Гостиный Двор потряс Андрея. Таких толкотни, многолюдья, обилия товаров и высоких цен он ещё нигде и никогда не видел.
– Цены здесь…
– Столичные, – улыбнулся Бурлаков.
Они сидели в маленьком кафе на галерее второго этажа, за столиком у самых перил.
– И это всегда здесь такое?
– В будни народу больше.
– Надо же, – покрутил головой Андрей и повторил: – Себя потеряешь и не заметишь, когда.
Бурлаков кивнул.
– Да, но можно привыкнуть. Человек ко всему привыкает.
Лицо Андрея помрачнело.
– Это ты точно сказал, ко всему, – зло вскинул глаза. – А я привыкать не собираюсь. Из Загорья не уеду, понял, нет?
– Мы об этом уже говорили, – внешне спокойно ответил Бурлаков. – Раз тебе там нравится…
– Там моя семья, запомни, – перебил его Андрей.
– Да, я знаю. Но это теперь и моя семья. Тоже запомни.
Андрей усмехнулся.
– Хорош отбиваешься. Ладно. Так что, может, ты к нам переедешь?
– Здесь у меня университет, лекции, ещё семинар буду вести, комитет.
– Это понятно, и всё? – глаза у Андрея насмешливо блестели. – Больше ничего и никого?
Бурлаков пожал плечами.
– Есть друзья, есть сотрудники.
– И всё? – Андрей нахально подмигнул. – Я ж помню, – и пропищал: – Гаря, не волнуйся. – И своим голосом с подчёркнутой деловитостью: – Ты всё ещё с ней или заменил?
– Это тебя не касается, – твёрдо ответил Бурлаков. – Не твой дело. Запомни.
Андрей зло сощурил глаза, но промолчал и наконец принуждённо улыбнулся.
– Ладно, бери себе это сокровище, не претендую.
– В это не лезь, – глухо сказал Бурлаков. – Больше предупреждать не буду.
– Понял, не глухой, – буркнул Андрей.
Под ними море голов, шарканье ног по полу и гул голосов, в котором неразличимы слова. Андрей смотрел на эту суету, явно думая о своём, лицо его стало усталым и даже не взрослым, а старым. Бурлаков также молча смотрел на него. Если бы он мог…
– Ладно, – Андрей тряхнул головой. – Ладно, замнём для ясности. Так когда тебя ждать?
– Недели через две. Сегодня седьмое…
– Ещё две недели, и как раз двадцать первое. Впритык хочешь:
– Постараюсь пораньше. Я дам телеграмму.
– Замётано, – кивнул Андрей и посмотрел на часы.
– Успеешь, – заметил его движение Бурлаков.
– Да, успею. Слушай, а вот бельё, сразу полудюжину брать не дорого? Ну, не чересчур это тебе?
– Есть у меня деньги, – успокоил его Бурлаков. – А у тебя…
– У меня ссуда за спиной, – усмехнулся Андрей. – На обзаведение. И зарабатываю я прилично.
– Это рабочим в цеху?
– Ну, – Андрей широко ухмыльнулся, – если с умом тратить. А то вот ещё если на дороге валяется, то не грех и подобрать.
Бурлаков невольно напрягся.
– И всё, что лежит, хватаешь?
Лицо Андрея стало демонстративно простодушным до идиотской наивности.
– Мина если, так пусть себе и лежит, дурака ждёт.
Бурлаков чувствовал, что Андрей чего-то недоговаривает, но настаивать не рискнул. И, боже мой, о каких незначащих глупостях они говорят, но о главном… язык не поворачивается. Да и что сейчас самое главное?
Андрей допил свой чай, улыбнулся уже по-другому.
– Давай теперь на вокзал. Мне ещё билет брать.
Бурлаков невольно вздохнул. Время не остановить. А они и не поговорили толком. И вот… уже пора.
– Да, пойдём.
Бурлаков подозвал официанта и расплатился. Андрей взял свою потяжелевшую сумку, ещё раз сверху вниз оглядел суетящуюся внизу толпу и встал.
