Первые в мире суда, предназначенные для постановки минных заграждений, сошли когда-то со стапелей в качестве обыкновенных грузопассажирских пароходов, ничем особенным не примечательных, кроме довольно приличной скорости – до пятнадцати узлов. Первый был построен во французском Шербуре, второй – в немецком Киле; некоторое время будущие минзаги исправно возили людей и грузы то в Бразилию, то в порты Северной Африки, то куда-нибудь ещё - пока не попались на глаза эмиссарам Морского ведомства Российской Империи. Спешно приобретённые суда были перегнаны в германский Штеттин, где на полгода встали к стенке – на модернизацию, производимую по русским проектам и с применением узлов и механизмов, заказанных здесь же,   Германии. Ничего примечательного в этом не было  кроме, разве что, повышенных мер секретности, окружавших оба судна вместе с ведущимися на нах работами, что и было своевременно замечено теми, кому положено замечать подобные вещи – замечено и доложено в военно-морские ведомства заинтересованных стан, не всегда дружелюбно настроенных по отношению к новым владельцам пароходов.
Работы судов велись в том же пожарном порядке, в каком были провёрнуты сделки по их приобретению. Не прошло и полугода, как два парохода, получившие новые названия «Енисей» и «Амур», отшвартовались у пирсов Военной гавани Кронштадта – и сразу же были включены в состав вновь формируемой «особой минной дивизии» под командованием капитана первого ранга Никонова.  Спешка была такова, что ходовые и прочие обязательные испытания были проведены, чтобы не терять времени даром, прямо во время перехода из Штеттина в Финский залив – а этот факт очень много способен сказать тому, кто знаком с российской военно-морской бюрократией. 
В Кронштадте суда получили новые команды; командиры остались те же, что принимали их на штеттинских верфях. Уже через неделю «Амур» и «Енисей» вышли в море и направились к Аланскому архипелагу, чтобы в путанице проливов и шхер поупражняться в том, для чего они, собственно, и были предназначены – в приёмах установки морских якорных мин заграждения. Оба минзага были оснащены системой Никонова-Стпанова, позволявшей выполнять минные постановки на ходу, по десять мин в минуту – показатели, невиданные флотами прочих морских держав, где морские мины до сих пор ставили со специальных минных  плотиков или баркасов с кран-балками, похожими на огромную букву «Л».
Командирам и экипажам «Енисея» и «Амура» было невдомёк, конечно, что настоящим этой системы был не нынешний командир «особой минной дивизии», а именно что лейтенант Степанов, чьё имя в названии изобретения стояло вторым. Несколько лет назад он, пребывая ещё в мичманских чинах, задумался  об усовершенствовании системе минных постановок. Дело продвигалось ни шатко, ни валко – Степанов  чертил делать, прикидывал варианты конструкции – и вот, полтора примерно года назад, был вызван нарочным в адмиралтейские «особые минные классы». И каково же было его удивление, когда никому не известный тогда капитан второго ранга продемонстрировал ему полноразмерный действующий макет того, что как полагал мичман, существует только у его воображении – механизмом установки якорных мин при помощи кормового минного крана, Т-образного направляющего рельса, подвешенного над низко расположенной закрытой минной палубой.
На следующее утро мичман Степанов был приказом по Адмиралтейству переведён в группу Никонова – и вот теперь он командовал первым из российских минных заградителей, «Енисеем». На его борту было сейчас три сотни новейших якорных мин с начинкой из пироксилина и автоматом установки на нужную глубину. Вообще-то, минная палуба «минзага могла вместить вдвое больше, но подвело производство – для первого боевого выходя «особой минной дивизии» выгребли все запасы мин новой конструкции. 
И кран и система подачи мин приводились в действие вспомогательной паровой машиной, что выгодно отличало новые минзаги од других, носящих те же имена, но построенных совсем в другой реальности  - там механизацией решено было пожертвовать, заменив её дополнительными семью десятками матросов.  И, разумеется, Никонов не стал рассказывать новоиспечённому капитан-лейтенанту (именно это звание носил сейчас Степанов) что в этой «параллельной реальности» он тоже командовал «Енисеем» - и погиб вместе с ним под дальневосточным небом, недалеко от крепости Порт-Артур, о которой здесь никто ещё слыхом не слыхивал...
