Глава 14. Промежуточный финиш

- Не совсем хорошо получается, - и полковник Иван Павлович, и особист майор Бойко пытаются придать своим взглядам огорчённо-озабоченное выражение. Но я легко читаю их настоящие мысли — там сейчас царит напряжённая неуверенность. - Вы бъёте врага, но не получаете ни довольствия, ни денежного содержания, ни наград ни поощрений, - неуверенный взгляд майора выражает сомнение в том, попадусь ли на его посыл.
- Да, - киваю, - не выполняем приказов, никому не подчиняемся, самовольничаем. Тем не менее — против мобилизации не возражаем. Мне и Мусеньке — капитанов. Шурочке и Сане — старших лейтенантов. И постарайтесь не вносить в налаженную жизнь звена сколь-нибудь заметных изменений вроде обязательного ношения формы или уставного обращения — сразу снизите боевую эффективность. А это, как понимаете, в военное время совершенно недопустимо.
Наблюдаю чувство облегчения, проявляющееся во взорах моих «подчинённых». Пусть они и старше по званию (я это только что «заказал»), но по декларированным должностям входят в состав воинского формирования, находящегося под моим командованием и наречённого звеном. Хоть какая-то ясность проявилась.
Если кто-то полагает, что меня вскоре отстранят от командования— таки да. Но не в первое же мгновение! Как минимум, один-два вылета пройдут планово. Хотя, я рассчитываю на два-три дня боевой работы по моим задумкам. Где я возьму машину взамен утерянной? Так мои «пионеры» уже успели собрать следующий экземпляр из запланированных четырёх. Перегоняют.

***

Увы, но на возможность дождаться солидной групповой цели в глубине нашей территории рассчитывать больше не приходится. Неприятель что-то изменил в тактике — видимо, вычислил район наиболее частых наших появлений и нашёл неизвестный нам способ или обходить его, или проникать в него так, чтобы оповещение запаздывало, или ещё чего удумал. Собственно, по хорошему, разбираться в подобных вопросах нужно в штабах, куда стекается больше информации. Но я, рассчитывая на работу в автономных условиях, запланировал ход, позволяющий насолить фрицам и без управления сверху.
Мне известны вражеские аэродромы — их окрестности и станут местом наших встреч с истребителями противника. Такие пункты, как Яссы, Роман, Пьятра, Бакэу, Рымникул-Серат, Брайлов... в Фокшаны я не собираюсь, потому что о намерении побывать там во всеуслышание заявил на днях по радио. Если кто-то спросит про радиус нашего действия — так у дяди Сидора снова есть и горючее и снаряженные барабаны. И места, пригодные для посадки давно намечены и условно обозначены. Это ведь — вопрос организационный, заранее проработанный и отрепетированный.
Итак — взлетаем в темноте, чтобы сесть на подзаправку в зыбких предрассветных сумерках. А потом... я иду на Яссы, Шурочка — на Пьятру, у Бэкау станет подкарауливать фрицев Саня, а Мусенька присмотрит за Брайловым. Каждый действует самостоятельно. Расходимся по позициям на малой высоте и скромной экономичной скорости — кто знает, как долго придётся поджидать добычи?
Мне повезло сразу — видимо тут где-то сработал пост звукопеленгации, или, чем чёрт не шутит, наземный радар. Главное — добыча попыталась перехватить меня ещё на подлёте — пара мессеров вышла навстречу, имитируя заход в лобовую атаку, а две пары вынырнули сзади. Одна подкрадывалась от земли, а вторая стремительно приближалась со снижением. То есть по всему получалось, что меня приготовились убивать, причём с большим воодушевлением.
Что же, у этого этюда есть заранее подготовленное решение — я набираю скорость. Очень быстро набираю скорость — поначалу, когда разгоняешься, ускорение велико — пилота просто вжимает в кресло. Это уже после пятисот сорока машина становится менее восприимчивой к тяге, но и мессерам ничуть не легче. Словом, встречу встречных раньше, чем меня догонят догоняющие.
Разумеется, цели мои заблаговременно отвернули, а я в крутом вираже с изрядной перегрузкой зашел им в хвост — преимущество в маневре у меня тоже решающее. Очень быстро догнал, сблизился — они, похоже, растерялись оттого, насколько легко оказались у меня в прицеле — заднего, вероятно ведомого, я снял, выпустив очередь из двух залпов — картечь что-то сильно повредила в его левом крыле, через которое худой и закувыркался. А вот ведущий принялся уходить вверх — он просто не смог оценить возможностей моей машины и сделал привычный ход.
По нему стрелять было ещё проще — он не успел сообразить, что я его настигаю и получил своё практически в упор. Точнее, в хвост. Сразу «провалился» вниз... а тут как раз и догоняющая четвёрка пожаловала — они срезали «диагональ» и очень быстро со мной сблизились. Сходиться с ними в лобовую смысла не было — они меня снимут просто по закону больших чисел из-за более высокой плотности огня. Перевернулся и начал выполнять мёртвую петлю в сторону земли — это при высоте около километра.
Собственно, на этом атака закончилась — фрицы сбросили газ и приготовились смотреть картину «Русский самоубийца врезается в землю». Впрочем, в случае, если бы я сумел вывести самолёт, они бы меня перехватили на подъёме, для чего и стали перестраиваться. А я уже тормозил винтами ещё не достигнув вертикали — при угле падения градусов в шестьдесят снова перевернулся, дал прямую тягу, выровнялся с огромно перегрузкой, и мы оказались примерно на одной высоте со снижавшимися по дуге худыми. Начались попытки зайти ко мне в хвост на виражах. Довольно долго крутились в воздухе пять машин, запутывая клубок хитроумных маневров, но я своих противников отстреливал по одному, каждый раз опережая в повороте. Последние двое бросились удирать в разные стороны, так что только одного из них я сумел догнать — ох как он уворачивался! И бочки крутил размашистые, и вилял из стороны в сторону, и к земле прижимался. Потом вокруг нас вспухли разрывы зенитных снарядов, и мы расстались недовольные друг другом.
Так что последняя пара от меня ушла — я ведь не самоубийца оставаться в зоне действия зениток. Снизился, насколько позволяли деревья и... гористо тут — не особо-то комфортно идти низко, описал круг и снова вышел к аэродрому. А тут пара мессеров завершает разгон и отрывается от земли — самое уязвимое положение. И заряды у меня имеются. Настиг их, притормозил винтами, уравнивая скорость, да обоих и «заземлил». Положение было, словно в тире. Всё - пора возвращаться.

***

Сане встретился транспортный самолёт с тремя моторами. Говорит, что пятьдесят второй Юнкерс. Он извёл на него оба барабана картечи, но так и не завалил. Так тот и ушел весь драный, с дымком... и разбитыми окнами. Саня зубами скрипел от досады.
Шурочка перехватила связной «Шторьх», поэтому без добычи не осталась. Но это и всё — больше никто в районе Пьятры не показывался. Зато Мусенька «оттянулась» по полной — над Брайловом кружила восьмёрка худых. Видимо — ждали взлёта сопровождаемых самолётов. А прилетела к ним леди с косой (тот приём, которым она с первого захода свалила троих, мы долго разбирали — это не у каждого получится и не в любой ситуации) Наведя на фрицев страху, радость моя быстро загнала четвёртую жертву... и всё, остальные исчезли. Мусенька тоже убралась от взлётно-посадочной полосы на несколько минут. А потом вернулась и докарала — пара истребителей Хейнкелей сто двенадцатых заходила на посадку — вот они и упали на землю после её «прохода» - приём с торможением пропеллером для экстренного уравнивания скорости с целью снова сработал. Остаток зарядов она выпустила по группе лиц в нарядных мундирах, попавшей в её поле зрения — погон блеснул на солнце. Или монокль — кто ж теперь поймёт!
Про то, что она круче меня, я давно знаю, но никому не скажу.

