***
Гена осторожно поднял голову. Вот он, обоз – тянется неспешно по дороге, и ветер сносит от него на поле жиденькие клубы пыли. А солидный такой караван – не меньше сотни разномастных телег и фур, запряженные какая парой, какая четвёркой, а какая одинокой кобылёшкой ползла, подобно гигантскому обожравшемуся удаву по тракту. Впереди шагали солдаты – над ними колыхалась щетина штыков, и до парня донеслось бодрое:
…Опа, камарад, опа, камарад,
Опа-опа-опа,
Опа, камарад, опа, камарад,
Опа-опа-опа!..
А что там за «опы» - хрен их разберёт, этих лягушатников! Ладно, недолго вам осталось шагать вот так, беззаботно…
За себя Гена не опасался, и наплевать,  что по обеим обочинам тракта то рысили, но неторопливо двигались шагом прикрывающие обоз кавалеристы. Сам он располагался довольно далеко, в густом кустарнике, метрах в семидесяти от дороги. Сюда французы нипочём не сунутся, нечего им тут делать…
Гена вздохнул. Поначалу он попросился в ударную группу - ту, что засела сейчас на опушке за неглубокой лощинкой и лугом, отделяющей лес от дороги. Но его не взяли – медсестричка Людочка ощупала  бедро (Гена едва сдержался, чтобы не зашипеть от боли), потом заставила его пройтись туда-сюда, и вынесла вердикт: «рано»! Гена пытался спорить, даже взывал к тёте Даше, но обе женщины были непреклонны – идти в бой с мушкетом или саблей ему идти ещё рано, придётся пока заняться чем-нибудь ещё. Тоже полезным для общего дела, разумеется.
И такое занятие нашлось – и вполне Гену удовлетворило. В конце концов, рана действительно побаливала, особенно сырыми октябрьскими вечерами. Да и проку в том мушкете – примитивная железяка, с ней любой казак управляется играючи, и даже некоторые крестьяне вполне обучены стрелять. А вот попробуйте-ка вы справиться с техникой посложнее – например, с подрывной машинкой ПМ-2? Не можете? То-то, это вам не кремнёвый карамультук, а серьёзная техника, пусть и изрядно устаревшая по меркам  последней трети двадцатого века. Оно и неудивительно – с помощью таких машинок соратники библиотекарши по партизанскому отряду во время войны пускали под откос фашистские эшелоны. Нашлась в краеведческом музее, и Гена самолично привёл её в порядок – разобрал, почистил позеленевшие от времени контакты, удалил наслоения пыли, снова собрал. Всё же, сто тридцать лет технического прогресса – это вам не жук чихнул, и разобраться с нехитрым устройством не сумеет даже такой мастер на все руки, как будищевский кузнец…
В разработанном плане засады ПМ-2 играла одну из ключевых ролей. Не столько она сама, конечно, сколько мощные фугасы, заложенные по обе стороны лощинки. Фугасы представляли из себя грубо сколоченные из толстых деревянных плах расширяющиеся короба, в которые было заложено по полпуда взрывчатки, набодяженной трактористом дядей Васей из смеси селитряных удобрений, алюминиевого порошка-серебрянки и соляра. Поверх взрывчатой смеси короба были забиты каменным щебнем. Получившееся приспособление машину (дядя Вася обозвал его загадочным словом «омбунигве», а корнет Веденякин, тоже принимавший живое  участие в процессе, использовал другой, не более понятный термин  камуфлет») соединяли с подрывной машинкой провода, старательно закопанные на глубину в две ладони и замаскированные пожухлой травой. Оголённые концы первой пары проводов были сейчас заведены на клеммы ПМ-2 и Гена нервно тискал деревянную Т-образную ручку, чтобы в нужный момент резко крутануть её  по часовой стрелке до отказа и задержать в таком положении, пока…
А вот что это будет за «пока» - они сейчас увидят. Как и плетущиеся по тракту французы.
Гена искренне надеялся, что им понравится.

