- Жаль, Владимира Алексеича с нами нет.- заметил Яша -  Он и так-то зверообразен, а уж когда кастет свой любимый на пятерню наденет – любой злодей вмиг соловьём запоёт, не то что эти «тилигенты»…
Я кивнул, соглашаясь. Насчёт Гиляровского он был прав: действительно, при необходимости тот мог выглядеть устрашающе. Тем более, что наша сегодняшняя добыча никак не походила на хитровских «злодеев», с которыми репортёру не раз приходилось иметь дело. Семь человек, внешности самой что ни на есть  приличной: четверо мужчин и три женщины. Одна из них, обладательница истерического голоса вполне могла бы претендовать на честь называться образчиком стиля «вамп» - увы, до его возникновения остаётся ещё лет сорок, когда на экраны вышел фильм «Дракула» ставший впоследствии классикой. Хотя, само-то «роковой женщины» здесь вполне известно, а что до зрительного образа, то хозяйка «нехорошей квартиры»  каким-то образом сумела его предвосхитить: тёмные, почти чёрные тени вокруг глаз, волосы цвета воронова крыла (интересно - крашеные или это их натуральный цвет?), обнажённые до плеч руки, унизанные браслетами с разнообразными эзотерическими символами. Общую картину дополнял чересчур глубокий по местным довольно-таки пуританским меркам вырез чёрного платья, скрывавшего весьма соблазнительные формы…
- Кстати, Владимир Лексеич собирался в Петербург.  – сказал я, старательно отводя взгляд от прелестей мадам Прибытковой.  И весьма интересовался столичными спиритическими кругами – вроде как, «Московские ведомости заказали о них большой очерк…
Мой шеф покачал головой.
- Очерк, говорите? Нет, сударь мой, о наших делах в газетах писать не стоит, шибко секретно-с... А так – да, уверен, ему было бы любопытно. Тем более, что господин барон распорядился ничего от него не скрывать.
Столь либеральное отношение руководителя Д.О.П.а к репортёру, известному своими острыми пикировками с московскими властями ничуть меня не удивило. «Дядя Гиляй» был слишком глубоко погружён в проблемы путешественников во времени, да и сам сподобился побывать на «той стороне» «червоточины».
- Так что, Яков Моисеич, куда задержанных прикажете? – осведомился жандармский унтер. – В участок, или сразу к нам, на Очаковскую??
- Давайте к вам. – распорядился Яша, имея в виду здание Губернского Жандармского Управления Петербурга, при котором помещались и камеры предварительного содержания. – Закончим с обыском – приеду, самолично побеседую с этими господами.
Жандарм кивнул и принялся распоряжаться – задержанных по одному поднимали с пола и выводили наружу, где уже ждали тюремные кареты с зарешеченными окошками – предшественники «воронков». Женщины плакали, жаловались, тщетно взывая к человеколюбию церберов.  Один из арестованных пытался протестовать, запугивал жандармов неприятностями, которые непременно должны воспоследовать в результате учинённого ими  произвола – его утихомирили тычком кулака под рёбра. Вскоре из участников спиритического сеанса в гостиной остался только один, сам хозяин дома – он затравленно озирался по сторонам, и от моего внимания не укрылись взгляды, которые он бросал на большое, тёмного орехового дерева, бюро, стоящее у стены напротив окна.
Яша тоже уловил этот взгляд.
- Господин Прибытков, если я не ошибаюсь? – голос его звучал обманчиво-доброжелательно. – давненько мечтал с вами познакомиться. Ну, как дела в духовных сферах? Удалось достучаться, или кураж не тот?
Прибытков  дёрнул уголком рта и отвернулся. На лбу его выступили крупные капли пота.
- Зря вы так, Виктор Иванович. Всё равно ведь отвечать придётся, не теперь, так потом. А ежели сами выдадите то, за чем мы пришли – вы же догадываетесь, за чем именно,  не  так ли? – это, глядишь, и зачтётся…
Прибытков продолжал молчать, изо всех сил стараясь сохранить независимый вид.
- Ну, что ж, вольному воля, спасённому рай. – вздохнул Яша. – Мы вам предлагали по-хорошему, но ежели не желаете… Ярослав, не сочтите за труд, – он повернулся ко мне,  - гляньте-ка во-он в тех ящиках. Ежели окажутся заперты – можете не стесняться. 
Он указал на бюро.
- Жаль, конечно, портить. – продолжал глумиться Яша. - Вещь красивая, заграничной работы, немалых денег стоит. Но что поделать, ежели нам непременно надо заглянуть внутрь?
Он помедлил.
- Может, ключики-то  отдадите?
Нет ответа.
