- Вижу батарею, - ведущий штурмовиков завалил машину крыло, рассматривая цель. – Атакуем, с выходом влево! Четвертый на тебе зенитки. Работаем! – «Илы» опустили носы, заходя на высокий, поросший акацией холм. Немцы устроились неплохо, окопавшись на двух, расположенных неподалеку друг от друга высотах, и усилив свои позиции батареей ПТО и  несколькими танками. Укрепились крепко - с утра наш авангард попытался сходу сбить противника, но все еще дымящиеся остовы двух тридцатьчетверок говорили, что атака не удалась. Пришло время поработать авиации...
Отход немецких войск к Днепру был планомерным и четким. Отступали немцы грамотно, от рубежа к рубежу, расчетливо выигрывая время необходимое для вывоза награбленных ценностей и подготовки новых позиций. Местность обороне благоприятствовала: овраги, реки, цепь многочисленные высоты и населенные пункты – все это усиливалось инженерными сооружениями, основательно укреплялось, заполнялось войсками.  Пока наши войска пробивали такой оборонительный узел, в тылу, километров двадцать-тридцать западнее, спешно создавался аналогичный и задержав советские войска на день-два, немцы, под прикрытием сильных арьергардов, отходили на новую, уже подготовленную позицию.
С верхушки холма, лысого и удивительно ровного – словно срезанного гигантским ножом ударили зенитки, к штурмовикам потянулись тающие шнуры трассеров. Звено «Илов» отстрелялось по «лысине» РСами и зенитки притихли. Потом они попробовали было снова огрызнуться, но вершину отработали «сотками» и до конца штурмовки немецкие зенитчики больше себя не проявляли. Потом досталось расположенной на обратном скате высотки батарее ПТО, после бомбежки там что-то сильно взорвалось, сквозь дым проступили очертания изувеченного орудия. Разобравшись с пушками «Илы» принялись за пехоту,  поочередно обрабатывая траншеи пушечно-пулеметным огнем. От балки, где скапливались советские войска, к высотке уже пылили тридцатьчетверки, бежали цепи пехоты – наши не собирались упускать столь благоприятный момент для атаки.
Виктор оторвался от красот уничтожения вражеского арьергарда и зашарил глазами по небу. Пара Ларина отыскалась справа выше - на фоне солнца она была почти не видна. Слева метрах в ста болталась «Лавочка» Рябченко, справа летели Кот с Остряковым. Кроме «Илов» у земли и их шестерки в воздухе больше никого не было и это радовало. Вновь мазнул взглядом, по холму – позиции ПТО молчали, пехота, попавшая под удар с воздуха, огрызалась слабо. Потом увидел в чахлой посадке за холмом какое-то странное шевеление, вгляделся.
- Река семь, вижу технику противника! В посадке, слева, – закричал он, -  Смотри!
Из-посадки выполз приземистый, покрытый камуфляжной краской танк, повел башней с длинным, тонким стволом. Рядом показался второй.
- Дед, принял вас! Вижу. Атакуем пушками с выходом влево! Четвертый, смотри зенитки…
По танкам штурмовики сделали два захода, буквально засыпав бронированные машины градом пуль и снарядов, потом обработали огнем посадку и потянули домой. Видимо их ведущий прибрал обороты, потому что группа собралась очень быстро и возвращалась компактным строем, а не бесформенным, растянувшимся роем, как Виктор не раз наблюдал ранее. Они благополучно пересекли линию фронта, довели штурмовиков до их аэродрома и, покачав на прощанье крыльями, повернули к себе.
Настроение у Саблина немного улучшилось – прикрывать штурмовиков он не любил и то, что все обошлось благополучно, не могло не радовать. Хорошо еще, что немецкая авиация в последние появлялась редко – сегодня он был не в самом лучшем состоянии, чтобы вести бой. До аэродрома оставалось километров тридцать, и он уже представлял себе как пройдется по траве разминая ноги, как напьется холодной и вкусной воды. Мысль о воде отозвалась слабой болью в затылке - вчера он все-таки злоупотребил и по-хорошему лететь бы сегодня не стоило…
- Двадцать четвертый, - раздался по радио шубинский голос, - к аэродрому подходят «Хейнкели» и «Мессера». Двадцать четвертый…
- Принял! Подходим!
Бомбардировщики он увидел издалека – три девятки шли клином, метров на пятьсот ниже, неторопливые и невозмутимые. Выше их висела четверка истребителей, внизу километрах на двух кипел бой, видимо Шубин успел поднять полк и «Лавочки» схлестнулись с «Мессерами» прикрытия. В эфире царил хаос и Виктор решил действовать самостоятельно, не дожидаясь подсказок с КП.
«Хейнкели» шли встречным курсом – видимо, заранее развернулись на нашей территории, чтобы ускорить отход от цели. Они  почему-то пролетели мимо полкового аэродрома, и их первая девятка вывалила свой груз на расположенную километрах в трех от взлетной полосы  деревню. Ее сразу заволокло  пылью и дымом, а Виктор вдруг вспомнил, что там стояла какая-то танковая часть, и весь вечер оттуда доносился шум моторов.
- Двадцать второй прикрывай! Девятнадцатый, бьем ведущего! Атака! – закричал он, - стараясь перекричать гвалт эфира. Бой внизу превратился в натуральную свалку – участников там явно прибавилось. «Мессера» вверху спешно набирали высоту, и пара Ларина тоже потянула вверх, стараясь не отдавать преимущество. Вторая девятка вот-вот должна была отбомбиться, но тут Виктор был бессилен – расстояние было еще слишком далеко. А вот третью девятку они атаковать успевали.