Отредактировано Ромей (30-07-2022 18:53:07)

***
Засада действительно была расписана, как по нотам, и ведущую роль играла здесь библиотекарша тётя Даша со своим немаленьким партизанским опытом. Французам не оставили ни единого шанса – ну не привыкли здесь к подобным способам планирования, не представляли себе, что ему можно противопоставить. И угодили в ловушку, как кур во щи.
Сначала по колонне ударили выстрелы. Стреляли из ближайшего леска, отделённого от тракта нешироким лугом, на котором в иные, более спокойные времена, крестьяне близлежащей деревеньки выпасали своих коровёнок. Огонь был несильный, разрозненный, скверно направленный – в цели угодили всего две-три пули, да и те нанесли лёгкие раны. Однако ж и пороховой дым, затянувший опушку, и замелькавшие в ватной пелене фигуры крестьян, потрясающих кто ослопом, кто мушкетом, а кто самодельной, из насаженной торчком косы, пикой, подали французам ясный знак – их атакуют! Загудел барабан, зазвучали команды, подаваемые капралами, и пехота, споро перестроившись в шеренгу по двое, развернулась в сторону нападавших.
Барабан на миг умолк, пехотный офицер в высокой медвежьего меха шапке и с лейтенантскими эполетами на плечах вскинул над головой саблю и каркнул: «Байонетт о канон!»  По шеренгам прокатилась волна металлического лязга – солдаты извлекали из ножен штыки и примыкали их к стволам мушкетов.
«Круазе во байонетт!»  - не умолкал лейтенант. Линия сверкающих штыков качнулась вниз. «Ан аван марш!»  - и строй тяжко печатая шаг по выгоревшей на осеннем солнце траве двинулся вперёд.  А в голове обозной колонны кавалерия уже выстраивалась для атаки. Они даже стрелять не стали  - в том, что драгуны с ходу сомнут, потопчут и покрошат палашами возомнивших о себе пейзан, сомнений ни у кого не было.
Пехота тем временем миновала обочину и спустилась в лощинку, отделяющую луг от тракта. Лощинка была не широкая, шагов пятнадцать от силы, и совсем мелкая – толпящиеся на опушке крестьяне видели, как колышутся кивера в пыльниках (их так и не успели снять), как суровеют под киверами угрюмые лица гренадёров. Ещё несколько шагов – и первая шеренга выберется на ровное место, и тогда прозвучит команда «Паз акселерэ!»  и солдаты прибавят шаг, чтобы поскорее миновать поражаемое пулями пространство.
Не дали. Спрятавшийся в кустиках на дальнем фланге Лошины Гена Мартынов считал, шевеля губами, шаги – и когда офицер-француз поравнялся с воткнутой в землю хворостиной, на кончике которой трепетал на ветру яркий лоскуток, изо всех сил крутанул рукоятку подрывной машинки. Пружина внутри взвизгнула, раскручивая динамо и электрический импульс по паре межных телефонных проводов (только такие и нашлись в кладовке ДК) отправились к самодельному детонатору, старательно изготовленному самим Геной из электрической лампочки и вытрушенного из охотничьего патрона пороха «Сокол».
Проверенное не одним поколением школьников устройство не подвело – как и не подвёл глазомер партизанки-библиотекарши, вместе с корнетом Веденякиным располагавшей камнемётные «камуфлеты». Первый взрыв выбросил сноп мелкого щебня точно во фланг спустившихся в лощину гренадеров, безжалостно выкашивая людей. Дым, пыль не успели рассеяться, а Гена уже перекидывал на клеммы ПМ-2 вторую пару проводов. Ещё рывок ручки – и новый взрыв, на этот раз на противоположном фланге  пехотной шеренги. Снова клубы дыма и пыли, из них несутся  вопли, полные ужаса и мучительной боли, которым вторит беспорядочная ружейная трескотня и торжествующие крики с опушки. Потом в эту какофонию вплёлся знакомый механический треск, и на выгон, подминая рубчатыми колёсами кусты, выбрался «бронепердунок» - блиндированный котельным железом и дубовыми плахами трактор Т-16, главная ударная сила партизанского отряда. За ним валом валили воодушевлённые крестьяне, а из леса уже выезжали гусары и казаки под командованием корнета Веденякина.
В голове обора пропела труба и французские кавалеристы, не попавшие под взрывы фугасов, стали разворачиваться навстречу неприятельской коннице. «Бронепердунок» принял влево и, прежде чем ряды драгун успели перейти на рысь, гулко плюнул струёй жидкого, густо дымящего огня. Выстрел пришёлся мимо, лёг огненной дорожкой шагах в десяти перед конскими мордами, но французы правильно поняли намёк. Они уже заворачивали коней и разрозненными группками скакали в обход обоза, мимо побросавших мушкеты, мечущихся в слепом страхе гренадер – прочь, подальше отсюда… Гусары и казаки скакали за ними, оглашая округу пронзительным свистом. Никто больше не пытался держать предписанный уставом строй: сражение закончилось, предстояла ловля пленных и главное, именины сердца всякого партизана, и неважно кто он, гусар из армейского летучего отряда, казак, или крестьянин из сельской самообороны – потрошение обозных телег.
Что с боя взято - то свято, верно ведь?

Отредактировано Ромей (31-07-2022 18:37:13)