Они не спеша, неся на руке – Андрей свою куртку, а Бурлаков пальто – прошли между столиками к выходу и дальше по галерее.
– Тебе хватит на дорогу?
– Вполне, – Андрей насмешливо хмыкнул. – Я ж тебе сказал, что кой-чего на дороге подобрал. Так что на всё хватит и ещё останется. Не боись, всё нормально будет.
Бурлаков кивнул так спокойно, будто все эти выпады и закидоны совсем не смущали его. И Андрей решил попробовать добавить.
– Могу и тебе подкинуть.
И услышал насмешливое:
– Я и сам неплохо зарабатываю.
Андрей посмотрел на него с насмешливым удивлением.
– Ты чего, псих? Кто ж от денег отказывается. Или, – он зло сощурил глаза, – брезгуешь?
– Не дури.
– Я от тебя со вчера только это и слышу, – огрызнулся Андрей. – Ничего другого придумать не можешь?
– А ты веди себя по-другому, – немедленно отпарировал Бурлаков.
Андрей хмыкнул, но промолчал. У лестницы они оделись и спустились вниз.
– Ещё что-нибудь посмотришь?
– Нет, лучше пройдёмся. До вокзала пешком можно?
– Да, вполне.
После Гостиного Двора на улице было просторно и даже вроде тише. Андрей с удовольствием огляделся.
– Жалко, Крепость не успел посмотреть.
– Ничего страшного, в другой раз туда пойдём, – очень спокойно, даже небрежно ответил Бурлаков.
Андрей покосился на него и улыбнулся.
– Замётано. В другой раз сразу туда.
Улыбнулся и Бурлаков.
До Северного вокзала дошли до обидного быстро. Вокзальная площадь, как и положено, забита автобусами и людьми, лавируют, покрикивая короткими резкими гудками, юркие машины такси, кричат, проталкиваясь в толпе, разносчики, толчея, суматоха… похлеще, чем в Гостином.
Но у касс дальнего следования стало заметно свободнее. На Ижорск билеты были.
– Купейный или общий?
Андрей залихватски тряхнул шевелюрой.
– Где наша не пропадала! Давайте общий.
– Чего ж не в мягком? – попробовал пошутить Бурлаков.
Андрей улыбнулся, но ответил серьёзно.
– В мягком я сюда ехал. Не мой класс, выделяюсь сильно. Моя плацкарта общая.
– Нижний боковой возьмёте?
– Да, – сразу, не задумываясь, ответил Андрей.
– Четырнадцать семьдесят.
Андрей расплатился и спрятал билет в бумажник. Поглядел на часы.
– Полчаса осталось. Пошли, закину сумку, и попрощаемся.
Бурлаков кивнул.
Поезд уже стоял у перрона, и вдоль него тянулась цепочка прощающихся. Вот и двенадцатый вагон, проводник у двери посмотрел билет Андрея и пропустил их внутрь. Вагон полупустой. Андрей нашёл своё место, засунул сумку под сиденье, снял и повесил на крючок куртку. Верхняя полка поднята.
– Посидим или как?
Сели напротив друг друга. Андрей вытащил из кармана и бросил на столик пачку сигарет.
– До свадьбы я уже не выберусь, не хочу школу пропускать.
– Да, конечно, – Бурлаков сглотнул шершавый комок в горле. – Ты можешь звонить, вечером я дома.
– Вечером это во сколько?
– После девяти. Вот телефон.
Андрей усмехнулся, разглядывая визитку. Хотел сказать, что эта у него уже третья, так и коллекция наберётся, но промолчал. Говорить о Фредди рано, а о Степане Медардовиче неохота.
– Ладно. Замётано. Так ты приедешь?
– А как же, – Бурлаков старался улыбаться. – Я же обещал.
