В марте заложники почти не поступали, и я не ждал того, что 31 числа пришлют сразу 35  их.
А за предыдущие 30 дней пришло всего девять. Вот ведь коварный удар! Ну да, майское наступление Юго-западного фронта тоже австрийцев повергло в изумление-полгода почти не рыпались, а потом такой парализующий удар.
Интересно, умерший в том же году император Франц-Иосиф Первый ушел раньше из-за этого разгрома или просто пришло его время?
Апрель же потребовал открытия двух новых фронтов – против железнодорожной ЧК в Знаменке и губернской милиции.
Транспортная ЧК начала борьбу с безбилетными пассажирами, поскольку вышел Декрет о борьбе с этим. В итоге регулярно с вокзала стали приводить пойманных в Знаменке безбилетников, которых «пятерка» транспортной ЧК приговаривала к нескольким месяцам отсидки.  Обычно от трех до шести. Впрочем, была такая мадам по имени Мария, которая получила от знаменских аж три года. Помню, читал я ее дело и сильно удивлялся- что же она сделала знаменским чекистам, чтобы они ей столько влепили? Вариантов была два: обещала жаркую любовь и обманула. Второй вариант- достала до глубины души.
Но точно установить причину я не смог, ибо через четыре дня она сбежала, да еще и не одна, а в компании пары арестантов. Я же был занят и до того с ней не пообщался.
Написали бумагу в губрозыск, чтоб ее посетили дома и вернули отбывать наказание. Губрозыск сделал все по-своему. Агент пошел не по месту жительства, а в Кременчуге (послали бы его еще в Киев),походил по городу, составил абсолютно неразборчивым почерком рапорт, а его управление переслало мне с припиской, что не можем найти.
Да, я тоже не найду верблюда на улицах Пустозерска, а белого медведя в пустынях Туркестана, но я их там и искать не буду. А тут адрес назвали, и не в губернском городе-телеграфируйте туда и отловите! Я понимаю, что она могла сбежать тетке в село, где ее и не найдем, но ищите хоть там, где надо, а не в другом городе!
С такими борцами с преступниками каши не сваришь.
Других двух они тоже не нашли.
Впрочем, все случаи побега закончились тем, что никого не нашли. Как до того, так и после того. Это потом довело меня до белого каления и серьезных последствий, но об этом позже.
Наши арестанты исчезали где-то в туманной дали. Поскольку их сильно не искали, то на этом все для них заканчивалось.  Скорее всего, они переезжали в соседний уезд или волость и начинали новую жизнь на некоторое время, а потом и возвращались к себе.
Да и скрываться было просто. Какие тогда документы у жителя села или местечка вроде Градижска могли быть? Справка от исполкома, что такой-то действительно живет в селе Семимогилы или местечке Глинск. Вот стоит беглец перед милиционером, а тот читает: «Податель сего является жителем местечка Глинск Арцишевским Моисеем Михайловичем, восемнадцати лет, уроженцем Минской губернии». Ниже закорючка исполкомовского работника и печать. Самодельная, часто из монеты.
Больше ничего. Доказать, что это не Моисей Арцишевский, а  Мендель Мендельсон, можно только случайно- обнаружив, что у хлебопашца руки не рабочие, или он собьется в рассказе. Когда очень не повезет, то попадется на человека, в Глинске бывавшего и всех там знающего.
Так что за скромную сумму можно было бы и скрыться, если не тянулась за спиной длинная кровавая полоса. А безбилетный пассажир- тьфу и растереть. Через пару лет никто про то не вспомнит, даже если вслух сболтнуть. Кстати, Моисей Арцишевский из Глинска- это был у нас такой безбилетник, сбежавший через пару недель. Опять в исполкоме меня ругали за него и еще двоих. Жаль, потом судьба меня все время проводила мимо Глинска. Попал бы туда года так до двадцать пятого –я б ему второе обрезание устроил. Потом, правда, уже бы не стал- не могу я злится бесконечно…Возможно, и по шее не дал бы.
Что еще было нового- лагерь начали использовать как следственную тюрьму. То есть губмилиция или губрозыск помещали к нам подозреваемых, пока дело не дойдет до суда или ревтрибунала. Оттого пришлось оборудовать отдельное место для их размещения, чтоб они под соусом отправки на работу не затесались в рабочую команду и не сбежали. Мороки прибавилось.  И головной боли от их побегов тоже.
