***
Ветви ракитника раздвинулись, и конь вынес меня на невысокий бугор в излучине реки. Отсюда во всех подробностях открылась батальная сцена под названием «Героические казаки Денисова полка берут в плен кровавого французского оккупанта». Означенный оккупант – гусарский офицер в сером, с золочёными шнурами ментике, стоял, выставив перед собой саблю, словно отгораживаясь этой жалкой железякой от трёх уставленных ему в грудь казачьих пик; его лицо напоминало актёра Смехова в роли Атоса.  Гусарский кивер дрейфовал вниз по реке, похожий на перевёрнутое жестяное ведро; под берегом застрял в зарослях осоки труп в синем казачьем бешмете – он плавал лицом  вниз, и по течению от него медленно расплывалась мутно-багровая полоса. Ещё один мертвец в сине-белом сюртуке и высоких кавалерийских ботфортах украшал собой глинистый откос, а рядом с ним ощипывал как ни в чём ни бывало, свисающие ветви платиново-серый жеребец под нарядным леопардовым чепраком.
Один из казаков отвёл назад руку с пикой, намереваясь наколоть противника, словно жука на булавку. Тот попятился, оскользнулся,, запутавшись в водорослях, упал, и это спасло ему жизнь – пика мелькнула у него над плечом. Казак ругнулся, тронул коня вперёд, замахиваясь для нового удара, и….
- А-а-тставить, хорунжий! Этот француз нужен мне живым, посмеете его тронуть – пеняйте на себя!
Я едва не подскочил в седле, словно от укола шилом в филейную часть - и обернулся.  Ростовцев. Позади него держится верный Прокопыч с трофейным кавалерийским штуцером в руке. И когда это они успели меня нагнать?..
Казаки, недовольно, ворча, подняли пики и повернулись к поручику. Физиономии их выражали самое, что ни на есть, явственное неудовольствие. Француз же вздел очи горе и дёрнул правую руку ко лбу, чтобы перекреститься -  помешала зажатая в ладони сабля.
- Я что сказал, хорунжий?  - снова рявкнул поручик. - Извольте испа-а-алнять! 
Казачий сплюнул в воду.
- Ахвицера-то хранцузского мы в плен взяли, казачки. – неуверенно начал он. А значицца, и господину штаб-ротмистру тоже мы его доставим. Чтобы, значицца, по справедливости было, вашбродие!..
По справедливости, говорите?  – Ростовцев не думал скрывать иронии, а Прокопыч за его спиной откровенно, в  голос, заржал. Я улыбнулся. Побуждения казака прозрачны, как горный хрусталь:  пленный офицер – это верный крест и повышение в чине, конь его стоит хороших денег, да и саквы за седлом судят недурную поживу. Тем более, что по своему хорунжий прав:  если бы не они – француз, пожалуй, сумел бы уйти, присоединиться к остаткам авангарда, пятящегося сейчас прочь от моста, на котором уже разгорались груды хвороста и соломы, наскоро наваленные отступившими пехотинцами. Тех же, кому не повезло, добивали сейчас дрекольем куринцы на противоположной стороне реки, а спешившиеся гусары, подгоняемые зычным рыком Богданского, разворачивали захваченные пушки, рассчитывая  проводить бывших хозяев парочкой ядер. Среди серых с белыми шнурами ментиков то тут, то там мелькали сине-белые с красными эполетами мундиры французских артиллеристов, наскоро мобилизованных ротмистром для обслуживания трофеев.
«…Да ведь мы победили!..»
- Да не переживайте вы так, хорунжий. – тоном ниже заговорил Ростовцев. – Никуда от вас крест не денется, слово офицера – самолично доложу Богданскому, что лейтенант взят вами. Что до остального – десяти рублёв хватит за коня с поклажей?