– Тогда ты тоже обещал, – совсем по-детски вырвалось вдруг у Андрея. – Что всё будет хорошо, что будет, как раньше, а получилось…
– Это война, пойми…
– А что же ещё, ладно, знаю, – Андрей досадливо дёрнул плечом и резко сменил тему. – Рожки не потают?
– Упаковка надёжная, не беспокойся. От окна будет дуть.
– Ништяк, не бери в голову.
Бурлаков кивнул.
По вагону прошёл проводник.
– До отправления пять минут.
Бурлаков и Андрей одновременно встали.
– Не выходи, ещё отстанешь.
– Ништяк – тупо повторил Андрей.
Они прошли к выходу, и уже в тамбуре Бурлаков, мягко надавив ладонью, остановил Андрея.
– Нет, не выходи.
У Андрея дрогнули губы.
– Ладно.
В вагон влезала нагруженная чемоданами и сумками пара, Андрея и Бурлакова толкнуло, притиснуло друг к другу, и объятие вышло вынужденным.
– Провожающие, выйдите на перрон, отправляемся.
Бурлаков отпустил Андрея.
– До свидания, я приеду, как договорились.
– Ага, – хрипло выдохнул Андрей.
– Прошу, – голос проводника вежливо настойчив.
Пропустив Бурлакова на перрон, он остался стоять в дверях. Из-за его спины Андрей, прикусив изнутри губу, смотрел на Бурлакова. Поезд дрогнул и медленно двинулся. Бурлаков быстро пошёл, стараясь держаться вровень с вагоном. Андрей медленно, как через силу, поднял руку, то ли прощаясь, то ли останавливая. На его лице влажно блестели две дорожки на щеках, и это было последним, что увидел Бурлаков, не сразу поняв, что Серёжа плачет. Поезд набрал ход, и, уже не поспевая за ним, Бурлаков остановился. Зачем-то снял шляпу и взмахнул ею, хотя видеть его Серёжа уже никак не мог. И так, с обнажённой головой, и стоял на перроне, пока не скрылся из виду хвостовой вагон.

Проводник закрыл дверь и запер её свои ключом.
– Я покурю здесь, – сдавленно, перехваченным горлом сказал Андрей.
– На здоровье, – с вежливым равнодушием ответил проводник и ушёл в вагон.
Андрей похлопал себя по карманам в поисках сигарет, вспомнил, что оставил пачку на столике в вагоне, и выругался. Обычно ругань помогала успокоиться, но сейчас почему-то не сработало. Разревелся, как мальчишка, будто и впрямь… ладно, авось профессор не заметил, а то ещё вообразит себе невесть что. Он ещё постоял в тамбуре, пока не почувствовал, что щёки высохли, и тогда открыл дверь вагона.
Койка над его местом оставалась поднятой, а на столике пачка сигарет лежала, как он её оставил. Андрей сел по ходу, чтобы смотреть вперёд, а не назад, и закурил. Вокруг суетились, укладывая и размещая вещи, проводник собирал билеты. Отдавая свой, Андрей спросил о чае.
– Как управлюсь, подходи со своей посудой, – ответил проводник.
Ну, правильно, это тебе не мягкий вагон со всякими барскими штучками. Андрей вытащил из-под скамейки сумку, достал кружку, коробку с бритвенным прибором. Хорошо, что ещё там, в магазине, возясь с покупками, переложил всё нужное в дороге наверх. Так, а жилет тоже лучше наверх, едет-то на север, вот так, покупки все вниз, а между ними свёрток с «подобранными» деньгами, а что, ведь не соврал, шальные же деньги, как скажи с неба упали, три сотни он вынул и переложил в бумажник утром, вот на всё и хватило, и осталось, в Ижорске будет в два с минутами, так что там зайти и купить себе зимнего, там, говорили, военным торгуют, нет, армейским, война-то когда уже кончилась, и лётчицкую куртку можно задёшево взять, ну, посмотрим, как получится.