***

Дома нас ждал плотный второй завтрак... или предобеденная перекусь. Техники занялись обслуживанием машин, а мы присели к столу, где по-прежнему стояла рация рядом с которой теперь сидели сержант-связист и старлей-авиатор.
- Дежурный по аэродрому и руководитель полётов старший лейтенант Смирнов, - представился мне командир и неуверенно добавил. - Евгений Евгеньевич. 
В ответ я назвал себя и товарищей и приступил к трапезе — нагуляли мы неслабый аппетит. Вернее налетали.
Итак, обрастаем людьми. Вот и дежурные появились, и руководители. Хоть пока и два в одной посуде, но попытка начштаба привести всё в привычный вид заметна невооружённым глазом.
- Связь со службой ВНОС налажена? - спрашиваю, завершив заправку организма.
- Так точно, товарищ ка... Шурик, - рапортует дежурный, пытаясь встать, но послушный моему жесту останавливается, так и не «набрав высоты».
- Доложите, какие оповещения прошли за время нашего отсутствия.
- Для нас ничего важного, - делает вступление мой новый подчинённый, а потом, глядя в записи, перечисляет, какие группы вражеских самолётов когда и где были обнаружены и в каких направлениях проследовали. Это очень хорошо, значит вышестоящий штаб стал снабжать нас информацией со всех своих постов, как я и просил. То есть не ограничивается указаниями, вроде: куда лететь и в кого стрелять. Вообще-то это явно не в традиции у военных, где подобные сведения сначала собираются, а уже потом распределяются по исполнителям. Для меня сделали исключение. Вернее, для нашего звена.
Собственно, я до сих пор не знаю ни его структуры, ни подчинённости:
- Евгений Евгеньевич, голубчик! Сделайте одолжение - пошлите за Иваном Павловичем. Пусть его пригласят в палатку лётчиков на мужскую половину.

***

Итак, наше звено подчинено непосредственно штабу Южного фронта. Аэродром охраняется секретами, что контролирует особист в звании майора – весомая, надо сказать фигура. Должность начальника штаба… звена, таким образом по-существу приравненного к полку, исполняет целый полковник. Чудеса, да и только!
Да уж! Нашли нас скорее, чем я ожидал, зато не стали устраивать ни выяснений, ни дознаний, а сразу запрягли в боевую работу, которую принялись обеспечивать необходимыми видами довольствия, боепитания и горюче-смазочных материалов. Создалось впечатление, будто кто-то заранее подготовился к появлению на театре военных действий дикой авиационной группы.
- Поговорить не хочешь? – майор Бойко подошел ко мне, когда я, впившись взглядом в свинцовую кромку низких облаков, размышлял о том, искать сегодня фрицев, или они тоже не летают.
- Над Прутом тоже погода нелётная? – выплеснул я назревший вопрос.
- Тоже. А ты как раз такой, каким тебя Ферфилактыч описал, - мне намекнули на то, что не оставили без внимания мой моральный облик.
- Такой, - согласно кивнул и показал на лавочку-обрубок, пристроенную у входа в землянку с боеприпасами. Пока мы усаживались, часовой переместился правее и перевесил маскировочную сетку, прикрывавшую его «хованку» - восстановил обзор, частично перекрытый нашими телами. – Давно вы за мной присматриваете?
Майор кивнул и взял паузу, видимо соображая, что мне следует знать, а что нет.
- Рации и авиагоризонты вашими трудами привезли в таком количестве? – спросил я. Дело в том, что святые отцы доставили мне не отдельные экземпляры редкой в нашей стране аппаратуры, а несколько ящиков.
- Нашими, - кивнул товарищ Бойко. - Уж очень удобный канал наладили церковнички наши. Мы их взяли за жабры, чуток потрясли и сами закупили как следует для нужд авиации округа. Лётчики хвалят, связь получше стала работать. Но маловато оказалось, да ещё и морская авиация попросила поделиться.
- Разрешите? – начальник штаба подошел к месту, где мы уединились.
- Присаживайтесь, Иван Павлович, - я подвинулся на брёвнышке, освобождая для него место.
Некоторое время мы молчали – видимо меня хотели о чём-то расспросить но, почему-то не решались. Я же прокручивал в памяти последние полтора года, когда, как по волшебству, Саня «подтаскивал» и материалы, и оборудование, и инструмент. Пролившаяся на нас «благодать» словно звала делать не один единственный самолёт, а сразу несколько. И горючего было достаточно – тренировки мы проводили очень напряжённо.
Мне подыгрывали – вот что очевидно. И эти два человека руководили группой поддержки… или прикрытия? Не великий я знаток по части всяких шпионских страстей или аппаратных игр.
- Ты ведь знаешь, что будет дальше, - совершенно не вопросительно произнёс Иван Павлович.
Одна короткая фраза, а человек уже во всём сознался. В чём? А в том, что отец Николай на меня «стукнул». Причём давно – как только, так сразу. Но надо отвечать на вопрос, высказанный в виде утверждения.
- В первых числах июля противник начнёт наступать. Не так, как нынче, ограничиваясь стычками в приграничной полосе, а всерьёз, большими силами.
- Ну, да, это очевидно из данных разведки, - кивнул начштаба. – Правда, данных этих тебе не докладывали, - добавил он как бы про себя. - Так и что?
- Ситуация осложнится добившимися значительных успехов немцами, которые нависнут с севера над правым флангом фронта. Это плохо – возникнет угроза окружения и… нас вытеснят в район Одессы. Как этого избежать – не знаю. Не моя специальность. Но логика подсказывает, что к такому развитию событий следует подготовиться заблаговременно. Не, ну товарищи! Я не стратега какой – просто летун.
- Не прибедняйся, Шурик. Наверняка в твоей памяти остались какие-то воспоминания – давай, извлекай их на свет и вываливай.
- Десант наши должны были высадить на румынский берег неподалеку от Измаила.
- Не в курсе, - честно сознался начальник штаба. – Видимо, это небольшая тактическая операция, которой не придают большого значения.
- Если бы морпехи указали мне подходящую площадку для взлётно-посадочной полосы, я бы направил туда транспортник с горючим и боеприпасами – аэродром подскока нужно оборудовать. С него можно будет попытаться отыскать румынские мониторы и навести на них пикировщики – открыть путь нашей флотилии вверх по реке. Устроить шорох, заставить румын нервничать, оттягивать силы с направления главного удара.
- А чем тебя не устраивает аэродром Измаила? – удивился Иван Павлович.
- Не знал, что такой существует, - ответил я смущённо. – Тогда и вопросов никаких нет с плацдармом, если Дунайская флотилия не продвинется вглубь вражеской территории.
- Ладно, доложу, - кивнул полковник. После того, как твоими хлопотами за несколько дней неприятельские самолётные парки ощутимо уменьшились, возникло у руководства некоторое доверие к позиции товарища Бойко.
Опять мне «подсказали», кто держал меня под колпаком шесть или семь лет.
Товарищ полковник, церемонно испросив у меня разрешения удалиться в штаб фронта, оставил нас – вскоре затарахтел мотор У-2. Иван Павлович пилотировал сам – он вообще-то настоящий лётчик.
- Так когда Вы стали за мной присматривать, товарищ Бойко, - обратился я к особисту. А то разговор наш получался каким-то молчаливым.
- Понимаешь, если совсем мелкий сорванец вдруг берётся за ум, да так, что за полтора месяца получает экстерном аттестат зрелости – это неспроста. Не за семилетку, как все нормальные дети, а сразу законченное среднее образование! Мы невольно подумали на доктора Штирнера… не помнишь, как его зовут?
Названная фамилия не вызвала у меня никаких ассоциаций. Я пожал плечами и не стал спрашивать, кто это такой, чем, похоже, огорчил собеседника. Ну а мне стало понятно, в какое время я попал в поле зрения «органов».
- Спасибо, что не сдерживали, - только и нашёл я, что сказать.
- Да ладно, - махнул рукой майор. – Вреда ты не делал, все моторы у тебя работали, а самолёты — летали. Но только не было веры в твои придумки до самого того момента, пока вы начали не фрицев пачками валить. Кстати, я ведь не авиатор, так что понять не могу – как это так ловко у вас получается?
- Ловко получалось пока не нужно было искать противника. А сейчас всё изменилось – эффективность наша падает с каждым днём.
- Ладно, не хочешь, не говори. Палыч всё равно дотумкает. А, может, и сообразил уже.
Тут до меня дошло, что майор имеет ввиду, почему столь легко одерживаются победы в воздушных боях.
- Так я и вам скажу. Самолёт значительно быстрее и маневренней мессера. И летчики подготовлены к тому, чтобы подобраться к фашисту на дистанцию уверенного поражения. Быстро подойти для выстрела почти в упор. Собственно, для этого они и создавались – сбросить с неба истребители противника. Всё остальное наши москиты делают не лучше, чем принятые на вооружение машины. Плюс – лётчики подготовлены очень хорошо.
- Хорошо, что бензина жрут твои ястребки не так много, как другие, - улыбнулся мой особист. – Что-то не складывается у нас разговор, - вздохнул он.
- Просветы наметились, - показал я рукой в сторону облаков. – Предупредите Измаил о том, что в их районе появятся четыре истребителя неизвестной конструкции – чтобы не начали по нам палить. Ну и пусть нас там заправят в обе стороны — отсюда дотуда не ближний свет.