- Десять рублёв… - казак поскрёб пятернёй в проволочной бороде, явно разрываясь между алчностью и пиететом перед офицерским званием. – Конь уж больно хорош, да  и Митьку француз энтот срубил до смерти - а у его мать осталась, сестрёнки. Добавить бы, вашбродь…
- Бога-то побойся, станишный! – не выдержал Прокопыч. – Конь тебе хорош, али о  сродственниках товарища своего убиенного хлопочешь? Десять рублёв  за эдакого одра - красная цена в базарный день, да ещё и поди, сыщи, кто её даст…
- Надо будет, сыщем. -  возразил бородач. – Что с боя взято – то свято, а с роднёй Митяя мы по-божески поделимся. Чтоб по справедливости! – повторил он.
- Ну, раз по справедливости – вернёмся в Село, получишь ещё пять рублей. А вы, мсье… - обратился он к французу на его родном языке, - надеюсь, не собираетесь омрачать наше знакомство какими-нибудь глупостями вроде сопротивления и попытки к бегству?
«Атос» пожал плечами. Лицо его выражало крайнюю степень усталости – когда сил нет не то, что на сопротивление, но и на самое простое усилие.
Ростовцев собрался уже повторить вопрос, но тут француз заговорил. К нашему изумлению, отвечал он по-русски, хотя и с чудовищным акцентом, коверкая слова – но вполне понятно.
- Я ваш пленник, мсье. Вверяю свою жизнь вашему чувству чести и состраданию. И протянул саблю рукоятью вперёд поручику.
- Что ж, тем лучше, господин лейтенант… вы ведь, если глаза меня не обманывают,  в чине лейтенанта? – ответил Ростовцев тоже по-русски. «Атос» кивнул.  – Тогда, если у вас достанет сил -  садитесь в седло. Вы едете с нами.

Отредактировано Ромей (18-07-2022 10:02:35)

IХ
«…Первый крестовый поход начался в поход начался в 1096 году от Рождества Христова. Возглавили многочисленные и отлично вооружённые войска граф Тулузский Раймунд Четвёртый, граф Тулузский , брат короля Франции Филиппа Первого Гуго де Вермандуа,  граф Фландрии Роберт Второй, Готфрид Бульонский с братом Балдуином, герцог Нижней Лотарингии, Боэмунд Тарентский, сын Роберта Гвискара, с племянником Танкредом, и множество других европейских властителей и военачальников. В Константинополе, куда разными путями прибыли несколько десятков тысяч крестоносцев, вожди Крестового похода признали ленную зависимость своих будущих завоеваний от императора Алексея Комнина и принесли подобающую случаю присягу.
После этой церемонии (Императору Алексею непросто было добиться своего, пришлось даже прибегать к вооружённой силе) крестоносцы в апреле 1097-го года пересекли Босфор и вступили в пределы Малой Азии. В июле они разгромили при Дорилее султана Килидж-Арслана, Балдуин утвердил свой стяг в Эдессе, была осаждена и после продолжительной многомесячной осады покорилась Антиохия. И наконец, в июне 1099-го года перед крестоносным воинством открылся Иерусалим, главная цель их похода.
На взятие города понадобилась всего неделя; одержав победу, крестоносцы учинили страшную резню мусульманского населения. Власть в Иерусалиме получил Готфрид Бульонский, одержавший эпическую победу над египетским войском под Аскалоном. В той битве плечом к плечу с Готфридом сражался и Раймунд граф Тулузский со своими воинами, и в их числе – гасконский рыцарь  Хуго д'Эрваль.