Он убрал сумку обратно, сел и уже спокойно огляделся. Да, эта публика ему под стать, здесь он на месте, в общей – усмехнулся – шеренге. В отсеке напротив то ли семья, то ли просто компания дружно сооружает общий стол из всякой немудрёной снеди, по проходу пробежал, переваливаясь, ребёнок, толстый от купленного явно на вырост пальто, и женский голос раздражённо прикрикнул на него, кто-то взахлёб смачно ржал, тяжело стукнул об пол упавший чемодан, и его обругали зло, но незатейливо, ругателю тут же предложили заткнуться, а то и женщины вокруг, и дети… Словом, обычная жизнь обычных людей.
За окном бесконечные пригороды, заводы, жилые кварталы, деревья… Стремительно темнело, и Андрей разглядывал уже своё отражение.
– А вот пирожки, куры копчёные, колбаса… – выпевала женщина в белой куртке, толкавшая перед собой по проходу двухэтажный столик на колёсиках.
Андрей достал бумажник. Особо есть не хотелось, но чем-тоже надо занять себя, да и психанул он, а псих лучше всего заедать. Он купил курицу и булку, уже нарезанную ломтями, сходил к проводнику за чаем. Сахар и печенье здесь, как в мягком, на столах не лежали, тоже у проводника брать надо. Взяв пакетик сахара на два куска и маленькую пачку печенья, Андрей вернулся к себе и стал устраиваться уже основательно. Каждый сам за себя, один бог за всех, а его-то и нетути. Промасленная бумага от курицы вместо скатерти, столовый нож – ещё в Атланте в лагере покупал в дорогу, есть хлеб – заедать курицу и руки вытирать, дымящийся чай в кружке. Андрей ел не спеша, разглядывая темноту за окном. Рядом уже шумно чокались и рассказывали друг другу какие-то длинные непонятные истории. Вагон шумел ровным, сытым гулом. И Андрей чувствовал, как его отпускает страшное напряжение этих дней. Да, он всё сделал и сделал правильно, и ни о чём не жалеет. И помирился, и себя отстоял, и Эркина не подставил. Теперь, если что, то профессору придётся Эркина защищать, никуда председатель не денется. А случиться может что угодно. Потеряет вот так голову и спечётся, сгорит синим огнём, а Эркин тогда ведь за него тоже на всё пойдёт… ладно, выстрела не слышал, так о пуле не думай. Всё тип-топ, век воли не видать, едет домой не прожившись, а нажившись. И гостинцев полна сумка, и подарков…
…Одуряюще сладкие запахи, многоцветье коробочек на витрине.
– А это что такое?
– Рожки цареградские, – смеётся продавщица. – Сколько возьмёте?
– Каждого по дюжине, – сразу отвечает он.
И перед ним громоздятся коробочки, наполненные светло-жёлтыми, изогнутыми действительно как бычьи рога, тестяные конусы с изюмом, с орехами, с разными кремами, с кокосовой стружкой, и ровно по двенадцать в каждой коробочке, десять рублей коробка. Такого в Загорье и не видали, и не едали, это он точно знает…
…Пёстрая россыпь обложек книжного развала. Глаза разбегаются, всего бы набрал, и того, и другого, и третьего. Алисе – сказки, Жене… кулинарную энциклопедию, Эркину, чёрт, надо же такого, чтобы брату по душе пришлось, чтоб… о, Шекспир, сонеты, и на русском, вот это то, что надо, Эркин любит стихи, а вот он ещё антологию возьмёт, вот эту, да, «Русская поэзия, слово сквозь века». И себе… историю искусств, живопись, больно картинки хороши…
…Андрей улыбнулся воспоминанию. Сам себя за шиворот из магазина вытащил. И всё равно, уже в самом конце с лотка купил ещё о Царьграде большую книгу, с массой фотографий и рисунков. А потом ещё всякой мелочёвки: на стол поставить, на стенку повесить, Алиске ещё ленты узорчатые, уже в банты собраны с резинкой и заколкой, чтоб за волосы цеплять, Эркину перчатки, кожаные тёплые, ну, и себе такие же, а Жене шарф на шею, в загогулинах, как на том, памятном с детства, ковре…
…Он небрежно, скрывая нахлынувшее, спрашивает:
– Это называется как-то? Ну, узор, не знаешь?