Впрочем, сейчас все эти альтернативно-исторические тонкости, о которых на всей «особой минной дивизии» знало не более трёх человек, не имели никакого значения. Минзаги в назначенной точке рандеву встретились с крейсерами охранения и на парадных четырнадцати уздах двинулись на норд-ост. Сигнальщики на мостике головного «Адмирала Корнилова» помахали бескозырками плывущим на высоте в три тысяячи футов «Тавриде» и «Новороссии». Воздушным кораблям предстояло разойтись в стороны и, обнаружив ковыляющие вдоль побережья Готланда посудины Королевского Флота, вывести минзаги точно им напересечку.  Задача не казалась сложной – радисты на борту дирижаблей держали постоянный контакт с преследующей британцев «Россией-I», а в миле позади неё плыли, держась на тысячу футов ниже, «Кронштадт» и «Свеаборг», несущие каждый, кроме двух бомб, по одной «высотной» парашютной торпеде.
Эскадра адмирала Хорнби шла в западню.

Отредактировано Ромей (25-01-2023 21:26:32)

…отгремели колокола громкого боя, отгрохотали по палубам матросские башмаки, отсвистали незатейливые свои мелодии отлитые из чистого серебра боцманские дудки. Со скрежетом открылись овальные крышки люков, прикрывающих лацпорты – сначала правый,  потом левый. Взвыл ревун, тревожно замигала электрическая лампочка в сетчатом кожухе, тревожно взвыл ревун – и минный кондуктор толкнул рычаг, управляющий механизмом. Скрежетнули приводные цепи, утыканные рожками шары, закреплённые на основаниях-якорях поползли, подвешенные к потолочной двутавровой балке-направляющей. Засвистели по металлу стальные ролики, и морские мины одна за другой докатывались до конца и опрокидывались в пенистую кильватерную струю за кормой «Енисея» - вторая, третья.. десятая… двенадцатая. На четырнадцатой ревун взвыл снова, механизм лязгнул и остановился. Минзаг описал короткую дугу и лёг на противоположный курс. Всё повторилось – лязг механизмов, последовательное, рывками, передвижение начинённых пироксилином корпусов, всплески от падения многопудовых мин в воду. На то, чтобы выставить две линии минной банки общим числом в двадцать восьми взрывчатых шаров ушло около десяти минут – мины в располагались с интервалом в четверть кабельтова, причём линии располагались уступом – так, чтобы мины второй перекрывали промежутки в первой.
Попав в воду, смертоносные шары не тонули, а отцеплялись от якорной тележки, оставаясь некоторое время на плаву.  В их конструкции был реализован метод, предложенный некогда лейтенантом Азаровым: вьюшка с намотанным на ней минрепом крепилась не на корпусе мины, а на якорной тележке и оснащалась стопором, состоящим из щеколды и штерта с грузом. Оказавшись за бортом, штерт под действием груза оттягивал щеколду, позволяя минрепу сматываться с вьюшки под действием тяжести погружающегося на дно якоря.  Свисающий ниже якоря груз первым касался дна – и тогда натяжение ослабевало, щеколда стопорила вьюшку; якорь же продолжал тонуть, увлекая под воду и рогатый шар – на глубину, соответствующую длине штерта с грузом. Длина эта выставлялась заранее, с учётом глубин в районе минной постановки – и в результате получалось, что все выставленные на пятиузловом ходу мины оказывались примерно на одной глубине – такой, чтобы пропустить над собой разную рыболовную мелочь, которой у берегов Готланда и Эланда во всякое время полно, но обязательно задеть своими рожками днище проходящего большого судна.
И тогда случится неизбежное: свинцовый колпак, изготовленный из мягкого, тонкого свинца сомнется, треснет стеклянная ампула с электролитом, который и зальет угольный и цинковый электроды. Порожденный этой парой импульс разбудит взрыватель, и тот выпустит на свободу энергию нескольких пудов пироколойдной взрывчатки, которой начинены новейшие мины системы Никонова. Такой силы взрыв способен надвое переломить какое-нибудь мелкое судёнышко вроде авизо и канонерки; в нище корабля первого класса он проделает здоровенную дыру, и экипажу сильно повезёт, если аварийные партии сумеют кое-как залатать пробоину и остановить поступление воды. Но корабль всё равно выйдет из строя – хорошо, если он дотащится до ближайшего порта, или же выкинется на берег, не желая хоронить команду вместе с собой в студёном ноябрьском море…
На пути британской эскадры стояли три такие минные банки – их выставили с тем расчётом, чтобы броненосцы адмирала Хорнби задели край хотя бы одной. Закончив,  минные заградители повернули на зюйд-вест, отошли на полтора десятка миль и разошлись, готовые выставить ещё по две линии мин. За происходящим сверху внимательно наблюдала «Таврида», и именно её штурман, выполнявший одновременно функции радиста, сообщил морзянкой о том, что колонна Королевского флота приближается к первой линии минных заграждений. Держащиеся в двух десятках миль за кормой британского ордера три русские дирижабли, получив это известие, сбавили пропеллеров обороты и повисли на месте, едва заметно дрейфуя по ветру в сторону побережья Готланда. Ещё немного – и придёт их черёд.