- Грустно, грустно, что вы столь упрямы, господин Прибытков. Впрочем, вам же хуже. Ломайте, Ярослав!
Я кивнул  - и отправился  на кухню, за кочергой, на ходу стараясь воскресить в памяти «Руководство по производству следственных действий», раздел четвёртый, «Рекомендации по производству обыска и выемки», усвоенные ещё на втором курсе МГЮА. Или в Д.О.П.е на этот счёт действуют иные правила? 

Отредактировано Ромей (14-12-2021 23:11:33)

III
Финский залив
Июнь, 1888 г.
- Где ты научился управлять лодкой? – спросил Виктор.  – Вот уж ни за что не подумал бы...
Геннадий подтянул какую-то снасть и уселся поудобнее, перехватив железный загнутый вверх стержень, который он назвал «Румпель».  Стержень присоединялся к привешенному на корме перу руля, и Геннадий, к удивлению напарника, довольно ловко с ним управлялся.
- А ты вообще думай иногда, дело полезное.  - посоветовал он спутнику.  - Чем болтать, пересядь-ка к правому борту.  Сейчас вырежемся из-за островка, на открытую воду  – ветер сразу посвежеет, и как бы нам не изобразить оверкиль…
Что такое «оверкиль» Виктор, человек насквозь сухопутный, понятия не имел, но по тону спутника догадался, что это, вероятно, что-то очень скверное. А потому - выполняя полученную инструкцию, поспешно сдвинулся влево, к дощатому борту. Это оказалось не так-то легко, поскольку скамейка, носившая нелепое название «банка», была отполирована многочисленными рыбацкими задницами, и в данный момент имела, как и вся лодка, наклон градусов в сорок. Но Виктор справился, хотя и не с первой попытки – он судорожно вцепился пальцами в доски, подтянулся, и всем телом повис на планшире  (ещё одно незнакомое словечко, означающее брус, идущий по верхней кромке борта).  Крен сразу уменьшился.
- Вот, совсем другое дело. - удовлетворённо кивнул Геннадий.  –Держи-ка, чтобы не бездельничать…
И протянул ему конец нетолстого каната, прикреплённого к нижнему углу паруса.
- Парус называется «разрезной грот». Снасть, которая у тебя в руках – фока-шкот, он позволяет управлять передней его половиной, фоком. Если полотнище паруса заполощет -  тяни на себя, подбирай, то есть. если скажу «трави» - наоборот, выпусти, чтобы парус забирал больше ветра.
Виктор неуверенно принял трос. Наощупь тот был жёсткий, грубый, как тёрка.  Зазеваешься - вмиг ладони до мяса обдерёт...
Шкот, словно услыхав его мысли, рванулся из рук. Парус захлопал, замотал на ветру нижним углом с вшитым в него массивным железным кольцом, и Виктор едва успел уклониться - а то схлопотал бы болезненную плюху по лицу.
- Чего ждём, салага? – ухмыльнулся Геннадий.  - Сказано же: подбирай, как только заполощет!
Виктор послушно потянул на себя шкот. Хлопки прекратились, парус выгнулся, принимая ветер.
- А ты-то  когда всё это успел освоить? – повторил вопрос Виктор, тыча пальцем в тугое полотнище. – Неужели, уже здесь?..
- Не… - Геннадий помотал головой. – Это ещё там, в будущем то есть. Предки мои увлекались водным туризмом, и, пока я учился в школе, каждое лето брали меня с собой в походы на парусных катамаранах. Где мы только не побывали – и на Ладоге, и на Онежском озере. Даже по Белому морю ходили, до Соловков и дальше, к самому гирлу.
- Но у катамаранов, кажется, совсем другие паруса? – проявил осведомлённость Виктор. – Я в инете как-то видел – узкие такие, треугольные, вытянуты вверх. А тут – палка какая-то привешена…
И кивнул на деревянный брус, растягивающий верхнюю кромку паруса.
- Не палка, а реёк. – наставительно сказал Геннадий. – Учись, салага, пока я жив. У катамарана действительно паруса не такие, а бермудские. Но это неважно: парус есть парус, ветер есть ветер. Научишься их чувствовать  - с любой оснасткой разберёшься. Тем более, тут всё устроено в точности как у яла-шестёрки, мне на таких ходить случалось.
Виктор смотрел на напарника и не верил собственным глазам. Чего только не узнаешь о человеке, стоит только попасть в непривычную, к тому же рискованную ситуацию? Куда делся подозрительный, полный плохо скрываемой злобы взгляд, сжатые в нитку губы, которые так редко трогает улыбка – разве что, саркастическая ухмылка? Этот Геннадий был совсем другим – открытый, жизнерадостный. Вон как подставил лицо ветру, явно наслаждается происходящим...
