Глава 6. Практика заговора

За круглым конференц-столом сидели двое. Ближе к окну, откинувшись на спинку тяжелого кресла, утвердился человек лет пятидесяти с грузноватым корпусом и добрым открытым взглядом. Мягкие кошачьи движения в сочетании с обширной комплекцией делали его неуловимо похожим на Джона Траволту. Собеседником "Джона" был невысокий, добродушный чуть суетливый итало-американец с редкими зачесанными назад волосами. Он так же походил на кинозвезду, только не на Траволту, а скорее на Денни де Вито. На самом деле, разумеется, ни тот, ни другой, не были актерами. "Траволта", хозяин кабинета, являлся директором ЦРУ, а его гость “де Вито” - советником Президента США по национальной безопасности.
Человеку несведущему в американской паутине государственной власти, сложно оценить в полной мере суть должности советника президента. Это очень яркое проявление гибкости звездно-полосатой системы правления, где демократическая ширма выборных (или утвержденных выборными органами) должностей в случае необходимости способна трансформироваться в жесточайшую властную вертикаль, вплоть до прямой диктатуры. Советник назначается непосредственно президентом. Его кабинет находится в западном крыле Белого дома, неподалеку от овального офиса шефа, а полномочия определяются исключительно волей главы государства.
  Официально задача советника - “подавать советы по вопросам, касающимся национальной безопасности”, на самом же деле, он руководит отдельным секретариатом, на который замкнуты все силовые структуры. Главы всесильных министерств и ведомств могут попасть на прием к президенту лишь после того, как на это дал согласие его советник. Так же большинство текущих документов готовит аппарат советника, президент их только подписывает...
  А вот директор ЦРУ - давно уже не та всесильная и политически значимая фигура, какой он был во времена Холодной войны. Подчиненный директору Национальной разведки США, которая в свою очередь, замыкает на себя шестнадцать разных разведывательных организаций, он не имеет прав на прямой доклад в Белый дом. Потому утренний визит в штаб-квартиру ЦРУ советника президента, к тому же обставленный с максимальной секретностью, был в сложившейся системе далеко не ординарным событием.
  - Насколько можно верить этой пьяной болтовне? - с мягкой, добродушной улыбкой осведомился советник.
  - Мой аналитик утверждает, что все сказанное является правдой, с высокой степенью вероятности, - хорошо поставленным голосом отозвался директор. - Действительно в августе восемьдесят седьмого русские производили соответствующие испытания и, по неуточненным данным, потеряли какой-то специальный заряд. Этот Сербин был штурманом самолета, который осуществлял сброс. Также некоторые технические подробности, которые штурман упомянул, свидетельствуют о том, что он видел бомбу вблизи. В обычной ситуации этого не могло произойти. Советы были помешаны на секретности, и экипаж просто не мог увидеть объект.
  - Возможен ли повторный допрос этого… Сербина? - деловито уточнил советник, тщательно выговаривая русскую фамилию.
  - К сожалению, нет. Он скоропостижно скончался. Агент, молодой идиот, передозировал соответствующие медикаменты, - директор чуть развел ладонями, выражая этим скупым жестом одновременно и печаль относительно гибели ценного информатора, и сожаление о того, что в его ведомстве нашелся такой непрофессиональный сотрудник.
  - Кто еще владеет этой информацией? - тон советника был резковат, но собеседник предпочел этого "не заметить".
  - Фактически - шесть летчиков, которые принимали непосредственное участие и те офицеры, которые их покрывали. Теоретически - случайные свидетели, а также родственники и друзья, с которыми они могли поделиться. Мы работаем над уточнением.
   - При достаточно широком круге посвященных эта история до сих пор не всплыла, иначе тот пьяница не умер бы … э-э-э … своей смертью, - предположил советник и поинтересовался с ощутимой ноткой недоверия. - Как такое могло произойти?
  - Не знаю, - честно сказал директор и сразу поправился. - Пока не знаю. Сербин обмолвился, что один из них эмигрировал в Канаду или Америку. Мы проверили - действительно, одному из тех , кто был в составе этого экипажа, в свое время оформлялась виза. Уже ищут. Если он до сих пор жив, то в течение суток будет найден.
  - Кому еще известно об этом… в вашем ведомстве?
  Директор ждал этого вопроса и даже немного удивился, что он прозвучал так поздно, поэтому ответ последовал незамедлительно.
  - Агенту, который сделал запись. Резиденту в Украине. Мне. Эксперту-аналитику. Полевому агенту, которому поручена проверка данных.
