VIII
Утро началось неожиданно бодро; его не смогла испортить даже принесённая на завтрак каша. Те, кто думает, будто бы рисовая размазня без соли - это изобретение советских больниц, горько ошибается - а попробуйте-ка ровно то же самое, но на воде вместо молока!
А вот голова почти совсем не болела. И тошнота волшебным образом прошла - я выяснил это, после того, как героически отказавшись от утки, отправился в гальюн. Ничего, дошёл - и даже не пришлось по дороге хвататься за спинки чужих коек. Вестибулярка после вчерашнего потрясения, опять в норме.
Мило улыбнувшись добровольной сестре, бдившей у трапа, я выкарабкался на верхнюю палубу. Тяжёлый артиллерийский грохот висел над рейдом; я с удивлением осознал, что находясь внизу, совершенно перестал замечать его - непрерывная пушечная стрельба сделалась непременной частью звукового фона, и, прекратись она хоть на минуту - это стало бы таким же сильным раздражением для слуха, как и внезапный близкий взрыв в мирное время.
Но здесь, на верхней палубе парохода, грохот выстрелов и разрывов оказался много сильнее. На фоне Золотой горы, в километре примерно от «Монголии» рисовались громоздкие силуэты «Севастополя» и «Победы»; чуть дальше виднелся пострадавший вчера «Пересвет». Стволы главного калибра были обращены в сторону «Нового города; из орудий раз за разом вымётывали огромные языки пламени, дым затягивал броненосцы. Эскадра перекидным огнём нащупывала позиции осадных мортир. Те отвечали - вокруг линейных махин то и дело вставали высокие грязно-пенные столбы воды, расходясь по воде бурлящими кругами. На моих глазах угодило в госпитальный транспорт «Ангара», стоявший ближе к нам. Бомба попала в полубак; оттуда поднялся столб пыли, полетели обломки, но японский снаряд, по счастью не взорвался. Позже я узнал, что он даже не причинил особых повреждений - многопудовая чугунная дура пронизала палубу, снесла форпик с боцманским имуществом и зарылась в груду угля. Так и лежит там до сих пор, а «ангарские» всё гадают, как избавиться от опасного подарочка - не дай Бог, рванёт, беды не оберёшься...
На самой «Монголии» к обстрелу относятся философски - если ничего не можешь сделать, то и напрягаться не стоит. Добровольные сёстры, врачи, вздрагивали, когда очередная бомба ложилась в опасной близости от парохода; матросы матерно комментируют очередной «гостинчик» генерала Ноги.
На верхней палубе полно выздоравливающих, да и просто ходячих раненых; курят, сплёвывают за борт. И, конечно - разговоры.
Еда, провиант вообще - главная тема. Запасов в крепости всё меньше - в магазинах уже распродают лежалые консервы. На позиции ввлели три скоромных дня в неделю - дают по трети банки тушёнки на брата, а в остальное время - постный борщ, сдобренный постным же маслом. Главная тема - надоела китайская еда, рис, который дают взамен гречневой каши. Хорошо, если заправят маслом и луком, а так - жри пустой рис, как китайцы жрут...
Господам офицерАм тоже несладко - разве что на позициях у Ляотешаня можно прикупить порой перепелов у местных китайцев, но это уже деликатес. А так - приходится питаться из солдатского котла; много лучше тем, кто столуется в городе.
Перепела, понятно? Консервы у них лежалые, вот трагедия... рис вместо гречки! Чтобы я ещё хоть раз поверил историческим романистам...
Несмотря на обстрел, катер бодренько проковылял через бухту, волоча на буксире одну из санитарных шаланд - начался приём раненых из береговых госпиталей. Из беседы санитара с матросом, караулившим сходни, я узнал, что «Япошка совсем озверел - так и содит, так и содиит по городу! Сегодня с утра попало в здание Сводного госпиталя - убило и покалечило аж двадцать семь человек, и больничной прислуги, и раненых на излечении. И здесь достали проклятые самураи!»
Я мысленно ахнул - а Галина? В нашей реальности она пережила осаду, но ведь здесь всё могло поменяться? Потом, правда успокоился, вспомнив название её госпиталя - седьмой солдатский.
На «Монголию» с баркаса подали раненого японца. Раненые загомонили; санитары, решительно расталкивая зрителей, поволокли носилки в низы, по дороге объясняя (естественно, по японской матери), что раненый этот - волонтёр, доктор, подобранный нашими стрелками на гласисе одного из фортов после атаки японцев. Раненый этот будто бы, поведал, что микадо стал посылать в армию Ноги тех своих подданных, которые рискнули громко выражать неудовольствие войной. Это что же, значит - штрафбат по японски? Интересненько... а я-то думал, они все сплошь фанатики...
И, конечно - наши перебежчики. Дезертиры, то есть - те, что бежит к японцам. Нет, я знал, что антисемитизм в благословенном Отечестве цветёт и пахнет, но чтобы настолько! Все сплошь уверены что бегут к неприятелю исключительно солдаты-евреи; вот и недавно дезертировал сапер Лазарев, из евреев-кантонистов. Мрак и туман, в-общем. Средневековье.
Что ещё? Куропаткин будто бы окружил японскую армию у Ляояна и намеревается дать сражение. Ага, как же, дождётесь вы! В Артур прибыли три шаланды со снарядами, а вот беглого мясоторговца Исаева японцы, наоборот, будто бы сцапали вместе с семьёй, продержали неделю в плену, но затем отпустили. По общему мнению - откупился, япошки тоже деньгу любят.
Китайцы поголовно бегут из города; на улицах скапливаются зловонные груды отбросов, ихх никто не убирает, и по китайским кварталам скоро невозможно станет ходить.
Последнее известие уже не относилось к категории слухов - молодой веснушчатый стрелок, раненый в ногу, громко читал из газеты очередное распоряжение генерала Стесселя:
«Тифъ увеличился, причина извѣстная и постоянная — вода, а я прибавлю и свинство, грязь, загаживаніе мѣстности, отправленіе естественныхъ надобностей повсемѣстно; какая-то особая халатность ко всему; посмотрите, что дѣлается возлѣ колодцевъ, вѣдь стоитъ зеленая грязь. Особенную клоаку представляютъ: оврагъ, ведущій отъ завода Ноюкса казармы 10-го полка, гдѣ теперь моряки, здесь у самых ворот все выбрасывают. Где наша славная санитарная комиссия, которая в мирное время исписала цѣлыя тома бумаги, а сама теперь ни за чѣмъ не смотритъ; гдѣ городской голова, первый отвѣтчикъ за санитарное состояніе города, гдѣ полиція? Не дѣлая ничего, кромѣ, разумѣется, маранія бумаги, содержаніе продолжаютъ получать полностью. Приказываю строго и въ послѣдній разъ городской администраціи немедля всѣ привести въ порядокъ, иначе предамъ военному суду за неисполненіе своихъ обязанностей. Городскому головѣ подполковнику Вершинину ежедневно подробно осматривать городъ, считая это главнымъ, а не писаніе бумагъ...»
Раненые внимательно слушали, обступив со всех сторон, но особого осуждения на их лицах что-то не заметно. Ну грязь и грязь, дело привычное. Когда это в Расее-матушке начальство давало себе труд улицы вовремя убирать?
Что-то мне всё это напоминает....





Отредактировано Ромей (29-07-2015 11:13:31)