***

Про то, что профессора Штирнера зовут Людвигом, сказала мне Шурочка – она у нас большая книгочеюшка. Оказывается – это персонаж романа Александра Беляева «Властелин мира». Сей нехороший человек – Штирнер – изобрёл что-то вроде аппаратуры для воздействия на мозги с любого расстояния. Мог заставить, убедить, а то и вовсе всю личность записать из одного человека в другого.
По всему выходило, что наши безопасники – они тогда назывались ГПУ, заподозрили во мне жертву подобного эксперимента еще тогда, когда я только убеждал предметников в высокой степени свой образованности. Ясное дело – их интересовали мои связи. Нет, конечно поверить в правдивость фантастического вымысла – это вряд ли. Но сомнения над людьми довлели. Тем более, они усиливались по мере того, как я всё более и более развивал свою бурную деятельность.
Если они спросили обо мне Феофилактыча из аэроклубовских авиатехников, так я даже могу себе представить, что он им ответил — то самое, что процитировал майор: «Моторы у него работают, а самолёты летают». Скорее всего, трудился я все эти годы под плотным контролем, только негласным. А что — считай — шарашка. Только охранять её не надо, нет никакой необходимости подгонять работников перспективой «прощения». Только поглядывай, да время от времени давай ход заявкам, что подтаскивает Саня Батаев. По части расходов на материалы — так мы были воплощением скромности. Даже сами сообразили, где разжиться приборами и вооружением, причем, черпая средства не из государственного бюджета, а за счёт «общественной организации». А уж про мотор — вообще песня. Он «возник» словно из небытия по волшебству волшебной палочки.
На плечи государства рухнули только расходы на трансмиссию, да со сварочными аппаратами нам вовремя помогли. Впрочем, грех жаловаться — все наши шаги были вполне нормально обеспечены.

***

Полковник с майором снова пришли «пошептаться». Чего-то они от меня хотят такого, о чем не решаются спросить прямо. Вот сейчас начштаба задержал меня над разложенной по всему столу картой, докладывая разведданные, полученные, как я понимаю, в штабе. А особист тихонько отвёл в сторонку дежурного офицера, который вскоре позвал связиста. Сам же вернулся и сделал заинтересованный вид.
- Как полагаешь, Шурик, - наконец-то решился он обратиться ко мне с наболевшим. - Почему двадцать второго по радио не Сталин выступал, а Молотов? А тут ещё молебны идут повсюду о том, что война нынче всенародная, и что нужно подняться всем миром, средства собрать на вооружение воинства? Неужто в линии партии какая перемена произошла? - и смотрят на меня вместе с полковником. Ну да, знают, что я могу помнить об этом периоде... хоть что-то.
- Ну, припоминаю, что про Сталина после нападения немцев с неделю не было ничего слыхать. При смерти он лежал или ждал расстрела — разве ж об этом будет известно, хоть бы и через полвека? Такие тайны хранят бессрочно, - пожал я плечами. - А только думается мне, что наше партийное руководство сочло правильным оставить у руля человека, который и дело своё знает, и народом уважаем. Просто сейчас размышляет и сомневается. Руководство, имею ввиду. Но победим мы в этой войне под предводительством Сталина — можете смело говорить об этом личному составу.
С другой стороны, верховная власть наша нынче в затруднительном положении — на самых горячих направлениях в Киевском и Западном Особом военных округах возможна даже частичная потеря управления войсками. Вот и выходит по всему, что в ближайшие дни на особо мудрые руководящие указания из Москвы нам рассчитывать не стоит — своими головами думать нужно.
- А, если неправильно поступим, кто за это будет отвечать? - с настоящей партийной прямотой спросил товарищ Бойко.
- О правильности или неправильности наших действий будут судить по тому, насколько успешно действовал противник. И по нашим потерям, конечно. Если победим,  нарушив приказ — сильно не накажут. А вот за бездействие, промедление, утерю инициативы... сами понимаете - мы ведь люди военные, - я изобразил кислую улыбку.

***

Сажаю У-2 на аэродроме Тирасполя. Просторное лётное поле пустынно. Далеко, на противоположной стороне, затянутый чехлами, стоит на козлах двухмоторный самолёт, похожий на СБ. Отсюда он кажется каким-то ненастоящим, ущербным. А вот с воздуха выглядел довольно убедительно. Я на чистом рефлексе рулю в сторону непонятной растительности, что наблюдается с краешку, но оттуда выскакивает солдат и начинает делать недружелюбные жесты, словно отпугивает.
И майор Бойко из задней кабины хлопает меня по плечу и показывает рукой в сторону мчащегося к нам мотоцикла с коляской. Поворачиваю свою этажерку в сторону нового действующего лица — мотоцикл разворачивается, словно приглашая следовать за собой. Следую. Постройки, к которым меня привел лидер, носят следы бомбёжки. Завалов нет, но частично обрушенные стены и пустые глазницы окон, копоть и обнажившиеся стропила - ясно говорят о том, что немцы сюда прилетали.
Несколько человек в технических комбинезонах накидывают маскировочную сетку, прилаживая её край к устоявшему углу почти совсем рассыпавшегося здания, а нас с майором везут дальше всё на том же мотоцикле. Следы засыпанных воронок. Мусор, собранный в кучи в стороне от дороги. Я сижу позади водителя и думаю о том, что меня ожидает.
Нет, я сегодня не в противоперегрузочных штанах. На мне синие брюки-галифе, заправленные в яловые сапоги. Синие — это потому, что капитаны нынче принадлежат к старшему комсоставу. Старшим лейтенантам Шурочке и Сане достались обычные, защитного цвета. И пилотки у них тоже солдатские, а не как у нас с Мусенькой — синие, лётчицкие. Сапоги же... конечно, хромовые легче, но моего размера не было, хотя он и самый ходовой. Но всё это великолепие скрыто под чёрной тканью комбинезона — летать в открытой кабине — значит рисковать запачкаться. Мы с майором и без того оттирали друг другу пятаки, когда выбрались из самолёта. Нас вызвали к командованию. К командующему авиацией фронта генерал-майору Мичугину.
Тому самому Мичугину, которого не расстреляли, в отличие от многих других, допустивших значительные потери в самолётах в первый день войны. А вот этот начальник успел рассредоточить машины по полевым аэродромам. Поговаривали — перегон происходил ночью, то есть в темноте, что считается весьма рискованным шагом.
Траншеи, блиндажи, землянки, палатки... штаб расположен не в здании, а расквартирован в полевых условиях — увиденное наполняет мою душу чувством удовлетворения. Тут уже перешли с мирных рельсов на обычное для военных условий существование. Нет, в прошлой своей жизни я в штабах такого уровня не бывал, но именно здесь как-то всё кажется мне правильным.