Они миновали длинную, низкую оконечность островка. Ветер сразу ударил в паруса, лодка накренилась, чуть не черпнув бортом воды. Виктор заозирался – море всё было в барашках; над ними метались, издавая протяжные, тоскливые крики, бело-чёрные крупные чайки.
- Гляди туда? – Геннадий указывал пальцем на восток, откуда дул порывистый ветер. – Видишь, облака у самого горизонта? 
Виктор кивнул.
- Если тучи громоздятся,
В виде замков или скал,
Скоро ливни разразятся,
Налетит жестокий шквал… - неожиданно продекламировал Геннадий и тут же пояснил удивлённому спутнику:
- Это специальные стихи, чтобы запоминать приметы погоды. Их таких много – помню, отец заставлял зубрить наизусть, а я потом в школе их читал…
- Значит, скоро будет шторм? – сделал логичный вывод Виктор. В самом деле, облака в виде высоченных башен – вон они, только слепой не заметит…
Геннадий оценивающе оглядел горизонт.
- Скорее всего, штормовой фронт пройдёт в стороне, мористее. Нас, если и заденет, то самым краем.  Но зевать всё равно не стоит, верных баллов шесть точно будет…
Крупная волна ударила в скулу, едва не положив рыбацкую скорлупку на борт. Их окатило пенными брызгами, Геннадий поспешно дёрнул румпелем, нос лодки вильнул влево. Парус снова заполоскал – с громкими хлопками, вырывая шкот из сделавшихся вдруг непослушными пальцев. Виктор, не дожидаясь окрика, принялся «выбирать» строптивую снасть. Лодка снова вильнула, на этот раз в другую сторону – и выровнялась, побежала быстрее, с лёгким креном на подветренный борт.
- Можешь ведь, если захочешь! - Геннадий широко улыбнулся. – Глядишь, до Ханко дойти не успеем, как я из тебя настоящего матроса сделаю!
Виктор не ответил – было не до того. Ветер усилился; он то и дело менял направление, налетал короткими злыми порывами, несущими с собой полосы пены на воде. «Шквалы ходят, чтоб их…. – пояснил Геннадий. – Гляди на подветренный борт: как увидишь приближающуюся пенную полосу – готовься, сейчас ударит. Тогда, ежели вовремя шкот не протравить – может и на борт положить, отчёрпывайся потом…»
Виктор закусил губу, отчаянно борясь с качкой и со своенравной  снастью. Лодку клало с борта на борт, Геннадий, вполголоса матерясь, наваливался на румпель, ухитряясь левой рукой орудовать вторым шкотом.
- Худо дело… - прокричал он, выбрав момент между двумя накатившимися шквалами. – Погода портится, так мы далеко не уйдём. Надо бы…  - он осёкся, потом махнул рукой в сторону берега. - Вон, видишь, вон там, за мысом? То, что надо!
Виктор пригляделся. Из-за острова неторопливо, словно черепашка, полз поперёк волны маленький пароходик. Гребни волн то скрывали  его по самую палубу, то  подставляли взорам зелёный борт, высокую белую надстройку и и забранные в решётчатые кожуха гребные колёса. Чёрный угольный дым вырывался из крашеной в жёлтый цвет трубы и клочками стлался над волнами Финского залива.
- Идём наперерез! – проорал, перекрикивая шум ветра Геннадий.  – Как скомандую – раскручивай вон ту снасть, сбрасывай парус. Сделаем вид, что терпим бедствие и попросим помощи!
Он всем телом налёг на румпель, и лодка вильнула, накренилась, черпнув бортом воду,  - и послушно повернула поперёк курса приближающегося судна.

Отредактировано Ромей (17-12-2021 05:22:54)

Пароходик, носящий гордое имя «Густавсберг», нёс на кормовом флагштоке флаг, указывающий на его принадлежность к королевству Швеция.  В настоящий момент судно с судовладельцем на борту шло из Выборга, где располагалось отделение его фирмы по продаже сельскохозяйственных машин, в Або. Шкипер, пожилой швед с рыжеватой, густо тронутой сединой шевелюрой и капитанской бородкой, оставляющей открытыми подбородок и верхнюю губу, выслушал «терпящих бедствие» со всем подобающим случаю вниманием. Согласно изложенной Геннадием версии, они с Виктором - студенты из Петербурга; сдали экзамены и решили после напряжённого учебного года решили поправить силы продолжительным отдыхом на лоне финской природы. Для этого сняли в рыбацкой деревушке домик с видом на море – и вот, нацелились, как полагается молодым людям, не чуждым спортивных упражнений, совершить продолжительную прогулку под парусом. Но увы, явно переоценили свои мореходные навыки, сумели справиться с ветром и волнами и совсем уж собрались прощаться с жизнью, когда к огромному своему облегчению увидели над низким мыслм мачту и дым из трубы «Густавсберга».