И спокойное:
– Знаю. Индийские огурцы…
…Всё-то профессор знает, и спокойный, как удав, хорошо удар держит. Ни во что не вмешивается, советует только, когда спросят, а вот смотрит, не отрываясь. Вот тут чудом не сорвался. Но… сам пришёл, так что и претензии предъявлять некому. Ладно, обошлось и ладно. Курица какая мясистая, с жирком, и чай хороший, так чего ещё для жизни надо? Пожрал – поспал, поспал – пожрал. И в могилу лёг. С сытым брюхом и чистой совестью.
Съев курицу, Андрей вытер жирные пальцы о хлеб, съел и его и допил чай. Свернул бумагу вместе с костями в аккуратный свёрток и пошёл в уборную. Вагон уже затихал, готовясь ко сну, и на обратном пути Андрей зашёл к проводнику за постелью. Тюфяк, подушка и одеяло. И аж две простыни с полотенцем, а подушка уже в наволочке. Не мягкий, но получше, чем в тех, весенних поездах, когда он ехал от Рубежина в Загорье. Он опустил столик и развернул постель. Бриться на ночь он не будет: нечего выпендриваться, да и устал. Несмотря на простыни решил не раздеваться, чтоб опять же не показать себя кому-то излишне глазастому да наблюдательному. Профессора вон как от его шрамов шарахнуло, аж тарелку разбил. Андрей разулся, вытянул рубашку из джинсов, расстегнул её, расстегнул джинсы и залез под одеяло, вытянулся на спине. Ну, вот день и закончился, а до чего ж длинный, стервец, выдался.

ТЕТРАДЬ СТО ВТОРАЯ

Несмотря на плохую погоду воскресенье и без прогулки шло очень весело. Они даже в гости сходили.
Обычно Женя ходила к Норме одна, но сегодня – воскресенье и вообще… Эркин, разумеется, спорить не стал, а Алису не спрашивали. Эркин переоделся в хорошие брюки, полуботинки и белую рубашку.
– Вот так. И джемпер ещё. И всё прекрасно, – Женя поправила ему воротничок, погладила прядь на лбу и поцеловала в щёку. – Чудно выглядишь.
– Иди чудно? – попробовал пошутить Эркин, осторожно обнимая Женю.
Женя фыркнула и ещё раз поцеловала его.
– Чудно! Алиса, ты готова:
– Давно уже, – мрачно ответила Алиса.
Перспектива идти в гости к учительнице её мало радовала. Нет, мисс Джинни – училка что надо, и по английскому одни пятёрки, но она её в школе каждый день видит, и это ж как себя вести хорошо придётся, ну, никакого удовольствия от гостевания не получишь.
К радости Алисы и тайному облегчению Эркина, Джинни дома не было. Пошла к подруге – объяснила Норма, искренне обрадовавшаяся гостям. Женя вручила баночку «своего» клубничного варенья. Норма рассыпалась в благодарностях. Чай у неё уже был готов, место у камина нашлось всем. И всё было очень мило и прилично.
Стеклянный шкаф-горка с фарфоровыми и стеклянными фигурками давно притягивал Алису. Женя кивнула, и Норма с улыбкой согласилась с ней.
– Конечно, Элис, посмотри.
Алиса поставила свою чашку на столик и встала. Пока она рассматривала коллекцию Джинни, за столом шёл тот же милый разговор о всяких загорских и домовых новостях. Среди прочего Норма спросила об Андрее.
– Он поехал в Царьград, – спокойно ответила Женя.
Норма кивнула, и разговор пошёл дальше. Эркин чинно пил чай и больше слушал, чем говорил. Всё-таки Норма хоть и соседка, а леди, и её английский не давал ему забыть об этом и почувствовать себя свободно. Но раз Женя довольна… разговор его никак не задевал, чай был вкусным, бисквиты тоже, хотя у Жени печенье лучше.
