Вот родился новый рассказ. Он совсем не в моем стиле. Не про попаданцев и даже не про войну. И вовсе невеселый, а скорее даже наоборот…

Старенький трактор Т-40, натужно ревя слабеньким мотором, прорывался через бескрайний океан непроходимой грязи. То, что гордо именовалось сельской грунтовой дорогой, в начале ноября далекого 95-го года представляло из себя непролазное месиво из воды и глины. Движок натужно ревел, колеса то и дело прокручивались, вырывая из-под себя и выплевывая наверх тяжелые комки грязи. Безумно тяжело было и трактору, и трактористу. «Сороковка» того и гляди мог окончательно завязнуть и встать посреди всеми забытого проселка, а тракторист, напрягая все силы, отчаянно пытался удержать непокорную машину на дороге, не давая ей уйти в сторону и застрять окончательно. Казалось бы, ничего особенного нет в том, что где-то в средней полосе России какой-то старенький Т-40 куда-то едет. Наверное, какой-то, еще не до конца спившийся, местный мужик ехал по каким-то, только ему понятным делам. Может, возвращался с работы, за которую никто уже давно не платит. А может, калымил, используя служебное положение – доступ к остаткам колхозной техники. Но все было не так. Все было гораздо жестче. За рулем сидел абсолютно трезвый молодой парень. Работы в родном селе не было, и после демобилизации из армии он был готов пойти работать куда угодно. Предложили в райпо трактористом, пошел в райпо трактористом. Вы спросите: «Что тракторист может делать в райпо?» Ответ просто и суров, как впрочем, вся жизнь в нашей стране. Тракторист в райпо возит товары в деревни, до которых нельзя доехать на машине. Есть дороги, по которым даже проходимый ГАЗ-66 пролезть не сможет. А вот «Сороковка» может. Может, и лезет. Не щадя ни себя, и руки своего водилы. Ползет вперед, не смотря ни на что. Ползет, потому что ждут. Ползет, потому что сегодня среда. А в среду в магазин привозят хлеб. В среду со всех окрестных деревень в Забузовку приходят люди. Приходят за хлебом, макаронами, сахарным песком, подсолнечным маслом, мылом, спичками, газетами. В общем, за продуктами и промтоварами. Хотя, всегда говорят: «Пойду, за Хлебушком схожу». И идет простая русская женщина, взвалив на себя две неподъемные сумки, перевязанные веревкой. Идет за пять, а то и за семь километров. Сначала туда, потом обратно. И таких несколько десятков. Про них давно забыло высокое начальство, да и низкое, впрочем, забыло тоже. Про них помнит только старенький Т-40 и его молодой водила. Помнит, и поэтому ползет вперед. Ползет несмотря ни на что.
Когда-то давно, когда маленькому Сереже было лет семь или восемь, он частенько просил деда рассказать про войну. Мальчишка слушал внимательно, но не понимал, почему его дедушка был на войне, а ни одного немца так и не убил. «Значит, он не герой!» - думал ребенок. «Ведь герои – это летчики, танкисты, а шофер разве сможет быть героем?» Он тогда не понимал, почему дед плачет, когда смотрит «Судьбу человека». А однажды, когда в школе учительница рассказывала про Ленинград, она упомянула про «Дорогу жизни». В своих скупых рассказах о войне деде говорил про то, что ездил на машине в Ленинград и обратно. Но говорил как-то скупо и нехотя. Больше молчал, смотрел себе под ноги и курил любимую «Приму». На сей раз, неугомонный мальчишка решил допросить деда «с пристрастием». Ведь завтра он сможет рассказать ребятам, что его дедушка там был и там воевал. А это дорогого стоит.
- Деда, ну, расскажи, как ты на войне на машине ездил.
Старик был в этот вечер выпивши, поэтому вместо обычных отнекиваний и пустых слов, Сергей услышал слова, которые врезались в его память на всю жизнь. И именно поэтому он сейчас полз на своем старом тракторе по этой непролазной дороге.