Про то, что число заложников уменьшилось, я уже говорил, но забыл сказать, что в последних числах месяца я их почти что ликвидировал в лагере. Еще двадцать девятого их было только пять! Остальных уже освободили! Я торжествовал и планировал расстаться вскоре и с ними- и ту такой афронт! Мало того, что 30 числа мы легли костьми, оформляя свежеприбывших, и я прибыл почти к полуночи, отчего хозяйка моя очень ругалась. Она-то ждала меня куда пораньше и не падающего с ног.
Ну, я просто еще не сказал, что в феврале со своей квартирной хозяйкой сочетался законным браком, правда, без церкви. Не то время для церковных браков, да и больно разные конфессии. Я-то числился по лютеранству, а Берта Яковлевна моя в синагогу раньше ходила. Сейчас-то почти что перестала, но кто его знает, надолго ли. Так что нас ни в одном уважающем себя храме бы не сочетали. А в органах советской власти- можно, там спрашивают про желание  жить вместе, а не про религиозность.. Кстати, как раз с февраля для будущих мамаш введен оплачиваемый отпуск до родов и после родов, Постаралась Советская власть.
Раньше такого не было. Сколько точно дней я не запомнил, кажется, два месяца до и после тоже.
Ну и как начальник ставил в известность женскую часть своего персонала про новости момента. Их хоть и не много, две фельдшерицы и Одетта - машинистка, но сообщать тоже надо. Правда, я им зачитал начало газетной статьи и дал ее на изучение, а они пусть уж сами дочитывают, сколько дней конкретно им дают. Впрочем, у фельдшериц это могло и скоро понадобиться, благо обе замужние, а вот у Одетты еще кавалера нет. Но очень хочется, потому она и влюбляется то в портреты вождей, то в нас, что на глаза попадаются и не очень страшно выглядят. Ну да ей всего семнадцать, что от нее ждать-то можно? Живет она в городе, книжки читает про возвышенную любовь, и родители ее поддерживают в желании выходить замуж токмо по любви и невероятно сильной. В селе бы она могла уже и замужем быть, и один ребенок точно бы уже на руках плакал, а мог и второй внутри шевелиться….
СЕРГЕЙ МАЛЕНКОВ.
Поскольку с хозяйкой у Сергея все пошло по-серьезному, пришлось заключить  Кременчугскую конвенцию о некоторых разграничениях полномочий субъектов и невмешательстве в некоторые дела.
Насчет Одетты я с тезкой был согласен, что, несмотря на явные знаки  внимания к начальнику с ее стороны, эти знаки внимания надо было не заметить. Оказаться толстокожим и невнимательным.
Еще я сподобил Сергея на предложение губернскому начальству на некоторые изменения в оформлении бумаг. Поскольку начальники менялись быстро, отчего бумаги украшали такие вот знаки: «За начальника губернской инспекции» и «ВРИД начальника ГУБЧК», то сложно потом понять, кто именно подписывал распоряжение. Подписи- то не у всех разборчивы. Потому никто может не вспомнить, кто заведовал комиссией в первую декаду сентября. Иногда это важно.  Вот и предложил, используя опыт будущего, начать писать вслед за подписью ее расшифровку, что решал это именно Готлибов, а не кто иной.
Сергей согласился и отправил предложение наверх.

Отредактировано AD (25-01-2015 20:08:27)

Итого я перенес вставные кусочки.
Еще фамилия ГГ несколько изменена.поэтому,возможно.где-то она сохранилась в старом виде.

Вот тут должен сказать,что из-за сложностей в описании одного эпизода,я решил написать пока последующие,пропустив одну главу или чуть больше.
Теперь пойдет харьковская часть.
После того, как мы с Бертой Яковлевной Кременчуг покинули, то пути-дороги привели нас в Харьков.  В Кременчуге мне в глазах каждого встречного виделся укор и осуждение. Может, я себя лишний раз накручивал, но именно такие были ощущения. Если бы не обстоятельства нашего времени, я бы просто сел в ближайший поезд и смылся оттуда, если бы это было не в двадцать первом году, а в одиннадцатом. А тут просто так попробуй уехать. Сразу вспомнится судьба всех безбилетных пассажиров, а также все ужасы путешествий.