***

Томить ожиданием нас не стали. Провели в кабинет, расположенный в подземном сооружении. На бункер не тянет, но глубоко. И ожидали нас там сразу два генерал-майора. Как старший по званию майор Бойко доложило нашем прибытии, а я разглядел хозяев. Один бритый с символикой авиации на форме — явно Мичугин. Второй же с вполне себе шевелюрой, в которой только чуть наметились залысины, имел общевойсковые знаки различия и был не иначе как начальником штаба округа Захаровым.
Как ни странно, разговор начал именно он:
- Шурик, говоришь? А ты знаешь,что,если верить вот этим заключениям, то самолёты твои должны падать ещё на взлёте, а пушки опасны только для этажерок, обтянутых тканью?
Я посмотрел на средней толщины папку с тряпичными завязками и кивнул:
- Знаю.
- Так почему же ты, неслух, фашистов обижаешь каждый день? - в глазах генерала мелькнуло веселье. - Нарушаешь законы аэродинамики, пренебрегаешь требованиями баллистики? Ох, доиграешься!
- Придётся, куда ж деваться? - я смущённо повертел носком сапога о деревянную половицу некрашеного пола.
- Садись, - Захаров показал на стул и сделал такой же жест в сторону майора. Как полагаешь, справится капитан Томусяк с полком?
Вот тут я и сел на всю попу. Потому что прозвучала Мусенькина фамилия. И она как раз капитан у нас. Для начала, конечно, изобразил краткий миг раздумья, потом ответил:
- Если начштаба старого оставите — справится.
И больше ничего не добавил.
- Ну да, конечно, - вступил в разговор Мичугин. - Ты же помнишь будущее, поэтому и не боишься ничего. Может, ты и про нас с Матвеем Васильичем знаешь чего? - спросил, вроде как с нажимом, а в глубине - тревожная неуверенность.
- Не изучал я в будущем всех подробностей ваших биографий, - признаваться пришлось сразу. Но и встревоженность о личной судьбе нашим командирам совершенно ни к чему — пускай командуют спокойно и уверенно — это нынче дорогого стоит, поэтому продолжил: - До самой победы будете служить верой и правдой любезному отечеству нашему, однако славных дел, что выпадут на вашу долю, перечислить не могу.
Теперь разговор станет получаться на равных, подумалось. Память-то моя нынче возрастом где-то вдвое длиннее, чем прожили эти люди, и они это почувствовали.
- Ну про то, что ты в вопросах стратегии нам консультаций предоставить не можешь, это известно, - проговорил Захаров. Он, оказывается, Матвей Васильевич — я этого раньше не знал и сейчас у майора Бойко не поинтересовался. - Про то, что полагаешь нужным действовать решительно и предусмотрительно — это тоже не секрет. Но вот, что же такого решительного нам прямо сейчас предусмотрительно нужно сделать — скажи на милость.
- Из памяти о том, как было тогда, в прошлый раз, точно помню, что этим летом мы упорно пытались бомбить Констанцу. Даже обстреливали её из корабельных орудий. Ещё мост Чарноводский тоже бомбили. Но полного успеха добиться не сумели. Думаю, дело в том, что занималась этим в основном морская авиация из Крыма. Им далековато, как ни крути. А вообще-то от Измаила до Констанцы может долететь даже истребитель с бомбами — а уж он-то куда метче может свой груз сбросить. Пусть и невеликие бомбы, зато точно в цель. К тому же и от зенитного огня ему легче увернуться, и от истребителей прикрытия отбиться проще — то есть можно делать работу при дневном свете и хорошей видимости.
- Ты вроде намекал и насчёт прорыва вверх по Дунаю при поддержке авиации, - пробурчал Мичугин. - Так на это у нас просто не хватает сил. Мы и для бомбёжки переправ твои любимые Ар-2 у моряков просили — сняли их с производства, как ты ни старался убедить руководство. К нам теперь поступают Пе-2.
- Так это тоже неплохой самолёт, - попытался я успокоить своего непосредственного начальника. - Я сам летал на нём в эту войну. Только следите, чтобы заводчане обязательно ставили тормозные решётки, - Мичугин, вообще-то, из бомбардировочной авиации, поэтому в таких вопросах разбирается хорошо. Кроме того, я теперь знаю, что с моей пропавшей писаниной он ознакомился как, наверное, и Захаров.
- Погоди, Фёдор Григорьевич, - прервал его Захаров. - Ты, Шурик толкуешь о перехвате стратегической инициативы и активизации действий по выводу Румынии из войны.
- Через несколько дней группа армий «Юг» навалится на нас большими силами. Считайте, последние часы мы способны хоть чем-то маневрировать по собственной воле, а не в силу резко осложнившейся оперативной обстановки. Я бы Рымникул-Серат блокировал, Ясский аэродром... дальности у МИГов достаточно, чтобы покружить у Фокшан, да и в районе Констанцы они могут придержать на земле истребители прикрытия, пока ишаки и чайки работают по порту. Сушки тоже дотянут до порта от Измаила — у них бомбы всяко мощнее.
Представьте, что будет, если румынские части не полезут на нашу территорию, а развернутся для защиты своих нефтеносных районов... если, конечно, десант вдоль Дуная разовьёт успех!
- Фантазёр ты, Шурик! - прервал меня Мичугин. - Никуда в какой Рымникул-Серат ты больше не полетишь — пришло на сей счёт распоряжение, так что получайте вместе с майором новые предписания и вылетайте сразу к месту назначения.
- А жаль, - вздохнул Захаров. - Майор, может повременим несколько деньков с высылкой товарища Субботина из зоны военных действий? Он нам сейчас ох как бы тут пригодился!
- Увы мне, - развёл руками майор Бойко. - Приказ.
- Делать нечего, бояре! Все мы в воле Государя, - продекламировал я сочувствующим тоном.
- Язык твой — помело поганое, - взвился вдруг Мичугин.
- А я вам говорил, что он не боится ни Бога, ни черта, - ухмыльнулся мой «особист». - И врёт всё время. Знаете, что мне ответили на запрос о товарищах Лосе и Гусеве? Прибывших, предположительно с Тумы?