Дед рассказал, как страшной зимой 42-го они возили в Ленинград еду и боеприпасы. А обратно везли детей, женщин и раненных красноармейцев.
- Знаешь, внучек, едешь, а на тебя мессер заходит? И остановиться нельзя. Ехать надо. Еще юнкерсы воют страшно. Особенно по началу. Потом, конечно, попривылки. – он прикурил сигарету, сделал несколько долгих затяжек и продолжил. – А знаешь, что остается от машины, когда в нее бомба попадает?
Мальчик молчал.
- Ничего не остается. Ни от машины, ни от людей. Только воронка. Ну, или полынья большая. Страшно было до жути. Уставали очень. По двое, трое суток за рулем. Ели в машине, спали в машине, даже по малой нужде и то на ходу приходилось. Один раз, по весне, я под лед провалился. Еле выскочил. Как жив остался, сам не понял. Но это не самое страшное. Самое страшное – это глаза голодных детей. Вот таких как ты, мальчишек и девчонок. Первый раз, когда их забирал, думал с ума сойду. Они ручки тянут ко мне и говорят:
- Дяденька, дайте хлебушка.
Я половину буханки, что с собой была, разломал на куски и отдал им. Все есть стали, а одна девочка держит хлеб в руках и не ест, хотя, по глазам видно, что голодная. Говорю ей:
- Ешь дочка, не бойся.
А она в ответ – Нет, это маме. Ей нужнее.
Тут воспитательница их подошла:
- Ешь, Валя, ешь. Маму в больнице покормили уже.
- Точно покормили? – как-то очень серьезно переспросил ребенок.
- Точно, - кивнула женщина – Вон у дяди спроси, если мне не веришь.
- Конечно, покормили, - подтвердил я.
Только после этого девчушка есть начала. А воспитательница отвела меня в сторону и говорит:
- Мать все ей отдавала. А потом упала в обморок прямо на работе и все. Вот ребенку и сказали, что мама пока в больнице, а потом к ней приедет. Понимаете…
- Вот так-то внук. А ты говоришь, что только летчики да танкисты героями были. Все тогда героями были. Одни в тылу, другие на фронте. И не понятно, где страшнее было.
Эти скупые и жесткие слова навсегда остались в памяти у ребенка.
А уже когда сам служил в армии, на себе испытал всю тяжесть профессии военного водителя. Первая чеченская война. 95-год. В Грозный везет морпехов, а через два дня их же забирает. Кого-то убитыми, кого-то ранеными. Вот тогда он и вспомнил слова деда об обстрелах, о бессонных ночах, о езде на пробитых пулями колесах, о минах и засадах на дорогах. И о том, как важно вовремя привезти патроны, снаряды, еду и медикаменты. И как важно вовремя вывезти раненных, а самое главное довезти их быстро до госпиталя. Все вспомнил. Особенно слова, сказанные стариком не задолго до смерти:
- Сергей, запомни на всю жизнь. У каждого есть своя «Дорога жизни». Только от тебя зависит, куда и как ты на ней едешь. И едешь ли вообще. Потому что, всегда есть люди, которые тебя ждут. Ждут именно твою машину. А ты уже сам решаешь, ехать или не ехать.
Он решил ехать. Решил еще тогда, в страшном и кровавом 95-ом. Думал, что его «Дорога жизни» там, в Чечне. Но оказалось иначе. Его «Дорога жизни» была здесь. В центре России. И пролегла она от склада райпо до богом забытого магазина в забытой всеми деревне Забузовка.
Поэтому он полз на своем Т-40 вперед и тащил на сцепке прицеп с продуктами. Прицеп с Хлебом. Прицеп с Надеждой. 
