политическая обстановка начала XVI в. требовала от России определить свое место в системе государств-наследников Золотой Орды. После 1487 г. почти все соседние государства поняли, что Москва не только равный, но и самый сильный претендент на «золотоордынское наследство». В результате некоторые из них предпочли дать место московскому государю среди прочих чингизидов – по тюрко-монгольской государственной традиции легитимный правитель мог быть только из рода Чингисхана. Как считает В.В. Трепавлов, специально исследовавший вопрос, многие тюркские аристократы не только закрыли глаза на династическое несоответсвие, но и стали придумывать московским великим князьям происхождение из чингизидов. После взятия Казани в 1552 г. некоторые ногайские бии даже стали называть Ивана IV «Чингисовым прямым сыном», т.е. прямым потомком Чингисхана. Русский государь, ставший «царем Казанским» и «царем Астраханским», получил огромный авторитет в степной среде – если уже его отца, Василия III, в тюркских дипломатических документах называли «ак-падишах» («Белый царь», т.е. царь Запада – белый цвет традиционно означал запад у тюрок и монголов), то Иван IV «свыше отца своего учинился», так как по мнению ногаев он сумел взойти на престол Казани и Астрахани, а «те оба юрта, бывали за великие цари», т.е. были доменами ханов Золотой Орды. Сам же Иван Грозный никогда не сообщал о своих претензиях на золотоордынское наследство – это могло только помешать ему в западной политике и скомпрометировать его лично, неоднократно декларировавшего свое происхождение от «Августа кесаря» и «от немець». Тем не менее, в восточной дипломатической переписке он позволял контрагентам называть себя и ак-падишахом, и чингизидом. Именно в этом смысле, т.е. о гибкой политике в отношениях в тюркским миром, учитывающей его политико-идеологические представления, и можно говорить как о золотоордынском наследии в русской государственности.