Глава 15. Опять всё сначала

Летим это мы себе летим, а майор Бойко занимается своей основной работой — расспрашивает меня. Летим мы на транспортном самолёте — нашей самоделке, именуемой в разговорной речи сундуком. Пункт назначения — Воронеж. Туда, на авиационный завод нам предписано явиться. Вернее, явиться предписано мне в качестве военпреда и, одновременно, работать начальником школы подготовки истребителей, которую создать на базе местного аэроклуба.
Что предписано спутнику моему — ума не приложу. Он не говорил. А только — к гадалке не ходи — станет он все мои шаги самым тщательным образом контролировать. Причём вовсе даже не негласно, как раньше, а совершенно официально. Собственно, это от меня больше никто и не скрывает.
- Ты почему ни один свой самолёт не назвал по-человечески? - теребит меня особист.
- Дык, Сан Саныч, помилосердствуйте, чего, скажите на милость их называть-то? Я ж не для серийного производства машины готовил, чтобы их под конкретными наименованиями в планы включать. Думал, что сам попользуюсь — а там, как ресурс добью — в строевую часть пойду, как в прошлый раз. Откуда ж мне было знать, что оно так обернётся?
- Тебе, Шурик, то невдомёк, что не о себе любимом нужно печься, когда Родина в опасности, а потрудиться для общей победы на том месте, куда командование каждого определит. Так что — послужи ка, друг мой ситный верой и правдой любезному отечеству нашему. Не, ну ладно этот сундук, что везёт нас — пусть так и остаётся ТС-41, поскольку в сорок первом его сделали, а транспортник — он и есть транспортник. Ты мне истребитель правильно обозначь.
- Постойте, любезнейший майор! Это вы мне так прозрачно намекаете, будто на воронежском авиазаводе станут на самом деле строить эти неуклюжие колымаги?
- Кончайте дурку дурить, любезнейший капитан! Десяток раненых вместе с медсестричкой доставить прямо в госпиталь, чуть не к порогу — это, знаете ли не полная ерунда — нет нынче аналогичных машин. А ещё карманник твой сорокопяточку с расчётом и боеприпасом за две ходки в очень нужное место доставил. За ночь управился.
Карманник, если кто забыл, Захарка с Привоза. Он пилот не очень хороший, но на неторопливых машинах, вроде мотопланера или сундука вот этого, летает прекрасно. Низенько-низенько, тихенько-тихенько, как ему мама велит. Нет, пилотской ксивы этот представитель криминала получить не удосужился — просто часто тёрся среди нашей команды, вот и выучился. Ребята говорят, что ни разу ни у кого больше рубля не пропадало — видать, на проезд брал... засранец. Но обогатиться за счёт нас — трудящихся - не стремился.
Зато сейчас он успешно мобилизован и приставлен к управлению вторым сундуком, тоже мобилизованным в срочном порядке.
Разумеется, я понимаю, что самолётик, собранный на коленке группой пионеров, представляется привлекательным производить на более-менее оснащённом специализированном заводе. Особенно, если он понравился руководству. Меня в данном случае смущает неожиданная поворотливость государственной машины, обычно весьма инерционной в принятии решений. С начала войны прошло-то всего ничего! Или это заслуга ведомства, в котором трудится Александр Александрович Бойко? — неразлучный мой майор-особист. Наверное, он из безопасности? А, может, из разведки? Никогда толком не разбирался, кто там за что отвечает. И, главное, перед кем?
Ладно — наклепаем сундуков, облетаем, испытаем... но ведь в речах хранителя моего был намёк на возможное тиражирование ещё и истребителей. А вот это — совершенно ни к чему. На таких машинах только своих пилотов гробить. Ну, представьте себе, что спортсмена-боксёра посылают под купол цирка к воздушным гимнастам? Я ведь пилотов  отобрал только тех, про которых ещё из прошлого раза знал, что у них очень хорошие задатки. Так и тренировал потом сколько? По военному времени столь великого количества горючего и боеприпасов мне просто не сыскать в пока глубоко тыловом Воронеже. Из «пионеров» же столь агрессивных истребителей не выйдет, хоть все они теперь способны удерживать в воздухе норовистую машину и даже сажать её,. Разве что Петруха совладает — есть у него врождённый талант.
- Давай, Сан Саныч, бери управление, - обращаюсь я к попутчику. - А то, если я для передышки стану каждый раз садиться, то мы с тобой только завтра к вечеру до места долетим. Да не переживай, это не слишком сложно, если идти всё время по прямой.
Собственно, научиться держать ручку так, чтобы машина летела ровно и в одну сторону — это несложно. Мы с этим быстренько справились, а потом я потащился в хвост — тут оборудован скромный нужник самой простой конструкции с выбросом результата в открытое пространство. Не то, чтобы просто доска с отверстием — на скорости сто километров в час завихрения воздуха нешуточные, но ненамного сложнее, чем унитаз в железнодорожном вагоне.
В грузовом отсеке пришлось нагнуться, пробираясь под нависающей мотогондолой — слабое место в случае жёсткой посадки. Думаю, пилота нужно пересаживать назад и вверх, как бы на «загривок» машины. Это, хоть и ухудшит человеку обзор, но исключит неизбежность его гибели от сорвавшегося с опор двигателя. А вообще-то на душе у меня кошки скребут.
Как ни крути — вышла натуральная подстава. Я же намеревался воевать. А административная машина все мои планы нарушила стремительно и неудержимо. Став военнослужащим, принес присгу и получив воинское звание, я обязан выполнять приказы. В данном случае — бросить товарищей и отправиться в глубокий тыл, чтобы там упорным трудом ковать оружие победы. Это в тот момент, когда полк в полном составе полетел на аэродром Измаила. Не знаю, какую перед ними поставили задачу — теперь там Мусенька командир. Она и распорядилась, чтобы мы отправились к месту назначения на полковом транспортнике. Почему полк? Так решило командование. Правда, номер пока не присвоен и полковое знамя не получено — эти вопросы находятся в стадии оформления. Но наличие в строю трёх лётчиков при четырёх исправных машинах ставит новую часть в один ряд с некоторыми истребительными авиаполками других фронтов, тех, где авиация уже понесла значительные потери.
Тем не менее, на душе тяжело... и я никогда не занимался, если серьёзно, той работой, которая мне сейчас поручена. Нет во мне организаторской жилки. А майор Бойко, кода мы прощались с однополчанами, пообещал прислать подкрепление и новые машины. Где он всё это возьмёт? Уверен, потребует с меня.
Да, я нервничаю. Переступаю через связки стальных профилей, уложенных в грузовом отсеке, обхожу ящик со сварочным аппаратом, протискиваюсь мимо непонятных мешков — мы ведь не просто едем, а ещё и попутный груз везём — нашу тайную мастескую тоже перебрасывают всё на тот же Воронежский авиазавод.
Зато майор доволен, словно объевшийся удав.

***

Про дальнейший наш полёт рассказывать практически нечего. Сан Саныч несколько раз кипятил чай на раскладной карманной спиртовке. Не жидкостной, а с белыми кубиками сухого горючего. Глядя на это, я пытался припомнить, когда это «вещество» появилось у нас в армии? Вот не припоминается мне из моего военного опыта, чтобы этакое удобство было у нас широко распространено. Нет, позднее, после войны, его даже в состав армейского сухпая включали — старший внук упоминал, когда вернулся со срочной. А я припоминаю, что в конце войны видел где-то что-то подобное. Но наше или трофейное — сказать не могу. Впрочем, если чем-то этаким кого и снабжали, то, наверное, на Севере.
Отсюда и появилось у меня подозрение, что учреждение, где стоит на довольствии мой спутник, не брезгует снабжать своих служащих и кое-чем заграничным. То есть — организация серьёзная и влиятельная.
А ещё мой попутчик любит сало. И сам ест с удовольствием, и мне отрезает пластиночками как раз той толщины, когда зубы в нём ещё не вязнут, но вкус уже хорошо чувствуется. Чай у него тоже заваривается вкусно — в общем, дорога меня с ним несколько примирила... хотя, он и раньше мне худа не делал.
- Ладно, - решил я, наконец ответить на заданный товарищем майором вопрос. - По праву создателя нарекаю истребитель именем «Кирдык». Пускай его все боятся.
Сан Саныч не стал возражать — просто записал в своём блокноте нужное слово. Притерпелся он уже к моим «закидонам»