Вспомнилась прошлая поездка. Тогда он подъехал к магазину как всегда примерно к  одиннадцати часам. Как всегда, не смотря на плохую погоду, у магазина толпился народ. В основном были женщины пенсионного возраста. Знакомые добрые приветливые лица. Традиционный ритуал:
- Здравствуй, кормилец. Чего привез новенького? А мне привез, что заказывала? А газеты есть? А лекарства? А то, а се. В общем, нормальная рабочая ситуация. Потом выходила Зинаида – местная продавщица и наводила порядок:
- Так, что раскудахтались, сороки старые. Не мешайте товар принимать. Кто будет выступать, пусть приходит покупать завтра.
Шутка эта была стара, как мир. Все знали, что магазин в деревне работает только по средам, и только с десяти до трех. Если уж приспичило что-то купить в другой день, то надо было уговаривать Зинаиду, чтобы она открыла торговую точку и продала нужную вещь. Дело это было не только неблагодарное, потому что Зинка была редкостной стервой, но и еще бесполезное, так как та принципиально магазин не открывала.
- Русским языком написано: «Часы работы: каждую среду с 10 до 3». Вот в среду и приходите.
В эту среду все было так же. Ворчание продавщицы, ругань в очереди, что, между прочим, является, чуть ли не местным видом спорта, и уж конечно, традиционная выдача покупок, которые Сергей приобретал по составленному списку. Туда входило все то, что работники райпо не считали нужным для жителей этой и соседней деревень. А именно: газеты, журналы, лекарства, лампочки, мыло, гвозди, прищепки, конфеты и еще тысяча и одна вещь. Так что официальная передача товара осуществлялась быстро по накладной, а вот раздача заказов легко могла затянуться на час. Правда, надо отдать должное бабулькам, они всегда давали деньги вместе с новым списком. Точно естественно цен никто не знал, поэтому давали, как правило, больше, чем стоит та или иная вещь. Но к чести Сереги надо отметить, что он не взял никогда лишней копейки. Сдачу всегда выдавал целиком и полностью. Хотя, никто у него никогда не спрашивал кассовых чеков или другой отчетной документации. Люди ему верили, и этого было достаточно. У него же не поднималась рука обкрадывать стариков, которые и так-то месяцами пенсии не получали. Хотя, райпо он регулярно обсчитывал на несколько литров соляры с каждого рейса.
В тот день, закончив выдавать заказы и получив новый список, а вместе с ним и деньги, парень немного перевел дух и пришел в себя. Только теперь он понял, что было не так. Не было Никитичны. Эта старушка, несмотря на то, что ей было уже за семьдесят, отличалась от своих товарок, как бизон от телок-первогодок. То есть она была выше всех на голову, плюс полнота, плюс яркий румянец, плюс громкий командирский голос. К тому же в отличие от большинства деревенских жительниц, предпочитавших одежду темного или серого цветов, эта женщина всегда одевалась как на праздник. Яркий платок, яркий сарафан, даже резиновые сапоги и те были желтого цвета. Короче, Никитичну не заметить было не возможно. Но сегодня ее не было.
«Может, заболела? Надо бы навестить бабульку» – подумал Серега. А тем временим, к нему подошла ее лучшая подруга, известная в узких деревенских  кругах, как Кузьминична.
- Привет, соколик. Как доехал?
- Хреново. Дорога никакая. Хоть бы подморозило что ли. Кстати, а чего это подруги твоей нет? Приболела? Я ей вот конфет французских купил к чаю. Сюрприз будет. 
Плечи собеседницы вдруг опустились – Нет подруги, померла она.
- Как померла!
- Вот так и померла. Как помирают. Забрал ее к себе Господь. Уже пять дней как забрал. Вот надысь схоронили.
- Так она же это… Вроде здорова была. Не жаловалась ни на что.