Шкипер слушал их, осуждающе качая головой в помятой капитанской фуражке со шведским гербом на низкой тулье. Да, молодые люди поступили чрезвычайно опрометчиво – раз уж они плохо знакомы с морским делом, не стоило искушать судьбу, пускаясь в плаванье по коварным шхерам. Куда разумнее было обратиться к местным рыбакам, хорошо знающим как здешние воды, так и капризы финской погоды. А теперь господам студентам придётся совершить незапланированное путешествие: владелец судна торопится, у него назначены сразу по прибытии в Або важные встречи, а потому – отбуксировать лодку вместе с незадачливыми яхтсменами назад, в деревню, он никак не может. Но если господа студенты не против, он может высадить их на островке Валлисаари - там полно рыбацких деревушек, где они смогут отдохнуть, привести себя в порядок и нанять кого-нибудь, кто доставит их вместе с лодкой домой....
- Продаст он нас, салака шведская, продаст, к гадалке не ходи! – шепнул напарнику Геннадий, когда шкипер, заручившись согласием «спасённых», удалился. – Валлисаари этот, чтоб ты знал, лежит к востоку от Вольчьих Шхер, на которых располагается крепость Свеаборг – финны называют её Виапори. Так что на острове наверняка есть и воинские посты, и пограничная стража шастает - как же, ближние подступы к стратегическому объекту! Вот им этот рыжий хрен нас и сдаст со всем нашим удовольствием, стоит только пристать к берегу.
- Что же тогда делать? – испугался Виктор.
- Пока ничего. Не дёргаемся, не подаём виду, что заподозрили неладное, и вообще – мы с тобой вымотаны до крайности и нуждаемся в отдыхе. Я дал боцману десять марок, чтобы отрядил матроса править лодкой - а мы с тобой пока переберёмся на «Густавсберг». Шкипер любезно предоставил нам каюту. Места там, правда, маловато, правда, чуть просторнее собачьей конуры – ну ничего, в тесноте, да не в обиде. Возьмём из лодки вещи, устроимся с удобствами… До Валлисаари при таком волнении, да ещё и против ветра этому корыту шлёпать колёсами часа три с половиной, не меньше.
- А дальше?..
- А дальше видно будет.
Зловещие события этой ночи не прошли для Виктора даром – он вдруг осознал, что вымотался, причём настолько, что готов отрубиться прямо на палубе, подсунув под голову кулак вместо подушки. Но не получилось: их пригласили на завтрак, накрытый в крошечной кают-компании, где они делили узкий, накрытый деревянной решёткой, стол со шкипером, судовладельцем и его супругой. Хозяин судна, шведский фабрикант, собственностью шведского фабриканта, ведущий дела в Великом княжестве Финляндском, подробно объяснил гостям, что "Густавсберг" построен на верфях в городе Або и предназначен для каботажных плаваний в Финском и Ботническом заливах, но случалось ему ходить и дальше, в данциг, киль и даже в Копенгаген. Его супруга, сухопарая, с лошадиным вытянутым лицом особа, принялась расспрашивать «господ студентов» о новинках петербургского театрального сезона - о чём ни Геннадий, ни Виктор, не имели, разумеется, ни малейшего представления.  Выручила качка – посвежевший до шести баллов ветер развёл волну, и пришлось разойтись по каютам, пережидать непогоду.
Виктор, впервые оказавшийся в море,  порывался выйти на палубу, полюбоваться видами Финского залива - но первая же попытка закончилась тем, что он, промокший насквозь, последовал примеру прочих пассажиров. Но - не так-то просто заснуть, когда за тонким бортом парохода безостановочно хлопают по воде плицы гребных колёс, стучат шатуны паровой машины, а измученным качкой людям приходится судорожно цепляться за что попало – лишь бы не слететь с узкой, как в плацкартном вагоне, койки. Виктор с Геннадием устроились за узким каютным столиком друг напротив друга, и принялись за копчёную рыбку с бутылочным финским пивом – трофеи, прихваченные из дома злосчастных Лехтоненов. Солнце – когда его удавалось увидеть в пляшущем вверх-вниз иллюминаторе – стояло уже высоко. Сон никак не шёл; Виктор хотел, было достать из пачки одну из тетрадей, освежить в памяти материалы своих исследований, но передумал. Как ни претило ему откровенничать лишний раз с попутчиком, не далее, как три часа назад хладнокровно убившим трёх человек, оставалось единственное развлечение – завязать беседу.

Отредактировано Ромей (16-12-2021 20:46:14)