Рассмотрев зверюшек, Алиса отошла к пианино. Здесь тоже стояли всякие интересные вещицы.
– Ты умеешь играть, Элис?
– Нет, мэм, – вежливо ответила Алиса. – Но я учусь петь.
– И какую песню ты выучила?
Норма встала и подошла к пианино, открыла крышку и села.
– Ну-ка, спой, Элис, я подыграю тебе.
– Вы умеете играть? – удивилась Женя.
– Когда-то училась, – Норма перебирала клавиши мягкими гладящими прикосновениями. – Потом подбирала по слуху. Ну, Элис, – Норма подбадривающе улыбнулась стоящей рядом белокурой синеглазой девочке в платье из красно-синей шотландки, словно сошедшей со страниц старинной детской книжки.
Алиса посмотрела на Женю и Эркина, вздохнула и запела. Из уважения к Норме и памятую о главном правиле вежливости: говорить на том языке, на котором к тебе обратились – по-английски. Песенку про медвежонка, что хотел съесть луну и спрашивал у мамы-медведицы, из чего на сделана.
Когда песня закончилась, все ей похлопали, и она поклонилась, как на сцене.
– Очень хорошо, Элис, – Норма ещё раз хлопнула в ладоши. – Очень хорошо поёшь.
– А Эрик ещё лучше поёт, – вдруг выпалила Алиса.
– Оу?! – удивилась Норма. – Вы поёте?
Эркин смущённо кивнул.
– Спой Шекспира, Эркин, –попросила Женя.
И это решило дело.
Норма была настолько поражена его голосом и пением, что даже растерялась и только почти машинально поддерживала аккордами. А Эркин никак не ждал, что её удивление и восторг будут настолько приятны. Он пел, а Алиса, стоя рядом и прислонясь к его плечу, тоненько подтягивала. Женя, подперев кулачком подбородок, влюблённо смотрела на них.
Спев с десяток сонетов, Эркин решил передохнуть. Норма с сожалением опустила крышку и вернулась к столу.
– Чай остыл. Я сейчас подогрею.
– Нет, спасибо, – улыбнулся ей Эркин, пение успокоило его, позволив избавиться от напряжения. – Так даже лучше.
– Давайте, я ещё вам налью, – потянулась к его чашке Норма. – Вы учились петь?
– Да нет, спасибо, – Эркин принял чашку и отпил. – Так, запоминал с голоса, и всё.
– У вас прекрасный голос, – убеждённо сказала Норма. – И слух хороший. Вам надо учиться петь. По-настоящему, понимаете?
– Мне моей школы хватает, – рассмеялся Эркин.
Поболтали ещё немного, и Женя стала прощаться.
Дома Женя сразу поцеловала дочку.
– Я себя хорошо вела? – сразу уточнила Алиса.
–Да.
– И что мне за это будет?
Женя рассмеялась.
– А если за просто так?
– Задаром одни неприятности, – серьёзно ответила Алиса.
Эркин невольно фыркнул, но Женя так же серьёзно сказала:
– Кто просит, тот получит.
И на том все разговоры о плате за хорошее поведение закончились. А воскресный вечер – это не субботний. Впереди не выходной, а рабочая неделя, и всё уже соответственно. Конечно, они и поужинали, и поиграли немного, и всё было хорошо и как положено.
Наконец, Алиса уложила кукол, собрала на завтра свой рюкзачок, совершила все вечерние умывальные ритуалы и легла.
– Целуйте меня, – распорядилась она уже с закрытыми глазами. – Я спать буду.
Женя тихонько рассмеялась, целуя её в щёку.
– Спокойной ночи, маленькая.
За Женей наклонился над ней Эркин.
– Спи, маленькая. Спокойной ночи.
– И всем спокойной ночи, – совсем сонно ответила Алиса.
