VII

- Да, Яков Моисеевич, задали вы жару!  Теперь москвичи не скоро наши лабазники да охотнорядцы опомнятся, и детям своим закажут устраивать такие вот безобразия!
В голосе  репортёра  звучало неприкрытое восхищение, и Ярослав видел, как это приятно Яше. Оно и понятно: многие московские сыщики считаются с его мнением Гиляровского, полагая его лучшим специалистом по теневому миру Белокаменной.
- И ведь, почитай, без крови обошлись, и даже покалеченных раз-два и обчёлся! А ваш фокус с шариками этими красящими - так просто пальчики оближешь, какая прелесть! Это надо было изобрести такое иезуитство: дно дело, когда власть кровушку народную льёт или хоть нагайками казачьими потчует, и совсем другое – когда тебя заляпают смердящей дрянью так, что родные-знакомые будут потом неделю сторониться…
 
А это уже был комплимент Ярославу – именно он в своё время, составляя для Корфа доклад о методах противодействия массовым беспорядкам, используемым в гуманном двадцатом веке, упомянул не только о слезоточивом газе, перцовом аэрозоле и прочих достижениях демократии.
Итак, доклад был закончен и передан по назначению, после чего Ярослав и думать о нём забыл – до того момента, когда был вызван в химическую лабораторию при Д.О.П.е, где состоялся серьёзный и обстоятельный разговор о том, какие именно разработки в этой области можно попробовать воплотить в жизнь.
Не вдаваясь в излишние подробности – после полугода работы была создана начинка для нового типа полицейских боеприпасов. О, нет, ничего сколько-нибудь токсичного - просто эти вещества  не очень хорошо пахли и к тому же, обладали   отличной проникающей способностью. Стоило двум-трём каплям угодить на кожу – и всё, вонь будет держаться не меньше недели.
Смесью этой предполагалось заполнять желатиновые шарики для пейнтбольных маркеров. Ярослав изрядно удивился, узнав, что «попаданцы» ещё до его появления здесь ввели их в употребление – причём как своеобразный спорт и вид развлечения, так и в качестве учебного оружия для специальных подразделений, создание которых шло полным ходом как в армии, так и при Жандармском Корпусе . Правда, маркеры для этого пришлось переделать – калибр их увеличился почти втрое, и они сделались однозарядными – зато на испытаниях новые «спецсредства» продемонстрировали неплохую эффективность. Правда, до сих пор не было случая испробовать их в деле – полторы сотни «полицейских духовых ружей» с соответствующим запасом шаров плюс некоторое количество сотен хлорпикриновых ручных газовых гранат ждали своего часа на секретных складах, а при столичном жандармском управлении был создан «особый отряд»,  в полсотни бойцов, которых обучали пользоваться новинками.
И вот, когда беспорядки в Первопрестольной, называется, назрели – более того, стало очевидно, что они и затеяны-то для того, чтобы спровоцировать власти на большое кровопролитие выставив их защитниками дьявольских опытов подкупленных немцев, скубентов и жидов от православного люда – опытную разработку вытащили из закромов и отгрузили спецрейсом в Москву. Вместе с ними поехали две сотни противогазов, изготовленные на одной из петербургских фабрик, а так же защитные «доспехи», за неимением кевлара и ударопрочного пластика склёпанные из толстой кожи, а так же арборитовые щиты, напоминающие скутумы римских легионеров.  Эти комплекты дополнялись полицейскими наручниками и дубинками, изготовленными из-за дороговизны дефицитного каучука, из ясеневых палок, плотно обмотанных кусками сизалевого троса. Вероятность разбить таким «демократизатором» голову или переломать кости была не  в пример меньше, чем при использовании обычных деревянных дубинок, входивших в оснащение  блюстителей порядка многих европейских государств, а так же лондонских «бобби» и заокеанских полицейских.
Новинки и самое главное, обученные люди, прибыли в Москву буквально в последний момент – едва хватило времени, чтобы раздать снаряжение заранее отобранным и сведённым в особый отряд жандармам и полицейским, и наскоро их обучить, как события понеслись подобно сорвавшейся со склона лавине. Целую ночь поступали донесения о группах горожан, собирающихся в разных районах города; кое-где в городовых полетели камни, кое-где их наоборот призывали присоединиться к возмущённым москвичам.  Яша едва сдерживал обер-полицмейстера, которого толкал под локоть генерал-губернатор князь Долгоруков, от необдуманных действий. В результате, войска остались в казармах, а казачьи разъезды появлялись в городе редко и нерегулярно, старательно избегая столкновений с появившимся невесть откуда «народными дружинами – эти прикалывали себе на шапки маленькие иконки и при виде казаков принимались громко распевать молитвы, размахивая невесть откуда взявшимися хоругвями. Подобная «нерешительность» властей не могла не вызвать взрыва энтузиазма – ага, испугались!» Ночь пошла тревожно; кое-где вспыхивали пожары, но пожарные, слава Богу, справлялись; рассказывали о баррикадах на Тверской и Большой Ордынке, однако репортёры московских газет, кинувшиеся проверять «жареные факты», ничего такого не подтвердили.
На следующий день беспорядки вспыхнули с новой силой. Утренние газеты вышли с сообщениями о самосуде над несколькими студентами и преподавателями Университета, учинённом охотнорядскими сидельцами и лабазниками - причём другие студенты при этом примыкали к протестующим.  В час пополудни толпа, собравшаяся на Арбатской площади, двинулась по Знаменке, миновала  дом Пашкова и потекла по  Моховой, к зданию Университета. Здесь, на Сапожковской площади, их и встретили - шеренги полицейских, позади которых маячили верховые жандармы с казаками, перекрыли и Моховую, и восточную сторону площади, выходящую к Кутафьей башне. Вид «омоновцев»  в кожаных доспехах и шлемах, со щитами и  - будто всего этого было мало! - в пугающих кожаных «намордниках», один вид которых, вызывал у горе-демонстрантов оторопь. Первые ряды при виде эдаких страстей притормозили, но задние, которым ничего не было видно – а соответственно, и пугаться было нечего – напирали, да и несколько монашков в потрёпанных рясах и с хоругвями принялись завывать, призывая москвичей пострадать за веру. И когда щиты немного раздвинулись, и между ними появились короткие медные стволы, напоминающие ручные мортирки, бывшие в употреблении ещё во времена Елизаветы Петровны, никто не обратил на это внимания.

