III

Чувствительный хлопок по плечу сзади. Команда «Приготовиться!», почти не слышная за тарахтеньем мотора и воем воздуха. Я отстёгиваю ремни, переваливаюсь через бортик кабины и встаю в рост, вцепившись до боли в суставах в стойки-расчалки. Марк тоже отстёгивается и изготавливается последовать за мной. Я отрицательно качаю головой – рано, места на крыле мало, да и стоять приходится согнувшись, чтобы противостоять набегающему потоку. Взгляд на пилота – он кивает, поднимает левую руку, сжимает и разжимает кулак – «Пошёл!» - и я, мысленно перекрестившись, отталкиваюсь ногами от резинового коврика, приклеенного к поверхности крыла и головой вперёд лечу в семисотметровую бездну.
Ни о каких «самораскрывающихся» парашютах, как и о вытяжных фалах, которые в больших самолётах пристёгивают перед прыжком карабином к тросику, протянутому под потолком кабины, тут речи нет. Старина У-2 (хотя – какой же он старина? Всего два года, как в производстве, считай, последний писк советского Авиапрома!) лишён подобных излишеств. Нет и запасного парашюта, только плотный увесистый тюк импортного американского «Ирвинга» за спиной, да алюминиевая, крашеная в зелёный цвет скоба, которую сжимают сейчас мои пальцы.
«Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три – пошёл!» Рву на себя скобу. «Ирвинг» не подвёл – сотня квадратов парашютного шёлка с хлопком разворачивается над головой, стропы подвесной системы чувствительно рвут за плечи, и я повисаю под куполом, болтая, как полагается новичку, норами. В стороне, вверху виден неспешно удаляющийся крестик самолёта, от которого отделяется, летит вниз  и через положенное время повисает на стропах  ещё одна фигурка. Марк вслед за мной совершил третий в своей жизни прыжок.
У-2 тем временем разворачивается и заходит на посадку – на широком зелёном лугу, гордо именующемся лётным полем харьковского аэроклуба его ожидает следующая смена спецкурсантов. А я наслаждаюсь недолгими минутами беззвучно-плавного спуска, любуюсь кучерявящейся по краю поля рощицей, белые крестики планеров у дальнего конца ВВП и грузовичок-буксировщик, с которого к одному из «парителей» как раз тянут трос. Ветерок сегодня слабый, но всё же парашют немного сносит и я, вспомнив полученные инструкции, принимаюсь за дело: осматриваю купол и стропы на предмет перекруток и захлёстов (слава богу, всё в порядке!) после чего подтягиваю стропы с левой стороны, заставляя парашют скользить прочь от рощи. Приземление на деревья, пусть даже и такие жиденькие – не то, чем я хотел бы завершить сегодняшний день.
Лётное поле уже набегает мне под ноги, мелькают полосы скошенной травы. Я, подтянувшись на стропах, плотно сжимаю лодыжки и колени, сгибаю ноги  - и, коснувшись земли старательно, как на бесчисленных тренировках, падаю перекатом на бок. Теперь – вскочить, и пока порыв ветра не наполнил купол и не поволок меня по земле, подтянуть его к себе, погасить, сгрести в охапку бледно-жёлтой, скользкого на ощупь шёлковой ткани – всё! Теперь можно с чистой совестью  принять мужественную позу с ладонью, приложенной козырьком к кожаному лётному шлему, и наблюдать, как метрах в тридцати от меня изготавливается к приземлению Марк Гринберг.

- Опять не вернёшься к отбою? – спросил Марк. – Смотри, в последний раз тебя прикрываю. Взял, понимаешь, манеру шляться по ночам…
- Не завидуйте так громко, юноша! – я поднял палец. – И вообще, мы не в коммуне, и отбоя тут нет.
- Зато дверь на ночь запирают! – не сдавался напарник. – И вахтёрша внизу, Нинка – чистый цербер, даром, что ещё молодая.  С наганом!
- Нинку пусть здешние, общежитейские боятся, а нам-то что? Стрелять, что ли, в меня будет, или к Антонычу  стучать поедет?
- К Антонычу она, конечно, не поедет. – рассудительно ответил Марк. - Но и дверь после одиннадцати вечера не откроет, стучись хоть до утра. Тебе охота на улице ночевать?
- А кто тебе сказал, что я собираюсь ночевать на улице? – ухмыльнулся я.  – Уж найду где, не сомневайся…
По поводу непоколебимости вахтёрши Нины, действительно, вооружённой старым солдатским наганом в потёртой кобуре, у меня имелось своё мнение, но делиться с Марком я им не стал. Воистину, шоколадка московской фабрики «Красный Октябрь» (бывшее товарищество «Эйнемъ») способна делать чудеса. Впрочем, злоупотреблять однажды произведённым эффектом я не собирался – мы, надо полагать, здесь не в последний раз, и добрым отношением с такой фигурой, как вахтёрша, лучше лишний раз не злоупотреблять. Тем более, что оконную раму в торце коридора второго этажа я ещё час назад подцепил лезвием финки и убедился, что открывается оно свободно, а из окна легко дотянуться до ржавой пожарной лестницы. На второй этаж Нина поднимается редко, нечего ей там делать – вот этим путём я и вернусь.
В общежитии харьковского авиазавода мы ночевали всякий раз, после занятий в аэроклубе и вполне успели здесь освоиться. Каждый раз нас привозили в аэроклуб часа в два пополудни, причём в кузов коммунарского грузовичка кроме спецкурсантов набивалось ещё много народу – сотрудники коммуны и вольнонаёмные заводские, кому требовалось по своим делам в город. С утра «АМО» забирал нас прямо от дверей общаги, и тем, кто задерживался, приходилось добираться назад самим – а это без малого двадцать вёрст. Так что опаздывать в любом случае не стоило – в противном случае рискуешь попасть в родную колонию в лучшем случае, к обеду.
Но сейчас подобные материи мало меня занимали. Я снял со спинки стула выглаженный выходной костюм (утюг пришлось выклянчивать у той же вахтёрши Нины а потом греть в кухоньке, на чугунной угольной плите) и стал переодеваться. Натянул старательно вычищенные туфли, подумал, что неплохо было бы договориться с кем-нибудь из постоянных обитателей общежития о том, чтобы держать «сменный гардероб» у них и не таскать каждый раз в Харьков и обратно в вещмешке, вызывая вполне законное недоумение спутников. А костюм (его вместе с туфлями их я приобрёл на деньги, оставшиеся после обмена золотых десяток) был мне по-настоящему необходим – светить лишний раз коммунарскую парадку там.. куда я собирался сегодня вечером, пожалуй, не стоило. Ничего криминального в этом, разумеется, нет,  но раз, другой – так ведь можно и примелькаться. А оно нам, спрашивается,  надо?
Ну вот, кажется и всё? Зеркала в двухместной, узкой словно школьный пенал, комнатёнке, куда заселили нас с Марком, разумеется, не было, так что я просто покрутился на месте, пытаясь обозреть себя с кормы. Марк наблюдал за мной с иронической ухмылкой. Я улучил момент, когда он отвернётся, засунул за брючный ремень «браунинг» и вышел в коридор, плотно притворив за собой дверь.

была-была. И именно в харькове.
наткнулся на материал о развитии Укрвоздухпути, так они прилично вкладывались в тамошний аэроклуб. И в парашютный спорт и даже в планера.
Что до У-2... ну, считайте "шефы" из ГПУ подсуетились.
И вообще - что значит "отсутствуют материалы?"
Программа-то секретная

Отредактировано Ромей (09-10-2022 17:17:13)