***

А потом, сразу после посадки — картина маслом. В ангаре стоят рядышком три прототипа истребителя: Вернее, наш кирдык уже не прототип, а вполне состоявшаяся, хотя и не принятая на вооружение боевая техника. По понятным моему искушённому взгляду признакам чётко вижу — новенькая машина. Пионеры успели собрать в своих катакомбах второй из запланированных четырёх аппаратов. Нешуточно их подстегнула начавшаяся война — чай на фронт рвались на сделанных своими руками боевых машинах!
Рядом — САМ-13. Тот самый, наверное, который возили на продувку в ЦАГИ. И ещё один, очень на него похожий, но только с двигателями на одном уровне, отчего за кабиной не видно так называемого гаргрота — непрозрачного обтекателя, перекрывающего часть поля зрения назад. Фонарь, судя по всему, стеклянный, собранный не из гнутых, а из прямых листов, чем напоминает остекление кабины мессершмитта. Даже открывается откидыванием сборки из трёх прозрачных пластин вверх и вправо в связанных трапецией (в поперечном сечении) металлических рамах.
Такой в полёте не откроешь — сорвёт. Разве что перед аварийным покиданием машины с парашютом! Но мне нравится — и обтекание неплохое, и не заклинит, потому что замок подрычажен. Хотя, если фонарь сброшен, то его ведь бросит на задний винт. И тогда неизвестно, что сотворят обломки с балками и хвостом.
Винты вижу большого диаметра — метр восемьдесят где-то. Многовато на мой вкус по сравнению с нашими метр тридцать. Шасси с передней стойкой. Стволы ШКАСов торчат вперёд из фюзеляжа так, что понятно — ленты с патронами расположены в крыльях. А ещё около снятого капота переднего двигателя стоят две ужасно знакомые спины в технических комбинезонах. Вот они наклоняются, поднимают вдвоём лист, водружают его на место и начинают крепить. Это моих пионеров тоже сюда подогнали — собирают всю компанию, стало быть. Уже легче.
- Псы! - рявкаю я грозно. - Где отвёртка номер шесть?
- Тю, на тебя, Шурик, - улыбается Матвей. Отродясь больше четырёх отвёрток в комплекте не бывало.
- Коробку подай, - не остаётся безответным и Петруха. - Не дотягиваюсь до крыла, а руки заняты.
Делаю несколько шагов вперёд и попадаю в дружеские объятия «сверстников» - так они и забудут о крепеже! Старые опытные авиатехники, хотя и выглядят очень молодо. Да, Петрухе всего семнадцать, мне восемнадцать а Матвею аж целых девятнадцать лет от роду. Про то, что на самом деле мне уже девяносто четыре... не мне, а памяти моей... я не стану лишний раз распространяться.

***

Устроили меня ребята в студенческом общежитии. Мне не привыкать с условиям, близким к казарменным, поэтому никакого дискомфорта я не чувствовал. Тем более, что разговоры у нас сразу пошли на родные темы. Оказывается, группу пионеров уже мобилизовали, присвоили им звания рядовых, назначили им командира из воентехников и  приступили к вывозу имущества мастерских прямо сюда, в Воронеж.
Матвей действительно познакомился в техникуме с Москалёвым и попросился к нему в помощники на завод. Вернее — в КБ. Ещё точнее — на опытный участок. За два года он тут вполне освоился, участвовал в создании первого образца САМ-13 и даже осмелился дать несколько советов главному конструктору. Один, по части улучшения обзора из пилотской кабины, был реализован на втором образце. Который сам Матвей потихоньку и облетал... то есть, делалось это без особой шумихи или приглашения официальных лиц, потому что уже стало известно, что машину где-то наверху «придерживает» кто-то влиятельный.
Матвей же ещё два года тому назад был мною натаскан в пилотировании точно такой же машины — он, кстати, тоже имеет прекрасные задатки, чтобы стать отличным лётчиком-истребителем. А вообще-то самолётик вышел хороший, только вооружение слабовато. Два ШКАСа — это то же самое, что и у первых ишачков.
На следующий день Петруха, пригнавший сюда наш кирдык, отправился на сундуке обратно за следующей порцией имущества «секретных» мастерских, а у меня кучу времени заняли разные оформления, постановки на довольствие и представления по случаю прибытия. На заводе, кстати, уже работал другой военпред по части, как он выразился, больших самолётов. Тоже капитан, но годами раза в два старше меня. Пришлось перед ним извиняться, что не могу опрокинуть чарочку за знакомство из-за своего слишком нежного пока возраста.
А вечером, но ещё в светлое время, ведомый Матвеем я прокрался на лётное поле и попробовал в воздухе тот самый тяни-толкай с выступающей вверх кабиной. Разумеется, невольно сравнивал его со своим детищем и примечал отличия.
Разгоняется он хуже кирдыка, но лучше мессера. То же самое можно сказать и о скороподъёмности и о маневренности. Одним словом, былое волшебное превосходство исчезло — осталось самое обычное и достаточно скромное. Зато этот самолёт не требует и сверхъестественного мастерства в пилотировании. Он отлично страхует пилота от большинства ошибок — одним словом, данная машина вполне пригодна к освоению лётчиками среднего уровня подготовки.
Вот теперь у меня оказалось достаточно данных для принятия правильного решения. Какого? Сложного и ответственного. Знаю, что довольных им будет немного, если таковые вообще отыщутся, но опасаться особенно нечего. Расстреливать меня будет не за что. Разжалуют и отправят на фронт? Вполне приемлемый вариант.
Правда, есть важное обстоятельство — война началася. Нет у меня времени на раскачку — некогда медлить. Соответственно, пора действовать. Рьяно, напористо, агрессивно.

***

Майора Бойко я нашел в гостинице. Там, куда он и отправился прямо с заводского аэродрома, едва мы приземлились. Был он в номере не один, а с компанией незнакомых офицеров.
- Заходи, капитан! - обратился ко мне тоже капитан, но с чёрными петлицами. - Садись, выпей за майора Бойко — новое звание обмываем.
Гранёный стакан до половины наполненный водкой — это мне под силу, потому что отказываться в подобных случаях не принято. Я произнёс здравицу, пожелал дальнейших успехов по службе, опрокинул и срочно вымелся, потому что после вторых ста грамм быстро раскисну, а если придётся принять третью «соточку» — могу и начудить. Знаю я свою мерку — она невелика.
Сам же, топая в сторону общежития, крепко думал над увиденным и услышанным.
Итак, майор получил повышение и стал майором. То есть, он имел до недавнего времени не столь высокое звание. Дальше — больше. На второй день войны ближе к вечеру он появился у нас в расположении уже со знаками различия майора. Если бы звание ему присвоили до нападения немцев, он обязательно успел бы его обмыть вечером в субботу. Потом было воскресенье и полный переполох — обе причины достаточно веские, чтобы приказ о повышении звания не был доведён до виновника. Остаётся утро понедельника. Это уже после того, как мы накрошили кучу фрицев. И он нас давненько выпасает.
Отсюда — намёк на вывод: Майора сильно поощрили, как только выяснилось, что не напрасно он холил и лелеял «пионерскую» инициативу. Для меня и моих планов это очень хорошая зацепка.
А теперь спать. И не надо бы мне завтра летать. Хотя бы до обеда.