Когда они вышли из комнаты Алисы, погасив ей свет и закрыв за собой дверь, Женя внимательно посмотрела на Эркина.
– Всё будет хорошо, Эркин.
– Да, Женя, я знаю, – он старательно улыбнулся ей.
За вечерней «разговорной» чашкой говорили об обычных хозяйственных хлопотах, и что Эркину нужно купить себе новую шапку-ушанку, а прошлогоднюю сделать рабочей.
– Женя, а тебе?
– У меня всё есть.
– А валенки?
– Они мне не нужны. На работе тепло, а по городу ходить сапоги и удобнее, и, – Женя улыбнулась, – и красивее.
– Хорошо, – не стал спорить Эркин. – В большую комнату будем камин покупать?
– Знаешь, я думаю, не стоит. Красивый буфет, горку… так нам туда и ставить пока нечего. Диван если только, с креслами и маленький столик, – рассуждала Женя. – И под проигрыватель тумбу.
Эркин согласно кивал.
– Пойдём в отпуск и займёмся, так?
– Конечно. Всего неделя осталась, это же не к спеху.
– Ну да, Женя.
Эркин отхлебнул чаю. Обычный разговор, обычный вечер. Всё хорошо, и если бы не тревога за Андрея… Андрей обещал вернуться. И сдержит слово, он знает Андрея, но если там обернётся всерьёз, а Андрей удержу не знает, зарывается, заигрывается, а какие игры у мышки с кошкой известно…
Но вслух об Андрее они не говорили, допили чай и легли спать. Обычный вечер, конец одной недели и начало следующей.

С утра сыпал мелкий дождь, такой холодный, что больше походил на подтаявший снег. Эркин взял с собой узел с зимней робой, натянул поверх шапки капюшон куртки.
– Женя…
– У меня зонтик, не беспокойся. Счастливо, Эркин.
Быстрый поцелуй в щёку, и Эркин ушёл. Женя захлопнула за ним дверь и заметалась в утренних хлопотах. Собрать и одеть Алиску, приготовить всё к обеду, одеться самой.
– Алиса, ты готова?
– Мам, ну, не надо плаща.
– Надо. Застегнись.
Прозрачный плащик-пелерина с капюшоном был последним её приобретением. Алисе он не нравился, так как драться в нём было очень неудобно. И для других не менее интересных дел он никак не подходил. Но спорить с мамой ещё неудобнее.
Женя помогла Алисе натянуть поверх курточки и рюкзачка плащ.
– Вот так. И не спорь.
– Я не спорю, – вздохнула Алиса.
Женя взяла сумочку, зонтик, и они вышли.
На улице было так мокро и противно, что Алисе её плащ даже понравился: под ним оказалось сухо и тепло.
Отведя Алису, Женя побежала на работу. Дождь стал жёстким и колючим, ветер обрывал последнюю листву. Неужели уже зима? Вот и отлично, кончится эта слякоть, ляжет белый чистый снег, как хорошо! Лишь бы Андрюша не задержался в Царьграде, а то Эркин совсем изведётся…
…Не один Эркин принёс сегодня зимнюю робу. Правда, для валенок ещё сыро, но пусть в шкафчике лежат и есть не просят. Под эти разговоры Эркин вместе со всеми переоделся уже в зимнее, только вместо валенок сапоги на двойной носок.
– Всё, мужики. Айда, – встаёт у двери Медведев.
Осенняя страда до Покрова, то один в отпуске, то другой, так что крутись, старшой на расстановке.
– Мороз, ты, что ль, с той недели в отпуске?
Эркин кивает и спокойно отвечает на непрозвучавший вопрос.
– В пятницу отвальная.
– Дело! – хихикает Ряха. – Вождь угощает!
– Халявщику всё в радость, – осаживает его Геныч.
А Петря заканчивает:
– Да не впрок.
– Молод ты мне указывать, – огрызается Ряха. – Молоко с губ утри.
