- К повороту стоять! - раздалось с полубака. Берта на этот раз наняла для яхты экипаж в России, отдавая предпочтение ветеранам, отслужившим в военном флоте – после чего всех отобранных аккуратно проверили «спецы» из Яшиной конторы. Ничего не поделать, неизбежная плата за близость к высшим секретам Империи… в нашем с отцом лице.
Набежавший матрос – коренастый краснолицый дядька с серьгой в ухе, босой, во флотском тельнике – споро размотал заведённый на кофель-нагели шкот. Второй матрос проделал то же самое на наветренном борту, прослабил снасть и гаркнул - «К повороту готов»! В ответ прилетело: «Поворот пошёл!», заскрипели штуртросы, нос «Леопольдины» покатился сначала влево – яхта увалилась слегка под ветер, набирая перед поворотом ход – а потом резко пошёл вправо. В какой-то момент стаксель над нашими головами заполоскал, захлопал. Матросы выждали несколько мгновений, когда длинный бушприт пройдёт линию ветра, и парус с резким хлопком выгнется в другую сторону, принимая ветер – и тогда один принялся травить свою снасть, а другой, работавший со шкотом, ставшим подветренным, наоборот, несколькими сильными движениями выбрал слабину.. Стаксель, однако, продолжал хлопать, хотя и не так сильно, и тогда шкотовый, повинуясь недовольному окрику с полубака «Стаксель подобрать, разиня!..» ещё подтянул трос и несколькими движениями закрепил снасть на кофель-нагеле. А «Леопольдина» уже набирала ход, подгоняемая свежим балтийским ветром, дующим теперь в левую скулу.
- И всё же не понимаю, как вы решились обмануть всех – и своих друзей, и барона и даже государя? – сказала Варя. Похоже, смена галса подвигла её сменить заодно и тему разговора на куда более опасную чем та, которой мы наслаждались до сих пор.
Я вздохнул – что ж, рано или поздно этот вопрос должен был прозвучать. Я ждал его с того каждую секунду после того, как поведал девушке о том, что на самом деле случилось за «чревоточиной» – и, честно говоря, не без некоторой опаски. Хотя – что может быть страшнее того момента, когда пришло осознание поставленного тогда перед нами троими выбора? Помню, как по спине пробежала ледяная струйка пота, как подогнулись внезапно сделавшиеся ватными колени, а в мозгу всё звучал и звучал звенящий, хрустальный, совершенно нечеловеческий голос. «Вы должны выбрать. – повторял он. – вы должны отказаться либо от путей, ведущих во Внешние Миры, либо от возможности проникать в то, что называете будущим. Выбор этот надо сделать прямо сейчас, всем троим, и только тогда вы отправитесь назад вместе с теми, за кем явились сюда. И имейте в виду – изменить решение вы не сможете никогда, ни при каких обстоятельствах; вашей расе, вашей цивилизации придётся пожинать плоды выбора, которые вы трое сделаете здесь и сейчас…»
Я не стал повторять Вареньке, что тогда мы не смогли даже посоветоваться, обсудить - ответ требовался немедленно, и каждый из нас дал его. Для этого не потребовалось ни открывать рта, ни кивать, ни даже двигать рукой – видимо, в какой-то момент решения всех троих совпали, и реакция на это последовала незамедлительно. А когда мы, все трое, поднялись с каменного пола Шлиссельбургского каземата и обменялись взглядами, точно так же незамедлительно и одновременно пришло другое решение: о выборе, который мы был сделан там, за «червоточиной», никто не должен знать. Никогда. Ни наши друзья, ни учёные, готовившие эту вылазку, ни власти в лице Корфа и Государя.
И, конечно, мы не удержались. Сначала отец (с нашего, впрочем, с Николом согласия) открыл правду дяде Юле – мы не решились обманывать старика, для которого это стало главным делом его жизни. А потом уже я не выдержал я – а что, вы хотели, чтобы я и дальше обманывал ту, кто с некоторых пор стала для меня дороже всех на свете? Вот она, стоит, опершись на висящий на леере спасательный круг с надписью на немецком готическими буквами «Leopoldine II. Reval» и смотрит на меня серьёзно, испытующе, требовательно…
А что я могу ответить
- Знаешь… - заговорил я, - мне показалось, что они нас испытывают. И тогда, за «червоточиной», и потом, когда мы всё это хорошенько обдумали.
Это не было прямым ответом на вопрос – но что делать, если другого у меня попросту нет?
- Испытывают? Чем? В каком смысле - испытывают? – девушка нахмурилась.
- А ты сама посуди. Был вариант сохранить червоточины в будущее, Верно?
- Наверное, раз ты так говоришь.
Ну вот. И из него следовало, в числе прочего, долгое, спокойное и безбедное существование для всей нашей цивилизации.
Брови её удивлённо вскинулись.
- Это ещё почему?
- А как же? Можно и дальше в плане прогресса на век с лишним. Можно на сто лет вперёд, незаметно тягать из будущего научные и технические достижения, обходить ставшие известными подводные камни, избегать социальных потрясений, в которых уже побывало то, другое человечество, готовиться заранее к природным катаклизмам.
- А разве это плохо?
- Нет, конечно… с одной стороны. Жизнь сравнительно беззаботная, и даже на научный и технический прогресс тратиться не надо, всё уже выдумано другими. Остаётся только приложить минимальные усилия к освоению этих достижений, да снимать себе сливки.