Оттого я и воспользовался связями с артиллерийским складом. Мандат на путешествие в специальном вагоне мне б никто не дал-увы, статус у меня уже не тот, но устроился я в вагоне, на котором товарищи с артсклада развозили разное добро по другим складам. А жена провела разведку в Полтаве.
Так что ехал я при четырех вагонах с какими-то артиллерийскими грузами, которые должны были следовать через Харьков. А куда дальше-я у пиротехников на расспрашивал. Нельзя. Да и не очень интересно.
Груз наш следовал с небольшой скоростью, ибо и в дороге мы близлежащие столбы подпирали и все вторые пути почтили своим присутствием. Двести с гаком верст тащились двое суток!
Но хоть медленно, но не в давке и без вшей у соседей.
Днем я с пиротехниками беседовал о разном житье–бытье, а ночью. когда мне бессонница  спать не давала, с Сергеем беседовал о разных интересных вещах. Сергей тоже бывал не в так уж и многих местах, но хорошо начитан, и про известное ему из книг рассказывал.
И мне тоже было что порассказать. И про период службы солдатом, и про школу прапорщиков, и про службу в офицерских чинах. Да и потом много повидать пришлось. Сергей в армии служил, но в мирное время, и не привык к многим решениям, которые на практике встречаются. То есть думал, что все ему должны подносить на блюдечке интендантские службы. Правда, о технике своей он пытался рассказывать, но я с трудом понимал только отдельные детали. Они как-то обнаруживали и как-то могли сбивать самолеты врага. Это все, что я мог понять, а детали обнаружения и убиения упирались в то, что я не мог понять, как что функционирует, а тезка пояснить не мог. Все равно как бы я древнему римлянину рассказывал про устройство пулемета. Дальше понятия-вот отсюда вылетает кусочек свинца и убивает галла на столько-то шагов, мы бы не пошли. Вот так и я оказался древним римлянином. Центурионом Сергиусом Симплициссимусом.  Латыни нас в реальном не учили, так что как есть.
Прибыв в Харьков, я отправился в губком партии, где трудился один из моих бывших солдат в кольтовской команде, Михаил Осипов. Он еще тогда не вступил в партию, когда служил под моим началом, но антивоенной агитацией уже баловался. Мне про это доносили, но я манкировал этими известиями до тех пор, пока Михаил не попал сначала под обстрел, а потом в госпиталь. На австрийском фронте мы уже больше не встречались, а в последующие годы пара встреч была. Ему потом рассказали, что я про его разговоры и чтения брошюрок был наслышан, но ничего не делал. Я и понадеялся, что Михаил поможет с устройством на службу. Или хоть что посоветует, куда ходить, а куда и не пытаться.
Михаил и посоветовал-пойти в часть ЧОН. Я что-то по них слышал, но и только.
Да, оказалось, они были и раньше. А вот в этом году была развернута Первая Харьковская коммунистическая дивизия Особого назначения и Всевообуча.
Смысл ее существования был в том, чтобы проводить военное обучение коммунистов и служить благонадежным резервом. Второе прямо не называлось, это я вывел из размышлений и наблюдений.
Возможно, ожидались сложности в борьбе с бандитизмом. Кроме того, началась демобилизация, а после каждой большой войны возникает вопрос-куда девать отравленных войной солдат ее, которые себя уже в мирной жизни и не видят? Если двадцать с лишним лет спустя страна уже знала, что делать с ними и имела соответствующие структуры, то вот сейчас тысячам демобилизованных не всегда могла найтись и работа.
Вот из небольших ранее существовавших частей ЧОН и была собрана такая вот структура. Состояла она из девяти полков, объединенных в три бригады, то есть, как и принятый штат дивизии. Правда, артиллерия и кавалерия были сведены к минимуму-всего один дивизион и кавэскадрон. Штабы и тылы тоже ужаты до предела. В таком виде дивизия могла заниматься военным обучением, а, усиленная поставленными в строй коммунистами, могла и банды погонять. Махно, конечно, девять полков пехоты бы не догнали, но батька уже был разбит и вытеснен с этого берега Днепра.
В Харьковской губернии было такое бандитское место- Ромны, и окрестности. Возле самой столицы было потише.
Ну вот я и вовремя приехал, и взяли меня с радостью, благо работы было непочатый край.
В марте в дивизии было всего три полка, перешедшие из Отдельной коммунистической бригады, а разворачивать дивизию надо было дальше.