  - Кто этот Алан Беркович? - так же быстро спросил советник. - Судя по докладу, он полный кретин. Вы можете объяснить, как этот клоун вообще попал на оперативную работу?
  - Это было еще до вашего прихода в Белый дом, сэр, - пожал плечами директор. - У парня феноменальное происхождение. Его полное имя Алан Дж. Беркович, где «Дж.» обозначает не Джон или Джеймс, а Джефферсон. Он квартерон[1]. Его дед по отцу чернокожий, известный баптистский проповедник. Отец, стало быть, мулат. Мать - дочь раввина из Новой Англии и нелегальной мигрантки из Коста-Рики. Если бы среди предков этого юноши отыскался еще и какой-нибудь индеец, то он бы стал идеальной фигурой для политической рекламы.
  Советник промолчал, но чуть качнул головой в знак понимания.
  - Парень немного… не в себе, - продолжил директор. - Он с пеленок одержим «великой американской мечтой». - После окончания колледжа ушел в армию, стал морским пехотинцем, служил в Ираке, а затем год охранял посольство в России. Когда вернулся в Штаты, штурмом взял высшее образование - получил правительственный грант и закончил, только не смейтесь, сэр, Гарвардскую школу права[2], несмотря на то, что едва переползал с курса на курс. И все это с IQ, которому не позавидовал бы и Форрест Гамп. Первое его заявление с просьбой принять в ЦРУ «для того, чтобы быть на переднем крае борьбы со Злом» наш департамент по персоналу распространил во внутренней сети в рубрике «курьезы месяца». Там "Зло" было написано с большой буквы.
  - Отказали? - краешками губ улыбнулся советник.
  - Конечно, идиотов хватает и среди своих, но парень оказался на удивление упрям. Размахивая отказным письмом на нашем официальном бланке, Беркович обратился к конгрессмену от своего штата с просьбой о помощи, и ухитрился взять приз за хоул-ин-уан[3]. Воистину, дуракам всегда везет. Конгрессмен, как назло, входил, да и и по сей день входит в состав комитета, от которого зависит финансирование наших специальных операций. Этот государственный муж здраво рассудил, что поддержка еврейских общин и афроамериканских церквей на следующих выборах не повредит. Как раз решался вопрос о выделении ста пятидесяти миллионов на создание новой спутниковой сети наблюдения, так что выбора у нас просто не было. Единственное что я мог сделать - затолкать его в самое спокойное место, где он со своим бойскаутским задором не сможет нанести никакого вреда…
  - И ради того, чтобы ознакомить меня с рапортом этого “политического бойскаута”, ты выдернул меня с утра из постели? Бомба, якобы закопанная где-то под Киевом? Да он точно насмотрелся фильмов... - советник улыбался, но в глубине его глаз притаились льдинки. Политик не только и не столько выражал сомнение в услышанном, сколько приглашал собеседнику дополнить историю новыми аргументами.
  - Два часа назад я думал точно так же, сэр. Но после того как аналитики провели стандартную проверку, доклад сразу же получил “оранжевый статус”, а я максимально ограничил доступ и позвонил вам по закрытому номеру.
  - Это было правильное решение. В случае, если информация подтвердится, насколько вероятна ее утечка?
  - Вероятность утечки практически нулевая. Киевскую резидентуру возглавляет Чед Аскинс. Он прислал доклад в обход официальных каналов, анализ проводил преданный лично мне человек. Аскинс считает, что это правда, а уж ему можно верить. Это последний из динозавров, которые разваливали еще Советский Союз ...
  - "Чед с медными яйцами"? Старый лузер и герой “малого зиппергейта”?
  - У кого нет тайных страстишек, сэр? Одни коллекционируют бейсбольные биты, другие - юных сотрудниц. Вторых намного больше, чем первых …
  - Дурнопахнущая вышла тогда история, - поморщился советник.
  - "Афроамериканской Барби” не давали спать лавры Моники Левински. Наутро она упаковала бутылку с с пальчиками Чеда в пакет для вещественных доказательств, потом отправилась в больницу и сделала все анализы… А уж откуда взялся в вине подавляющий волю препарат - никого уже не интересовало.
  Советник ухмыльнулся.
  - В жизни не поверю, что какая-то девчонка сломала карьеру старого бультерьера. Провинциальных куриц, которых набирают в приемные, не пользует только голубой и ленивый ...