Варенька опустила взгляд, закусив губу – а когда она подняла на меня глаза, в них светилось уже понимание.
- Я всё поняла! Это было бы как паразитировать, пользоваться чужими достижениями…
-…отказавшись от своих. – кивнул я. – И не просто от своих достижений – от процесса познания мира вообще! По сути, нам было предложено превратиться в эдаких вечных захребетников, от которых больше ничего не будет зависеть. Ведь этот только так кажется: вот попользуемся немного чужими идеями, а там и нагоним, и сами вырвемся вперёд!» Нет, возможно и такое – только очень уж вряд ли. от безделья ведь не только мышцы, но и мозги жиром заплывают, и у отдельного человека, и у целой цивилизации!
Варенька закивала – торопливо, истово так поразила её эта мысль, и я поспешил закрепить успех.
- А на другой… мнэ-э-э…. чаше весов были чужие, возможно, опасные миры, неизведанные, даже невообразимые области знаний, где буквально всё придётся начинать заново. Ведь только молодая, полная энергии, сил, решимости цивилизация решится на такой выбор! Это был ключевое решение, своего рода «точка бифуркации», после которого изменить решение мы бы уже не смогли.
- Точка… чего?
- Бифуркации – это термин из наших времён. Момент, в котором принятое решение определяет всю дальнейшую цепочку событий. Как бы тебе объяснить…
Я пощёлкал пальцами – нужные слова никак не шли на ум. Ага, вот так, пожалуй, будет понятно…
- Вот смотри: яхта только что сделала поворот через оверштаг, при котором нос судна пересекает линию ветра, дующего точно навстречу. Такой ветер называется у моряков «левентик», и…
- А почему поворот «через оверштаг»? – спросила девушка. – Надо же «через левентик», если через него проходит…
Я едва не выругался – нашла время вникать в тонкости судовождения!
- Поворот через оверштаг - это значит «через штаг», тот трос, что идёт от верхушки мачты к носу судна. Ну, принято так у моряков, понимаешь? И вообще, сейчас это неважно…
- А что важно? – она сощурилась. Да, подумал я, упрямства этой барышне не занимать…
- А то, что в момент пересечения линии ветра судно на крошечный миг как бы застывает в неустойчивом положении, о тот одного-единственного движения рулевого зависит, смерит оно галс или увалится под ветер и будет идти прежним курсом. Так и «точка бифуркации» - ничтожное событие, несколько сказанных в этот момент слов – и история сворачивает в другую колею. И тогда…
- Погоди… - она нетерпеливо дёрнула плечиком. Ну, хорошо, я поняла – вы трое приняли это решение за всех людей, за всю Землю. Но зачем понадобилось потом обманывать, что четырёхпалые якобы решили всё сами?
- Не знаю… - я беспомощно развёл руками. – Так уж вышло, что ли…
- Испугались? – в голосе её мелькнули опасные нотки.
Я неожиданно ощутил прилив злости. Что это она заставляет меня всё время оправдываться? Сама бы попробовала…
- А хоть бы и так! А ты бы на нашем месте – не испугалась? Вот так, запросто взять и сообщить: извините, господа хорошие, мы тут порешали между собой, а вы уж живите дальше, как получится? А если бы мы сделали другой выбор – думаешь, не было бы тогда недовольных? Ещё сколько было бы! Но тут уж либо так, либо одно из двух, как говорят в Одессе…
- Ну, извини, извини. - она положила руку мене на плечо. - Не хотела тебя обидеть. Я всё понимаю – такая ответственность, да и решать надо было прямо тогда, не раздумывая. Но я о чём: неужели ты никому больше об этом не расскажешь? Ты, или другие – твой отец, Никол?..
Я пожал плечами.
- Ну, не знаю... Когда-нибудь, наверное расскажем.
- И когда? Только не говори, что когда состаритесь и умрёте!
- А что, вариант! – ухмыльнулся я. – Вот запишу всё, как было в дневник, запечатаю в пакет с сургучной печатью, а в завещании укажу: «вскрыть после моей смерти! Никол, вон, собрался завещать свои драгоценные чётки с копским крестом Кунсткамере – а я чем хуже?
- Фу, дурак! – она обиженно ткнула меня острым кулачком в грудь. – Придумал тоже – «завещание»… Чтобы даже думать о таком не смел!
- Приготовиться к повороту оверштаг! – снова зазвучало с кормы. Я огляделся – яхта проходила Ирбенский пролив в лавировку, при встречном ветре, и зевать команде было некогда.
- Что, снова «точка бифуркации»? – засмеялась Варенька и крепче вцепилась в мой рукав.
- Нет, на этот раз всего лишь смена галса. Главный наш поворотный момент позади – и теперь остался сущий пустяк: жить дальше!
- Долго и счастливо?.. – её глаза восторженно сияли.
Над головой хлопнул и выгнулся, наполняясь ветром стаксель, заскрипели, засвистели в блоках снасти. «Леопольдина», кренясь на борт, набирала скорость, острый форштевень резал волну, и крошечные радуги вспыхивали в облачках брызг.
- Да. – ответил я. – Теперь - долго и счастливо!
Москва, январь-февраль 2023 г.
Отредактировано Ромей (19-02-2023 13:50:02)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