- Ох, - вздохнула старушка – Это она тебе не жаловалась. Расстраивать не хотела. Я то все про нее знала. Мы ж росли вместе. Вены у нее болели, суставы, а потом и сердце прихватывать стало. Машины железные ломаются, а уж куда там людям грешным. Ладно, чего уж там. Пойдем ко мне. Покормлю тебя. Там и поговорим.
Традиция обедать в Забузовке у Сергея возникла опять-таки благодаря Никитичне. Это боевая старушка в первый же приезд потащила молодого парня к себе в гости с криками: «Куда ты голодный поедешь. Не отпущу, пока не поешь, и вообще, не будешь есть, на девок сил не останется». Тот естественно согласился пообедать, тем более другого варианта быть и не могло. Готовила Никитична просто превосходно. Щи из печки – это вам не каша с тушенкой, к которой он привык в армии и даже не мамин суп. Щи, приготовленные в русской печке – это… Словами это не передать. Это надо есть. Перед обедом на столе появились две рюмки и чекушка.
- Сама делаю. Как слеза.
- Мне нельзя, – вяло отнекивался парень – Я за рулем.
- Пей, не огорчай бабушку. Поешь хорошо, хрен кто тебя учует. Я ж тебе не стакан наливаю, а только рюмку одну.
Никитична, в довершение ко всему, обладала таким чувством юмора, что даже взрослой человек мог иногда чувствовать себя не уютно от ее шуток.
- Эх, была бы я лет на полста помоложе, окрутила бы тебя. Как нечего делать бы окрутила.
Серега чуть щами не подавился.
А та лишь усмехнулась – Ты ешь, не слушай бабку. Мне побрехать не с кем, вот с тобой хоть язык почешу в волю.
В качестве благодарности за вкусный обед, гость переколол оставшиеся во дворе чурки, наносил воды из колодца, одним словом помог, чем мог. Так потом и повелось. Никитична его кормила, а он помогал по хозяйству. Конечно, она сама со многими делами справлялась. Держала козу и кур, но все равно, например, печную трубу почистить сама уже не могла. Это, как и многое другое, делал Сергей. Он, вообще, очень сильно привязался к этой женщине. Она напомнила ему родную бабушку, умершую еще до того, как парень пошел в школу. Для деревенской жительницы этот чужой, в общем-то, человек заменил единственного сына, погибшего в Афганистане в далеком 80-ом году.
При последней их встрече в прошлую среду, будто чувствуя скорую кончину, пожилая женщина взяла парня за рукав и, глядя ему в глаза, произнесла почти шепотом:
-  Вот возьми от меня подарок тебе, – в руке у нее были золотые серьги – Думала, своей дочке подарить, да Бог не дал. С невесткой тоже не сложилось. Возьми себе. Как женишься, подаришь избраннице своей. Хотела сама, да видать не судьба мне у тебя на свадьбе песни попеть. А теперь ступай, внучек. Не сердись на бабку, если чего не так говорила. Ступай с Богом.
Сергей пошел к трактору, а Никитична стояла на крыльце и смотрела ему в след. Тогда она так прощалась, а он по молодости лет этого еще не понимал.
А вот теперь, сидя у Кузьминичны дома, он прочувствовал всю тоску и душевную боль, которая накрывает человека, когда тот теряет кого-то из близких. Сидели молча, потом хозяйка дома продолжила рассказ.
- Она ведь болела сильно. Только не показывала никому. С детства такая. Везде первая, везде главная. А потом придет ко мне и давай голосить в три ручья. Ох, и досталось ей в этой жизни. Мать у нее болела тяжело. Почти пятнадцать лет не вставала. Знаешь, какого это, утром на дойку, и доили тогда коров руками. Потом корм раздать, потом почистить, домой бежишь. Татьяна бригадиром была. Всех прикрывала, отпускала пораньше, а что не так – ей по шапке. Муж ее помер рано. Трактористом был. На Первомай стал плуг регулировать, да тут как на грех одни дурак трактор его с места тронул. Вот и осталась одна баба с маленьким сыном на руках да больной матерью на одре. А уж года Сашка ее погиб, хотела руки на себя наложить, еле отговорила. Грех это великий. Так и жили. У нее никого нету, а мои все в городе давно, только на лето и приезжали. В тот вечер пришла ко мне, говорит: «Совсем мне тяжко. Мочи уж нет. Наверное, пришло мое время». Удар у нее вечером случился. Ну, инсульт то есть. Я ж фельдшером работала, знаю. Может кабы в больницу ее, она глядишь и пожила еще, а так, – махнула рукой старушка с какой-то внутренней обреченностью.