  - Вы правы, сэр! До того Чед не раз выходил сухим из воды. Но тогда он дал промашку, не ознакомившись с досье своей пассии. “Барби” оказалась троюродной племянницей бывшей Госсекретарши. У чернокожих родственные связи работают не хуже чем у евреев и, простите сэр, итальянцев. Тетушка нажала на все мыслимые рычаги и дело почти дошло до суда. Восемьсот тысяч долларов - все пенсионные накопления, дом и машина достались шустрой жертве, а мы вынуждены были спрятать Аскинса в этой дыре.
  - И как он сейчас?
  - Обходит молоденьких американок за пять миль. Впрочем и молоденьких аборигенок тоже. Практиканток не берет. Держит в приемной страшную как смерть секретаршу, с которой изредка спит. Готов землю есть, лишь бы вернуться в Штаты и свести счеты с "бандой оружейников", к которой принадлежит его главная обидчица.
  - Стало быть, это наш человек, - задумчиво вымолвил советник. - Пусть в таком случае остается на месте и лично контролирует все, что там происходит.
  Указание прозвучало, как недвусмысленный приказ, но если это и покоробило директора, то на его лице это никак не отразилось.
  - А что делать с Берковичем, сэр? - уточнил директор.
  Из-под маски добродушного итальянского комика на одно лишь мгновение выглянула морда безжалостной и хладнокровной рептилии.
  - Meneh, meneh, tekel, upharsin[4], - ответила рептилия.
  Затем советник президента моргнул, и на его лицо вновь вернулась привычная маска доброго весельчака де Вито.
  Директор понимающе усмехнулся и на удивление близко к тексту процитировал ветхозаветного пророка Даниила:
  - "Вот и значение слов: мене - исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел - ты взвешен на весах и найден очень легким; Перес - разделено царство твое и дано Мидянам и Персам".
  Директор и советник понимающе и доброжелательно улыбались друг другу, как старые добрые знакомые, понимающие все с полуслова.
  - В Киев полетит Опоссум, мой лучший оперативный агент, - сказал директор. - Он оценит обстановку на месте и примет все необходимые меры по … локализации.
  - Действуйте, господа. - советник президента поднялся с места, давая понять, что разговор окончен. - После обеда у меня партия в гольф с сам-знаешь-кем, - он указал оттопыренным большим пальцем себе за плечо и, судя по почтительности жеста, речь шла отнюдь не о президенте. - Там и будут решать, следует ли разыгрывать этот джокер, если да, то как именно это сделать.
  Директор ЦРУ проводил высокого гостя до самого лифта, вернулся к себе и долго стоял у окна, уставившись вдаль.
  Новое здание штаб-квартиры ЦРУ было единственным небоскребом в окрест, так что с пятьдесят шестого этажа, который целиком занимал директор со своим бюрократическим аппаратом, небольшой, но густой лес за окном казался мягким покрывалом, небрежно наброшенным на пологие холмы. Чуть дальше, по ту сторону реки Потомак, до самого горизонта виднелись бесчисленные коттеджи с поблескивающими в утреннем солнце овалами и прямоугольниками непременных бассейнов. Солнце быстро поднималось над землей, тихонько подкрадывалась полуденная жара, и автоматика в зале совещаний включила климат-контроль.
  Директор прижался лбом к чуть теплому стеклу и закрыл глаза. Ему было… нет, не страшно. Скорее очень не по себе. Как игроку, который неожиданно оказался с неплохим набором карт на руках, но при этом заложил всего себя, включая бессмертную душу. Но в этой игре, полем для которой служила вся поверхность Земли , сражались отнюдь не силы Добра и Зла ...
   
   
  Со стороны правящая элита США кажется монолитной и единой. Однако это не так, потому что уже много десятилетий внутренняя и внешняя политика Америки куется в жестоком противоборстве двух могущественных кланов. Кланы время от времени меняют названия, но по сути своей олицетворяют две силы - "оружейников" и "менял".
  И те и другие сформировались между двадцатыми и пятидесятыми годами двадцатого века, когда Сухой закон произвел революцию в теневых финансах собственно Штатов, а наступившая затем Вторая Мировая позволила Америке стать мировым индустриальным лидером, в том числе и в производстве вооружений.
  "Оружейники" традиционно главенствовали в сфере военно-промышленного комплекса, энергоресурсов и транспорта. Начав с нефтедобычи и сталелитейной промышленности, представители этой группировки взяли под контроль практически всю индустрию производства и обслуживания современных вооружений, а также гражданский транспорт и отчасти всю инфраструктуру США. "Менялы" простерли длань над финансами, шоу-бизнесом, прочей индустрией развлечений (включая наркоторговлю), а позднее добавили в список технологии и цифровые коммуникации.