Но и Петря не уступает.
– Своё пил, стыдиться нечего.
Конца перепалки Эркин уже не слышит: ему с Серёней и Лютычем сегодня работать, вон уже дурынды серые стоят, их дожидаются. А платформа где? На грузовик если, то туда другие грузятся.
– Вон на ту, – машет рукавицей Медведев. – На двойной крепёж.
Эркин понимающе кивает и, натягивая рукавицы, идёт к контейнерам. Лютыч на крепеже, Серёне на подхвате, не впервой, сделаем в лучшем виде.
Работал он как всегда, тщательно и сосредоточенно. Да и чего дёргаться и по сторонам глазеть, когда надзирателя нет. Это там приходилось, только успевай оглядываться, чтобы под плеть или дубинку токовую не попасть, а здесь-то…
– Крепи.
– Подвинь его. Ага, хорош.
– Серёня, паз очисть, повылазило тебе.
Рычит Лютыч, огрызается Серёня… но всё это так, без злобы, без настоящей злобы.
К обеду с контейнерами управились. И как раз: только паровоз подцепил платформу, как им на обед зазвонили.
– Айда лопать! – радостно хлопает себя по бокам Серёня.
– А то перетрудился, – хмыкает Лютыч.
Эркин смеётся и шутливо натягивает Серёне шапку на нос.
И в столовой всё, как всегда. Эркин набрал себе обед, расплатился и сел за стол с Санычем и Миняем – Колька догуливал свой отпуск. Ели не спеша, солидно. И разговор был такой же, о всяких хозяйственных делах.
Время до звонка ещё оставалось, и во двор они выходили тоже не спеша, да и куда спешить-то? Под дождь что ли? И, как обычно, на выходе они столкнулись с сеньчинской бригадой. Эркин кивнул Перу Орла и Маленькому Филину. Они ответили такими же сдержанно-приветливыми кивками. Не увидев Двукрылого, Эркин подошёл к ним.
– Хей. А Двукрылый где?
– Лежит, – хмуро ответил Перо Орла.
А Маленький Филин отвернулся. Эркин понял, и лицо его потемнело.
– Кто его?
Перо Орла твёрдо посмотрел ему в глаза.
– Перебрал и сам задрался, – ответил он, перемешивая русский и шауни.
Но Эркин продолжал смотреть, требуя ответа. Остановились поодаль, то ли поджидая его, то ли…на всякий случай и Саныч с Миняем. Эркин, на мгновение полуобернувшись, улыбнулся им. Перо Орла заметил и усмехнулся, но сказал на шауни, нарочито медленно, явно, чтобы Эркин понял.
– Это не опасно. Спасибо.
Эркин, помедлив, кивнул, и они разошлись.
Во дворе уже дребезжал звонок начала смены. Снова сыпал мелкий дождь, колючий, как подтаявшая снежная крупа. Эркин похлопал себя по бокам, глубже насаживая рукавицы. Контейнеры они сделали, теперь что?
Теперь были ящики, большие, неудобные, но без всяких предостерегающих надписей, только пометки верха и низа. Так что… не проблема.
Но он с Миняем только-только втянулись и выложили контур штабеля, как пришёл Медведев.
– Мороз!
– Чего? – обернулся Эркин.
– Пойдёшь сейчас на второй рабочий, – Медведев говорил как-то смущённо и недовольно. – Подмогнёшь там.
Эркин внимательно посмотрел на бригадира и кивнул. Недоволен Медведев, похоже даже злится, но на себя. Причину бригадирского недовольства и смущения Эркин не понимал, но привычно не стал спорить. К тому же летом в страду тоже такое бывало, может и сегодня что. Заболел, скажем, кто, вот и зашиваются. Ну да, Двукрылый же, ну, вот и понятно всё, а Медведеву тоже не с руки человека отпускать, в своей бригаде некомплект, Кольки же нет. Эркин кивнул Миняю и без спешки, но и не мешкая, пошёл на второй рабочий двор.