Мы не станем вдаваться в подробности изнурительной борьбы, которую пришлось вести победителям с соседствующими мусульманскими владыками, и ещё более изнурительные интриги с византийцами, поспешившими мечами пришельцев с Запада вернуть свои  владения в Малой Азии. В новообразованное Иерусалимское королевство прибывали всё новые и новые подкрепления, в том числе, и под стягами рыцарских орденов тамплиеров и госпитальеров. Скажем только, что кроме этого могучего потока людей, жаждущих кто христианского подвига, кто мирской славы, а кто и самой вульгарной наживы и новых владений, имелись и те, кто возвращался назад, в Европу. И кроме известий о великих победах они везли с собой захваченные в Святой Земле христианские реликвии – возможно, самые величественные свидетельства триумфа истинной веры над магометанством и заблуждениями восточных схизматиков…
Увы, далеко не все эти реликвии заняли подобающее им место в соборах и монастырях, где стали предметом поклонения бесчисленного сонма паломников. Иные попросту исчезли, причём даже само их существование подверглось сомнению и перешло в разряд легенд. Чаша Грааля, Роза Сиона… список можно продолжать долго. И никто в наше время не скажет, какую именно реликвию вывез из святой Земли, скрыв под своим плащом крестоносца, рыцарь Хуго д'Эрваль. Об этом не знали даже его потомки – однако точно известно, что он, вернувшись домой, принял набирающую силу на Юге Европы альбигойскую ересь и стал одним из самых верных её сторонников. И логично предположить, что вывезенная из Святой земли реликвия, чем бы она ни была, стала одной из святынь катаров – тех, что бесследно исчезли после падения последней твердыни катаров в 1244-м году…»
***
- Не понимаю, почему вы решились выложить нам всю правду? В конце концов, ваша история о библиотеки московских царей вполне правдоподобна – поверил же в неё географ? Вот и моего спутника вы убедили…
Ростовцев кивнул, подтверждая мои слова. Француз в ответ пожал плечами.
- Убедил. Но вы-то мне не поверили?
- Не поверил. Дело в том что я… скажем так, несколько более осведомлён в этом вопросе, чем любой собеседник, который мог бы вам встретиться. Не повезло, что поделаешь…
Мы трое – я, поручик Ростовцев и пленный французский лейтенант – сидели в отведённой нам избе. Большая часть отряда Богданского оставалась в Большом Дворе, так что места для постоя было теперь предостаточно. Торопиться в кои-то веки было некуда:  хоть глаза и слипались после безумного дня и обильной трапезы, отдыхать мы не собирались. Слишком неожиданными оказалось то, что выложил пленник, припёртый к стенке уликами в виде блокнота с планами и записями. А потому - выставив у крыльца караул в виде Прокопыча с заряженным штуцером (даже в селе Павлово стены имеют уши), мы продолжили... беседу? Допрос? Скорее, второе, если вспомнить зловещие намёки Ростовцева насчёт возможной ссылки в Сибирь, на свинцовые рудники – невинная шутка, оказавшая, тем не менее, ожидаемое действие.
Лейтенант запирался недолго. С другими собеседниками его легенда о поисках пропавшей библиотеки Ивана  Грозного могла бы и прокатить – но только не со мной. Когда-то я потратил немало времени на изучение этого вопроса, перечитал всё, до чего смог дотянуться, беседовал с московскими диггерами, археологами-любителями, энтузиастами городских легенд - и был достаточно в теме, чтобы уловить в рассказе француза   некую если не фальшь, то недосказанность. Как хотите - ну не верилось мне в байку о поисках первопечатного раритета, завещанного гасконским дворянином-библиофилом своему непутёвому сыночку, подавшемуся на службу узурпатору. Слишком много подобных историй я наслушался и начитался в своём двадцать первом веке...
- Говорите, мне не повезло, мсье? – пленник пожал плечами. – А что, если дело обстоит как раз наоборот, и я встретил того единственного человека, способного воспринять мои слова всерьёз – и не ту сказочке, на которую клюнул мой учёный соотечественник, а подлинную историю, из-за которой я и оказался в вашей стране?  И, возможно,  не просто воспринять...
«…я что,  в свою очередь прокололся, продемонстрировав излишнюю осведомлённость? Возможно, возможно… Но, как бы то ни было -  малый, и правда, верит, что может найти в нашем лице помощников.  Ясно, что больше ему ничего не остаётся – но удивительно то, что я и сам вот-вот в это поверю. Есть в этом французике нечто…»
-  Возможно, вы и правы, мсье… – произнёс я и увидел, как вспыхнул отчаянной надеждой взгляд собеседника. - В таком случае, мы ждём продолжения вашей занимательной истории. Поручик, не сочтите за труд, плесните нашему французскому другу водки – думается, у него горло пересохло, а ведь рассказ ещё далёк от завершения, не так ли? 