  История “менял” отлично проиллюстрирована подъемом семейства Кеннеди, которые во времена Сухого закона прибрали к рукам производство незаконно ввозимого в США спиртного. Мафия, которую воспел Марио Пьюзо: содержатели притонов, публичных домов и подпольных тотализаторов (традиционно в основном выходцы из Италии), были не более чем уличными дилерами на службе у ирландских семейных кланов . Слившись со “старыми деньгами” Уолл-стрит, эта семья возвысилась настолько, что временно посадила своего человека в Овальный кабинет. Однако Кеннеди проиграли очередной раунд финансово-политической борьбы и ”менялы” временно отошли на второй план.
  В девяностые годы “менялы” через “дом Клинтонов“ вернули часть утерянных позиций, усилившись за счет сверхдоходов компьютерной индустрии. Через компьютеры и коммуникации “менялы” проникали в спецслужбы, а также в производство современных вооружений.
  Обе силы представляют собой не монолиты, а сложные, порой внутренне противоречивые конгломераты. Взаимоотношения между "менялами" и "оружейниками" очень сложны и многообразны, отдельные группировки враждуют и заключают временные союзы. Однако в целом два гиганта последовательно выступают как агрессивные антагонисты.
  Вся большая внутренняя политика в США есть по сути жестокое, непрекращающееся соперничество за ключевые государственные посты между “оружейниками” и “менялами”.
  В силу природы основных капиталов внешнеполитическим курсом "менял" традиционно является “мир и торговля”, а “оружейников” - "война и экспансия". Не случайно все мирные соглашения заключаются, условно говоря, “при Кеннеди”, а все “миротворческие” операции осуществляются “при Бушах”.
  Сила, “продавившая” своего президента, имеет возможность активно лоббировать “свои” отрасли и зачастую берет под контроль спецслужбы. Однако абсолютной власти не удавалось достичь никому.
  Любые выборы являются продуктом сложных политических компромиссов. Пост вице-президента резервируется за текущей оппозицией, а должность госсекретаря, за победившим кланом. Министерские портфели, спецслужбы и места в органах законодательной власти при этом могут распределяться самым непредсказуемым образом. При этом сам характер противоборства существенно изменялся от эпохи к эпохе.
  По мере того, как исчерпывался потенциал рывка, совершенного Штатами после падения их главного мирового соперника, СССР, вновь обострялась скрытая битва за влияние, власть и капиталы. Иракский кризис и последовавшие за ним “Войны в заливе” дали в девяностых огромное преимущество “оружейникам”. Но во второй половине нулевых "менялы" нанесли по своим противникам жестокий контрудар. Используя финансовые рычаги и новый вид СМИ - современные средства коммуникаций, они искусственно раздули и усилили и без того начинавшийся экономический кризис. Это обеспечило сокращение производств и военных бюджетов, а также резко снизило популярность находившихся у власти оппонентов. "Оружейники" проиграли очередные выборы, после чего остались без оборонных заказов и развития ВПК.
  Столь жесткие, хотя и успешные действия "менял" в глазах противоборствующих сторон вышли за рамки конвенционно допустимых в этой скрытой бесконечной войне. Проигравшие промышленники сочли, что противники перешли незримую черту и, в свою очередь стали готовить достойный ответ. Который теперь не связывали никакие неписаные нормы…
  Не имея возможности соперничать с "менялами" на финансовом поле боя, теряя прямой доступ к государственному бюджету и сдавая один за другим ключевые государственные посты, "оружейники" готовились использовать свой традиционный козырь - открытую силу. Нужен был только удобный и убедительный прецедент. Который, благодаря молодому кретину и старому лузеру, похоже, наконец-то нашелся ...
  Директор ЦРУ, бывший начальник службы безопасности оружейного и нефтесервисного концерна “Калибартон” очень хорошо представлял себе, каким ценным активом в бескомпромиссной битве титанов может стать (а скорее всего станет) забытый атомный заряд исчезнувшей страны. Особенно если взорвать его правильными руками и в подходящий момент.
  Спровоцировать акт “ядерного терроризма”? Это было опасно, рискованно, неоднозначно. Однако только решительные, сверхагрессивные действия могли заставить отступить набравших небывалую силу и мощь "менял". Поэтому директор в целом не сомневался, какое решение будет принято лидерами его группировки.