Британцы двигались одной кильватерной колонной, имея в голове ордера два новейших «Адмирала». Крейсерский патруль – «Уорспайт», почти не получивший повреждений в недавнем бою, и старый мой знакомец, бронепалубный «Комюс» - были выдвинуты вперёд мили на три и двигались курсами, параллельными броненосной колонне, один справа, другой слева, на расстоянии примерно четырёх миль один от другого. Этим двум посудинам её Величества повезло – он проскочили первую линию мин заграждения по краям, не приблизившись к свинцовым, несущим смерть, рожкам.
И уж совсем невероятной удачей мог  похвастать  головной «Коллингвуд». Броненосец прошёл в промежутках между минами, миновав таким образом обе линии первой минной банки и продолжал двигаться в направлении второй, увлекая за собой всю колонну. Впрочем, удача – это ещё как посмотреть; эскадра Хорнби, следуя за флагманом,  втянулась в минное заграждение, причём никто, ни на одном из кораблей не имел ни малейшего представления о притаившейся права и слева угрозе. И когда «Коллингвуд» зацепил-таки правой скулой одну из мин второй минной банки, случилось неизбежное.
Само по себе повреждение, полученное головным «Адмиралом» было хоть и серьёзным, но не смертельным – взрыв трёх пудов бездымного пороха своротил шпирон, но таранная переборка выдержала. Корабль, подобно боксёру, получившему сокрушительный удар в челюсть, замер на миг на месте – ошеломлённый неожиданным взрывом  вахтенный офицер скомандовал «право на борт, машины стоп!», рулевой заворочал штурвал, и броненосец, увлекаемый инерцией своих девяти с половиной тысяч тонн, налетел на следующую мину.
Таким образом, в точности повторилась трагедия, случившаяся в иной реальности с русским броненосцем «Петропавловск» близ Порт-Артура. Только теперь ситуацию многократно усугубляло то, что англичане не только не ожидали подвоха (мирные воды между двумя шведскими островами, русские разгромлены и остались далеко позади, что может случиться?), но имели довольно смутное представление о минной опасности вообще, и о новых русских минах – в частности. Да, военно-морская разведка сумела раздобыть кое-какие любопытные материалы, но вот осмыслить их, проанализировать и довести до командиров боевых кораблей в виде чётких указаний и инструкций – на это времени у англичан не хватило. А потому, оказавшись внезапно на минных банках, капитаны Роял Нэви стали действовать в силу своего разумения каждый – тем более, что никаких приказов со стремительно валящегося на борт «Коллингвуда» не поступало.
Следующим подорвался «Хоув». Броненосец выкатился влево из строя, уклоняясь от столкновения с «Коллингвудом» и проутюжил брюхом сразу две мины. Столбы воды, панические вопли, ледяная вода, хлынувшая в пробоины, захлестнула кочегарки – и над морем вырос гигантский столб пара, образовавшийся после одновременного взрыва двух котлов.
Всё это русские воздухоплаватели второго, вылетевшего с острова эзель отряда наблюдали в оптику с высоты в три тысячи футов. Когда стало ясно, что британцы не просто попали в западню, а влетели туда всеми четырьмя лапами, Георгий (он командовал тройкой дирижаблей с борта «России-I») скомандовал «полный вперёд». На такой высоте снаряды сорокасемимиллиметровых орудий «Виккерс», которые англичане кое-как приспособили для задач противовоздушной обороны, не могли нанести нам ни малейших повреждений. Три дирижабля, двигаясь строем клина, догнали британский ордер, разошлись, и вниз полетели бомбы.