Ракурс для атаки был неудобен, но на выбор другой позиции уже не было времени и Виктор прильнул к прицелу, матерясь на его неудобное расположение. Носовые стрелки  начали бить еще издалека,  огрызаясь огнем, и он видел, как к истребителю потянулись разноцветные жгуты, сплетенные из трассирующих снарядов. Вражеская девятка летела им лоб в лоб курсом, так что отбивать атаку могла только огнем люковых пулеметов, но что их огонь против залпа «Лавочки»…
Застучали пушки, трассы прошла немного ниже и он чуть довернул.  Увидел, как блеснула звездочка попадания на левом крыле у мотора и дал правую ногу. Немецкая машина промелькнула совсем рядом, едва не зацепив,  Виктор навалился на ручку, уходя от столкновения, успел увидеть как последние снаряды взрываются в кабине «Хейнкеля», как окутывается дымом его мотор и винт превращается в серый диск, замедляясь... 
Довольный собой, Саблин потянул на горку, обернулся, и губы непроизвольно растянулись в ухмылке. Атакованный им бомбардировщик горел, выплевывая длинный язык пламени из левого крыла и все сильнее кренился на  битое крыло. Остальные бомбардировщики разворачивались, не доходя до цели, и за одним из них тянулся шлейф дыма. Атака оказалась очень удачной, но нужно было закрепить успех. Он довернул, оставляя вражеские машины слева внизу и выбирая очередную жертву…
- Дед! – в разноголосицу эфира пробился голос Ларина, - дед, худой на хвосте.
Виктор завертел головой, потом догадался дать ногу, и тут что-то громко щелкнуло, кто-то сильно дернул его за волосы, а на голову словно брызнули кипятком. Он дернул ручкой, сваливая машину в бочку, по лицу мазнуло холодом сквозняка, и он увидел в приборной доске, чуть ниже указателя оборотов дыру. Справа выше мелькнула тень и вверх, оставляя позади черный след форсируемого мотора, выскочил мессер. Он прошел так близко, что Виктор успел разглядеть на его борту черный, в белой окантовке сдвоенный треугольник и изукрашенный отметками о победах хвост. Он засмотрелся на этого «Мессера, потом вдруг вспомнил про его ведомого и снова навалился на ручку, уклоняясь. Сердце ухнуло куда-то вниз, и Виктор подумал, что если сейчас его почему-то не убьют, то пить накануне полетов он не будет никогда.
Ведомый проскочил слева ниже, ему, судя по всему, было не до атак – сзади, поливая из пушек, гналась пара Ларина. Другая пара мессеров дралась с парой Кота, и Саблин понял,  что возможно он некоторое время еще поживет. Самолет вроде был цел, только заднее бронестекло оказалось пробитым и сияло белым крошевом. Противно саднила шея и голова.
- Двадцать второй, принимай командование. Я подбит. 
Бомбардировщики уже разворачивались, удирая, подбитый немного приотстал, переместившись из головы строя к хвосту. Далеко слева набирала высоту четверка мессеров, атаковавший его  истребитель тоже тянул вверх.
- Двадцать шестой, бьем бомбардировщики! Замыкающего... –  Он опасливо поглядел на верхнего «Мессера», увидев, что тот пока не атакует, довернул, заходя на отстающую машину. Голову по-прежнему саднило,  пот, щипая, заливал глаза.  Виктор попробовал смахнуть его рукой, но не получилось, зато увидел на перчатке кровь. Желание атаковать бомбардировщика растворилось, но он все-таки издалека обстрелял подбитую машину, и сразу потянул наверх. Огонь Кольки оказался точнее – ведомый бил метров с пятидесяти, разбив «Хейнкелю» второй мотор.
Потом бой быстро закончился. Мессера куда-то исчезли, бомбардировщики тоже и Виктор пошел на посадку. Кровь заливала глаза все сильнее, он пытался вытирать, но все больше размазывал. На полосу он плюхнулся с большим перелетом, вдобавок отказали тормоза, и он едва не разбил машину, выкатившись за пределы аэродрома. Сдвижную часть фонаря заклинило, и как он не бился, открыть и вылезти из самолета не получалось. Потом набежала толпа техников,  фонарь разбили, Саблина словно пробку выдернули из кабины и куда-то потащили. Вдруг оказалось, что он сидит на земле, вокруг белеют любопытные лица, а Синицын, с сосредоточенно-деловым видом ковыряется у него в голове. Увидел до ужаса перепуганную Таню, Палыча с трясущимися руками, Рябченко, в глазах которого был испуг, а с лица так и не сошла глупая ухмылка.
- Чего собрались? – Синицын, наконец, прекратил осмотр раны и Виктор увидел, что руки у него перепачканы кровью. – Помогите отнести товарища командира в машину. Давайте, пошевеливайтесь…
Уже после, когда Виктора затащили в только что установленную палатку медпункта и стали обрабатывать голову, врач захихикал:
- Хорошо, Витька, быть тупым. Тебе в голову бронебойный снаряд попал. Нормального человека сразу бы убило, а у тебя он кость не пробил.
- А ты и рад, коновал, - огрызнулся Саблин. – Чего там? Рассказывай…
Ну,  - посмурнел Синицын,  - если серьезно, то тебя крошкой бронестекла нашпиговало. Пуля броню пробила и рядом с головой прошла, а вот осколки достали. Шлемофон помог – сам в лоскуты превратился, а скальп тебе сохранил. – Он усмехнулся. – А теперь терпи, буду осколки вынимать…