Отредактировано Ромей (09-02-2023 22:05:10)

Толпа передвигалась по городу достаточно медленно, так что репортёры, с самого утра сидевшие в готовности, отреагировали мгновенно, и слетелись к месту действия, как мухи на мёд. Был среди них и Гиляровский – но он благоразумно не стал ни смешиваться с толпой, ни жаться к стенам домов на тротуарах, а выбрал выигрышную со всех точек зрения позицию - на балконе третьего этажа доходного дома Торлецкого, углом выходившего как раз на скрещение Воздвиженки и Моховой. В точности туда, где подогретая монахами толпа упёрлась в стену щитов. К тому же, дядя Гиляй был оснащён не в пример лучше прочих своих собратьев по ремеслу – под толстенным извозчичьим тулупом (из своего богатого жизненного опыта он знал, что одеяние это неплохо защищает не только от брошенных камней, но и от казачьих нагаек) он прятал отличную видеокамеру, привезённую в числе прочих «сувениров» из двадцать первого века. И когда толпа хлынула на прорыв стены щитов, и в ответ на полетевшие в полицейских булыжники зафыркали мортирки-газомёты, он увлечённо водил объективом из стороны в сторону, фиксируя малейшие нюансы происходящего.
Эффект от применения «нелетальных средств» оказался потрясающим. По толпе то тут, то там вспухали крошечные бурые облачка – помимо двух с половиной десятков мортирок, стрелявших из первого ряда в упор, ещё втрое большее их число работало из задних рядов, навесом. Кроме того, перекрывшие Воздвиженку жандармы стали швырять хлорпикриновые гранаты (газомётов у них не было), что тоже добавило живости хаосу, в момент охватившему площадь.
Погромщиков стоило бы, пожалуй, пожалеть, подумал репортёр. трупные запахи и ароматы гниения – как только всё это вместе с хлор-пикрином добралось до органов дыхания и прочих слизистых оболочек, площадь истошно взвыла. Люди побросали хоругви и дрючки и заметались из стороны в сторону, тщетно пытаясь найти место, не затронутое смрадной, разъедающей глаза пеленой. Волна убийственной вони добралась и до третьего этажа – Гиляровского вырвало, и содержимое его желудка отправилось через ажурный железный парапет, на головы мечущихся внизу людей.
Если бы не принятые заранее меры - наверняка обошлось бы без подавленных и покалеченных. А так полицейские заслоны расступались, отсекая отдельные группки спасающихся бегством, после чего их наскоро профильтровывали и растаскивали по подворотням. Большая часть «демонстрантов» сумела, тем не менее, вырваться и разбежаться, и спустя несколько часов город наполнился самыми невероятными и пугающими слухами, в которых, чем дальше, тем сильнее угадывались насмешки – ещё бы, ведь от каждого из жертв «кровавого царского режима», жаждущих поделиться своей историей, к тому моменту разило как из хорошенько выдержанного на тридцатиградусной жаре помойного ведра. Ни о каком повторении шествия ситуации речи в такой быть, конечно, не могло. Вечерние газеты поместили несколько издевательских заметок о том, что власть теперь забрасывает бунтовщиков содержимым городских выгребных ям, для чего якобы мобилизованы все московские золотари. Недовольное брюзжание быстро  сошло на нет; место его заняли сотни глумливых баек, приклеивших к  страдальцам с Сапожковской площади обидное прозвище «засранцы». Ну, и по мелочам (тем не менее, не упущенным въедливыми московскими репортёрами московских газет): на Сухаревке несколько дней подряд наблюдался устойчивый рост спроса на дешёвое готовое платье и обувь; от телег старьёвщиков, скупавших тряпьё для подмосковных бумагоделательных и картонажных мануфактур, стало подозрительно пованивать, а лавочники по всему городу в два дня распродали запасы мыла, дочиста опустошив и собственные полки, и склады поставщиков.

Отредактировано Ромей (10-02-2023 05:06:09)

Почему же не было состава?
Они горы дисков с базами данных натащили, там чего только нет.
Ну и местных химиков только подтолкнуть... в Д.О.П.е сам Менделеев химлабораторией заведует.
Короче, этот жанр недаром называется "фантастика"