Глава 16. Новый заезд

Как ни странно, но первое дело у меня именно к майору Бойко. И шансы на успех представляются весьма значительными — оказывается наши с ним жизни давненько связаны. Я отдаю себе отчёт в том, чему обязан его «крышеванию», а он недавно получил достаточно сильное положительное подкрепление в результате моих действий. Не знаю, правда, было повышение в звании внеочередным или долгожданным. Вроде, выглядит мой пестун не слишком старым, хотя, кто знает обычаи ведомства, к которому он принадлежит?
Утром после вечерних торжеств я застал его умытым и чисто выбритым — он вчера свою мерку тоже не превысил.
- Слушай меня внимательно, Александр Александрович! - начал я без предисловий. Есть на белом свете такая пуля — ПЗ. Пуля зажигательная. Калибр у неё винтовочный, то есть для снаряжания патронов ШКАСа пригодный.
А еще живёт в городе Ленинграде матрос срочной службы, фамилии которого я, хоть убей, не помню. Зато знаю о нём вточности, что службу он проходит в научно-исследовательском институте, связанном с морской артиллерией. Причем, не на посылках служит, а научным работником. Так вот, лети, сокол ясный, в город на Неве быстрее собственного визга. Забирай оттуда этого матроса и в срочном порядке вези на патронный завод. Нужно, чтобы муж сей достойный научил заводчан снаряжать пули ПЗ не зажигательной смесью, а взрывчаткой, которую недавно изобрёл. Названия её я тоже не помню — там какие-то буковки и циферки непонятные. И не две-три, а чуток поболее.
Если быстро управишься и всё, что при этом узнаешь, доложишь по команде — будет тебе от начальства великое одобрение. А уж как оно выразится — того не ведаю. Потому что на обороноспособности страны деяние твоё скажется ух как благотворно.
Майор слушал и делал пометки в блокноте. Он ведь умный человек.
- Так вот, новых патронов поскорее отправь сюда на адрес местного аэроклуба — я там школу воздушной стрельбы планирую организовать.
Счастье — это когда тебя понимают. Александр Александрович только и спросил у меня, почему же я раньше ему ничего про это не сказал.
- Так я и не помнил, пока не увидел, как ты на спиртовке чай кипятишь. В тех белых кубиках кубиках содержится уротропин, из которого этот матрос умеет делать гексоген. Из него он свою взрывчатку и бодяжит. Ну, давай, не теряй времени. Отечество в опасности.

***

Расставшись с товарищем Бойко, я помчался в аэроклуб. Тут в это время было не вполне ясное состояние — доучивали ранее набранных курсантов, но нового набора не проводили. Инструкторы просились на фронт, персонал нервничал, а начальство ожидало распоряжений. Собственно, начальнику аэроклуба я и представился — он, как оказалось, был преуведомлён о моём направлении сюда.
Хотя бумаги, полученные им не страдали точностью формулировок, но общее настроение в них давало понять, что приедет капитан Субботин и уж он тут всем задаст жару. Однако, непонятно — инспектор или будущий начальник.
Так что мне показали всё — в принципе, хозяйство оказалось в порядке, а придираться к недостаткам я не стал — ну не бывает, чтобы без них. Мне снова здорово повезло, потому что человек, способный везти воз административной и организационной работы был на своём месте. Мне же следовало уделить внимание учебной деятельности. Потом я поделился своими планами, заодно разъяснив суть полученных им указаний.
Не было смысла разрушать созданную структуру. Я ведь хорошо знаю, как устроен аэроклуб — так что лучше просто воспользоваться готовым. Ну и главное — неизбежное в таких случаях оформление документов и решение кадровых вопросов будет производиться человеком искушённым. Словом, оформили меня на преподавательскую должность. Потом я долго сидел, составляя планы занятий. Сочинял требования к будущим ученикам, описывал и вырисовывал учебные пособия — а что вы думали? Почесал языком у доски, вывез курсанта в полёт - и всё? Впрочем, может быть у тех, кто многие годы ведёт один и тот же предмет, и так. Но у меня-то это в первый раз. Имею ввиду — официально.
Так и прошел день.

***

Новое появление моё на заводе уже в официальном качестве, никакого восторга ни у кого не вызвало. Вот, представьте себе — во всю идет производство штурмовиков Ил-2. Выпускаются ДБ-3 (они же Ил-4). В это же самое время по заводу снуют представители КБ Ермолаева — идёт то ли доводка, то ли переделка Ер-2. Всё это — крупные машины, приёмкой которых руководит мой позавчерашний знакомец. И производятся они крупными партиями.
И тут, в довесок к царящему на заводе напряжению, спускается задание на освоение какой-то мелочи, на которую нет не только решения о принятии на вооружение, но даже сколько-нибудь внятной конструкторской документации.
С другой стороны здесь заняты постройкой бомбардировщиков, что предполагает наличие на заводе крылатого металла. Это может нам очень сильно поспособствовать. И ожидать особого внимания руководства к разного рода нестандартным действиям с не совсем профильной мелочёвкой не  стоит, что несколько развязывает мне руки.
Ритуал представления меня заводскому начальству ничем примечательным отмечен не был, а потом состоялась и встреча с Александром Сергеевичем Москалёвым. Прямо в ангаре около наших машин — его КБ в этот момент так и оставалось не слишком загруженным заказами.
- Как называется эта машина? - спросил я, подойдя к аппарату с расположенными на одной высоте двигателями и выступающим вверх фонарём.
- САМ-13бис, - ответил конструктор. - Но это пока только модель. Она никаких испытаний не проходила.
- Пусть её заправят и зарядят пулемёты, - улыбнулся я. - Сейчас и проведём всё, что положено.
- Так готово же, - развёл руками Макар Голыгин.
- Вот и прекрасно — достав из портфеля шлем, я принялся надевать его. - А ты пока глянь, на месте ли парашют.
- Вы уверены, что поступаете правильно? - удивлённо посмотрел на меня Москалёв.
- Ага. Наваливайтесь на крыло. Макар — к хвосту. Выкатываем самолёт на поле.
Разумеется, машину, опробованную мною вчера, а до этого несколько раз моим товарищем и учеником, я не стал гонять по полю, проверяя рулевые качества. Не делал подлётов — сразу деловито оторвался от земли, уверенно набрал высоту и принялся отрабатывать сначала простые режимы, потом сложные, а напоследок и разные фигуры покрутил. Я ведь перед этим много раз испытывал свои детища, так что программу необходимых проверок знаю наизусть. А техника эта — годная. Поэтому пункт за пунктом шли подряд без сбоев.
Стрельнуть тоже успел — есть тут правильно оборудованная площадка, потому что надо же где-то Илы проверять. Хорошо Матвей пулеметы сориентировал.
Сел уже когда горючее заканчивалось. И сразу принялся писать протокол — довольно длинный документ с перечислением всего проделанного и описанием отклика машины на разные попытки издевательства над ней. Москалёв же и несколько незнакомых мне товарищей, подтянувшихся сюда видимо из КБ, ни во что не вмешивались и терпеливо ждали финала.
- Александр Сергеевич! - сказал я подойдя к группе разработчиков, но обращаясь к её лидеру. - Пожалуйста, распорядитесь это распечатать в необходимом количестве экземпляров, оформить, как положено, акт составить. Ну, и вообще, всё, что требуется для начала производства. Я же, пока суд да дело, посоветуюсь со старшим товарищем как бы поскорее дать ход в войска столь нужной нынче машине.
Знаете, настроение у разработчиков — а это они подошли поглазеть на испытания,  — сразу сделалось воодушевлённым. Мужики сгрудились, читая мою писанину.