- Ну, а скорую бы вызвали. Может быть, укол какой сделали.
- Да брось ты, какая скорая. Тут телефон-то работает с пятое на  десятое. Да и не поедет к нам никто. Кому мы нужны в этом медвежьем углу. Только ты один и приезжаешь. А не будет тебя, тогда за десять километров придется в магазин чесать. Сейчас за пенсией ходим на центральную усадьбу, а потом придется еще и в магазин пехать. На одной картошке далеко не уедешь.
Потом, вроде как спохватившись, добавила: - Что это мы с тобой в сумраке-то сидим. Сейчас лампу зажгу, светлее будет.
- Кузьминична, зачем тебе керосинка, пробки что ли выбило? Где они есть? Давай починю, а то, как же ты без света-то будешь?
- С пробками все нормально. Провода надысь у нас украли. Прямо со столбов. Участковый сказал: «На цветмет сдали». Электрики приехали, посмотрели, сняли те провода, что еще оставались, мол, что бы не уперли. Пока проводов нет, вешать им нечего. Как будут, приедут, повесят. А когда будут, одному Богу известно. Вот сидим в потемках, как в войну прямо. Ты ешь, милок, ешь. Не слушай старуху. Не отвлекайся.
Быстренько доев скромный обед, Сергей занялся делами. Наносил дров из сарая в сени. Принес воды из колодца. Подпер забор, чтобы тот совсем не завалился и сделал еще массу полезных и нужных дел по хозяйству. Между тем, короткий осенний день подходил к концу. Надо было ехать обратно.
- Кузьминична, пора мне. Тебе привести чего-нибудь?
- Да ладно, не надо ничего. Сам приезжай.
Парень уже дошел до калитки, когда его окликнула старушка:
- Сереж, просьба у меня к тебе будет. Не посчитай за труд, зайди в церковь, поставь от меня свечку за упокой.
- Хорошо, – кинул он в ответ.- «И еще одну от себя поставлю».
Через неделю с утра получив накладные, парень зашел в бухгалтерию получать деньги на солярку.
- Нет денег, – отрезала зам главного бухгалтера – Натальи Михайловны нет, а без нее я ничего выдавать не буду.
- Как так! – удивился молодой человек – Это что же мне сегодня без заправки ехать? У меня в баке осталось всего ничего. Даже в один конец не хватит.
- Не знаю я как. Приедет Наталья Михайловна, вот с ней и разбирайтесь.
- А где она? Когда будет?
- По делам уехала. Будет после обеда.
- Мне после обеда нельзя. Мне сейчас надо. Меня люди ждут.
- Подождут. Никуда не денутся. Завтра съездишь. А сегодня напиши, что на ремонте был.
Серега громко хлопнул дверью, и уже выйдя на улицу, выдохнул:
- Да пошла ты на х… , крыса конторская. На свои заправлюсь. Не обеднею.
Мужики в гараже занимались любимым делом – играли в карты.
- Ты куда собрался?
- В рейс. В Забузовку.
- Тебе что, эта грымза дала?
- Я столько не выпью, чтобы она мне давала.
- А заправлять чем будешь?
- Хреном, поссу в бак и поеду.
- Ну, валяй.
