Согласен! Вот цитата из другого источника:

«Сухой закон», не сильно сказался на росте производительности труда — в 1915 году в среднем она выросла всего на 5 — 7%, да и то, как тогда утверждали статистика, скорее не за счёт отрезвления работников, а за счёт повышения дисциплины в военное время (хотя число прогулов упало на 23%).
В 1916 году казённая монополия принесла в казну всего 51 млн. рублей — около 1,5% бюджета. Для сравнения: в 1913 года казённая монополия на водку составила 26% бюджета. Бюджет России, и так трещавший по швам из-за военных расходов, был таким образом совсем обескровлен.
Крестьянская же масса (а она составляла тогда почти 85 — 90% населения страны) массово стала гнать самогон. Никто тогда не знал точных цифр произведённого в домашних условиях самогона. Оценки колебались от 2 до 30 млн. ведер (т.е. от 24 до 60 млн. литров, что ощутимо меньше миллиарда литров в 1913 году). А производство браги — самого ходового продукта в то время (самогонные аппараты были у малой доли населения), даже и оценивать никому в голову не приходило.
Типичную картину пьянства на селе можно увидеть из записок офицера А.И. Черняцова, участника Первой мировой, находившегося после госпиталя на «поправке здоровья» в своём родовом имении в Орловской области: 12 декабря 1916 года. Два дня назад к нам наведывались крестьяне из ближайших деревень, из Опарино, Сказино и Репьево. Пьяные настолько, что еле шевелили языками. Наглые, самоуверенные, ничего не боящиеся — ни Бога, ни царя! Требовали передать им в пользование старый парк.
Я категорически отказал, они настаивали, стращая меня «красным петухом».На ночь зарядил всё оружие, забаррикадировался в одной из комнат, предварительно приказав заколотить окна на первом этаже.В деревнях никакого порядка. Везде пьяные морды, везде можно купить самогон. Для того, чтобы раздобыть денег на выпивку, продают всё, даже крыши собственных домов. Думаю, что и лес мой хотели пустить на самогонку. Ещё год-два назад можно было спокойно пройти по улицам деревень. Сейчас всё резко изменилось: могут запросто раздеть, побить и даже заколоть. И всё это — посередь белого дня.16 декабря 1916 года. Вчера ночью, оказывается, сожгли моих соседей Шингарёвых. Всех — самого Ивана Ивановича, его жену Елизавету Андреевну, детей — 16-летнюю Софию, 12-летнюю Елену и 10-летнего Николая.Парк вырубили весь (за ночь!), забили всех коров и лошадей, разбили всё, что не смогли унести. Все нападавшие были пьяны, даже там — на пожарище — пили захваченный с собой самогон. Трое нападавших замёрзли насмерть, товарищи о них забыли.5 января 1917 года. Чаша моя переполнена, всё, уезжаю. Последней каплей стали события последней ночи, когда меня самого чуть не пригвоздили к стене вилами. Слава Богу, что не растерялся, дал отпор. Расстрелял 15 патронов, одного завалил насмерть, троих ранил.Пишу, уже сидя в вагоне поезда «Орёл-Москва»: на большой скорости проскакивая деревни, видел всё то же — злой взгляд крестьян, пьяные проклятия и пьяную круговерть.