***

Пока шло оформление документов — а без подписи в наркомате вопросы такого рода решать не принято — я изучал оснастку. Тут ведь вот что выяснилось — оказывается САМ-13 — цельнодеревянная машина. То есть, обшита фанерой, и каркас у неё выполнен из самой обычной деловой древесины. Это обстоятельство совершенно не отложилось в моей памяти и я чего только не придумывал, изобретая оригинальные технологии. Вот ведь — искатель приключений!
Тем не менее, распорядился ещё до завершения формальностей заложить сразу десять машин. А потом с головой погрузился в привычную мне атмосферу производства. Что интересно — шаблоны уже были изготовлены, что сильно облегчало работу. К тому же я не выдвинул ни одного замечания по конструкции — то есть, ничего не нужно было изменять в оснастке. Сборка пошла довольно энергично, только Макар Голыгин отправился в военкомат записываться в добровольцы — его, как учащегося техникума на срочную не призвали.
А в этот раз «записали» в армию, привели к присяге и выдали предписание прибыть в распоряжение капитана Субботина. То есть меня. Не, ну у меня кадров и без того кот наплакал... чтобы еще, считай, готового мастера отрывать от сверхсрочной работы.
Опытный участок стал производственным — на заводе напряжёнка была страшная и, кроме нескольких человек, раньше занятых в постройке разработанных в КБ машин, никого более нам выделить не могли. Да и площадей откровенно не хватало. Однако, рейс за рейсом, прибыл груз из под Одессы, а вслед за ним и мои «пионеры» подтянулись. Кирдыки — все четыре, что были спланированы к изготовлению, они завершили, облетали и отогнали в полк. Впрочем, полку досталось два. Одна машина оставалась на заводе — стояла в ангаре под чехлом рядом с прототипом САМ-13. Первый же САМ-13 бис давно находится в бывшем аэроклубе, ныне — школе воздушной стрельбы.

***

- Встать, смирно! Товарищ капитан, учебная группа к занятиям готова! - отрапортовал староста.
- Здравствуйте товарищи... (слово «курсанты» застряло у меня в глотке) ...слушатели. Прошу садиться.
Отчего произошла заминка? От впечатления, произведённого на меня учениками. Это не юнцы, а зрелые мужчины. Лейтенанты, старлеи. Вероятно, они уже служили в строевых полках, а потом...? Скорее всего, остались без машин. Потеряли они их в бою или матчасть погибла на земле в результате бомбёжек — всяко может быть. Но лётчики все со стажем. Наверняка имели дело с серьёзными самолётами — как-то они отнесутся к перспективе летать на авиетках?
Однако, надо брать внимание аудитории в кулак и с первых слов настраивать людей на бойцовский лад. Достал из портфеля макет восемьдесят седьмого юнкерса и подошёл с ним к окну, через который в класс врывались лучи яркого летнего солнца.
- Кто знает, нужно ли уничтожать эту машину?
Киваю поднявшему руку лейтенанту.
- Лапотника надо валить, - и взгляд у человека твёрдый.
- А вот этого? - показываю Су-2.
- Такого не видел.
- Представьте, что увидели. Ваши действия?
- Сблизиться для того, чтобы разглядеть знаки различия... опознавательные знаки.
- У него сзади пулемёт на турели. Если штурману неизвестен тип вашего самолёта — быть беде. Потому что это наш ближний бомбардировщик. Встреча с ним в прифронтовой полосе более чем вероятна. Тем не менее, скромный размер машины наводит на мысль, что снизу огневой точки может и не быть. Есть смысл подойти «от брюшка» и понять, кресты на нем намалёваны или звёзды.

***

По настоящему интенсифицировать учебный процесс удалось только после постройки первых серийных «хорей» — так я попросил Александра Сергеевича назвать его детище. Впрочем, поначалу встречена была машина с вполне ожидаемым скепсисом.
- Что? На этом мотыльке нам предстоит воевать? - Лейтенант Свиридов покачал машину за крыло — она чутко отозвалась на приложенное усилие.
- Думаю, это чисто тренировочная модель, - высказал свою версию лейтенант Крылов.
- Поговаривали, капитану Томусяку на Южном фронте с одного захода сразу три мессершмдта удалось сбить. Как раз на таком маломерке с рамочным хвостом, - вступил в разговор старлей Цуриев.
- Не Томусяку, а Томуск, - поправил я. Женские фамилии не склоняются.
- Так капитан — женщина?
- Нет, девушка, - ляпнул я и... тишина. Все уставились на меня весёлыми глазами. - Ну служили мы вместе в это время, - слабая попытка справиться с ситуацией.
- Познакомите нас, тащ капитан.
- Обязательно. В её полку будем проходить учебную практику. Возьму с собой, тех, кого посчитаю нужным. Крылов, Свиридов! Взлетаете на Ушке и развешиваете парашютики. Цуриев — упражнение номер восемь — стрельба с близкого расстояния. Исполнять. Не забудьте, что при посадке фюзеляж необходимо удерживать горизонтально, а не задирать нос.
Гонял я группу так, что самому иногда становилось жалко ребят. По силуэтам летательных аппаратов: наших и не наших, по тактике, по расположению вооружения. С появлением из производства всё новых и новых «хорей» и в воздухе напрягал, заставляя выполнять сложные связки из не самых простых фигур. Причем, не среди небесного простора из любви к искусству, а заходя на мишень.
Да, анархия опять сходила мне с рук — нагло перегоняя готовые самолёты с завода в школу воздушной стрельбы я, наверняка, нарушал что-то очень важное. Но никаких распоряжений в мой адрес не поступало. В отличие от моего коллеги, постоянно получающего указания сверху, я оставался предоставленным самому себе и натурально беспредельничал.
В принципе, тенденции в развитии ситуации меня устраивали. Вернее, устраивали бы, если бы не план по транспортникам. По выпуску самолётов ТС-41. Нет, его не «спустили» сверху. Он сам подкрался — с Южного фронта прибыли пилоты-перегонщики за готовыми транспортными машинами. Скажете — бардак? Конечно. Но начштаба фронта действовал энергично и напористо — то есть как раз так, как нужно. Не стану утверждать, что это он стал таким решительным после беседы со мной — поговаривали, что это его собственное качество. Но слова мои он мне «припомнил». Во всяком случае, директор завода пригласил к себе нас с Москалёвым и очень предметно простимулировал в том смысле, что, как хотите выворачивайтесь но, чтобы машины были.
Мне просто как нож в сердце было отрывать немногочисленных работников от основного дела — от изготовления истребителей. Тем не менее — деваться некуда. Я ведь теперь человек военный — должен понимать дисциплину. К счастью, его создатели — мои «пионеры» все под рукой, и из сложного в этой машине только крыло да поворотные редукторы.
Москалёвскому КБ тоже перепало — поручили оформить комплект конструкторской документации на этот аппарат. И тут нас залихорадило — стальной каркас крыла не заметить просто невозможно, а у творческих людей в голове непрерывно происходят весьма бурные и причудливые процессы. А тут ещё моё пожелание посадить пилота позади крыла, чтобы при жесткой посадке его не расплющило сорвавшимся с места двигателем.
Я не появлялся на участке дня четыре, потому что нужно было решать вопрос об оформлении, о направлении группы слушателей курсов (слово «школа» не прижилось) на практику в действующую армию, причём — в строго определённый полк 256-й МАП. М — москитный. Так вот — когда, наконец, я появился на заводе — эскизная документация на ТС-41 оказалась в рабочем состоянии. Рявкал аппарат точечной сварки, сохли выклееные из шпона «зализы», а кройка листов дюраля шла полным ходом прямо по свеженьким шаблонам. На свежесколоченном столе выставлялись лонжероны — начиналась сборка первого «сундука».
Недоделанные истребители скучали в стороне — количественный состав группы практикантов, таким образом, определился. У нас имеется всего шесть машин плюс седьмая — головная. Летим вшестером — один самолёт я решил оставить, что называется, на развод.