  Но в эти мгновения он почти желал, чтобы несмотря на все перспективы и возможности "сам-знаешь-кто" с коллегами приняли решение не будить давно похороненных демонов…
  ________________
  [1] Фамилиями американских президентов в первой половине 20 века было модно называть детей у чернокожих. Квартерон - человек имеющий на четверть африканскую кровь. Использование термина характерно для “расистского юга”.
  [2] Юридический факультет Гарвардского университета является наиболее престижной и элитной школой США.
  [3] Hole-in-one - в гольфе попадание в лунку с одного удара. Вероятность у "среднего" игрока 1 к 46 000. Как правило на соревнованиях за это устанавливают специальные призы [4] Слова, начертанные на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона. Обычно употребляются в предзнаменование смерти.

Глава 7. Ритуальные услуги

На кладбище мы приходим к указанному Люсей времени. Солнце клонится к земле, спеша удалиться на заслуженный отдых. Высокие пирамидальные тополя отбрасывают длинные тени на дорожки. Те, прямо как муравьиные тропы, петляют меж холмиков неухоженных, а то и вовсе заброшенных могил. Лет пятнадцать назад памятники частенько снимали, и разделав, сдавали на металл, так что, кто лежит во многих могилах было уже не узнать даже при большом желании.
У заколоченной сторожки с выбитыми вместе с рамами окнами, нас встречает замдиректора коммунхоза, в чьем ведении находятся городские погребальные дела. Сутулый мужик, похожий на питекантропа длинными и очень беспокойными руками, заросшими дурным волосом чуть ли не до ногтей, неприятный в общем тип. "Питекантроп" оценивающе окидывает взглядом мою похоронную команду, затем командует сторожу принести три лопаты.
   - Четыре надо! - каркает один из моих лишенцев, неожиданно проявляя глубокие познания в земляных работах. - Совковую добавь, чем осыпь выгребать будем?
Мы с замдиректора переглядываемся. Киваю. Действительно, так проще будет. Штыковой нарезал, повыбрасывал, а совковой собрал. Мужик тяжело вздохнул и добавил совковую…
Вручив инвентарь, замдиректора вытирает пот со лба, матюкнув дурацкое лето, что все никак не успокоится, и жарит, падла, и жарит. Сообразив, что нас его трудности не беспокоят ни в малейшей мере, мужик плюет на условности и осторожно пытается договориться об отдельных могилах. Впрочем, оказывается он человеком понятливым, и быстро въезжает, что без дополнительных вливаний или каких других стимуляций, мы не то, что три ямы вместо одной не выроем, но и лишний раз лопатой не махнем.
Тяжело вздыхает, махнув волосатой лапищей и ведёт нас к полуразрушенному забору, за которым виднеется буряковое поле, на котором кое-где торчит бурьян. Оказавшись на нужном месте, питекантроп плюет под ноги, чуть не угодив себе на грязный ботинок.
   - Здесь, - тыкает  пальцем.
Я рявкаю на своих временных подчиненных. Ветераны, израненные в печень на алкогольных фронтах, с хмурыми рожами начинают подрезать дерн, обозначая контур будущей братской могилы.
Работают ханурики бодро и на удивление споро. Понятное дело, землекопство для алконавта - привычный заработок. Большого ума не надо, а  перспектива позвенеть стекляшкой к концу трудного рабочего дня придает старания. Главное - бдить за ними.
Понаблюдав за процессом с полминуты, петикантроп зарывается в карманы. После недолгих поисков, извлекает из одного кармана очень грязный мобильник, а из другого - не менее грязный клочок бумаги с циферками. То и дело сверяясь с записью, осторожно тыкая мозолистым пальцем, набирает номер. Дозвонившись со второго раза, долго ругается с неведомым Мыколой, который, если я правильно понял, отвечает за отправку нашего груза.
Напоследок обматерив Мыколу, замдиректора в который уже раз харкает, и объявляет, что труповозка вроде как скоро выйдет, и будет “здеся и тута” через пару часов. После чего, снова вытерев пот, грозится, что если завалим работу, то пожалуется самой Любови Ивановне, и отправляется к выходу.
Я, погрозив кулаком ханыгам, чтобы не бездельничали, увязываюсь следом. Воды набрать. Ну и заодно расспросить - для кого это мы жопы рвем, в такую-то жару? Убедившись, что дополнительный пузырь вымогать я не собираюсь, мужик расслабляется. Слово за слово,  вытаскиваю из него подробности.
