофициальнее - всё же предстоит визит в преподавательскую. Конечно, Корф не слишком-то гоняет нас в плане формы одежды – но мало ли кто ещё туда заглянет? Да и Морской Корпус приучил в этом плане к строгости.
Из гостиной доносились ароматы кофе – кто-то из курсантов воспользовался установленной в углу жаровней с белым кварцевым песком и медными чеканными турками. Эту моду принесли сюда мы с Николкой – в России конца девятнадцатого века практически не известен особо подобный метод приготовления ароматного напитка.  Я звучно сглотнул - кофе  хотелось чрезвычайно, - и выкатился на крыльцо. Оставалось надеяться, что барон не пожалеет чашечки для своего подопечного...

Сколько раз говорил себе - доверяй интуиции! Кроме Корфа в преподавательской присутствовало ещё двое – оба в строгих, с блестящими пуговицами, гвардейских мундирах. Ну и сам барон, разумеется, как всегда безукоризненно подтянутый, убийственно элегантный и столь же убийственно презрительный по отношению к малейшей неопрятности. Ни слова упрёка, как можно! - но  взгляд жёг меня не хуже крапивы. Я попытался сделать вид, что ко мне это не относится и поджал ноги под стул, пряча  пыльные кроссовки.
Варя украдкой показала мне язык -  она-то была в длинной юбочке из красно-коричневой шотландки и тёмно-синей, на манер школьниц двадцатого века,  жилетке. И охота париться на такой жаре!
Корф наконец, отвёл от меня взгляд. Я чуть заметно пожал плечами - ну виноват, виноват.  Исправлюсь.
Вообще, эти двое суток на Елагиных кусах – чуть ли не единственное время, когда я могу не заморачиваться с крепкой, основательной, но такой неудобной одеждой предков, позволяя себе некоторые вольности. 
Возьмём, к примеру, рубашки. Здесь их надевают как старые солдатские гимнастёрки, через голову - привычные, застёгивающиеся спереди по всей длине, появились только в начале двадцатого века, в Америке. Те, кто победнее, носили не рубашки,  а манишки - особые нагрудные вставки, которые пришивались или пристёгивались к внутренней части пиджака или сюртука. С подобными аксессуаром надо быть крайне осторожным - не дай Бог, сделаешь резкое движение - и манишка отстегнётся, сомнётся складкой, завернётся вверх. Выглядит это на редкость нелепо.
А воротнички?! Не понимаю, как люди могут по своей воле обрекать себя на такую пытку! Воротнички пристёгиваются особыми штучками - «запонками». Из накрахмаленного белого полотна, пяти сантиметров в высоту, со стоячими кончиками, эти воротнички безжалостно, в кровь, растирают шею. Кроме них к костюму непременно полагаются манжеты - тоже на запонках. Они  порой заменяют записную книжку: на крахмальном манжете можно нацарапать пару слов карандашом. Хоть какая-то польза от бестолкового аксессуара...
Обувь: тесные чёрные ботинки с узкими носам, порой с суконным верхом  - для города. Более просторные коричневые, с закруглёнными носами - для сельской местности. Парусиновые прогулочные туфли, вроде тех, что на мне сейчас  - вполне удобные, но в городе в них ходить не принято. Ну и сапоги, разумеется – особенно, если собираешься на верховую прогулку.  Этому нас здесь тоже учат,  и надо было слышать проклятия, которые адресовала Варвара «дамской» посадке - боком, в особом седле и платье-амазонке.
На улице нельзя шагу не ступить на улице без головного убора. Котелки, цилиндры, соломенные шляпы-канотье, британские кепи и каскетки. Помните, как в сериале про Шерлока Холмса? Вот такие же, с одним или двумя козырьками; к нижнему канту крепится шёлковый шнурок, при ветреной погоде его пристёгивают к пуговице сюртука или пальто.
И - перчатки! Это обязательно, вне зависимости от погоды, появиться на улице с непокрытой головой и без перчаток - дурной тон, все равно, что выйти из дома без одежды. Тонкие кожаные на каждый день; из белого или светло-бежевого шёлка - при параде; из толстой кожи или замши для верховой прогулки. А трости, стэки, зонтики - никто не ходит с пустыми руками! В трости может скрываться клинок – стилет или короткая шпага. Или не столь опасный секрет: стеклянная колба с виски, миниатюрная подзорная труба, часы-луковица или даже перьевая ручка с чернильницей. Чего только люди не придумают!
Что до Вариных «взрослых» дамских нарядов - тут я умолкаю. За что ей такие мучения? Хотя не стану отрицать, выглядит она в них довольно эффектно...
- Итак, господа,  - заговорил один из гвардейцев, - Вот вы и дождались своего часа. Регулярные занятия на курсах продолжаются согласно утверждённого плана, однако три группы мы вынуждены снять для выполнения срочного задания. Основной будет группа «Алеф» - она проявила себя лучше других, да и навыки…хм… по основной специальности у них посолдиднее.
Я ухмыльнулся – про себя, разумеется. То, что гвардеец деликатно назвал «навыками по основной специальности» - ни что иное, как умение владеть записывающей, подслушивающей и прочей шпионской аппаратурой, доставленной из двадцать первого века. Разумеется, тут я серьёзно опережаю однокашников из других групп, да и напарницу успел поднатаскать…
…а потому, принято решение… - продолжал меж тем гвардеец, - дать вам шанс проявить себя не в учебной миссии, а в настоящем деле. 
- И дело это нешуточное. - подхватил Корф. – Недавние события в Африке… - тут он многозначительно посмотрел на меня, - привели, к тому, что нашему противнику достались некие важные артефакты. Мы получили сведения, что эти предметы в скором времени будут перемещены из места, где они хранятся сейчас, куда-то ещё. Ваша задача – выяснить, куда именно.
Я кивнул. Конечно, речь идёт о хрустальной статуе «тетрадигитуса», добытой отцом в джунглях Центрального Конго и позже похищенной ван дер Стрейкером,  мошенником и авантюристом, работающим на британскую военно-морскую разведку. Правда, проку англичанам от этой добычи чуть, чтобы заставить статую ожить, требуются кое-какие иные приспособления, а их-то отцу удалось сохранить. Но ведь и нам теперь от них никакого проку – во всяком случае, пока хрустальный «тетрадигитус» остаётся у англичан…
Что ж, выходит, пока мы тут учились сами  и учили других, агенты Д.О.П. вышли на след таинственного артефакта – и теперь нам, группе "Алеф«, предстоит подобраться к нему ещё ближе?
Что ж, отец, узнав об этом, наверняка обрадуется – в конце концов, разве не предстоит мне исправить его упущения, в результате которых драгоценный "тетрадигитус" попал в руки наших оппонентов?
…а кофе мне так и не предложили…