Вот за год и развернули еще две бригады. Расформировывалась в Красной армии 186 бригада-на базе ее полков прибавились у нас второй штаб бригады и еще три полка. С июня полков стало девять, как и положено, за счет преобразования 150 бригады.
Развернули еще две школы в составе дивизии-школу связи на улице Мироносицкой и медицинскую школу на Сумской. И получил я большую должность- начальник штаба второй бригады. Прямо -таки жуткий служебный рост-даже и не ожидал.
Жена, узнав про это, срочно перебралась в столицу, оставив дом под присмотром племянницы. Здесь тоже нашлись дальние родственники, сдавшие нам комнату.
Правда, служба стала приносить ряд сюрпризов. Партийные товарищи, особенно видя то, что бандитизм в республике гаснет, а война уже закончилась, на дополнительные занятия совсем не шли.
Поэтому 96 часовой курс военного обучения им стоял поперек горла. Я еще понимаю людей вроде меня, отвоевавших две войны и пороха понюхавших, а что говорить про тех, кто с октября семнадцатого винтовки в руках не держал, да и тогда недолго? А вот поди ж ты-не хотели…
На обучение затягивали сначала пряником. Обучавшиеся при дивизии получали специально дополнительный паек (за исключением тех, у кого был ответственный, академический и прочие усиленные пайки). То есть ты учишься, а тебе дополнительно идет полфунта хлеба в день, да и другое тоже. К тому пайку, что у тебя есть по работе или по службе.
А что там еще было?  Четыре фунта круп, семь с половиной фунтов мяса или рыбы, полтора фунта сахара, фунт масла, чаю двенадцать золотников и еще что-то там в месяц.
Если кто не помнит, было лето двадцать первого года. Голодного года. На Харьковщине было полегче, чем в Поволжье, но тоже несладко.
Когда пряник стал не помогать, взялись за дисциплинарные меры, ибо количество обучавшихся неуклонно падало, и составило лишь четверть списочного состава коммунистов, упав ровно вдвое.
По этому поводу было много бумаг. Писал начальник дивизии товарищ Сигель, писал мой комбриг товарищ Слепнев, писал я, писали все остальные. Когда мы при начальстве доклады делали и его живьем видели, про ему то говорили.
Постепенно дело пошло, в основном, путем нажима на уклонистов, но хоть что-то стало делаться уже ближе к зиме.
Заодно провели маневры в ноябре под Мерефой. Сводная бригада нашей дивизии против сводной бригады курсантов. С курсантами были еще кто-то, но я уже всех участников не помню. Маневры считались «высоко насыщенными техникой», потому в них участвовали два танковых и автобронеотряд. Целых шесть танков и четыре броневика. Самолеты тоже летали и разведывали. Бомбежка частей на практике не отрабатывалась, ее учитывали в штабах, а делать не стали. И так лошади пугались низко пролетающих самолетов и оттого могли посбрасывать всадников и разбежаться.
Кстати, я, наконец, увидел эти танки живьем. То читал и слышал, а вот теперь поглядел. Выглядели они очень необычно, как ожившие ученические пеналы. По дороге и полям двигались с черепашьей скоростью, и, по- моему при наличии хоть одной батареи их жизнь была бы очень недолгой. С бронепоездом их сравнить было нельзя.
Не видел я в них чего-то такого страшного, чтоб испугаться и в панике бежать от них. Правда, под танковую атаку в Каховке я не попал, ибо был уже ранен, оттого только слышал про нее.
Теперь вот посмотрел, что в них такого.
Но, с другой стороны, и станковые пулеметы выглядят не так уж и страшно, а ручные пулеметы еще и часто смешно, особенно Шош. Вот тут я могу сказать, что впечатление обманчиво, и даже треклятый «Кольт» способен заставить целую роту носами землю рыть.
А если она пожелает пойти на него грудью, как это бывало в начале германской войны, то там она и останется.
Вот ходить на Шош грудью можно. Нет гарантии, что он до конца своего кривого магазина достреляет и не захлебнется. С Льюисом такие шутки не выйдут.  Мадсен-как повезет. Может нормально работать, а может сразу же заклинить.
Еще я видел немецкую переделку Максима в ручной пулемет, но из нее не стрелял. Но таскать эту груду железа одному-избавьте от такого счастья!