Оказывается, что закапывать предстоит двоих моих товарищей по несчастью - таких же отселенцев, потерявших столичные квартиры по “синему делу” или за долги. И до кучи, чтобы жизнь малиной не казалась, офицера-отставника. Ветеран, обкушавшись в кабаке пшеничного соку до синих звезд,  помер по дороге домой. Хорошо еще, при нем обнаружилась пенсионная книжка, так что личность установили сразу, до того, как в морге опять вырубили электричество, у них это часто бывает. Иначе - хрен бы узнали кто такой. Родственники тело забирать не стали. В администрации даже не почесались уточнять, есть ли такие вообще. Поэтому бедного мужика поселковым властям и отфутболили …
На душе тут же легчает. Значит, это и есть тот труп, который собаки нашли. И он явно  не моего производства...
Стараясь не уронить авторитет своей строгой, но справедливой начальницы, заверяю местное руководство, что пусть оно не переживает, и все будет путём. Питекантроп топает дальше своей дорогой, а я, распрощавшись с ним, двигаю к большой куче мусора. Нужна хоть какая-нибудь баклажка, воду набрать, пусть даже старая пластиковая бутыль, здесь таких много.
Землекопное дело -  потогонятельное, пусть даже не столько сам копаешь, сколько раздаешь указания и целительные пендели. А по такой жаре - и вовсе кирдык. Не в пакете же воду нести?
Подойдя поближе, громко матерюсь. В основании кучи - памятник из серого гранита. Кладбищенским хламом его, похоже, завалил бульдозерист, когда чистил главный проезд. Из-под ошметков венков, сухой травы и драных пакетов, проглядывался обелиск, с закрепленным наверху пропеллером. Я кое-как очищаю плиту, поотбрасывав мусор ногами. Смахиваю ладонью землю, читаю надпись.
Здесь похоронены шесть летчиков. Экипаж Ту-95. “Стратег” взорвался в воздухе, при возвращении с боевого дежурства. Выходит, ребята погибли при выполнении боевой задачи. Хоронили, значит, со всеми воинскими почестями. Оркестр, салютная группа, три залпа в воздух, школьники, наверное, в почетном карауле стояли…
Только все это, через двадцать лет после распада Союза оказалось и нахер никому не надо. И ребята погибшие, и долг перед Родиной, и вообще. Завалили херней всякой, разве что, не обгадили …
Становится вдруг очень паршиво. Я тоскливо ругаюсь и как могу, расчищаю памятник. Отхожу, не оглядываясь. Не то, чтобы стыдно… Просто до крайности паскудно на душе. Тут на глаза попадается подходящая баклажка из-под “Живчика”, прямо как меня и ждала. Нормальная раньше, “цветная водичка” в последнее время совсем опаскудилась, зато бутылка удобная, двухлитровая…
Набрав воды из поржавевшего крана у сторожки не спеша топаю к своим работничкам. Все-таки насчет "споро" я, конечно, поторопился, из алкашни, что согласилась на шабашку, землекопы, как из меня канадский лесоруб. Но дело у них продвигается неплохо. Почва тут легкая, песчаная и без камней. Так что, когда к нам подкатывает  “таблетка” - санитарный УАЗ-469, чуть ли не малярной кисточкой выкрашенный в серый цвет  с кривоватыми красными крестами на битых бортах, мы уже минут двадцать валяемся на траве, подставив морды вечернему солнцу. Благо, оно уже передумало дурковать. Рядом с нами темнеет внушительная яма, а выброшенная на кучу земля уже начинает подсыхать…
Пока мы зеваем и протираем глаза, из “таблетки” выбираются Пат и Паташон - щупленький водила, и отожраный на спирте и витаминках санитар. Не обращая на нас ни малейшего внимания, приехавшие распахивают задние двери, и выволакивают, уронив на примятую траву три длинных пакета из толстого прозрачного полиэтилена.
   - Кто тут главный хер в мире животных? - закончив выгрузку, решает нас заметить санитар.
- Ну? - отвечаю я, подойдя поближе.
   - В получении распишись. - он протягивает раскрытый журнал, на сгибе которого лежит шариковая ручка с обгрызенным колпачком.
   - Незабудко, Сербин, Вакула, - зачем-то читаю я, перед тем, как поставить свою закорючку. Фамилии ни о чем не говорят, а рассматривать лица покойников, в поисках собутыльников или давних знакомых, как-то не хочется.