И он свалил. А теперь старенький Т-40 полз по грязи и тащил за собой прицеп с продуктами. Основной путь был пройден. Остался последний участок. Примерно метров пятьсот. Но на этом участке уже около самой деревне был один неприятный момент – небольшой овраг. И дорога проходила через него. В сухую погоду там проезжала легко любая легковушка, но после сильного дождя, преодолеть подъем было очень не просто. Раньше, когда за этой дорогой следили, выезд из оврага постоянно подсыпали щебнем, но вот уже на протяжении нескольких лет этого никто не делал, поэтому щебень ушел в глину, и подъем приходилось форсировать с разгона. Но сегодня это не удалось. Трактор почти вылез. Все-таки, несмотря на слабый двигатель, у Т-40 оба моста ведущие. Но в это раз не спасло и это. Колеса крутились, глина летела, мотор ревел, но трактор вверх  не шел.
- Да, твою мать.
Сергей решил отцепить прицеп и потом вытащить его тросом. Не помогло и это. Не хватало всего чуть-чуть.
«Делать не чего. Надо идти в деревню. Тут уж рядом. Придется все на руках в магазин носить. Или пусть уж Зинка прямо с прицепа продает. Я пока в деревне досок каких-нибудь найду, под колеса  кину, может, вылезу».
- О, кормилец наш. А чего ты пешком? Слышим, гудит и не едет. Сломалось что?
- Ага, дорога у вас сломалась. Не идет трактор в горку. Вон в овраге стоит. Теперь магазин там будет.
- Как это там? – встрепенулась продавщица – Магазин у нас тут. Ты товар доставить должен, ты и вези. Это твоя забота.
- Да мне, вообще, похрену, – парень рубанул в ответ – Что мне заказали, я и там раздам. И хлеб там продам тоже сам. А в райпо скажу, чтобы магазин твой сократили. Один хрен он убыточный. На кой черт тут торговую точку держать, если я и без тебя обойтись могу.
- Ты мне это брось, – Зина явственно осознала шаткость своего положения – Вытащить тебя все равно нечем. Тут на всю округу из техники один велосипед, и тот без колес.
- Да мне надо-то только трактор чуть подтолкнуть, а прицеп я сам тросом вытащу.
В этот момент раздался голос из толпы – Бабоньки, не уж-то мы всем колхозом этот трактор не свернем. Да нас тут почти пять десятков! Танк свернем не то, что трактор. Давайте, тащите у кого что есть. Веревки там всякие.
И уже обращаясь к Сергею – Вытащим, сынок, не бойся. В овраге ночевать не оставим.
Минут через пятнадцать в большой куче чего только не было. Там были вожжи, веревки, толстый кабель, трос и даже остатки старой рыбацкой сети. Выбрав из этого добра то, что можно еще использовать, он приступил к делу. Через несколько минут все было готово.
- Так, девчонки, как только я посигналю, тяните. Понятно?
В ответ закивали.
- Ну, тогда поехали.
Действительно, общими усилиями трактор вытащили с первого раза. Потом был вытянут наверх прицеп. С почти двухчасовым опозданием груз был доставлен по назначению. Не смотря ни на что.
Вот так каждую среду он ездил по своей «Дороге жизни». Ездил зимой, весной, летом и осенью. Возил в магазин товары и продукты. Возил, пока не закрыли магазин. А потом возил еще полгода и продавал все сам. Продавал прямо с тракторного прицепа. Полгода. Каждую среду. До тех пор, пока райпо не обанкротили и не скупили все за копейки, а его должность сократили за ненадобностью. Новому начальству не выгодно было возить товар в далекие деревни. Им не нужна была «Дорога жизни». Им нужна была только «дорога богатства».
Сергей же пошел снова в армию. Подписал контракт и служил в Чечне. Ездил на санитарной «буханке». И когда его спрашивали:
-На хрен тебе все это надо?
Он говорил – Я еще не проехал свою «Дорогу жизни».

Отредактировано А-1 (30-05-2010 17:30:11)