Отредактировано Ромей (19-07-2022 19:48:44)

Х
– Вашему учёному другу вы изложили  эту историю в урезанном виде? – осведомился Ростовцев. Он сидел напротив лейтенанта, крутя в пальцах потухшую глиняную носогрейку. – Напомните, кто он там – астроном, географ?
- Математик. – ответил лейтенант.  Двухчасовая беседа изрядно его вымотала – он охрип, посадил голос и теперь то и дело прикладывался к кружке с квасом, оставленным на столе Прокопычем. - И не в урезанном, а скорее, в видоизменённом.
- Почему так – не секрет?
- Ну… - француз замялся. – Как бы вам это объяснить… За прошедшие после падения Монсегюра века на тему катарских реликвий возник целый  пласт мифов и легенд, об этом плетут небылицы ещё со времён тамплиеров.
- Вы опасались, что собеседник поднимет вас на смех?
- С одной стороны – да. В окружении Императора не жалуют религию, и особенно много атеистов именно в среде учёных нового, так сказать, поколения – тех, кто достиг своего положения уже после Революции. А с другой стороны, именно в учёной среде всегда хватало последователей недоброй памяти Джона Ди , каббалистов, розенкрейцеров и прочих поклонников эзотерических учений – как тайных, так и явных. А если вспомнить, что мой визави не только математик, а ещё и архитектор, то поневоле задумаешься…
- Вольный каменщик? – усмехнулся поручик. – Франкмасон? Есть у нас такие, и даже много…
- В таком случае, вы меня понимаете. – кивнул француз. – масоны, особенно члены Великой ложи Шотландии, помешаны на древних реликвиях и манускриптах, причём наследие катаров занимает в их картине мира особое, почётное место. И если бы выяснилось, что мой визави как-то с ними связан – тайна, которую мои предки ревностно хранили столько веков, оказалась бы в опасности. Поверьте, они сделали бы всё, чтобы завладеть любой ниточной, тянущейся к реликвиям!
- «Они» - это масоны? – уточнил я.  Пленник кивнул.
Мне хотелось рассмеяться – происходящее чем дальше, тем отчётливее напоминало модные в моё время криптоисторические бредни, а то и модные бестселлеры в стиле «Кода Да Винчи». Но здесь в это, похоже, верят… во всяком случае, некоторые. К примеру - вот этот самый французский лейтенант с непростой семейной историей.
- Значит, сказочка насчёт первопечатной инкунабулы показалась вам безопаснее? – спросил Ростовцев.
- Именно так. Я знал, что мой собеседник интересуется старинными книгами, но это, так сказать, частный интерес. И не ошибся: прежде, чем изложить мне результаты своих изысканий,  он намекнул, что не худо бы в благодарность за его помощь поделиться находками – если, конечно, я сумею в итоге отыскать библиотеку. Я не возражал: в конце концов, меня интересовала одна-единственная рукопись, всё остальное он мог забирать себе.
- И, судя по записям в вашем блокноте, он  сумел вам помочь? И в чё же именно состояла…
Договорить я не успел. Поручик деликатно потянул меня за рукав – я, мгновенно ухватив намёк, замолк.
- Вы, мсье лейтенант, отдохните пока, перекусите, я велю подать вам ужин. А мы – извините, надо перекинуться парой слов. Служба-с…
Извинившись перед французом, я последовал за Ростовцевым на крыльцо. Поручик отправил Прокопыча сообразить пленнику какой ни то  ужин; сам же  присел на ступеньки, раскурил трубку и только тогда поднял глаза на меня.
- Ну, что скажете, Никита Витальич? В вашем будущем об этой библиотеке известно, или её так и не отыскали за двести лет?
Я ухмыльнулся в ответ – не без иронии.  С некоторых пор Ростовцев взял манеру по любому поводу задавать подобные вопросы: «А как с этим или с тем у вас, в будущем?»
«…впрочем, на этот раз причина более, чем веская…»
- И почему это я так и подумал, что речь пойдёт о делах, далёких от службы?

Отредактировано Ромей (20-07-2022 21:41:31)