Санитар забирает у меня журнал, сует подмышку. Труповозка, стреляя движком, укатывает в большой мир. А мы остаемся здесь…
- Ну что, орлы мои сизеносые! - стараясь придать голосу хоть немного жизнерадостности, обращаюсь к похоронной команде, - Кладем на дно, пять минут лопатами помашем, и, как говорится на заслуженный отдых…
Орлы, отобразив на испитых харях сложную гамму чувств, подходят к телу, что оказалось ближе всего к могиле. Когда мы беремся за края пакета, над нами взлетает туча мух. И когда только слететься успели?
  Тянем-потянем …
- Стойте, стойте! Ну пожалуйста! - раздается со стороны центральной аллеи тонкий испуганный голосок.
Алкаши как по команде разжимают руки. Пакет падает их стороной на землю, а я ощутимо клюю носом, лишь потом, догадавшись выпустить свой край. Совсем ты, Витек, мозги пропил, хуже черепахи соображаешь…
По дорожке, цепляясь за сорняки, протянувшие стебли, будто растяжки, бежит зареванная девчонка. Подскочив к пакетам, она заглядывает в едва различимые лица, скрытые мутным полиэтиленом, и отшатнувшись в сторону, начинает реветь навзрыд, уткнувшись в острые коленки...
   - Э, ты чего? - касаюсь ее плеча.
   - Папа... - с трудом выдавливает она, сквозь душащие слезы, - Вчера в кафе с друзьями ушел... Не вернулся! Я и искала, и звонила... Никто ничего, не видели, не знают... А сегодня... - она шмыгнула носом, - А сегодня мне в милиции сказали, что его утром подобрали... и в район отвезли... Я, я.. в морг позвонила, там говорят - приезжайте, забирайте... Я туда, а они его увезли уже... А вы, вы, его уже чуть не похоронили…
Девчонка снова плачет…
Землекопы-шабашники застыли, ожидая команды вышестоящего командования. То есть, меня.
Ситуация, бля, хуже не придумаешь. Получается, вот это захлебывающееся слезами дите - дочь покойного армейца. И чего же ты, на полчаса позже не пришла-то, гребаный по голове?! Если сейчас родственники и знакомые начнут подтягиваться, мы и до утра не разгребемся! А за трупы я уже расписался... Не закопаем всех троих сегодня - крайним буду я. Нет, самого не закопают, загребутся пыль глотать. Но по головке Любовь Ивановна, которая Люся, точно не погладит.
Старательно корчу самое скорбно-сочувствующее лицо, на какое способен, и развожу руками:
- Ну а мы что сделать можем? Ты нас тоже пойми. Наше дело маленькое. Сказали - хороните, мы и хороним. Тут оставим - так по ушам получим, что мало не покажется.
Нет, как-то плохо получается… Не те слова, неправильные…
- Давай так, - пробую по-иному. Девчушка уже не плачет, а лишь смотрит на меня огромными глазами, - Ты сейчас реветь прекращаешь,  бежишь к взрослым, и им говоришь, чтобы они шли к мэру и получали разрешение на... - на всякий случай, сглатываю “эксгумацию”,  - на перезахоронение.
Девчонка замирает в нерешительности. Пользуясь моментом, киваю алкашам. Те понятливо ухватывают ближайший пакет.
   - Не надо! - плакса подпрыгывает и визжит таким ультразвуком, что мои работнички испуганно отдергивают руки, будто их ощутимо долбануло током. Дела становились все хуже…
- Ну что еще? - Меня, вся эта ситуация начинает раздражать все сильнее и сильнее, - Я же тебе русским языком все объяснил. Мамку зови, или кого из родичей.
- Мама умерла. - ветеранская дочка поджимает губы, и шмыгает носом, впрочем, судя по всему, реветь она больше не собирается. - И родных у меня тут нет никого. А из знакомых папиных никто трубку не брал.
- Ну а этот, совет ветеранов Вооруженных сил, или как их там? Они чего?
Девочка вновь поднимает на меня заплаканные глаза. Я понимаю, что ляпнул несусветную дурость. В этом городе властям и на живых глубоко плевать, а уж ветераны…
- Вы его что, вот так вот, вместе с этими? - Она внимательно смотрит на пакеты, переводит взгляд на яму. Знаю я такой взгляд, когда цепляются за мелкие детали, чтобы на большее не смотреть и не думать о нем. Сам… впрочем, чего уж там сейчас вспоминать.
   - Есть другие варианты? - деловито спрашиваю я.