Ожидать попаданий при бомбометании почти с километровой высоты по кораблям, часть из которых ещё сохраняли движение, без нормальных бомбоприцелов было бы неоправданным оптимизмом. Попаданий и не случилось – но эффект от бомбометания случился, да ещё какой! Испуганные пронзительным свистом падающих бомб и видом встающих вокруг кораблей столбов взрывов, британские капитаны ударились в панику и стали маневрировать, уклоняясь от попаданий – и это на минной-то банке! В результате в течение пяти следующих минут подорвались сразу два корабля – старый броненосный таран «Руперт» и «Нордхэмптон», броненосный крейсер, следующий в хвосте британской колонны. А дирижабли, описав над разваливающимся неприятельским ордером широкую дугу, выложили свой последний козырь.
Торпеды, подвешенные на бомбодержателях воздушных кораблей вместе с бомбами, были оснащены парашютами. Сброшенные с большой высоты, они, попадая в воду, начинали двигаться – но не по прямой, как полагалось бы самодвижущимся минам «Уайтхеда», а описывали широкую раскручивающуюиеся спирали. Такое движение обеспечивал простейший пружинный механизм, присоединённый к рулям. Пытаться поразить такими торпедами конкретные одиночные цели было, конечно, невозможно, а вот оказавшись в воде посреди достаточно плотного неприятельского ордера они могли натворить бед – в особенности, если корабли, составляющие этот ордер, не торопятся поскорее покинуть опасный район, а топчутся на месте.
Так оно и получилось. Нарезая третью ветку спирали, торпеда, сброшенная с «Свеаборга» угодила под кормовой свес крейсера «Нельсон», близнеца подорвавшегося «Нортхэмптона», оторвав перо руля и искалечив правый винт, в результате чего броненосный крейсер лишился и хода, и возможности управляться. Остальные две торпеды, хоть и не попали никуда, но эффект произвели ничуть не меньший. Увидав опускающиеся в воду на парашютах веретенообразные, отливающие медью тела и заметив пенные следы, потянувшиеся от места падений, британцы окончательно лишились самообладания. То, что происходили вокруг, было им непонятно, не укладывалось в имеющуюся у них картину мира – да что там, такого вообще не могло быть! Бронированные, ощетинившиеся орудиями калоши махины бестолково метались из стороны в сторону, уклоняясь от реальных или воображаемых торпед и таранов своих кораблей – и раз за разом натыкались на притаившиеся под свинцовой поверхностью волн мины. В течение следующих десяти минут подорвались ещё три корабля – броненосец «Принц Альберт», транспорт «Формор» и новёхонький бронепалубный «Калиоп», причём командир последнего, вконец деморализованный творящимися вокруг безобразиями, приказал покинуть корабль, предварительно запалив фитиль заложенных в снарядных погребах подрывных зарядов. Мощнейший взрыв разломил несчастный «Калиоп» пополам, и после этого англичане на остальных кораблях вообще перестали что-нибудь понимать. А тут ещё с зюйд-веста появился «Память Азова» в сопровождении «Адмирала Корнилова». Дистанция была далеко за пределами сколько-нибудь эффективного артиллерийского огня, сигнальщики на мостиках британских кораблей могли видеть только мачты и трубы русских крейсеров – но капитан первого ранга Сальвадор Бауер собирался играть эту партию краплёными картами.
Снаряды первого залпа легли с огромными, мили в полторы, недолётами. После чего, мичман-радиотелеграфист с «России-I» отстучал на ключе поправки, канониры русского крейсера задрали до предела стволы своих восьмидюймовок, и следующий залп лёг уже рядом с тем, что всего четверть часа было британским походным ордером. Ни о каких попаданиях, конечно, не могло быть и речи – разве что чисто случайно, по закону больших чисел. Но именно всплески от падения русских тяжёлых снарядов окончательно утвердили адмирала Хорнби в простой мысли – Королевский Флот столкнулся с каким-то новым качеством войны на море, и чтобы он не предпринял – разгрома уже не избежать. Хорнби приказал поднять на стеньгах  своей любимой «Александры» (адмирал перебрался на этот броненосец после подрыва флагманского «Коллингвуда») сигнал «следовать к побережью Готланда», и уцелевшие корабли, прекратив спасение команд гибнущих собратьев, стали по одному поворачивать в сторону берега. Оставался последний, зыбкий шанс сохранить уцелевшие корабли и команды – искать прибежища в шведских территориальных  водах.
Если, конечно, русские позволят это сделать.