Дочка покойника морщит лоб, и, набравшись решимости, просит:
- Пожалуйста, похороните папу в отдельной могиле!
Занятнее всего то, что просьба звучит приказом. Вот же блин, радость какая! Это еще пару часов минимум корячится. Оглядываюсь на свою верную алкопехоту. На их лицах читаю свои же мысли. Мужики энтузиазмом не горят от слова “да ну нахер!”. Однако, в  просьбе можно нашшупать и наш интерес...
   - Тут, солнышко ты наше, ненаглядное, какая ситуация. Мы за работу деньги уже получили. За что получили - уже сделали. Так что, как сама понимаешь, без доплаты сверхурочных ну никак!
Вроде и не хочу, а слова заученные сами собой выходят, словно я всю жизнь бригадой могильщиков заправлял, и тон соответствующий. Язык помимо сознания работает. Сперва девочка не соображает, чего я от нее хочу, и смотрит круглыми глазами. Затем, осознав, обречено кивает, и достает из кармашка по-модному рваных джинс тощий кошелек.
   - У меня только сорок гривен. Хватит?
Взгляд девчонки вновь наполняется слезами. А я прикидываю. Сороковник - это две поллитровых “казенки” с закусью или два литра самогона. Вместе с тем, что ждет в кабинете у Люси и “коктейлем Молотова”, что обещал принести Петро, встреченный в “Ласточке”, поминки выйдут приличные. Я степенно киваю  принимаю  из дрожащей руки, сложенные в несколько раз мятые купюры. Осталось самое сложное - решить вопрос с “хороняками” из похоронной команды. Каламбур вышел забавный. “Хороняки” на местном суржике - хронические алкоголики.
Но тут мимо пролетела птица обломинго.
- Не, Вить, мы так не договаривались... - занудил первый, - Сил нету никаких. Мы ж с утра ни ели, не пили. Яму забросаем, ты нам выдай пузырь, да мы пойдем.
- Руки до мяса стер! - вторил ему боевой товарищ, - спина не разгибается…
Я пытаюсь  задействовать самый убойный аргумент, предложив полтора пузыря.
Лень оказывается у алкашей сильнее пьяной жажды, и они упорно стоят на своем, будто партизаны.
Деньги я уже взял, и отказываться от обещания не собираюсь. Значит, придется собственноручно отвечать за поспешность... Да и ветеранскую дочку  жалко. Не шалашовка ведь, дочь военного, как-никак.
- Ты, короче, погуляй часок, - твердо говорю я, снова накуксившейся девчонке, - сопли подбери, и сходи к Явдохе, знаешь, где живет?
Девочка молча кивает.
Отсчитываю ей двадцатку.
   - Придешь, скажешь, Витя с базара прислал. Попросишь литр, дашь денег. Не забудь - Явдоха, Витя, литр. Обратно пойдешь, захвати стаканчиков разовых, и бутылку газировки купи какой-нибудь. Только не “Живчика”! - Уточняю на всякий случай, - пока будешь ходить, как раз закончу. Тут отца и помянем.
Девочка, сделав над собой видимое усилие, подбирает сопли и убегает.
- А вы чего сидите? - рявкаю я на зевавших в сторонке мужиков. Совместными усилиями, опускаем в яму два пакета, наскоро забрасываем землей. Забастовщики получают расчет, и усталые, но довольные, скрываются  меж холмиков и крестов…
К моменту возвращения посыльной жара спадает окончательно. Да и я как раз заканчиваю копать. Могила вышла неглубокая, мне по грудь, и не особо широкая. Но какая получилось. Думаю, всяко лучше, чем вечная компания двух алкашей.  Выбрасываю лопату на бруствер  и вскарабкиваюсь наверх, умудрившись особо край не обрушить.
- Ну что, прощаться будешь?
Девчонка ставит на землю пакет и с ужасом смотрит на черное гудящее облако над полиэтиленом. Мотает головой, даже отступив на шаг. Что ж, и такой взгляд я тоже знаю - когда смотришь, видишь, а все равно не веришь. Что вот это и есть твой близкий человек. То есть было им…
Справляюсь  сам. Подтянув тело к краю могилы, осторожно, боком спихиваю. Хорошо, что покойный офицер не стал напоследок пакостить, и дисциплинированно шлепнулся на спину. Не пришлось лезть в яму и ворочать тело... Под участившиеся всхлипы оттираю ладони от земли  и снова берусь за лопату.

Отредактировано Чекист (29-01-2014 12:31:23)